Предыдущий | Оглавление | Следующий

КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ

(I, 1) Так как о теле и о душе уже было упомянуто, то я все же попытаюсь, насколько я, в скудоумии своем, это вижу, разъяснить сущность и того, и другого. Я нахожу нужным взять на себя эту задачу более всего по той причине, что Марк Туллий, муж выдающегося ума, попытавшись сделать это в своей четвертой книге о государстве, ограничил обширный материал узкими пределами, слегка коснувшись его краев, а дабы его никак не извиняли в том, что он не проследил этого вопроса до конца, он сам заявил, что у него не было недостатка ни в доброй воле, ни в старании. Ибо он сам в своей первой книге о законах, мимоходом коснувшись этого вопроса и подведя итог, говорят следующее: Сципион, мне кажется, достаточно ясно изложил этот вопрос в тех книгах, которые вы прочитали (Лактанций, «De opificio Dei», I, 11–13).

...и сам ум – тот, что грядущее предвидит, прошедшее помнит, ...(Ноний, 500, 9).

...И в самом деле, если нет человека, который не предпочел бы смерть превращению в какое-либо животное,– даже если бы он при этом сохранил человеческий ум,– то насколько более жалок удел, сохраняя человеческий образ, быть в душе зверем! Мне лично это кажется уделом более жалким

Цицерон. Диалоги. О государстве. О законах. – М., Наука. 1966. – С. 71

настолько, насколько душа выше тела (Лактанций, «Instil, div.», V, 11, 2)[1].

...он не думает, что имущество агнца и имущество Публия Африканского представляет собой одинаковую ценность (Августин, «Против Юлиана Пелаг.», IV, 12, 59).

...и это же тело, становясь на пути как препятствие, создает ночной мрак для счета дней и для отдыха от трудов (Ноний, 234, 14).

...И когда осенью земля раскроется, чтобы принять семена, зимой разрыхлится, чтобы их сохранить, а в летней зрелости одно размягчит, а другое высушит, ...(Ноний, 343, 20).

...когда они поручают скот пастухам... (Ноний, 156, 16).

(II, 2) СЦИПИОН.– ...влияние. Как разумно распределены сословия, возрасты, разряды, всадники, вместе с которыми подают голоса и сенаторы! Впрочем, есть уже немало людей, неразумно желающих упразднения этого полезного порядка. Они добиваются новой раздачи денег на основании какого-то плебисцита насчет возврата коней[2].

(III, 3) Теперь оцените, сколь мудро предусмотрено все остальное; ведь имелось в виду общество граждан, которые должны были жить счастливо и в почете. Ибо в этом и заключается первое основание для объединения людей[3], и оно должно создаваться в соответствии с государственным устройством, отчасти в силу обычаев, отчасти на основании законов. Прежде всего было решено, чтобы для свободно-рожденных воспитание детей не было ни строго определенным законами, ни установленным от имени государства, ни единым для всех, между тем как греки напрасно затратили на это много стараний: а наш гость Полибий[4] именно за это упрекает наши установления в невнимании; ибо...

...существовал обычай назначать поступавшим в войска телохранителей, дабы они руководили молодыми людьми в течение первого года их службы (Сервий, к «Энеиде», V, 546).

...не только в Спарте, где мальчиков учат похищать и воровать[5]... (Ноний, 20, 12).

...для юношей было позором, если у них не было любовников... (Сервий. к «Энеиде», X, 325).

(IV, 4) Сципион.– ...[запрещалось, чтобы] юноша обнажался[6]. Столь издалека проистекают, так сказать, основания стыдливости. Что касается упражнений юношества, то как неразумны они в гимнасиях! Как легка пресловутая военная служба эфебов![7] Как вольны и свободны прикосновения и проявления любви! Не стану говорить об элейцах и фиванцах, у которых страсть даже пользуется дозволенной и ничем не стесняемой вольностью, если она обращена к свободно-рожденным[8]. Сами лакедемоняне в любви к юношам позволяют все, кроме бесчестия, и отгораживают то, что запрещают, лишь очень тонкой стенкой; ибо они допускают объятии совместное спанье, если между людьми положены плащи.

Цицерон. Диалоги. О государстве. О законах. – М., Наука. 1966. – С. 72

ЛЕЛИ И.– Я прекрасно понимаю, Сципион, что ты, когда речь идет об этих учениях греков, которые ты осуждаешь, предпочитаешь оспаривать постановления самых знаменитых государств, но только не спорить со своим дорогим Платоном, которого ты даже не упоминаешь,– тем более, что...

l(V, 5) Слушатель Сократа, Платон, которого Туллий называет богом философов и который, один из всех, в своей философии более других приблизился к истине, все же, не зная бога, во многом допустил большие ошибки и заблуждался сильнее, чем кто-либо другой, и прежде всего в том, что потребовал в своих книгах о государстве, чтобы у всех все было общим. Что касается имущества, то это еще терпимо, хотя и не справедливо; ибо никому не должно ни повредить, если у него благодаря его усердию есть больше, ни послужить на пользу, если у него по его же вине меньше. Впрочем это, как я уже сказал, еще возможно как-то перенести. Но будут ли общими также и жены, также и дети? Тогда не будет никакого различия по крови, не будет ни определенного рода, ни семьи, ни родства, ни свойства; нет, все будет перемешано и неразличимо, как в стадах скота. Мужчины будут лишены воздержности, женщины – целомудрия. Какая возможна и в тех, и в других супружеская любовь, когда в них нет определенного и особого расположения друг к другу? Кто станет чтить отца, не зная своего происхождения? Кто будет любить сына, которого считает чужим? Более того, Платон даже сохранил за женщинами доступ в курию, разрешил им военную службу, магистратуры и империй. Сколь несчастлив будет город, в котором женщины присвоят себе обязанности мужчин! (Лактанций, Эпитома, 33[38], 1–5).

...а наш Платон пошел еще дальше, чем Ликург; ведь он требует, чтобы все было общим достоянием, дабы ни один гражданин не мог назвать ни одной вещи своей собственностью или принадлежащей лично ему[9] (Ноний, 362, 11).

...Да, и туда же, куда Платон высылает Гомера, украшенного венками и умащенного благовониями, из того города, который он создает себе в своем воображении[10], ... (Ноний, 308, 38).

(VI, 6) ...Замечание цензора почти не наносит осужденному ущерба, кроме того, что заставляет его покраснеть. Поэтому, коль скоро все это решение касается только доброго имени, то наказание и называется «утратой доброго имени» (Ноний, 24, 5).

...государство, как говорят, впервые ужаснулось от их суровости (Ноний, 423,4).

...и к женщинам не следует приставлять блюстителя, каковые обыкновенно назначаются у греков, но должен быть цензор, который мог бы обучать мужей обращению с женами (Ноний, 499, 13).

...Столь большую силу имеет воспитание скромности: все женщины обходятся без вина (Ноний, 5, 10).

...Также если у женщины была дурная слава, то родичи не целовали ее (Ноний, 306. 3).

Цицерон. Диалоги. О государстве. О законах. – М., Наука. 1966. – С. 73

...Таким образом наглость [petulantia] получила свое название от слова «просить» ipetere], навязчивость (procacitas] – от слова «попрошайничать» [ргосаге], то есть «требовать» [poscere] (Ноний, 23, 17 и 21).

(VII, 7) Я не согласен с тем, чтобы один и тот же народ и повелевал всем миром, и собирал в нем пошлины. Но наилучшим источником дохода как в частных хозяйствах, так и в государстве я считаю бережливость (Ноний, 24, 15).

Сооружение театров, портиков и новых храмов я осуждаю с некоторой сдержанностью из уважения к Помпею[11], но этого не одобряют ученейшие мужи, как сам Панэтий, которому я в этих книгах во многом следую, хотя и не перевожу его, а также и Деметрий Фалерский, порицающий Перикла, первого человека Греции, за то, что он истратил много денег на великолепные Пропилеи. Впрочем, я тщательно рассмотрел весь этот вопрос в книгах о государстве, которые я написал (Цицерон, «Об обязанностях», II, 60).

...Верность [fides], мне кажется, получила свое название потому, что сказанное делается (Ноний, 24, 11).

...В гражданине высокого положения и в знаменитом человеке льстивость, угодливость и честолюбие, по моему мнению,– признак ничтожности (Ноний, 194, 26).

Все те, которые стараются приобрести уважение людей, устраивая для них угощения и пирушки и тратя деньги, открыто дают понять, что лишены истинного блеска, придаваемого доблестью и достоинством (Помпеи Трог).

Останови на короткое время свое внимание именно на книгах о государстве, из которых ты почерпнул свое чувство преданнейшего гражданина, так как для честных людей не существует меры или предела в их заботах об отечестве, останови свое внимание, заклинаю тебя, и посмотри, сколь великая хвала воздается в них бережливости, воздержности, а также « верности узам брака и чистым, добропорядочным и честным нравам (Августин, Послания, 91, 3).

(VIII, 8) Я восхищаюсь изысканностью, не только содержания, но и слов. «Если они ссорятся»,– говорится там[12]. Столкновения между благожелательно настроенными людьми (не тяжба между недругами) называются ссорой... Итак, закон считает, что соседи ссорятся между собой, а не ведут тяжбу (Ноний, 430, 29).

...такие же пределы существуют для человеческих забот и жизни; так, согласно понтификальному праву, неприкосновенность места погребения... (Ноний, 174, 7).

...я так как они оставили непогребенными тех, чьих тел они не смогли найти в море из-за сильной бури, то они, хотя и были невиновны, были казнены[13] (Ноний, 293, 41).

...и в этом споре я встал на сторону не народа, а лучших людей... (Ноний, 519, 14).

Цицерон. Диалоги. О государстве. О законах. – М., Наука. 1966. – С. 74

...Ведь не легко противодействовать сильному народу, если держишь его в полном или в почти полном бесправии (Приециан, XV, 4, 20).

...О, если бы я предсказал ему будущее правильно, надежно и обстоятельно! (Ноний, 469, 16).

(IX, 9) Всякий раз, как до них дойдут крики и одобрение народа, словно он, так сказать, великий и мудрый наставник, то какую напускают они темноту, какие опасения внушают они, какие страсти разжигают![14] (Августин, «О государстве божьем», II, 14).

Цицерон говорит, что, проживи он даже две жизни, у него все же не нашлось бы времени прочитать лирических поэтов (Сенека, Письма, 49, 5).

(X, 10) СЦИПИОН.–...Так как они считали сценическое искусство и театр вообще позорящими человека, то они постановили, чтобы такие люди не только были лишены почета, подобающего другим гражданам, но даже подлежали исключению из трибы на основании порицания цензора[15] (Августин, «О государстве божьем», II, 13).

(11) СЦИПИОН.– Комедии, если бы обычаи повседневной жизни не терпели их, не могли бы заслужить одобрения зрителей своими позорными представлениями. [Лакуна] ...кого комедия не затронула, вернее, не терзала? Допустим, что она задела народных вожаков, негодяев, питавших мятежные намерения по отношению к государству,– Клеона, Клеофонта, Гипербола[16]. Стерпим это, хотя было бы лучше, если бы порицание таким гражданам высказал цензор, а не поэт, то оскорблять Перикла после того, как он уже в течение многих лет, пользуясь величайшим авторитетом, во времена мира и войны стоял во главе своего государства, и произносить эти стихи на сцене было не более пристойно, чем если бы наш Плавт или Невий захотели поносить Публия и Гнея Сципионов[17], а Цецилий[18] – Марка Катона.... (12) Напротив, наши Двенадцать таблиц[19], назначив смертную казнь лишь за очень немногие преступления, признали нужным назначить ее также и в том случае, если кто-нибудь станет распевать или сложит песню, поносящую и позорящую другого человека. Превосходно; ибо наша жизнь должна подлежать суду магистратов и рассмотрению по закону, а не суду поэтов, и мы должны выслушивать хулу только при условии, что нам позволят отвечать и защищаться в суде. ...Древние римляне не соглашались на то, чтобы кого бы то ни было, при его жизни, на сцене восхваляли или порицали (Августин, «О государстве божьем», II, 9).

Предыдущий | Оглавление | Следующий