Предыдущий | Оглавление | Следующий

7. Гегелевское правопонимание в контексте основных концепций правопонимания

В процессе обоснования своего политико-правового учения в форме философии права Гегель расценивает философский способ исследования проблем государства и права в качестве единственной адекватной формы, возвышающей освещение этих вопросов до уровня подлинной науки. При этом он имеет в виду именно свою концепцию философии вообще и соответствующей философии права в частности[1].

196       Глава 2. Гегелевская философия права в развитии основных типов правопонимания

Заслуги Гегеля в области философско-правовых исследований значительны и бесспорны. Однако он, разумеется, не был зачинателем философского учения о праве и государстве, которое, как мы видели, возникло и успешно развивалось уже в Древней Греции и Риме (Пифагор, Гераклит, Демократ, софисты, Сократ, Платон, Аристотель, Цицерон, римские юристы и др.). Не был он и автором самого термина «философия права», который в конце XVIII в. впервые был использован для обозначения определенного направления и особого жанра правовых исследований немецким юристом Г. Гуго.

Кроме того, предшествующий очерк истории и теории правовой мысли свидетельствует о том, что философия права – это (вопреки гегелевскому представлению о ее сугубо философском профиле и его уничижительной критике юристов) продукт не только философии, но и юриспруденции, представители которой, начиная с римских юристов, внесли существенный вклад в формирование и развитие этой дисциплины и содержательную разработку ее основных проблем.

В своей характеристике философского профиля и статуса философии права, как он ее понимал и трактовал, Гегель подчеркивал, что в противоположность положительной юриспруденции, изучающей юридические законы (позитивное право), философская наука о государстве и праве призвана постигать мысли, лежащие в основании права. В отличие от абсолютных естественных законов юридические законы не абсолютны, с ними можно как согласиться, так и вступить в конфликт. В отношении к юридическому закону каждый человек считает, что он сам обладает масштабом права, и правовое предписание должно соответствовать его собственному критерию. Тут возможен конфликт между тем, что есть, и тем, что должно быть, между в-себе-и-для-себя-сущим правом и произвольными представлениями о праве. В этой ситуации, чреватой неблагоприятными последствиями, настоятельно встает вопрос: что же есть право? Ответ на этот вопрос Гегель дает всей своей «Философией права»: «В праве человек должен найти свой разум, должен, следовательно, рассматривать разумность права, и этим занимается наша наука в отличие от позитивной юриспруденции, которая часто имеет дело лишь с противоречиями»[2].

Гегелевская концепция философии права заметно отличается и от прежних естественноправовых учений, и от антирационалистической критики естественного права (Гуго и представители исторической школы права), и от рационалистического подхода к праву с позиций

7. Гегелевское правопонимание в контексте основных концепций правопонимания         197

долженствования, противопоставления должного права – праву сущему и т.д. (Кант, кантианец Я.Ф. Фриз[3] и другие).

С точки зрения приведенной выше типологии правопонимания, гегелевская философия права разработана во многом в русле развития естественноправового варианта юридического типа правопонимания. Гегель различает естественное право и позитивное право, «право в себе» и «право как закон»[4]. Естественное право при этом он называет также «философским правом»[5].

По поводу различия между естественным (философским) и позитивным правом он замечает: «Представлять себе различие между естественным или философским правом и позитивным правом таким образом, будто они противоположны и противоречат друг другу, было бы совершенно неверным; первое относится ко второму, как институции к пандектам»[6]. Иначе говоря, естественное (философское) право, по Гегелю, относится к позитивному праву, как теория права (т.е. учение о праве, содержащееся в институциях – сочинениях римских юристов Гая, Ульпиана, Флорентина и Марциана) относится к самому действующему праву (к позитивному праву, содержащемуся в Пандектах, т.е. Дигестах).

Таким образом, под естественным (философским) правом Гегель по существу имеет в виду философию права – философское учение о праве, философскую трактовку понятия права и форм его объективации. В этом смысле естественное (философское) право идентично гегелевской «философской науке о праве», которая «имеет своим предметом идею права – понятие права и его осуществление»[7].

Будучи под заметным влиянием естественноправовых идей и представлений, Гегель вместе с тем существенно модернизировал и развил (в духе своей философии) естественноправовой подход к праву и тем самым преодолел целый ряд противоречий и недостатков традиционного юснатурализма.

В гегелевской философии права отсутствуют, в частности, такие типичные для традиционного юснатурализма недостатки, как неисторический подход к естественному праву (как к чему-то вечному и неизменному), антагонизм между естественным и позитивным правом, до-

198       Глава 2. Гегелевская философия права в развитии основных типов правопонимания

пущение дуализма одновременно действующих правовых систем (естественного и позитивного права – с приоритетом первого перед вторым), исходное негативное отношение к позитивному праву и эмпирическому государству, недооценка их значения и т.д.

Вместе с тем в гегелевском правопонимании (в его соотношении с предшествующим юснатурализмом) есть такие качественно новые положения, как диалектический подход к праву и государству, идея всемирно-исторического прогресса свободы и его выражения в государственно-правовых формах, трактовка идеи права (т.е. предмета философии права) как понятия права и его объективации, понимание права как наличного бытия свободной воли и т.д.

Но отношение Гегеля к традициям естественного права не было полным «разрывом», как это утверждал М. Ридель[8]. Нельзя согласиться и с оценкой Н. Боббио, который писал: «Парадоксальным образом гегелевская философия права, которая изложена как отрицание всех систем естественного права, есть одновременно последняя и совершенная система естественного права; и как последняя система представляет собой конец, как совершеннейшая – завершение всего того, что ей предшествовало»[9]. При этом он полагал, что гегелевской философией права завершается естественное право и что «после Гегеля нельзя представить новую систему естественного права»[10].

Также и Н. Калера считал, что «гегелевская философия права содержит завершенную теорию естественного права, весьма отличающуюся от предшествующих естественноправовых теорий»[11]. Правда, он расценивает как учение о естественном праве не всю гегелевскую философию права, а лишь первую ее часть – учение об абстрактном праве. Формальное или абстрактное право есть, по его мнению, подлинное, аутентичное естественное право, хотя и с особым значением. Основание для такого подхода Н. Калера усматривает в том, что непосредственность и спонтанность первой ступени объективного духа (сфера абстрактного права) предполагают известную долю естественной природности. Но в отличие от предшествующих теорий естественного права гегелевское

7. Гегелевское правопонимание в контексте основных концепций правопонимания         199

абстрактное право, по Н. Калере, не обладает нормативным характером[12]. Такие же или схожие взгляды разделяют и некоторые другие исследователи[13].

Нам представляется такой подход неправомерным, поскольку так называемый природный момент абстрактного права является моментом понятия, а потому – мнимо природен, поскольку относится не к природе, а к духу. Абстрактное право – понятие, а потому из него уже с самого начала исключены естественноприродная стихийность и спонтанность.

Различение Гегелем естественного и позитивного права вовсе не означает, будто гегелевская философия права (в целом или в отдельных своих частях) разработана именно в духе юснатурализма, в виде системы естественного права. Само по себе признание естественного права еще не дает естественноправовой теории, точно так же, как признание позитивного права вовсе не означает еще юридического позитивизма[14].

Существенное своеобразие гегелевской концепции правопонимания и всей его философии права состоит в том, что, хотя Гегель и признает основой принцип естественноправовых воззрений – различение естественного и позитивного права, однако он, отождествляя «естественное право» с «философским правом», существенно отходит от естественноправового смысла такого различения (от противопоставления естественного права праву позитивному и т.д.) и придает этому различению качественно новый, а именно логико-философский смысл. Вместо традиционного различения естественного и позитивного права речь у Гегеля по существу идет об отличии «права в себе» от позитивного права (как формы конкретизации этого «права в себе»)[15], т.е. об отличии друг от друга разных ступеней диалектической конкретизации единого понятия права. «Естественное право», признаваемое и трактуемое Гегелем как «философское право», в его философии права представлено в виде «идеи права – понятия права и его осуществления»[16].

В целом систематическая разработка Гегелем понятия права, развертывающаяся в систему философии права, своим существом направлена на демонстрацию не различий, а единства естественного и пози-

200       Глава 2. Гегелевская философия права в развитии основных типов правопонимания

тивного права. Таким образом, система гегелевской философии права, хотя и содержит в себе естественноправовой принцип, но разработана она в плане не развертывания, а снятия этого принципа и доказательства его мнимости, поскольку речь идет лишь о различных моментах одного понятия. В этом смысле характеристика гегелевской философии права в качестве системы естественного права несостоятельна, поскольку тем самым игнорируется специфика как гегелевской системы, так и естественноправового подхода.

Специфический смысл философии права Гегеля ярко раскрывается именно в его расхождении с естественноправовыми идеями и их критике. Гегель отвергает как фикцию естественное состояние и договорное происхождение государства. С позиций разумной нравственной целостности договор как институт частного права не может быть источником государственного права.

Резко критикует Гегель индивидуализм естественноправовых концепций, которые исходят из первичности не целого (государственного организма, нравственной жизни народа, народного духа), а отдельной личности. За этот индивидуализм он с позиций разумного универсализма критикует не только Гоббса, Руссо, Канта, Фихте, Ф. Шлегеля, но также и Галлера. Гегель видит философскую заслугу Руссо в том, что он в качестве принципа государства выдвинул понятие воли. Но как сам Руссо, так и Фихте понимали эту волю как единичную волю, а всеобщую волю – лишь как общее, возникающее из единичных воль. Основание всеобщей воли государства, таким образом, покоится у Руссо, с точки зрения Гегеля, на произволе и мнении единичных людей[17]. Тем самым, по Гегелю, отвергаются первичность государства перед индивидами, первенство всеобщей воли перед частной волей и ставятся под сомнение божественный авторитет и величине государства. Гегель подчеркивает, что практическая реализация подобных абстрактных представлений о договоре и воле чревата, как показала французская революция, опасными последствиями.

Принципиально неприемлемо, с точки зрения гегелевского тождества мышления и бытия, разумного и действительного, столь характерное для естественноправовых доктрин противопоставление естественного права позитивному, идеального – реальному, должного сущему и

7. Гегелевское правопонимание в контексте основных концепций правопонимания         201

т.п. С этим связана, в частности, гегелевская критика кантовской морали, категорического императива, формализма долженствования и т.д.

Естественноправовую критику позитивного права Гегель считает неразумной, эмоциональной и произвольной. «Если позитивному праву и законам, – пишет он, – противопоставляются диктуемое сердцем чувство, склонность и произвол, то уж во всяком случае не философия признает подобные авторитеты. То обстоятельство, что насилие и тирания могут быть элементом позитивного права, является для него чем-то случайным и не затрагивает его природу»[18]. По природе же, судя по гегелевской трактовке, позитивное право разумно.. Подобный подход отчетливо демонстрирует некритичность гегелевской концепции различения «права в себе» и позитивного права.

Исходя из «тождества в себе бытия и положенности» (т.е. из тождества «права в себе» и положительного права), Гегель вместе с тем признает саму возможность несовпадения закона с «правом в себе»: «Поскольку положенность составляет ту сторону наличного бытия, в которой может выступить и случайность, порождаемая своеволием и другой особенностью, постольку то, что есть закон, может быть отличным по своему содержанию от того, что есть право в себе»[19]. Однако вся эта проблематика правонарушающего закона и антиправового законодательства как нечто несущественное и случайное для природы позитивного права остается за рамками гегелевской философии права, ограниченной предметным пространством идеи права.

То же самое можно сказать и о гегелевской философской трактовке государства, которая столь же некритично ограничена сферой «идеи государства». Даже в «несовершенных государствах» есть «идея государства», но в них, поясняет Гегель, эта «идея государства еще скрыта и ее особенные определения еще не достигли свободной самостоятельности»[20].

Гегелевская «идея государства» при этом во многом выступает не как масштаб для критики дурного государства, а в качестве основания для его философского понимания и оправдания. «Каждое государство, – отмечает Гегель, – пусть мы даже в соответствии с нашими принципами объявляем его плохим, пусть даже в нем можно познать тот или иной недостаток, тем не менее, особенно если оно принадлежит к числу развитых государств нашего времени, содержит в себе существенные моменты своего существования... Государство – не произведение искусства, оно находится в мире, тем самым в сфере произвола, случай-

202       Глава 2. Гегелевская философия права в развитии основных типов правопонимания

ности и заблуждения; дурное поведение может внести искажения в множество его сторон. Однако ведь самый безобразный человек, преступник, больной, калека – все еще живой человек, утвердительное, жизнь существует, несмотря на недостатки, а это утвердительное и представляет здесь интерес»[21].

Гегель, скорее, презюмирует наличие в любом позитивном праве и государстве «идеи права» и «идеи государства», нежели аргументированно обосновывает это принципиальное для любой философии права утверждение. Трансформация общефилософского положения о тождестве мышления и бытия в философско-правовой тезис о тождестве разумного и действительного (все разумное действительно, все действительное разумно) включает в себя философскую установку на примирение с эмпирически данными реалиями позитивного права и государства.

По своему конкретно-историческому содержанию гегелевская «идея права» (а вместе с ней и правовая «идея государства») подразумевает современное и развитое (для гегелевской эпохи), т.е. буржуазное, право и государство и в целом буржуазно развитую действительность. Однако гегелевское философское обоснование такой разумной действительности зачастую трудно отличимо от оправдания любой реальности и примирения с ней.

С точки зрения освещенной нами юридико-либертарной (формально-юридической) теории правопонимания, гегелевская концепция правопонимания в теоретико-методологическом плане является, несомненно, более развитой, чем предшествующие концепции юснатурализма. Гегелевское преобразование «естественного права» в «философское право» и соответствующий переход от прежних различий между естественным и позитивным правом к различиям между идеей права и позитивным правом, между «правом в себе» и законом («правом для себя») обозначают более высокую ступень и форму теоретического осмысления и выражения проблемы различения (и соотношения) права и закона и вместе с тем – более глубокое понимание и более точное формулирование предмета философии права.

С этим связаны многие существенные достоинства (общетеоретического и методологического характера) гегелевской концепции философии права в ее соотношении с юснатурализмом. Достижения, однако, сопровождались, как мы видели, и определенными потерями, особенно в плане чрезмерного ограничения (гегелевского диалектического «снятия») потенциала критичности естественноправовой идеи, трансформированной в «идею права».

7. Гегелевское правопонимание в контексте основных концепций правопонимания         203

«Идея права» не может быть разумной (и оправдывающей разумную действительность), не будучи надлежаще критичной ко всему неразумному, не расходясь критически с неразумной действительностью, не демонстрируя постоянно необходимость «идеи права» в качестве критерия и ориентира для правового смысла и качества эмпирически данного закона и государства. Сущее в качестве разумного (должного) не может не быть должным (разумным) для сущего. Только в таком смысловом пространстве отождествление мышления и бытия, разумного и действительного сохраняет свой рациональный смысл и значение. По гегелевской же концепции правопонимания и философии права в целом получается, что «идея права» одновременно и должна (по логике вещей), и не должна (по логике доктрины) быть долженствованием, обладать смыслом, значением, функцией, статусом и потенциалом должного. Отсюда – непоследовательность и многие внутренние противоречия гегелевской философии права.

Отход Гегеля от юснатурализма был не только без потерь; он не был и полным. Гегелевская концепция правопонимания и философии права остается в ряде принципиальных аспектов под заметным влиянием естественноправовых представлений. Дело не только в том, что Гегель не может обойтись без понятия «естественное право» в качестве основания для перехода (через понятие «философское право») к философской «идее права», т.е. к предмету своей концепции философии права, которая вместе с тем мыслилась как своя (подлинно научная) версия философии естественного права.

Более важно, с точки зрения либертарного формально-юридического правопонимания, то обстоятельство, что Гегель не преодолел такого существенного порока юснатурализма, как смешение права и морали (нравственности).

Об этом свидетельствует уже гегелевская концепция конкретизации понятия права в форме абстрактного права, морали и нравственности (семьи, гражданского общества и государства). Все эти формы (и ступени) самоуглубления идеи свободы являются, по Гегелю, особыми правами. «Моральность, нравственность, государственный интерес, – подчеркивает Гегель, – каждое в отдельности представляет собой особое прав, так как в каждой из этих форм есть определение и наличное бытие свободы. Коллизия между ними может произойти лишь постольку, поскольку все они находятся на одной и той же линии и являются правом; если бы моральная точка зрения духа не была также правом, свободой в одной из ее форм, она вообще не могла бы вступить в коллизию с правом личности или с каким-либо другим правом, потому что такое право содержит в себе понятие свободы, высшее

204       Глава 2. Гегелевская философия права в развитии основных типов правопонимания

определение духа, по отношению к которому иное есть нечто лишенное субстанции»[22].

Поясняя свою концепцию множественности этих особых прав, Гегель пишет: «Говоря здесь о праве, мы имеем в виду не только гражданское право, которое обычно под этим понимают, но также и моральность, нравственность и всемирную историю, которые также сюда относятся, так как понятие объединяет мысли согласно истине»[23].

Для гегелевского правопонимания весьма существенно и то, что все эти «особые права» находятся в иерархической соподчиненности: более конкретное право – это более высокое право – в соответствии с логикой диалектического движения понятия права от абстрактных форм права к более конкретным формам (от абстрактного права к морали и нравственности). По поводу коллизии между «особыми правами» Гегель замечает: «Но в коллизии содержится и другой момент, а именно что все эти формы права ограничены и, следовательно, подчинены друг другу; только право мирового духа есть неограниченно абсолютное»[24].

Приоритет более конкретного права по отношению к более абстрактному праву Гегель обосновывает так: «По сравнению с более формальным, т.е. более абстрактным и поэтому более ограниченным, правом та сфера и ступень духа, на которой он довел в себе до определенности и действительности содержащиеся в его идее дальнейшие моменты, имеет в качестве более конкретной в себе, более богатой и истинно всеобщей и более высокое право»[25].

Причем абстрактное право и мораль, по Гегелю, «суть абстракции, истина которых есть нравственность[26]. Это означает, что право нравственности выше абстрактного права и морали. В самой нравственности (т.е. в сфере семьи, гражданского общества и государства) наивысшим правом обладает государство как подлинная действительность нравственной идеи. «Но государство, – подчеркивает Гегель, – есть лишь третье – нравственность, дух, где происходит необычайное объединение самостоятельности индивидуальности и всеобщей субстанциальности. Поэтому право государства выше других ступеней: это свобода в ее самом конкретном образе, подчиненная лишь высшей абсолютной истине мирового духа»[27].

7. Гегелевское правопонимание в контексте основных концепций правопонимания         205

Подобная множественность и иерархизация «особых прав» по существу означает не только смешение права с моралью и нравственностью (в их гегелевском толковании), но и сопровождающую это смешение девальвацию собственно правового начала и права как такового.

Если, как утверждает Гегель, все (и абстрактное право, и мораль, и нравственность) есть право, то в чем, собственно говоря, состоит право и чем оно отличается от морали и нравственности? У Гегеля нет надлежащего ответа на этот ключевой вопрос, поскольку у права (в его гегелевском понимании и толковании) нет собственного принципа, выражающего его специфику и служащего критерием отличия права от морали, нравственности и т.д.

Свое определение права Гегель формулирует так: «Право состоит в том, что наличное бытие вообще есть наличное бытие свободной воли. Тем самым право есть вообще свобода как идея»[28].

Это понимание права как свободы, продолжающее и развивающее классические традиции европейского правопонимания (от Аристотеля, Цицерона, римских юристов до Гроция, Локка, Монтескье, идеологов американской и французской революций, Канта, Фихте и др.) относится к числу несомненных достоинств гегелевской философии права. Но эта свобода (свободная воля, свобода как идея) ничего специфически правового у Гегеля не содержит, поскольку она представлена не только в праве, но в еще большей мере – в морали и нравственности (в силу чего они – более высокое право).

Такая общая характеристика и права, и морали, и нравственности как форм свободы ничего не говорит о специфике правовой формы свободы и ее отличии от форм моральной или нравственной свободы, более того, ссылка на свободу используется Гегелем в качестве основания для утверждения, будто мораль и нравственность – это тоже право и даже более высокое право, чем формальное право, именуемое им абстрактным правом. Гегель, таким образом, не просто смешивает право с моралью и нравственностью, но и подчиняет право морали и нравственности, выдавая их за более высокое право. Юридизация (с помощью идеи свободы) морали и нравственности сопровождается девальвацией смысла и статуса права.

Для гегелевского подхода весьма характерно, что только абстрактное право определяется им как формальное право. «Личность, – отмечает он, – содержит вообще правоспособность и составляет понятие и саму абстрактную основу абстрактного и потому формального права. Отсюда веление права гласит: будь лицом и уважай других в качестве лиц»[29].

206       Глава 2. Гегелевская философия права в развитии основных типов правопонимания

То, что Гегель здесь говорит об абстрактном ч формальном праве, относится к праву в собственном смысле слова, к праву вообще, поскольку всякое право абстрактно и формально, без чего оно не может быть чем-то всеобщим (всеобщей нормой, мерой, масштабом), а, следовательно, и общеобязательным.

Вся эта специфическая формальность права (и характеристики права как формы отношений свободных индивидов) представлена, как это мы уже отмечали при изложении либертарной (формально-юридической) концепции правопонимания, в правовом принципе формального равенства. По смыслу этого принципа, выражающего отличительную особенность права, право не просто одна из многих (наряду с моралью, нравственностью и т.д.) форм свободы (как у Гегеля), а единственная, необходимая, всеобщая и одинаково справедливая для всех форма свободы людей в их общественных отношениях, в их внешнем поведении. Определение (и ограничение) права как свободы должно быть, следовательно, дополнено определением (и ограничением) свободы как права. Это означает, что свобода возможна только в правовой форме, только как право.

Таким образом, свобода входит (и может входить) в понятие права лишь как составной момент принципа формального равенства. Свобода, следовательно, возможна и действительна только как формальная свобода, как свобода в границах правовой формы и в сфере действия принципа формального равенства, словом, – как правовая свобода.

Если же свобода, о которой говорит Гегель в связи с понятием права, возможна и вне права (в морали, нравственности и т.д.), то ясно, что такая свобода не входит в понятие права и ничего специфически правового в себе не содержит. Более того, подобная внеправовая «свобода» («свобода» вне и без правового равенства, всеобщности и справедливости) – это на самом деле произвол и привилегия.

Когда Гегель определяет абстрактное право как формальное право, это, по логике гегелевского движения от абстрактного к конкретному, означает, что абстрактное право (которое как раз и обладает собственно правовыми свойствами!) – это еще недействительное, ненастоящее, неистинное право, каковым является в конечном счете «право государства». «То, что действительно, образ понятия, – разъясняет Гегель, – тем самым для нас – последующее и дальнейшее, хотя бы оно и было первым в самой действительности. Наше продвижение состоит в том, чтобы абстрактные формы явили себя не как для себя пребывающие, а как неистинные»[30]. И в соотношении с «правом государства», которое и есть последнее, наиболее конкретное из «особых прав» и «первое в

7. Гегелевское правопонимание в контексте основных концепций правопонимания         207

самой действительности», абстрактное право – это «только голая возможность и поэтому нечто формальное по сравнению со всем объемом отношения»[31].

Таким образом, качеством абстрактности и формальности, по Гегелю, обладает лишь абстрактное право, а в других, более конкретных и высоких «особых правах» (в праве морали, в праве государства) эти (собственно правовые) свойства диалектически «сняты» и подчинены более содержательным и высоким началам морали и нравственности.

Показательно, что при этом под «правом государства» имеется в виду не закон государства («право как закон», «позитивное право»), которое тоже относится Гегелем к сфере нравственности, а весьма неопределенный (по существу – надправовой) государственный резон, интересы, цели, требования и притязания тотальной нравственной целостности, представленной государством.

По логике гегелевской конкретизации понятия права получается, что в более конкретных и высоких «особых правах» (в праве морали, позитивном праве, праве государства) конкретизированы не собственно формально-правовые начала, присущие абстрактному праву (абстрактность и формальность права, правоспособность и правосубъектность свободных индивидов, их формально-правовое равенство и т.д.), а нечто другое – некие содержательно конкретные (неабстрактные и неформальные) интересы и притязания морали и нравственности. Иначе говоря, право морали, право нравственности – это не абстрактно-формальное право (т.е. по существу – не право!), а некое содержательное право, а именно – морально, нравственно содержательное право.

Здесь отчетливо видно, что у Гегеля, как и у юснатуралистов, смешение права с моралью и нравственностью неизбежно сопровождается со смешением формального и содержательного, правовой формы и опосредуемого ею фактического содержания и т.д. Так, Гегель, говоря о праве морали и праве нравственности, подменяет формально-правовое (т.е. право) неким фактическим (морально-нравственным) содержанием. Юридизация морали (и нравственности) здесь, как и везде при таком подходе, сопровождается морализацией права, подменой права моралью (или нравственностью). Все это свидетельствует об отсутствии в гегелевском правопонимании отчетливо осознанного и сформулированного принципа права, отличающего право от морали, нравственности и других неправовых регуляторов и норм. Кстати говоря, при таком смешении отсутствуют четкие представления также и о принципах морали, нравственности и т.д.

208       Глава 2. Гегелевская философия права в развитии основных типов правопонимания

Вследствие отсутствия в гегелевском правопонимании принципа права (единого и всеобщего правового начала для всех его «особых прав») его трактовка проблемы различения и соотношения права и закона – в виде различения и соотношения «права в себе» и «права как закон»[32] – лишена надлежащей формально-правовой определенности, поскольку весьма сомнительно правовое качество самого этого «права в себе», формально-юридические свойства которого на стадии нравственности подменены и замещены (в процессе гегелевской содержательной конкретизации понятия права) нравственным содержанием и этическими характеристиками. Гегель и сам характеризует свою трактовку нравственности (включая позитивное право и государство) как «этическое учение об обязанностях»[33].

В русле такого этического правопонимания (и соответствующего различения и соотношения права и закона), представляющего собой этическое (моральное, нравственное) обоснование позитивного права, можно придти к моральному закону, к нравственному закону, к этическому закону. Но идея, смысл, принцип собственно правового закона (в его либертарном, формально-юридическом понимании) здесь, как и в юснатурализме, отсутствуют. Когда же Гегель и другие сторонники этического учения о праве (например, Кант) говорят о «правовом законе», о «законах права» и т.д., то они имеют в виду лишь официальные государственные законы, т.е. позитивное право, а вовсе не закон, соответствующий праву, не правовой закон в его либертарном, формально-юридическом понимании и трактовке.

Приведенные суждения о гегелевской трактовке проблем права и закона в полной мере относятся и к гегелевскому философско-правовому учению о государстве как действительности нравственной идеи. В целом можно сказать, что в рамках этического учения о праве и государстве юридически последовательная и адекватная концепция правового государства так же недостижима, как и концепция правового закона.

Применительно к учению Гегеля о государстве особого внимания заслуживает то обстоятельство, что гегелевская этическая апологетика государства как нравственной тотальности, как самого «высокого права» и т.д. как раз и свидетельствует об отсутствии собственно правовой (в либертарно-юридическом смысле) трактовки государства. К тому же подмена права нравственностью сопровождается у Гегеля острой критикой индивидуализма, занижением правового смысла и значения формального права абстрактной личности и возвышением права тотальной целостности – «права государства».

Предыдущий | Оглавление | Следующий