Предыдущий | Оглавление | Следующий

Раздел III. ГЕГЕЛЕВСКАЯ ФИЛОСОФИЯ ПРАВА В ИНТЕРПРЕТАЦИЯХ: ИСТОРИЯ И СОВРЕМЕННОСТЬ

Глава I. ОТ МЛАДОГЕГЕЛЬЯНСТВА ДО КОММУНИЗМА

 

1. Младогегельянство

2. Отношение Маркса к учению Гегеля в период работы в «Рейнской газете»

3. Оценка гегелевского учения в ранних работах Энгельса

 

1. Младогегельянство

Большое влияние, оказанное Гегелем на современников, особенно усилилось в первое десятилетие после смерти философа. «Это, – писал Ф. Энгельс, – было триумфальное шествие, длившееся целые десятилетия и далеко не прекратившееся со смертью Гегеля. Напротив, именно период с 1830 до 1840 г. был временем исключительного господства «гегельянщины», заразившей в большей или меньшей степени даже своих противников... Но эта победа по всей линии была лишь прологом междоусобной войны»[1].

Учение Гегеля давало довольно широкий простор для обоснования как консервативных, так и критических, оппозиционных воззрений по актуальным в тогдашней Германии проблемам.

Представителями консервативного правого крыла гегельянства (старогегельянцы) были Г. Габлер, К. Гешель, Г. Хинрикс, К. Дауб, П. Мархейнеке, Л. Хеннинг и др.

Начало размежеванию между левыми и правыми приверженцами гегелевского учения было положено работой Д. Штрауса «Жизнь Иисуса» и последовавшей затем полемикой с ним Б. Бауэра. Философские положения Гегеля Д. Штраус и Б. Бауэр по существу направляют против религии. Раскол гегельянцев на правое и левое крыло обозначился в конце 30-х годов.

Для литературного и теоретического оформления младогегельянского движения (левых гегельянцев) значительную роль сыграли «Галлеский ежегодник по вопросам немецкой науки и искусства», издававшийся А. Руге и Т. Эхтермейером в 1838–1841 гг., и «Немецкий еже-

210       Глава I, От младогегельянства до коммунизма

годник по вопросам науки и искусства», редактировавшийся с июля

1841 г. и до его запрещения в январе 1843 г. А. Руге. В конце 1841 г. берлинскими младогегельянцами основывается атеистический клуб «Свободных», куда входили, в частности, Буль, Мейен, Фаухер, с 1842 г. – братья Бруно и Эдгар Бауэры. На левогегельянских позициях находились также Л. Фейербах, М. Гесс, К. Кеппен, М. Штирнер и др.

В своем творческом развитии к левогегельянским позициям приходят также К. Маркс (1837 г.) и Ф. Энгельс (1840 г.)[2].

В письме к отцу от 10 ноября 1837 г. Маркс пишет, что он после долгих «философски-диалектических» поисков приходит «к тому, чтобы искать идею в самой действительности»[3]. Это положение вместе с выводом о том, что всякий объект, в том числе – государство и право, должен исследоваться в его развитии, как противоречивое в себе единство, совпадали с основами гегелевского учения. В этих условиях Маркс отходит от некоторых прежних просветительских и романтических представлений и обращается к философии Гегеля, признавая преимущества и высокие достоинства диалектики.

В этом отношении определенное влияние на Маркса могли оказать лекции либерального гегельянца Э. Ганса, пользовавшиеся большими симпатиями студенчества.

В отличие от первоначального философско-правового подхода молодого Маркса к началам гегелевской философии и значительного его внимания на первых порах к проблемам собственно философии и истории философии (работа над докторской диссертацией в 1839–1841 гг.) молодой Ф. Энгельс пришел к гегелевской философии, интересуясь по преимуществу проблемами философии истории и религии и политической практики.

Испытав большое влияние работы Д. Штрауса «Жизнь Иисуса», Энгельс уже в октябре 1839 г. называл себя «восторженным штраусианцем»[4]. Резюмируя свое понимание религиозных проблем, он писал, что приходит к гегелевскому учению, на которое обрушились реакционеры[5]. В ноябре 1839 г., касаясь своих занятий и взглядов, Энгельс отмечает: «Я как раз на пороге того, чтобы стать гегельянцем. Стану ли я им, я право, еще не знаю, но Штpayc так мне осветил Гегеля, что это

1. Младогегельянство         211

кажется мне довольно правдоподобным. Кроме того, его (Гегеля) философия истории как бы вычитана из моей души»[6].

Работы Энгельса, относящиеся к концу 1839–1840 гг. («Ретроградные знамения времени», «Эрнст Мориц Арндт» и др.), отражают путь Энгельса к гегелевской философии и успешность первых его опытов по ее интерпретации в младогегельянском духе. В 1841 г, переехав в Берлин, Ф. Энгельс сближается с членами кружка берлинских младогегельянцев (так называемыми «Свободными») и выступает с рядом статей, направленных против критики справа гегелевской философии старым Шеллингом.

К. Маркс и Ф. Энгельс, разделяя в целом общефилософские методологические положения гегелевского объективного идеализма в мла-догегельянский период (от времени перехода на младогегельянские позиции до их статей в «Немецко-французском ежегоднике» 1844 г.), ориентировались на гегелевскую диалектику и историзм, на связь философии с действительностью. В этом была общность их подхода к гегелевской философии.

Схожи по существу и их позиции при обращении к политико-правовой проблематике. Эта близость политических взглядов Маркса и Энгельса в младогегельянский период их творчества заключалась в революционно-демократическом подходе к идеям гегелевской философии, особенно там, где они прямо обращаются к политической теме.

В этом плане заметную роль играло и то обстоятельство, что уже в младогегельянский период К. Маркс и Ф. Энгельс восприняли и использовали революционно-критический дух французского Просвещения XVIII в., ряд идей и положений якобинских деятелей Французской революции, немецких демократов (особенно значительное влияние на Ф. Энгельса оказал Л. Берне)[7].

Как переход К. Маркса и Ф. Энгельса на младогегельянские позиции и становление их младогегельянских представлений, так и эволюция их взглядов в этот период проходили под определенным влиянием таких зачинателей младогегельянского движения и ведущих его деятелей, как Б. Бауэр, А. Руге, М. Гесс, не говоря уже о влиянии Л. Фейербаха. В свою очередь Маркс и Энгельс внесли много нового в младогегельянское движение, в котором они пользовались значительным влиянием. Это взаимовлияние в рамках одного оппозиционного к существовавшим взглядам и порядкам движения вполне понятно и естественно.

212       Глава I. От младогегельянства до коммунизма

Младогегельянское движение не было, конечно, монолитным, в нем были различные направления и течения. Однако в целом оно в начале 40-х годов (до своего распада в 1844 г.) представляло собой радикальное, революционное крыло тогдашней немецкой оппозиции.

Характеризуя политическую позицию, которую занимало младоге-гельянское движение в это время, Ф. Энгельс позднее писал: «Речь прямо шла уже об уничтожении унаследованной религии и существующего государства»[8].

Критика религии и привлечение внимания к критическому потенциалу теории и активной роли сознания Б. Бауэром, дополнение религиозной критики критикой политической, заострение интереса к политике, государству и праву А. Руге, вовлечение в обсуждение социальной проблематики М. Гессом, его попытки объединить философию Гегеля с французским социализмом, антропологизм и гуманизм Фейербаха, революционно-демократическая интерпретация гегелевских идей Марксом и Энгельсом – вот основные моменты, характерные для идейной атмосферы младогегельянского движения.

Заметное влияние на младогегельянцев оказали некоторые положения умеренного гегельянца А. Цешковского, который, продолжая соответствующую идею Фихте, первый среди гегельянцев в вышедшей в 1838 г. работе «Пролегомены к историософии» ввел в употребление в качестве философского термин «практика» и писал, что будущее философии – философия практического действия, «практическая философия»[9].

Говоря о трех путях определения будущего, А. Цешковский, наряду с чувствованием (путь пророков) и знанием (путь философии), выделяет в качестве третьего пути путь «истинно практический», «сферу действия»[10].

Младогегельянцы радикализировали эти мысли А. Цешковского, придерживавшегося умеренных, а позднее и консервативных взглядов, придав им революционное звучание.

Говоря о влиянии младогегельянцев на К. Маркса, Д. Маклеллан в работе «Младогегельянцы и К. Маркс» пишет, что от Б. Бауэра К. Маркс взял острую критику религии, которую использовал как модель для своего анализа политики, экономики и т.д.; от Фейербаха – систематическую трансформацию гегелевской философии, радикальный гуманизм и отрицание верховенства гегелевской идеи; Штирнер, наиболее критически настроенный из всех младогегельянцев, помог

2. Отношение Маркса к учению Гегеля в период работы в «Рейнской газете»   213

К. Марксу преодолеть статичный гуманизм Фейербаха; наконец, Гесс, первый пропагандист коммунистических идей в Германии, прокладывал путь применению радикальных идей в экономической области[11].

Но подобное влияние не было односторонним. Кроме того, уже в младогегельянский период Маркс расходился по целому ряду вопросов с другими младогегельянцами при теоретической трактовке и практическом преломлении идей гегелевской философии вообще и философии права в частности.

2. Отношение Маркса к учению Гегеля в период работы в «Рейнской газете»

Заметное расхождение Маркса с положениями Гегеля и подходом других младогегельянцев отчетливо проявляется уже на первом этапе его публицистической деятельности, начиная с «Заметок о новейшей прусской цензурной инструкции» (написано в январе-феврале 1842 г., опубликовано впервые в феврале 1843 г. в Швейцарии) и до вынужденного ухода из «Рейнской газеты» (март 1843 г.).

Так, в статьях К. Маркса из «Рейнской газеты» встречается своеобразное сочетание критики реальной государственно-правовой практики и обусловленной гегелевским идеализмом трактовки государства и права как нравственных и разумных по своей идее явлений. Обращаясь к критическому анализу государственных учреждений и правовых институтов, К. Маркс использует гегелевское понятие «разумного государства» и «разумного права», но вкладывает в них политически иное, революционно-демократическое, содержание.

Для революционно-демократической позиции Маркса весьма характерно критическое отношение к гегелевскому положению о нерасторжимости нравственных отношений, в том числе – государства. «Никакое реально существующее нравственное отношение, – подчеркивает Маркс, – не соответствует или, по крайней мере, не должно с необходимостью соответствовать своей сущности»[12]. И далее он добавляет: «Мировая история решает вопрос, не отклонилось ли какое-нибудь государство от идеи государства настолько, что оно не заслуживает дальнейшего сохранения...»[13].

В соответствии с гегелевской диалектикой Маркс различает существующее и действительное и из этого различения делает выводы, на-

214       Глава I. От младогегельянства до коммунизма

правленные против прусского полуфеодального бюрократического государства и установленного в нем антидемократического режима.

Прусскому государству, которое хотя и существует, но ввиду несоответствия своему понятию недействительно и подлежит революционной перестройке, Маркс критически противопоставляет нравственное государство, «государство разумной свободы», «государство как великий организм, в котором должны осуществиться правовая, нравственная и политическая свобода, причем отдельный гражданин, повинуясь законам государства, повинуется только естественным законам своего собственного разума, человеческого разума»[14].

Уже в марте 1842 г. Маркс в письме к А. Руге упоминает о своей статье, представляющей собой «критику гегелевского естественного права, поскольку дело касается внутреннего государственного строя. Основное в ней – борьба с конституционной монархией, с этим ублюдком, который от начала до конца сам себе противоречит и сам себя уничтожает»[15].

В этот период, особенно в последних статьях из «Рейнской газеты», намечается расхождение К. Маркса с Гегелем по такому методологически и политически важному вопросу, как взаимоотношение общества и государства. Это, например, проявляется в том, что К. Маркс подчеркивает противоречия между обществом и государством и критикует государство, государственные органы и бюрократию за их антиобщественный, антидемократический характер. Далее он обосновывает необходимость решающего представительства общества в делах государства, указывает на то, что в основе деятельности реально существующего государства лежат такие социальные и общественные явления, как сословные привилегии, частный интерес, и что эта деятельность (например, правотворчество) осуществляется одной группой (имущими и привилегированными) вопреки интересам другой (бедных). Результатом такого прзвотворчества является «закон одной партии против другой»[16].

Правда, среди статей К. Маркса, относящихся ко времени работы в «Рейнской газете», нет такой, в которой бы резюмировались и давались в единстве все эти направления отхода от гегелевской философии права.

Критикуя субъективизм при исследовании вопросов государства и права, К. Маркс (в статье «Оправдание мозельского корреспондента», январь 1843 г.) обращает внимание на действие объективных отноше-

2. Отношение Маркса к учению Гегеля в период работы в «Рейнской газете»   215

ний. Позицию социально-политического исследователя он сравнивает с поведением химика, изучающего реальность. «При исследовании явлений государственной жизни, – замечает Маркс, – слишком легко поддаются искушению упускать из виду объективную природу отношений и все объяснять волей действующих лиц. Существуют, однако, отношения, которые определяют действия как частных лиц, так и отдельных представителей власти и которые столь же независимы от них, как способ дыхания»[17].

Большое место в публицистической деятельности Маркса этого времени занимает критика бюрократизации государственного аппарата, превращения государственных дел в частное канцелярское дело касты чиновников.

В критике прусского законодательства и в обосновании необходимости демократизации форм и институтов правовой жизни Маркс с революционно-демократических позиций использует ряд идей гегелевской философии права, в частности, гегелевскую идею разумного права, понимание права как наличного бытия свободной воли, положения о применении наказания лишь за действие и о ненаказуемости моральной воли, об уважении к человеческой личности преступника и др.

Используя гегелевскую трактовку права как идеи свободы, Маркс в отличие от Гегеля критически противопоставляет разумное право позитивным нормам права, существующим законам (как прусским, так и английским, французским). Имея в виду действительный закон, Маркс пишет, что в лице такого закона «бессознательный естественный закон свободы становится сознательным государственным законом»[18]. Свобода, по К. Марксу, – это необходимое, естественное, нормальное состояние человеческой жизни, несвобода – ненормальное, больное состояние[19].

В отличие от произвола в форме закона действительный, подлинный закон выражает положительное бытие свободы. «Юридически признанная свобода, – замечает Маркс, – существует в государстве в форме закона»[20]. В статье «Дебаты о свободе печати» (апрель 1842 г.), касаясь злободневного тогда вопроса о цензуре, К. Маркс пишет: «Закон о цензуре имеет только форму закона. Закон о печати есть действительный закон»[21].

216       Глава I. От младогегельянства до коммунизма

Государственное установление мер, исходящих из несвободы и ущемляющих свободу, представляет собой, по К. Марксу, злоупотребление формой закона[22]. Это уже не подлинный закон, а бесправие и произвол в форме закона. Критикуя такой произвол, Маркс замечает: «Законодатель же должен смотреть на себя как на естествоиспытателя. Он не делает законов, он не изобретает их, а только формулирует, он выражает в сознательных положительных законах внутренние законы духовных отношений»[23].

С этих естественноправовых позиций Маркс определяет действительный позитивный закон как всеобщее и подлинное выражение правовой природы вещей. «Правовая природа вещей, – замечает при этом К. Маркс, – не может поэтому приспособляться к закону – закон, напротив, должен приспособляться к ней»[24].

Когда же критерием закона является не объективная природа вещей и не объективные внешние действия, а намерения и тенденции, тогда, по Марксу, подобные законы предстают как средства «самого ужасного терроризма» и «юрисдикции подозрения» [25].

Такой произвольный закон, «закон, карающий за образ мыслей, не есть закон, изданный государством для его граждан, это – закон одной партии против другой»[26].

Трактуя под влиянием Гегеля идею государства как осуществление политического и правового разума, Маркс в борьбе против прусских антинародных порядков замечает, что нравственное государство предполагает в своих членах государственный образ мыслей, если даже они вступают в оппозицию против какого-то органа государства, например, правительства.

Критически применяет К. Маркс и гегелевское теоретическое положение о единстве формы и содержания закона. Подчеркивая связь судебного процесса и права, К. Маркс замечает, что «процесс есть только форма жизни закона, следовательно, проявление его внутренней жизни»[27]. То обстоятельство, что во всеобщей форме закона протаскивается «материальное содержание частного интереса», приводит к обесценению закона: «Форма лишена всякой ценности, если она есть форма содержания»[28].

3. Оценка гегелевского учения в ранних работах Энгельса                217

С тех же естественноправовых позиций Маркс отмечает, что не только дух права, но и конкретное законодательство должно соответствовать разуму и свободе. Но анализируя реалии процесса законотворчества ландтага, принятие им закона о краже леса, Маркс приходит к выводу, что нормы действующего законодательства продиктованы не идеей права, свободы и разума, а частным интересом. «Частный интерес, – замечает Маркс, – стремится низвести и низводит государство до роли средства частного интереса...»[29].

В противовес такому законотворчеству богатых К. Маркс обосновывает требование признания обычного права для бедноты. «Мы требуем, – подчеркивает он, – для бедноты обычного права, и притом не такого обычного права, которое ограничено данной местностью, а такого, которое присуще бедноте во всех странах»[30]. Речь, таким образом, шла об официальном признании правовых интересов и притязаний неимущей части общества[31].

Опыт и выводы этого периода К. Маркс использует после ухода из «Рейнской газеты» при работе над рукописью «К критике гегелевской философии права » (лето 1843 г.), которая не только подводит итог теоретическому расхождению Маркса с гегелевской философией права во время работы в «Рейнской газете», но и представляет собой ее критический пересмотр с новых позиций.

3. Оценка гегелевского учения в ранних работах Энгельса

Уже в первых работах Ф. Энгельса содержится критика существовавших в тогдашней Германии государственно-правовых порядков. Идеями века, по его оценке, являются «прежде всего, участие народа в управлении государством, следовательно, конституция; далее, эмансипация евреев, уничтожение всякого религиозного принуждения, всякой родовой аристократии и т.д.»[32].

В гегелевской философии Ф. Энгельса привлекали не умеренно-буржуазные взгляды Гегеля, а ее революционный подтекст. Примечательна характеристика, данная Энгельсом Гегелю как философу, «который спереди раболепен, как доказал Гейне, а сзади революционен, как

218       Глава I. От младогегельянства до коммунизма

доказал Шубарт...»[33]. Задача времени состояла, по его оценке, в том, чтобы «завершить взаимопроникновение идей Гегеля и Берне»[34].

В работе «Эрнст Мориц Арндт», написанной в октябре–декабре 1840 г., Ф. Энгельс дает характеристику политической роли гегелевской философии, в ряде пунктов совпадающую с его оценками более позднего времени. Хотя сам Гегель, отмечает Ф. Энгельс, был ортодоксальным человеком, выступившим против неодобряемых государственной властью течений, но созданное им новое учение не исчерпывается этим. «Когда Берне нападал на Гегеля, он был со своей точки зрения совершенно прав, но когда власть покровительствовала Гегелю, когда она возвела его учение чуть ли не в ранг прусской государственной философии, она попала впросак и теперь, очевидно, раскаивается в этом»[35].

Такой подход к гегелевской философии отчетливо проявляется и в полемике против поздних работ Шеллинга. Приглашенный в 1841г. в Берлин, Шеллинг выступил с критикой Гегеля и младогегельянцев. Энгельс, посещавший в это время в качестве студента-вольнослушателя лекции Шеллинга в Берлинском университете, первый среди младогегельянцев дал обстоятельную его критику. Оппозиция Шеллинга против Гегеля и младогегельянцев расценивается Ф. Энгельсом как реакция против свободомыслия, измена свободе. Защищая Гегеля от консервативных нападок Шеллинга, Ф. Энгельс ориентируется на гегелевскую диалектику, на ее критический дух. Еще до полемики с Шеллингом Ф. Энгельс в статье «Воспоминания Иммермана» видел истину гегелевской философии в идеях, освобожденных «от сухой шелухи системы»[36].

В статье «Шеллинг и откровение», написанной в конце 1841 – начале 1842 г. и изданной отдельной брошюрой в 1842 г., Ф. Энгельс, критикуя иррационализм Шеллинга, в то же время значительно расходится и со взглядами защищаемого им Гегеля. Статья эта примечательна, в частности, содержащейся в ней оценкой политических взглядов Гегеля и его философии права. Ограниченный характер выводов, сделанных Гегелем из своего учения, обусловлен, по характеристике Ф. Энгельса, отчасти временем гегелевского творчества, отчасти личностью философа. «Его политические взгляды, его учение о государстве, складывавшиеся под влиянием английских учреждений, – отмечает Ф. Энгельс, – носят явный отпечаток периода Реставрации»[37].

3. Оценка гегелевского учения в ранних работах Энгельса                219

Корень непоследовательности Гегеля, противоречий его философии Ф. Энгельс видит в это время главным образом в личности философа, не сумевшего абстрагироваться от окружавшей его действительности в сторону чистой мысли. «Все, что в его философии религии является чрезмерно ортодоксальным, все, что в его философии права сильно отдает псевдоисторизмом, – пишет Энгельс, – приходится рассматривать под этим углом зрения. Принципы всегда носят печать независимости и свободомыслия, выводы же – этого никто не отрицает – нередко осторожны, даже нелиберальны»[38].

Смысл левогегельянского подхода Ф. Энгельс усматривает в том, чтобы, отвергая умеренные, а порой и консервативные выводы гегелевской философии, развить ее принципы. Имея в виду результаты младо-гегельянского продолжения гегелевской философии, Энгельс пишет: «...Наступило новое время, и священной обязанностью всех тех, кто идет в ногу с саморазвивающимся духом, является – ввести в сознание нации и сделать жизненным принципом Германии этот грандиозный результат»[39]. Своим острием такая интерпретация философии Гегеля и младогегельянцев была направлена против прусского христианско-монархического государства.

Статьи Ф. Энгельса против Шеллинга примечательны также и в том отношении, что в них в известной мере уже чувствуется влияние Фейербаха, но материалистический характер фейербаховской критики религии и гегелевской философии Ф. Энгельсом в этот период еще не уяснен.

Осенью 1842 г. Энгельс переезжает в Англию, и уже в декабре1842 г. начинают публиковаться его статьи в редактировавшейся К. Марксом «Рейнской газете». Статьи этого периода (1842–1843 гг.),написанные в целом с младогегельянских позиций, все отчетливее отражают наметившиеся во взглядах Ф. Энгельса коммунистические тенденции. Так, в статье «Успехи движения за социальное преобразование на континенте» (октябрь–ноябрь 1843 г.) он критикует буржуазную демократию, выступает за уничтожение частной собственности и трактует коммунизм не как следствие «особого положения английской или какой-либо другой нации, а необходимый вывод, неизбежно вытекающий из предпосылок, заложенных в общих условиях современной цивилизации»[40].

В этой статье Ф. Энгельс, освещая своеобразие зарождения коммунистических идей в Германии, подчеркивает их прямую связь с исто-

220       Глава I. От младогегельянства до коммунизма

рией развития немецкой философской мысли. Коммунизм, пишет Энгельс, стал «необходимым следствием неогегельянской философии»[41]. Среди младогегельянцев, перешедших на коммунистические позиции, Энгельс называет К. Маркса, М. Гесса, А. Руге, Г. Гервега. «Наша партия – писал он, имея в виду младогегельянцев, – должна доказать, что либо все усилия немецкой философской мысли от Канта до Гегеля остались бесполезными или даже хуже чем бесполезными, либо их завершением должен быть коммунизм...»[42].

Предыдущий | Оглавление | Следующий