Предыдущий | Оглавление | Следующий

Глава I. Право: целое и части

§ 1. Зарождение и развитие идей «публичного» и «частного» в праве

Позитивно существующее и действующее право является однородным и целостным явлением. Налицо громадный нормативный массив. В то же время разное правопонимание и подходы к его систематизации, к определению юрисдикции различных органов государства побуждают к делению права на части или разделы. К этому же приводят причины правотворческого и правоприменительного свойства. Мыслители и «творцы права» давно ощутили эту потребность, и история права давала свои ответы на вопрос, как ее удовлетворить.

А. Истоки понимания права и его отличия от закона, соотношения права с обществом, государством и личностью можно найти в трудах древнегреческих мыслителей. Государство рассматривается как согласованное правовое общение его членов, как выражение общего интереса свободных членов. Право, по их мнению, первично по отношению к позитивному законодательству и устанавливается природой.

В диалоге «О законах» Цицерон, как и другие римские деятели, трактует закон как заложенный в природе высший разум, велящий совершать то, что следует совершать, и запрещающий противоположное. Этот разум, укрепившийся в мыслях человека, и есть закон. Принятые людьми позитивные законы должны соответствовать естественному праву[1]. И тем не менее в Римской империи с ее динамичным строем постепенно формируется строгое представление о природе права как своего рода системы. Напомним, что современное понятие гражданского права не совпадает с понятием гражданского права в Риме. Там существовало цивильное право как сугубо национальное и наиболее древнее право, регулировавшее имущественные отношения только между римскими гражданами. Для него были характерны строгий формализм, консерватизм и национальная ограниченность. Законы XII таблиц служили главным источником римского права.

Тихомиров Ю.А. Публичное право. Учебник. – М.: БЕК, 1995. С. 2

Постепенно, по мере расширения торговых и иных отношений Рима с другими народами, возникла необходимость другой правовой системы – права народов как разновидности римского права. Оно было более подвижным. Формируется преторское право как продукт деятельности преторов и других магистратов, дополнявших своими актами и решениями первые две системы. Все три системы в совокупности и составляли римское гражданское право, и в результате сближения и слияния сложилось в дальнейшем единое понятие римского частного права[2].

Одновременно, рядом с частным правом, относящимся к пользе отдельных лиц, существует публичное право. Римский юрист Ульпиан характеризует его как право, относящееся к положению Римского государства. Критерием различения частного и публичного права служит интерес – для частного преимущественное значение имеют интересы отдельных лиц, их правовое положение и имущественные отношения, для публичного главными являются государственные интересы, правовое положение государства, его органов и должностных лиц, регулирование отношений, имеющих ярко выраженный общественный интерес. Устойчивость сфер и методов правового регулирования, критериев их различения объясняет нам жизнеспособность деления права на частное и публичное. Оно было отражено в последующих зарубежных правовых системах то в отчетливом виде, то в виде идей правового государства, то в виде идей общественного договора.

В. В русском праве ввиду его специфики и заметного удельного веса обычаев и «общинного права» деление на публичное и частное право исторически не было выражено столь отчетливо, как в других государствах[3]. Лишь в XIX в. внимание к этому вопросу получает дополнительные импульсы ввиду нарастающего интереса прогрессивной общественности к идеям конституционализма и введения системы законов

Известный русский юрист Н.М. Коркунов дал обстоятельную характеристику развития идей публичного и частного права применительно к российской истории. Воспроизведем ее в том

Тихомиров Ю.А. Публичное право. Учебник. – М.: БЕК, 1995. С. 3

виде, как она была выражена в многократно переиздававшихся «Лекциях по общей теории права»[4]. Коркунов пишет, что римляне сводили различие частного и публичного права к различию охраняемых интересов, различая именно интересы частные и общие. Но большинством юристов уже давно это деление было признано несостоятельным. Выставленное римлянами различие представляется неопределенным и не достигает цели: разграничить и определить различные области права. Так, прежде всего нельзя противополагать интересы общие и частные. С одной стороны, интересы только и существуют у отдельных людей, так как только люди суть действительные реальные элементы общежития. Общий интерес есть не что иное, как та или другая совокупность частных интересов. В этом смысле можно сказать, что все право установлено ради охраны интересов отдельных лиц, т.е. частных интересов. С другой стороны, правовая охрана дается только тем интересам отдельных лиц, которые имеют более или менее общее значение или потому, что они общи целой группе лиц, например охрана интересов врачей, или потому, что данный интерес есть интерес хотя одного отдельного лица, но занимающего в обществе такое положение, что его интерес получает общее значение, например интересы монарха. В таком смысле, наоборот, можно сказать, что всякое право охраняет общие интересы.

Конечно, можно различать более или менее общие интересы. Но не говоря уже об относительности и неопределенности такого различия, оно не соответствует действительному различию частных и публичных отношений. Нельзя сказать, чтобы публичное право касалось всегда более общих, частное – менее общих интересов.

Неудовлетворительность римской классификации и главным образом ее неопределенность вызвали целый ряд попыток исправить ее, дать ей более определенную формулировку, причем исходят, как из основания, из различия понятий частного и общего, но облекают это различие в другую форму.

Между этими попытками прежде всего обращает на себя внимание классификация Савиньи. Его систему можно назвать телеологической. Она представляет модификацию римской классификации. У Улъпиана основой классификации являлось

Тихомиров Ю.А. Публичное право. Учебник. – М.: БЕК, 1995. С. 4

различие интересов, смотря по тому, разграничиваются ли в данном отношении частные или общие интересы Савиньи и Шталъ различают юридические отношения по их цели. «В публичном праве,– говорит Савиньи,– целое является целью, а отдельный человек занимает второстепенное положение; напротив, в частном праве отдельный человек является целью, а целое (государство) – средством». То же почти говорил и Шталь: одни юридические отношения имеют целью, задачей удовлетворение потребностей отдельного человека, другие – соединение людей в одно высшее целое и регулирование их жизни в этом единстве.

Это различение юридических отношений по субъектам, являющимся их целью, было развито полнее Иерингом. Но, развив его, он вместе с тем указал и истинное значение этого различия. Он различает юридические отношения по субъектам не та на три класса: дестинатарием служит или отдельное лицо, или общество, или государство. Но он не кладет эти различия в основу системы права. Напротив, он указывает, что каждый отдельный институт может иметь дестинатарием то отдельное лицо, то общество, то государство. Так, например, собственность может быть или частной, или общественной, или государственной. И действительно, это различие не может быть принято основанием системы права, так как система предполагает классификацию институтов, а не тех форм, какие может последовательно принимать один и тот же институт.

Классификация Савиньи и Шталя представляет попытку соединить и классификацию по интересам, охрана которых есть цель права, и классификацию по различию положения субъекта как самостоятельного индивида или как члена общественного организма.

Неудача попыток исправления римской классификации права побудила некоторых русских юристов отказаться от выставленного римскими юристами основания различения частного и публичного права и поискать взамен его другое. Одни из них полагают, что основанием различия частного и публичного права должно быть признано различие экономических, имущественных интересов и интересов, не имеющих экономического значения. Другие ищут основания этого различия в том, будто частное право есть право распределения. Первого из этих воззрений держатся Мейер, Умов и в особенности Кавелин. Последнее было поддержано Цитовичем.

Тихомиров Ю.А. Публичное право. Учебник. – М.: БЕК, 1995. С. 5

Попытки найти основание для различения частного и публичного права в различии содержания юридических отношений оказываются неудачными. Да и вообще различие интересов, составляющих содержание юридических отношений, следует признать непригодным для обоснования классификации правоотношений. Мы уже указывали, что юридический характер в людских отношениях имеют особенно их формы, а их содержание то же, что и бытовых отношений. Так как юридическая норма определяет не самые интересы, а только разграничение фактически существующих интересов, то и основное значение имеет для различия юридических отношений не то, какие в них интересы разграничиваются, а то, как они разграничиваются.

Невозможность найти в содержании юридических отношений основания для различения частного и публичного права подтверждается еще и тем, что история права представляет нам примеры того, как одни и тe же по своему содержанию отношения получили то частно-правовую, то публично-правовую форму. Так, например, в средние века многие права власти составляли лишь придаток частного права землевладения.

Различие частных и публичных прав, по мнению Еллинека, коренится именно в этом соотношении юридического дерзновения и юридической возможности. В частном праве всегда имеется дерзновение; в публичном – только возможность. Публичные права основываются не на дозволительных, а исключительно на власть предоставляющих правоположениях. Поэтому они представляют собой не часть естественной, правом только регулируемой свободы, а расширение прав естественной свободы.

Все это крайне искусственное различение при ближайшем анализе оказывается совершенно несостоятельным. Дерзновение и возможность вовсе не составляют существенных элементов содержания субъективного права. Различие дерзновения и возможности обусловлено не различием субъективных прав, а различием последствий правонарушений. Если нарушение юридической нормы влечет за собой только ответственность правонарушителя, такую норму нарушать не смеют, но могут. Если нарушение нормы влечет за собой только юридическую ничтожность несогласного с ней действия, совершить несогласное с нормой юридическое действие нельзя. Если же, наконец, нарушение нормы влечет за собой и ничтожность дей-

Тихомиров Ю.А. Публичное право. Учебник. – М.: БЕК, 1995. С. 6

ствия, и ответственность правонарушителя то нарушать такую норму и не могут.

С другой стороны, элемент дерзновения вовсе не чужд и публичным правам. Лицо, к тому неуправомоченное, не только не может осуществлять функцию власти, но и не должно это делать, так как захват власти составляет наказуемое деяние.

Далее Н.М. Коркунов дает свою трактовку различия частного и публичного права. Основание различия следует искать в различии не фактического, бытового основания этих отношений, а в различии их юридической формы. Но нельзя это различие сводить исключительно к различию положения субъекта прав или последствий нарушения тех и других прав. Различие их представляется более общим, проявляющимся и тогда, когда ни о каком нарушении нет и речи. С другой стороны, все права без исключения принадлежат человеку как участнику общения с другими людьми. Надо, следовательно, поискать объяснения частного и публичного права в различии общего характера юридической формы тех и других отношений.

Рядом с формой разделения объекта, различения «моего» и «твоего», существует еще другая форма – приспособление объекта к совместному осуществлению разграничиваемых интересов. Ведь существуют такие объекты, которые невозможно поделить между заинтересованными субъектами. Другие объекты хотя и могут быть распределяемы, но требуют сверх того и приспособления.

Итак, наряду с установлением различия «моего» и «твоего» необходимо должна существовать еще другая форма разграничения интересов, которая частью заменяет первую, частью восполняет ее. Эту вторую форму можно определить как приспособление объекта, представляемого первой формой, в противоположность его субъекту.

Таким образом, обе формы обеспечения юридической возможности равно необходимы и не могут заменять друг друга. Всегда и везде обе они должны существовать, как две необходимые формы действия права. Поэтому с большим удобством можно бы было принять их различие как основание классификации правовых явлений.

Все особенности частного и публичного права вполне объясняются различием поделения объекта и его приспособления.

Таким образом, различием поделения и приспособления объекта объясняются удовлетворительным образом все особенности

Тихомиров Ю.А. Публичное право. Учебник. – М.: БЕК, 1995. С. 7

частного и публичного права. Нетрудно доказать, что, основывая различие частного и публичного на различии поделения и приспособления, мы легко можем объяснить существование частных прав и у государства. Если государству предоставляется власть над данным объектом ради его приспособления к пользованию – это право публичное (таково право государства на дороги). Если же, напротив, данный объект предоставляется государству только для пользования самим правительством ради извлечения из него средств для приспособления других объектов – это право частное (таково право государства на государственное имущество, доходы с которого идут на удовлетворение тех или других задач государственного управления). Поэтому первая форма действия права имеет более индивидуальный, частный характер, вторая – более общественный.

Распределяя объекты в частное обладание, частное право предоставляет определение способов пользования ими для удовлетворения потребностей и для производства новых ценностей свободному усмотрению каждого данного субъекта. Напротив, публичное право, приспосабливая объект к совместному пользованию, не может не регулировать и потребление и производство. Поэтому, поскольку частное право касается экономических благ, оно регулирует не потребление и производство, а только распределение.

Известный юрист Г.Ф. Шершеневич дал обстоятельный анализ разных подходов к разделению права на частное и публичное. Высказывались взгляды об оправданности деления права на частное, публичное и международное по степени убывающей защищенности. Другие, признавая наличие государственного, международного и церковного права, из первого выводили частное и публичное. Право индивидуальное и право социальное, предопределенные природой человека, не учитывают «разрыв» социального права на собственно государственное (как в Риме, где вся общественная жизнь была в государстве) и общественное ввиду роста общественных организаций.

Л. Дюги возражал против резкого разграничения права на публичное и частное, а Остин вообще против такого деления. Дюрингейм не выделял критерий в различии санкций, Еллинек – в способах действия субъекта права, Петражицкий – в функциях указанных видов права и системах их правовой

Тихомиров Ю.А. Публичное право. Учебник. – М.: БЕК, 1995. С. 8

мотивации, Кавелин – в иной композиции актов и норм. Г.Ф. Шершеневич делает вывод: во всех подходах различение между публичным и частным правом проводится либо по содержанию регулируемых.отношений – это материальный фактор, либо по порядку их защиты – это формальный момент. Рассматривая оба критерия, он делает акцент на их взаимопроникающих свойствах. Ибо в праве всегда выражаются общественные интересы, а государство является участником гражданско-правовых отношений[5].

Обратим внимание и на то, как в начале XX в. в России акцентировалось внимание на разных аспектах правового государства. С.А. Котляревский верно подчеркивает, что теорию правового государства стали развивать у нас в связи с переходом к конституционному строю. Мировоззрение славянофилов не признавало правовых гарантий и вместо них выдвигало религиозно-моральные – единение царя и народа, государственной власти и мнения земель. Государство возвышалось над правом, хотя право имеет, по его мнению, догосударственную историю в связи с союзами людей. Но государство как субъект права должно признавать и других субъектов права – за гражданами, их объединениями. Тогда сложится равновесие между властвованием и самосохранением подвластного, между личной свободой и сознанием зависимости от власти[6].

Трактовали власть не как единую властвующую в государстве волю, а как создаваемое ею сознание зависимости. Власть и подчинение рассматривались как вид психических переживаний, а внушаемость и общественное повиновение – как факторы общественности. В. Гессен, видя в начале XX в. крушение порядка и сближение права с силой, выступает за создание нового порядка, когда власть вернула бы себе утраченный ею нравственный авторитет. Ее нужно передать из рук бюрократии народному представительству.

Как видно, развитие и углубление на рубеже веков идей правового государства не шло вопреки или параллельно с идеей разделения права на публичное и частное. Думается, данный процесс выражал новое соотношение двух подсистем права, не столько их разграничение, сколько иное соотношение между

Тихомиров Ю.А. Публичное право. Учебник. – М.: БЕК, 1995. С. 9

собой и нарастающее взаимопроникновение (принципов, институтов, норм). В основе же лежало меняющееся представление о соотношении личности, общества, власти.

Б.А. Кистяковский отмечал следующее. Только новая волна западничества вместе с марксизмом начала немного прояснять правовое сознание русской интеллигенции. Несмотря на школу марксизма, отношение ее к праву осталось прежним. Налицо отсутствие правового чувства и полное непонимание значения юридической правды. Плеханов выступил с проповедью относительности всех демократических принципов, равносильной отрицанию устойчивого правового порядка и самого конституционного государства. Каждый демократический принцип должен быть рассматриваем под углом зрения успеха революции как Божьего закона. Всякая организация и вообще всякая общественная жизнь основаны на компромиссе. Нашей интеллигенции чужды те правовые убеждения, которые дисциплинировали бы ее внутренне

Мы воспринимаем право не как правовое убеждение, а как принудительное правило. Оно – в правовой реорганизации государства, т.е. в претворении государственной власти из власти силы во власть права[7].

С. Основоположники марксизма-ленинизма уделяли в своих теориях большое внимание праву. Маркс и Энгельс в ранних трудах делали акцент на общедемократических свойствах закона. Постепенно усиливается внимание к его политической трактовке и к выражению в законе интересов господствующего класса. Для придания буржуазией своим интересам всеобщей формы, пишет Маркс в «Немецкой идеологии», используется государство как форма организации для обеспечения ее собственности и интересов. В государстве гражданское общество находит свое сосредоточение, и все общие установления опосредствуются государством, получают политическую форму. Воля господствующих индивидов приобретает всеобщее выражение в виде государственной воли, в виде закона. Воля индивида «связана» всеобщей волей, выраженной в законе[8].

Верно подмечено в данной связи «раздвоение человека на публичного и частного человека». В работе «К критике геге-

Тихомиров Ю.А. Публичное право. Учебник. – М.: БЕК, 1995. С. 10

левской философии права» Маркс не принимает гегелевское объяснение частного права как права абстрактной личности, ибо речь идет о праве субъектов государства. Гражданское общество является определяющим по отношению к государству. «Раздельность гражданского общества и политического государства выступает необходимо как отделение политического, гражданина, гражданина государства, от гражданского общества, от своей собственной, подлинной, эмпирической действительности»[9].

Отсюда понятны разные грани правового регулирования и неодинаковые меры «допустимого», «разрешенного» и «запретного». В реальности эти меры смещаются и нарушаются, поскольку очевидна «инвариантность человеческого поведения». Но столь же бесспорна и раздвоенность мира человека – публичного (общественного) и частного, личного, к чему право не безразлично.

Как видно, проводится мысль о различении сфер влияния права и об отношении к нему всего общества, класса и отдельных индивидов. А отношение, естественно, складывается неодинаковое, поскольку очерченная правом «мера свободы» вызывает резкую реакцию людей.

Регулятивная функция права помимо объективной обусловленности зависит от степени выражения интересов как осознания объективных потребностей. «Интерес – вот что сцепляет друг с другом членов гражданского общества»[10]. Но разные человеческие интересы не получают адекватного отражения в праве, поскольку конкурируют всеобщие, классовые, групповые и индивидуальные интересы. Общий знаменатель выводится по известной формуле «право есть воля господствующего класса, возведенная в закон». Усредненность интересов достигается через призму классовых интересов.

Установленная в России революционная диктатура пролетариата есть власть, завоеванная и поддерживаемая насилием пролетариата над буржуазией. По В.И. Ленину, это власть, не связанная никакими законами[11]. П.И. Стучка, нарком юстиции РСФСР, пояснял при этом, что понятия диктатуры и законности не являются внутренне противоречивыми и диктату-

Тихомиров Ю.А. Публичное право. Учебник. – М.: БЕК, 1995. С. 11

оа пролетариата ограничена лишь законами «посторонней власти». Одни исследователи соглашались с такой интерпретацией, другие признавали, что диктатура может себя и не связывать любыми законами. История подтвердила горькую истинность этих положений.

Ленин последовательно проводил в жизнь идею о законе как мере политической, как политике[12]. Представление о государстве как способе универсального преобразования и организации общества связывалось с правом как орудием тотального государственного регулирования в обществе. Отсюда известная ленинская формула: «Мы ничего «частного» не признаем, для нас все в области хозяйства есть публично-правовое, а не частное»[13]. Плоды такого мировоззрения выражались в гигантском процессе обобществления как в материальном смысле, так и в изменении сознания. Коллективистское сознание, утвержденное с помощью права, становилось отличительной чертой социализма Правда, отрицать полностью его социальную пользу в современных условиях было бы неверно; общественная жизнь объективно создает общность, сообщества, единые порядки, технологии и процедуры, которые возможны только при развитом коллективистском сознании. Весь вопрос в том, каковы его пределы и объем.

Кстати, один из уроков нэпа заключается в умении правильно находить и удерживать меру сочетания общих и частных интересов в государственной политике и праве. С развитием гражданского оборота Ленин связывал упрочение законности и укрепление власти. Происходившая в 1922–1923 гг. кодификация советского права привела к принятию Гражданского, Трудового и Уголовного кодексов. Сфера имущественной самостоятельности предприятий, трестов в тот период была весьма широкой, и это благоприятным образом отражалось на развитии производственной и торговой активности. И тем не менее Ленин требовал при разработке нового гражданского законодательства расширить применение государственного вмешательства в «частно-правовые» отношения, дать право государству отменять «частные» договоры. Высказывалось пожелание применять к новым гражданским правоотношениям

Тихомиров Ю.А. Публичное право. Учебник. – М.: БЕК, 1995. С. 12

революционное правосознание, а не положения римского права

Вообще использование старого, буржуазного права в процессе становления нового, советского права допускалось лишь применительно к технико-юридическим конструкциям. Сфера частных интересов понималась как узкая и далеко не самая важная. Правовая система в целом в условиях тоталитарной государственности приобретала черты публично-правовой системы, а право – преимущественно публичный характер.

Приведем характеристики «со стороны» – Н.А. Бердяева, который писал, что для Ленина марксизм есть прежде всего учение о диктатуре пролетариата. Ленин, замечает Бердяев, не демократ, он утверждает не принцип большинства, а принцип подобранного меньшинства. Он строил план революции и революционного захвата власти, совсем не опираясь на развитие сознания огромных масс. Это – диктатура миросозерцания. Ленин соединял в себе две традиции одну – традицию русской революционной интеллигенции в ее наиболее макси-малистических течениях и другую – традицию русской исторической власти в ее наиболее деспотических проявлениях. Большевизм – за сильное, централизованное государство. Проблема власти была основной у Ленина и у всех следовавших за ним. Это отличало большевиков от других революционеров.

Для Ленина марксизм есть прежде всего теория и практика диктатуры пролетариата. Из Маркса можно было сделать анархические выводы, отрицая государство совсем. Ленин не верил в человека, не признавал в нем никакого внутреннего начала, не верил в дух и свободу духа. Он верил, что принудительная общественная организация может создать какого угодно нового, совершенного социалистического человека. Большевизм соответствовал отсутствию в русском народе римских понятий о собственности и буржуазных добродетелях. Он отрицал свободы человека. Он провозгласил обязательность целостного, тоталитарного миросозерцания. Русское коммунистическое государство есть единственный сейчас в мире тип тоталитарного государства, основанного на диктатуре миросозерцания[14].

Тихомиров Ю.А. Публичное право. Учебник. – М.: БЕК, 1995. С. 13

Известный деятель советского государства первых лет его существования Л.Д. Троцкий писал[15], что завоевавший власть пролетариат откроет новую эпоху – эпоху революционного законодательства положительной политики. Политическая расчистка будет дополняться демократической реорганизацией всех общественных и государственных отношений. Он признавал при этом, что две главные части пролетарской политики встретят противодействие со стороны его союзников: это коллективизм и интернационализм. Представители пролетариата ставят коллективизм в порядок дня, ибо коллективизм становится не только неизбежным выводом из положения партии у власти, но и средством сохранить это положение, опираясь на пролетариат. Революция не есть путь, который можно «узаконять». Применение исключительных средств позволительно лишь в исключительных случаях. Цель освободительного движения не увековечить революцию, но по возможности скорее ввести ее в русло права. Представители демократии не рискуют выступать против революции с точки зрения уже сделанных конституционных «завоеваний». Они становятся не на почву права, а на почву того, что им кажется фактами.

Предыдущий | Оглавление | Следующий