Сегодня |
||
УНИВЕРСАЛЬНЫЙ УЧЕБНИК |
Предыдущий | Оглавление | Следующий
Глава II.
Основные юридические отношения
Раздел 1. Родственные отношения
Устное право представляет собой способ общения, способствующий образованию определенной модели общественных отношений. Речь идет об общинной модели, которая не является ни индивидуалистской, ни коллективистской.
Классический взгляд на устное право. Классические юридические теории характеризуются обычно довольно уничижительным взглядом на устное право. Оно определяется негативно по сравнению с письменным правом. По нашему мнению, это суждение несет на себе заметную печать эволюционизма и должно быть подвергнуто критике: не вызывает никакого сомнения тот факт, что переход от устного к письменному праву является признаком глубоких перемен, но нельзя с такой же уверенностью заявлять, что эти перемены являются прогрессом и что устность должна быть отнесена к «примитивной» стадии человеческого мышления.
Действительно, экскурс в историю дает основания утверждать, что переход к письменности зачастую сопровождает становление унитарной власти, которая может быть как религиозной, так и светской[1], когда государство заменяет Бога, как это случилось в наших западных обществах. Нет никакой уверенности в том, что эти процессы способствуют большей безопасности индивидуума.
Как показывает Дж. Гуди, появление письменности способствует развитию абстрактного мышления и потере индивидуумом господства над правом, а также появлению определенной группы людей (юристов), специализирующейся в толковании права. Действительно, толкование письменного текста является делом более сложным, чем толкование устной речи, что способствует разного рода махинациям: в противоположность устному общению, при котором всегда есть возможность задать вопрос собеседнику, письменный текст не может дать никаких дополнительных сведений. С другой стороны, в письменном тексте чаще всего содержатся общие нормы, в связи с чем специальный персонал – юрисконсульты и судьи – должны адаптировать их к каждому конкретному случаю. Более того, юридические акты становятся более сложными, так как фиксировать их легче, чем при устной системе. Все эти факторы соединяются воедино, что приводит к отчуждению
Рулан Н. Юридическая антропология. – М.: Издательство НОРМА, 2000. С. 70
среднего индивидуума от права. Это явление очень часто встречается в наших обществах, но оно является также характерным для обществ, которые в далеком прошлом перешли к письменности (известная римская пословица говорит, что не каждый действительно знает законы, но каждый полагает, что он их знает...). Становясь более абстрактным, право становится одновременно более обезличенным, а санкции менее гибкими, т.е. происходит процесс обратный тому, что имеет место в традиционных обществах.
В этой связи можно усомниться в том, что письменность везде и всегда представляет собой прогресс, и что письменное право стоит «выше» права устного: поскольку письменность отнюдь не освобождает человека, не является ли она изобретением, призванным еще больше закрепостить его?[2] Представляется во всяком случае, что черты, свойственные устному общению, способствуют образованию общинной модели общественных отношений, в которой индивидуум не изолирован перед лицом единой власти и не закрепощен группами, к которым он принадлежит.
Устное право и общинный строй. Если в письменности главным является сообщение, для передачи которого она служит, а также стремление к анонимности общественных отношений, то устное общение, наоборот, ставит на первое место индивидуали-
Рулан Н. Юридическая антропология. – М.: Издательство НОРМА, 2000. С. 71
зацию общественных отношений. Если содержание устного сообщения является важным, то важными являются также и индивидуальные качества и общественное положение лица, передающего это сообщение. Эта индивидуализация послания сочетается с некоторыми материальными сложностями, присущими устной речи: даже при наличии некоторых технических средств передачи информации (послания, передаваемые при помощи барабанов, скороходов или конных посыльных) слово может распространиться лишь на относительно небольшое расстояние. Таким образом, группы, которым это послание предназначено, не могут быть слишком большими. Следовательно, устное общение предполагает двойную близость: географическую и социальную (отношения между индивидуумами должны быть достаточно тесными для того, чтобы слово могло быть воспринято).
Однако устное общение способствует развитию не только отношений между индивидуумами. Группы, из которых состоит общество, играют определяющую роль в сохранении слова: именно на них, а не на письменный текст, возлагается задача запомнить послание. Процесс запоминания тем более специфичен, чем более расслоено общество и чем большее политическое значение приобретает сохранение устного послания. Таким образом, выбор каким-либо обществом письменной или устной формы общения влияет на сбалансированность отношений между индивидуумами и группами, одновременно выражая эту сбалансированность. Письменность позволяет ставить на первое место либо индивидуума (римский опыт, продолженный в западном праве), либо группу (шумерское право, право некоторых восточных стран и советское право). Действительно, письменность позволяет глубже и легче господствовать над временем, чем устное общение. Она представляет собой довольно удобный инструмент власти благодаря своей анонимности и хорошо приспосабливается к сильно иерархизированным обществам, сложным обществам, ориентированным на личность или на группу. На первый взгляд устное общение представляется более рудиментарным: устное послание сложнее сохранить, сфера его распространения ограничена. Однако за этой внешней хрупкостью скрывается стремление к сохранению более сбалансированной общественной модели – общинного строя, при котором группы и индивидуумы, будучи взаимозависимыми, стремятся к сотрудничеству, а не к противостоянию.
Общинная модель ставит на первое место плюрализм и стремится к взаимодополняемости как между сообществами, так и между группами и индивидуумами.
Рулан Н. Юридическая антропология. – М.: Издательство НОРМА, 2000. С. 72
Общинная модель и сообщества. В отличие от индивидуалистской и коллективистской моделей общинная модель стремится к установлению сбалансированных отношений между индивидуумом и группой: группа должна быть организована таким образом, чтобы дать возможность индивидуумам раскрыть через нее свои способности. Такие социальные комплексы мы будем именовать «сообществами» (communautes).
По мнению М. Аллиота, сообщество характеризуется тремя единствами (единениями):
Единство жизни. Оно выражается в самых различных сферах: единый язык, единые предки и божества, единое жизненное пространство, единые друзья и враги.
Единство всех специфических черт. Сообщества более привержены своим специфическим чертам, чем сходным чертам, предпочитают иерархию равенству. Однако сами эти специфические черты едины, поскольку они не являются очагами напряженности или противостояния между группами, которым они присущи. Наоборот, эти группы считают себя взаимодополняющими. Это убеждение утверждается на многих уровнях. Что касается религии, то в Черной Африке, как и в Античной Греции, Бог очень часто предстает в виде семи или девяти могущественных божеств, расставленных в иерархическом порядке и взаимосвязанных. В мифической сфере большинство мифов об образовании сообществ показывает, что полностью схожие между собой индивидуумы не могут образовать политическое общество без предварительной их дифференциации (тогда как, по мнению западных мыслителей классической эпохи – Гоббс и теоретики общественного договора, – общество может, наоборот, основываться лишь на схожести).
В общественном плане каждая общественная категория нуждается в услугах соседней с ней категории: крестьянин, который не имеет права обрабатывать металл, нуждается в услугах кузнеца, который не может обрабатывать землю и получает пищу от крестьянина; тот же крестьянин нуждается в хозяине земли и хозяине дождя, которые без крестьянина также не существовали бы; закон экзогамии ставит каждый род в зависимость от других и т.д. В политическом плане общинная модель является полиархической. В каждой группе существует не единая и высшая власть, а множество властей над различными стихиями (над воздухом, землей, морем и огнем в племени дуала в Камеруне; над землей, водой и растительностью у народности тукулёр). Эти власти являются взаимозависимыми, в результате чего одна из них может стать абсолютной лишь в случае кризиса.
Единство сферы принятия решений. Каждое сообщество отличается также единой системой правил, которую оно определяет автономно. Эти правила основываются на обычаях, поскольку исходят они из самого сообщества, тогда как закон в современном
Рулан Н. Юридическая антропология. – М.: Издательство НОРМА, 2000. С. 73
смысле этого слова является скорее инструментом господства одной части группы над другими или какой-то внешней власти над целой группой.
Различные сообщества участвуют во взаимодополняющей и полиархической структуре, которая доминирует в общинной модели.
Действительно, любой индивидуум на протяжении своей жизни является членом многочисленных сообществ. Это происходит в различных условиях, так что образуется довольно изменчивая картина. Например, вступая в брак, мужчина создает новое жизненное сообщество – семью, целью которой является продолжение рода. Таким путем на него возлагается новая ответственность в родовом сообществе, главой которого он может стать с течением времени. Однако брак одновременно выводит его из миноритарных сообществ (он покидает младшую возрастную группу). Мужчина становится рыбаком или кузнецом, т.е. входит в еще одно миноритарное сообщество. Брак может также покончить с его обязательствами клиента по отношению к патрону и ввести его в деревенский совет.
Эти многочисленные переходы индивидуума в различные, но взаимосвязанные сообщества препятствуют тому, что одно из этих сообществ начинает абсолютно доминировать над остальными. Кроме того, это вхождение индивидуума в многочисленные группы, существование которых является общепризнанным фактом, ставит его в определенное положение внутри специализированных и персонализированных общественных связей: если там отсутствует письменность, то это происходит не из-за какой-то заторможенности мышления, а потому что атрибуты письменности – обобщение и распространение письменного сообщения, его анонимный характер – не сочетаются с внутренней логикой, присущей общинной социальной системе. Наконец, плюрализм сообществ объясняет тот факт, что группы не могут подчинять себе индивидуумов: общинная модель функционирует с индивидуумами, а не против них.
Общинная модель и индивидуум. Прежде всего обратим внимание на неопределенность термина «индивидуум». Согласно нашим собственным традициям, индивидуум для общества есть то же самое, чем совсем недавно был атом для физики: самая маленькая и неделимая частица. Римское право, а затем и христианство определяют индивидуума, используя для этого понятие личности: означая прежде всего трагическую или ритуальную маску, понятие «личность» стало синонимом подлинной природы индивидуума как обладателя индивидуальных прав и привилегий.
Этому унитарному определению индивидуума традиционные африканские общества предпочитают многополюсную организацию личности: человек представляет собой множество взаимоза-
Рулан Н. Юридическая антропология. – М.: Издательство НОРМА, 2000. С. 74
висимых элементов, временно соединенных вместе на период жизни индивидуума, но всегда способных разделиться под влиянием самого субъекта или другой силы. Так, представители племени волоф (Сенегал) различают три фундаментальных принципа: человеческое существо (нит), которое включает в себя тело (гарам) и дыхание (руу); дух (раб); жизненную силу (фит). После смерти каждый принцип возвращается к своему источнику: тело к земле, дыхание к Богу, дух возвращается в невидимый мир предков, а жизненная сила может оставаться в роду, что объясняет возможное перевоплощение предка.
Так от индивидуума к обществу, проходя через сообщества, утверждается связь между плюрализмом и взаимодополняемостью. Именно эта связь управляет отношениями между индивидуумами и группами, которые подчиняются тому, что мы может назвать африканской теорией представительства.
Основной принцип очень прост: только индивидуумы, рассматриваемые как представители своих групп, могут участвовать в юридической жизни в пределах полномочий, признанных за ними группой, к которой они принадлежат. В зависимости от своего положения в общественной иерархии каждая группа имеет свой тип компетенции и только ее представитель уполномочен участвовать в правовой жизни: король на уровне королевства – по государственным делам, глава рода (линьяжа) – по родственным делам, староста деревни – по местным административным делам и т.д. Каждый представитель может вступать в контакт с соседней аналогичной группой только через посредство представителя этой группы: король может обсуждать дела только с королем.
Из этого принципа представительства вытекают два следствия.
Первым следствием является функциональное присвоение статусов: индивидуум становится или является представителем одной из групп, к которым он принадлежит, лишь в случае если он способен выполнить возлагаемые на него функции. Априори проверка его способностей может осуществляться путем отбора, прохождения разного рода ритуалов или быть результатом постепенной инициации. Апостериори лишение статуса осуществляется путем отрешения от функции, которая соответствует этому статусу.
Вторым следствием является взаимность прав и обязанностей. Чем шире права, которые даны представителю какой-либо группы, тем тяжелее бремя, которое он несет.
Таковы вкратце основные механизмы, которыми управляется правовая жизнь традиционных обществ Черной Африки. В следующих главах мы более конкретно рассмотрим эти механизмы в действии.
Мы не можем претендовать на исчерпывающее описание юридических отношений в традиционном праве, даже если мы ограничимся в основном рассмотрением этих отношений в обществах Черной Африки. Поэтому нам пришлось сделать выбор, обусловленный результатами, которых добилась в настоящее время юридическая антропология в некоторых сферах общественной жизни. Мы рассмотрим в этой главе родственные отношения, земельные системы и договорные отношения.
Согласно Библии, когда Сихем, сын Еммора Евеянина, захотел жениться на Дине, отец сказал ее родичам, потомкам Авраама: «Породнитесь с нами; отдавайте за нас дочерей ваших, а наших дочерей берите себе»[3]. Многочисленные традиции повторяют тот же урок: в основе общества лежит матримониальный обмен. Однако этот обмен является также отречением, отречением от своих корней. В совершенном райском мире, который придет на смену нашему миру, необходимость в этом обмене отпадет. Иисус ответил Саддукеям, которые не верили в воскрешение: «Чада века сего женятся и выходят замуж; а сподобившиеся достигнуть того века и воскресения из мертвых ни женятся, ни замуж не выходят; и умереть уже не могут, ибо они равны Ангелам и суть сыны Божий, будучи сынами воскресения»[4].
На другом краю света миф, имеющий хождение среди жителей Андаманских островов (Бенгальский залив), повторяет ту же мысль: «Будущая жизнь будет повторением земной жизни, за исключением того, что все будут молодыми, болезни и смерть исчезнут и никто не будет ни жениться, ни выходить замуж».
Таким образом, общество и семья оказываются неразрывно связанными в мифических представлениях: от их зарождения до их угасания. Как же обстоит дело в реальных обществах?
Рулан Н. Юридическая антропология. – М.: Издательство НОРМА, 2000. С. 76
Мы абсолютно уверены лишь в одном: именно в палеолите сформировались семейные структуры, чрезвычайно сложные формы которых мы открываем для себя еще в четвертом тысячелетии Д9 нашей эры. Что же касается огромного и чрезвычайно важного периода их формирования (между 2 миллионами лет и 4000 г. до н. э.) и достижения ими уровня организации, который с тех пор претерпел лишь незначительные изменения, то мы практически ничего не знаем об этом периоде. Поэтому мы рискнем действовать путем сравнения с некоторыми животными сообществами и выдвинуть на этой основе несколько гипотез.
Семья в животных сообществах. У всех стадных млекопитающих, живущих небольшими группами, имеет место обмен производителями, необходимость которого вызывается причинами демографического порядка. Чем меньше группа, тем больше колебания равновесия между двумя полами в возрастной категории, способной к размножению. По данным статистики, группа, насчитывающая несколько десятков особей, угасает в течение нескольких веков. Обмен супругами между различными группами позволяет избежать этого фатального исхода. Олени и львы осуществляют такие обмены систематически, другие животные прибегают к этому более редко. Иногда обменивают самок (шимпанзе), иногда самцов (мартышки). У животных, стоящих наиболее близко к человеку (гориллы и шимпанзе), власть принадлежит самцам. Самки играют доминирующую роль только у некоторых более далеких видов (олени, зубры). По мнению некоторых авторов, запрет на кровосмешение существует и в некоторых животных сообществах (макаки и шимпанзе).
Доисторическая человеческая семья. Как и другие стадные млекопитающие, первобытные люди, несомненно, практиковали обмен супругами, по меньшей мере, начиная с определенного времени. Однако человеческая семья отличается от животной семьи двумя чертами: важностью общественной роли сексуальности и контролем над плодовитостью.
В человеческих обществах сексуальность является постоянным явлением общественной жизни для индивидуумов, принадлежащих к возрастной категории, способной к размножению: из всех приматов только у самки человека не бывает затяжных периодов течки, и она остается постоянно привлекательной для самцов. Это положение является источником напряжения, так как оно усугубляет и продлевает соперничество между самцами, что обусловливает необходимость более жесткого регулирования брачных союзов и, может быть, изобретения моногамного брачного союза. Кроме того, если в большинстве сообществ млекопитающих самка заботится о маленьких детях, то в человеческих обществах сексуальное разделение труда выражено более четко. Это обусловлено тем, что первобытные люди столкнулись с двумя необходимостя-
Рулан Н. Юридическая антропология. – М.: Издательство НОРМА, 2000. С. 77
ми, которых не знали приматы: охота, на которую нельзя было брать маленьких детей, которые должны были оставаться со своими матерями, поскольку человеческий ребенок развивается медленнее, чем детеныш животного; сохранение огня (человек прямоходящий умел добывать его уже примерно 400 000 лет тому назад) – эта забота возлагалась преимущественно на женщин. «Приручение» огня является, по нашему мнению, основным этапом в процессе усложнения общественной жизни, чем и объясняется его относительно позднее появление в человеческой истории[5].
Контроль над плодовитостью появился по необходимости несколько раньше. Он возник, без сомнения, в очень древнее время (от двух до полутора миллионов лет тому назад), когда человек научился защищаться от нападений животных. Можно было бы считать, что война могла заменить действия грабителей, но она появилась намного позже. Таким образом, очевидно, что доисторический человек должен был использовать различные методы контроля над плодовитостью: продление периода кормления материнским молоком, сексуальные табу, аборт (может быть), детоубийство (без сомнения).
Можно счесть эти сведения довольно скудными. Однако это не так, если осознать один чрезвычайно важный факт: когда человек вступил в то, что мы называем Историей, он не только изобрел семью, но и придал родственным структурам настолько утонченные и сложные формы, что «цивилизованные» общества практически ничего не добавили к ним, а, наоборот, даже обеднили их, передав государству функции, которые ранее возлагались на семью. Системы родства в традиционных обществах сформировались в основном до этого заката.
[1] «Растущее превосходство высшего божества представляется также связанным более сложным образом с развитием, которое характеризуется формированием и ведением архивов, появлением теодицеи и проблемы Зла» –Goody J. La logique de 1'ecriture. Paris, 1986. P. 55.
[2] Именно к такому мнению склоняется, кажется, К. Леви-Строс: «Устранив все критерии, предлагаемые для того, чтобы провести различие между варварством и цивилизацией, хотелось бы тем не менее сохранить по меньшей мере один из них: народы, владеющие письменностью, способны накапливать прежние достижения и быстрее двигаться к цели, которую они себе поставили, тогда как народы, не владеющие письменностью, не обладают способностью запоминать прошлое в объеме, превышающем объем человеческой памяти, и по этой причине остаются пленниками меняющейся истории, которой всегда будет недоставать первоисточника и преемственности, необходимых для констатации прогресса. Однако ничто из того, что нам известно о письменности, не служит подтверждением такой концепции ... В неолите человечество развивалось гигантскими шагами без всякой письменности. Напротив, владея письменностью, исторические цивилизации Запада долгое время находились в состоянии застоя ... Единственным явлением, которое всегда являлось верным спутником письменности, было появление городов и империй, т.е. интеграция в политическую систему большого количества людей и их деление на классы и касты. Такова типичная эволюция, которую можно наблюдать от Египта до Китая в момент зарождения письменности: до того, как просветить людей, письменность способствовала их закрепощению ... Если моя гипотеза верна, то следует согласиться с тем, что первичной функцией письменного общения является упрощение процесса закрепощения человека». Levi-Strauss С. Tristes tropiques. Paris, 1955. P. 342–144.
И еще: «Письменность появилась в истории человечества между IV и III тысячелетиями до нашей эры, в момент, когда человечество уже сделало самые основные и самые важные открытия: это произошло не до, а после того, что мы называем «неолитической революцией». Charbonnier G. Entre-tiensaves С. Levi-Strauss. Paris, 1961. P. 30–31.
[3] Книга Бытия, 34,9. Однако этот обмен не является «природным». В провинции Мистраль существовала пословица: «Вступай в брак в своей деревне, и если можешь, на своей улице, и если можешь, в своем доме». Если бы общественная жизнь не запретила кровосмешение, то этот запрет не сформировался бы сам собой.
[4] Евангелие от Луки, 20, 34–36.
[5] Даже в наше время употребляют выражение «женщина у очага», обозначающее женщину, не занимающуюся никакой профессиональной деятельностью. Что касается «приручения» огня и его последствий для усложнения социальной организации – см.: Perles С. La naissance du feu // Historia. 1987. № 105. P. 28–33.