|
Сегодня |
||
УНИВЕРСАЛЬНЫЙ УЧЕБНИК |
||
Предыдущий | Оглавление | Следующий
Как отмечалось, в «Государстве и революции» Ленин не написал
теорию государства. Если он и дал теорию, то теорию разрушения и начал ее осуществлять.
И все же ему нельзя отказать в том, что в сочинении, посвященном государству и
революции, содержатся отдельные высказывания, некоторые наброски об управлении
в будущем обществе. Его переходное государство – это государство с господством
над обществом, поскольку в его руках сосредоточена гигантская власть:
экономическая, политическая и духовная. Это государство супермонополии и
сверхцентрализации. Оно должно было контролировать не только кошельки своих
подданных, но и их души и образ мыслей.
Начнем с того, что в подготовительных материалах («Марксизм
о государстве») Ленин тщательно выписывает интересное и важное положение
Энгельса из работы «К жилищному вопросу». «Вообще, – говорится в этом
положении, – ...вопрос вовсе не в том, захватит ли пролетариат, достигнув
власти, орудия производства, сырые материалы и жизненные средства путем
простого насилия, заплатит ли он тотчас же вознаграждение за это, или выкупит
постепенно эту собственность небольшими частичными платежами. Пытаться отвечать
на этот вопрос заранее и относительно всех возможных случаев – значило бы
фабриковать утопии, а это я предоставляю делать другим» (33, 209). Из трех
вариантов, обозначенных и описанных Энгельсом, Ленин выбрал первый – ограбление
посредством насилия.
Экспроприация, утверждал Ленин, открывает возможность
огромного развития производительных сил. Но преобразование в государст-
Розин Э. Ленинская мифология
государства. М.: Юристъ, 1996. С. 202
венную, «ничейную» собственность, а точнее, в собственность партийно-государственной
номенклатуры, сопряженное с террором, отнюдь не способствует развитию
производительных сил. Каков же план Ленина, связанный с экспроприацией
капиталистов? Оказывается, это превращение всех граждан в «работников и
служащих одного крупного «синдиката», именно: всего государства, и
полное подчинение всей работы всего этого синдиката государству действительно
демократическому, государству Советов рабочих и солдатских депутатов» (33,97).
Что такое «действительно демократическое государство Советов рабочих и
солдатских депутатов», мы уже видели! Оно достаточно ясно проявило свою
недемократическую сущность сразу после возникновения. Но главное не в этом.
Главное в том, что Ленин считает единственным работодателем государство
Советов, т.е. супермонополию, против которой рабочий класс оказывается
совершенно бессильным. Следует также отметить явную несообразность в
приведенной цитате. Ленин, с одной стороны, отождествляет экономическую структуру
«синдикат» с государством, а с другой стороны, говорит о подчинении синдиката,
который Ленин только что отождествил с государством, государству. Эта
несообразность также оказалась незамеченной обществоведами.
Что касается непосредственного управления, то, как следует
из многочисленных высказываний автора «Государства и революции», он не считал
его чем-то важным и сложным. Оно казалось ему проблемой, которую легко можно
было разрешить. Ленин полагал, что поскольку буржуазная культура создала
крупное производство, железные дороги, фабрики, почту и т.п., и на этой основе
огромное большинство функций старой «государственной власти» так упростилось и
может быть сведено к таким очень простым («простейшим») операциям записи,
проверки и регистрации, что эти функции становятся вполне доступными грамотным
людям, то эти функции вполне можно будет выполнять за обычную «заработную плату
рабочего» и можно, а также должно, отнять у этих функций всякую видимость
чего-либо привилегированного и начальственного. «Полная выборность, –
резюмировал Ленин, – сменяемость в любое время всех без изъятия
должностных лиц, сведение их жалованья к обычной «заработной плате рабочего»,
эти простые и «само собою понятные» демократические мероприятия, объединяя
вполне интересы рабочих и большинства крестьян, служат в то же время мостиком,
ведущим от капитализма к социализму. Эти мероприятия касаются государственного,
чисто политического переустройства общества» (33, 44). Иначе, чем примитивным,
такое представление о будущем управлении не назовешь. К тому же эти положения
оставались лозунгами, не применялись, ибо не могли быть применены. Так, в
Советском государстве не проводились выборы должностных лиц (за редчайшим
исключением, к которому, кстати, не отно-
Розин Э. Ленинская мифология
государства. М.: Юристъ, 1996. С. 203
сились даже формально выборные органы – Советы), а между тем
имевшие место в бывшем Союзе назначения именно должностных лиц были ключом,
вернее, отмычкой к всевластию и бесконтрольной деятельности чиновников.
Назначением на должности ведали специально созданные отделы кадров, а решение о
назначениях, как правило, принималось партийным аппаратом. Например, для
назначения на должность директора (ректора) института требовалась санкция по
крайней мере райкома партии или даже горкома партии. Такое положение
способствовало коррупции, ибо, завися всецело от партийных, да и
соответствующих советских органов, тот же руководитель института, как
марионетка, выполнял их волю.
В то же время Ленин подчеркивал, что большевики, не будучи
утопистами, вовсе не считали, что можно «сразу» обойтись без всякого
управления, без всякого подчинения. Заметим ленинское «сразу», ибо, в конечном
счете, он полагал, что управление будет со временем становиться ненужным. Он
даже отмечал, что взгляды о том, что можно «сразу» отказаться от управления –
есть анархистские мечты, чуждые марксизму, которые на деле служат оттягиванию
пролетарской революции до тех пор, пока люди станут иными. «Нет, – писал Ленин,
– мы хотим социалистической революции с такими людьми, как теперь, которые без
подчинения, без контроля, без «надсмотрщиков и бухгалтеров» не обойдутся.
Но подчиняться надо вооруженному авангарду всех
эксплуатируемых и трудящихся – пролетариату. Специфическое «начальствование»
государственных чиновников можно и должно тотчас же, с сегодня на завтра,
начать заменять простыми функциями «надсмотрщиков и бухгалтеров», функциями,
которые уже теперь вполне доступны уровню развития горожан вообще и вполне
выполнимы за «заработную плату рабочего» (33, 49) Как видно, деятельность
«надсмотрщиков и бухгалтеров» Ленин считает простыми функциями, вполне доступными
уровню развития граждан и выполнимыми вполне «за заработную плату рабочего».
Заметим только, что автор труда о государстве и революции неотступно повторяет
мысль о подчинении вооруженному пролетариату. Для него вооруженный пролетариат,
вооруженные рабочие, – а это он повторяет в «Государстве и революции» множество
раз – и есть аппарат управления пролетарского государства. Ленин продолжает
далее: «Свергнуть капиталистов, разбить железной рукой вооруженных рабочих (и опять
на сцене вооруженные рабочие, как же без них! – З.Р.) сопротивление этих
эксплуататоров, сломать бюрократическую машину современного государства – и
перед нами освобожденный от «паразита» высоко технически оборудованный
механизм, который вполне могут пустить в ход сами объединенные рабочие, нанимая
техников, надсмотрщиков, бухгалтеров, оплачивая работу всех их, как и всех
вообще «государственных» чиновников, заработ-
Розин Э. Ленинская мифология
государства. М.: Юристъ, 1996. С. 204
ной платой рабочего. Вот задача конкретная, практическая,
осуществимая тотчас по отношению ко всем трестам, избавляющая трудящихся от
эксплуатации, учитывающая опыт, практически уже начатый (особенно в области
государственного строительства) Коммуной» (33, 50). Все, оказывается, сводится
к слому бюрократической машины, к «простому» делу. Но в чем конкретно
выражается этот «слом», Ленин нигде не проясняет. Он не видел тенденций
развития государства. Идеи слома старой государственной машины, равно как и
«отмирания» государства, затмили его глаза.
Для уничтожения государства (буржуазного) необходимо, с
точки зрения Ленина, «превращение функций государственной службы в такие
простые операции контроля и учета, которые доступны, подсиль-ны громадному
большинству населения, а затем и всему населению поголовно» (33, 78). Опять все
сведено к «простым» операциям контроля и учета. Но если управление делами
государства – легкое и простое дело, если оно может быть сведено к процедурам
контроля и учета, то вполне естественно, с точки зрения Ленина, поголовное управление
государством. Само развитие капитализма, считал он, создает предпосылки для
того, чтобы все могли участвовать в управлении государством. К таким
предпосылкам Ленин относит всеобщую грамотность (хотя ничего подобного в России
не было), «обучение и дисциплинирование» миллионов рабочих для управления
большим и сложным аппаратом крупных фабрик, банковского дела, почты, железных
дорог и т.д. В результате все общество, считает Ленин, будет одной конторой и
одной фабрикой с равенством труда и равенством платы. В этом обществе
государству надлежит устанавливать меру труда, размер заработной платы и т.д.
Таким образом, будущее коммунистическое общество будет сверхмонополистом, в котором
все будут одинаково (равно) трудиться (здоровые и больные, женщины и дети,
старики и молодые) и при том получать одинаковую плату. Может ли быть что-либо
утопичнее этой задачи, предложенной Лениным, этой всеобщей и беспредельной
уравниловки, доведенной до абсурда?
Все это должно привести к уничтожению бюрократизма, к его
разрушению. Именно через поголовное участие в управлении государством, писал
Ленин, «...мы придем к полному разрушению бюрократизма.
Возможность такого разрушения обеспечена тем, что социализм
сократит рабочий день, поднимет массы к новой жизни, поставит большинство
населения в условия, позволяющие всем без изъятия выполнять
«государственные функции», а это приводит к полному отмиранию всякого
государства вообще» (33, 117). «Всем без изъятия» – значит именно поголовное
участие в управлении всех всеми, т.е. такую бюрократизацию, которая не снилась
ни одному государству, не говоря уже об удивительной утопичности этих идей.
Розин Э. Ленинская мифология
государства. М.: Юристъ, 1996. С. 205
Приведем двусмысленную фразу «Государства и революции» об
отношении к бюрократическому аппарату. Рабочие, утверждает Ленин, завоевавшие
политическую власть, должны разбить бюрократический аппарат, сломать его до
основания и не оставить от него камня на камне, заменить совершенно новым. И
затем необходим немедленный переход к тому, чтобы «все исполняли функции
контроля и надзора, чтобы все на время становились «бюрократами» и чтобы
поэтому никто не мог стать бюрократом» (33,109). Это и есть диалектика
по Ленину. Все бюрократы и потому никто не бюрократ. Но на самом деле мы
сталкиваемся с требованием организации всеобщего сыска, всеобщего контроля и
надзора за распределением и тем самым с всеобщей, тотальной бюрократизацией.
Критикуя Каутского, Ленин утверждает, что до тех пор, пока
не экспроприированы капиталисты, пока не свергнута власть капиталистов, до тех
пор неизбежна «бюрократизация» даже пролетарских должностных лиц» (33,
115). Но откуда возьмутся пролетарские должностные лица, если не свергнута власть
буржуазии? Об этом Ленин не пишет, но ясно, что здесь имеет место смешение всех
понятий. «У Каутского, – продолжает Ленин, – выходит так: раз останутся
выборные должностные лица, значит, останутся и чиновники при социализме,
останется бюрократия! Именно это-то и неверно. Именно на примере Коммуны Маркс
показал, что при социализме должностные лица перестают быть «бюрократами», быть
«чиновниками» (33, 115). Но Коммуна не была социалистическим строем, поскольку
она не затронула отношений частной собственности, не вторглась в них. Поэтому
ссылка на Коммуну в данном случае (как и во многих иных) несостоятельна. К тому
же оказалось, что Каутский лучше Ленина понимал жизнь. Он оказался прав. Да и
многие условия, о которых говорил Ленин (выборность, сменяемость, сведение
платы к среднему рабочему уровню,-замена парламентарных учреждений
«работающими»), оказались невыполнимыми и остались пустыми фразами.
Выдающийся философ Н.А. Бердяев считал, что Ленину присуща
политическая и философская недальнозоркость в вопросе о партийном и советском
бюрократизме. И он, как и Каутский, оказался прав. Именно Ленин формулировал и
укреплял, направлял линию на укрепление центральной власти, на усиление ее как
материального средства подавления классовых врагов. Это была политическая
линия, установленная Лениным. Уже при нем государственная власть все больше
превращалась во всепожирающего Левиафана. Большевизм не только унаследовал
старую бюрократию, но увеличил ее до гигантских размеров посредством национализации
большей части хозяйства и последовавшей вслед за ней гигантской бюрократизации
всей экономической и культурной жизни. Ленин часто повторял, что большевики унаследовали
царскую бюрократию. Но дело было не только и не
Розин Э. Ленинская мифология
государства. М.: Юристъ, 1996. С. 206
столько в этом. Дело было главным образом в неслыханной
централизации, которая при большевизме была сильнее, чем при царизме и
какой-либо иной государственности. Бюрократизм был детской болезнью,
превратившейся в хроническую, государственной власти и ее правительства,
желавших управлять всем: политикой и экономикой, идеологией и медициной,
искусством и литературой, театром и т.д.
Было время, когда социалисты, от Маркса и до большевиков,
считали одной из своих задач создание общества без бюрократии и бюрократизма.
На практике же произошло наоборот. В бывшей советской империи и в
количественном, и в качественном отношении появилась такая бюрократия, которой
не знало до того человечество. Так, уже при Ленине, в конце 1920 г. служащих
насчитывалось по всей России около 2 млн. человек. Чтобы правильно оценить эту
цифру, надо сопоставить ее с числом чиновников в прежней, бюрократической
России. По статистике их было во всей Российской империи (без Финляндии) 436
000 человек, т.е. 22 % от количества советских служащих. Создатели Советского
государства сами не ожидали столь крупномасштабного развития этой социальной
болезни, которая, в конечном счете, погубила великую державу. А Ленин хотел
еще, как было показано, на время сделать всех бюрократами.
Выраставший из системы диктатуры «пролетариата»
всеобъемлющий бюрократизм сразу же после октябрьского переворота превратился в
тяжелейшую болезнь, явился раковой опухолью с метастазами во всех сферах:
политики, экономики, идеологии, науки, искусства, литературы и т.д. Этот
тотальный бюрократизм был «дреманным и недреманным» оком советской
государственной власти. Этот бюрократизм лишал народ права обращения в суд в
случаях нарушения его прав, обращения в местные органы представительной власти.
А подавление свободы печати и свободы собраний отняло у советских людей
последнюю возможность жаловаться куда-либо. И это понятно, ибо диктатура
большевистской партии, осуществлявшаяся через все увеличивающийся
бюрократический аппарат, не могла, не ослабив своих позиций, позволить народу
выскочить за рамки бюрократических норм и институтов. Большевизм, вопреки
словам Маркса, что в Коммуне «всякие привилегии и выдача денег на
представительство высшим государственным чинам исчезли вместе с этими
чинами...», приумножил эти привилегии и чины и не только в советской России,
как, например, в ВЧК и КГБ, но и в КНР, в северной Корее, Камбодже, Анголе,
Эфиопии, на Кубе и др.
Характерно, что Ленин сам, еще в канун октябрьского
переворота исчислял количественный состав государственного аппарата России
после взятия власти «пролетариатом» в 10–20 миллионов человек. В работе
«Удержат ли большевики государственную власть», написанной в конце сентября – 1
(14) октября 1917 г., Ленин подчеркивал,
Розин Э. Ленинская мифология
государства. М.: Юристъ, 1996. С. 207
что: «К управлению государством... мы можем сразу
привлечь государственный аппарат миллионов в десять, если не в двадцать
человек, аппарат, не виданный ни в одном капиталистическом государстве. Этот
аппарат только мы можем создать, ибо нам обеспечено полнейшее и беззаветное
сочувствие гигантского большинства населения... Сознательные рабочие должны
руководить, но привлечь к делу управления они в состоянии настоящие массы трудящихся
и угнетенных» (34, 316). И создали. Здесь-то Ленин оказался провидцем. В
советской империи и функционировал двадцатимиллионный (если не значительно
больший) аппарат настоящих профессиональных чиновников.
В связи с этим любопытны следующие рассуждения Ленина,
высказанные в «Письмах издалека. Письмо 3-е. О пролетарской милиции»,
написанных 11 (24) марта 1917 г. «Какая милиция, – писал Ленин, – нужна нам,
пролетариату, всем трудящимся? Действительно народная, т.е., во-первых,
состоящая из всего поголовно населения, из всех взрослых граждан обоего
пола, а во-вторых, соединяющая в себе функции народной армии с функциями
главного и основного органа государственного порядка и государственного
управления...
..В Питере около 2 миллионов населения. Из них более
половины имеет от 5 до 65 лет. Возьмем половину – 1 миллион. Откинем даже целую
четверть на больных и т.п., не участвующих в данный момент в общественной
службе по уважительным причинам Остается 750 000 человек, которые, работая в
милиции 1 день из 15 (и продолжая получать за это время плату от хозяев),
составили бы армию в 50 000 человек.
Вот какого типа государство нам нужно.
Вот какая милиция была бы на деле, а не на словах только
«народной милицией» (31, 42). Таковы гигантские масштабы государственного
аппарата в виде одной только милиции, мыслил Ленин. При этом фундамент
будущего государственного аппарата должны составлять опять-таки уже знакомые
нам вооруженные рабочие. К интеллигенции Ленин относится по Меньшей мере с
недоверием, а в целом враждебно. Именно вооруженные рабочие, писал в
«Государстве и революции» основоположник большевизма, составят основу будущего
государственного аппарата, а не сентиментальные интеллигентики (33, 102).
Подобных эскапад против интеллигенции в «Государстве и революции» много. Не
случайно, что сразу после октябрьского переворота на интеллигенцию обрушились
массовые репрессии. У Ленина просто патологическая неприязнь к интеллигенции.
Ленин писал 21 февраля 1921 г. в «Правде»: «Суть дела не в том, что у нас не
умеют ставить вопросов и живую работу заменяют интеллигентским и
бюрократическим прожектерством... Поменьше интеллигентского и бюрократического
самомнения» (42, 355–357). Подобных выпадов против интеллигенции в статье «Об
едином хозяйственном плане» (да и в других) немало.
Розин Э. Ленинская мифология
государства. М.: Юристъ, 1996. С. 208
Как же будет осуществляться управление в будущем обществе?
Оказывается, при социализме «все будут управлять по очереди и быстро
привыкнут к тому, чтобы никто не управлял» (33,116). В свое время Сократ
высмеял тех, кто в древних Афинах предлагал назначать на должность по жребию.
Ленин в «Государстве и революции» пошел дальше: он предложил поставить очередь
из миллионов рабочих для управления. Чем не вывороченный наизнанку анархизм,
столь часто и решительно критикуемый Лениным в его сочинении? Кто же вообще
будет управлять общественными процессами, производством, финансами,
здравоохранением, распределением и т.д.? Ответ один: все «быстро, привыкнут к
тому, чтобы никто не управлял». Слова эти не случайны, В другом месте того же
сочинения говорится, что с того времени, когда все члены обществу или их
огромное большинство научились сами управлять государством и наладили контроль
за ничтожным меньшинством капиталистов, «с этого момента начинает исчезать
надобность во всяком управлении, вообще вот это ленинское положение полностью:
«С того момента, дотла все члены обществами хотя бы громадное большинство их
сами научились управлять государством, сами взяли это дело в свои руки,
«наладили» контроль за ничтожным меньшинством капиталистов» за господчиками,
желающими сохранить капиталистические замашки, за рабочими, глубоко
развращенными капитализмом, – с этого момента начинает исчезать надобность во
всяком управлении вообще» (33, 102). Итак, по Ленину, общество может и будет
функционировать .без всякого управления без всякого общественного управляющего
устройства! Чем же это не анархизм?! Верил ли Ленин в то, что он писал о ликвидации
всякого управления? О том, что общество может функционировать 6ез всякого
управления, без всякого управляющего устройства? Во всяком случае, ленинские
высказывания свидетельствуют о том, что в труде о государстве и революции нет
никакой, собственно говоря, теории государства. Есть лишь четко
выраженный прагматизм, фразы, пропагандистская направленность, утопические
мечтания, мифология государства.
И мы вновь возвращаемся к мысли, что так Ленин думал прийти
к разрушению бюрократизма. Для этого надо, чтобы социализм, по его словам,
поставил большинство населения в такие условия, при которых бы все 6ез,исключения
выполняли «государственные функции».
Ленинские положения, что управление государством – простое,
доступное всем дело, оставил без результатов. С самого начала послеоктябрьского
периода большевики начали создавать огромную армию бюрократического, партийного
и государственного аппарата» как правило, некомпетентного, коррумпированного,
подбираемого по социально-классовому принципу и принципу преданности партии.
Когда большевики провелц перепись государственного аппарата в августе
Розин Э. Ленинская мифология
государства. М.: Юристъ, 1996. С. 209
1918 г., то оказалось, что в одной Москве его численность
составляла 231 тысячу государственных и советских служащих, как центральных,
так и местных московских. Было решено резко сократить Этот аппарат. Но когда
провели новую перепись, спустя четыре года, в октябре 1922 г., то оказалось,
что его численность за это время возросла еще больше. Таким образом, идеи
Ленина об управлении «пролетарским» государством оказались утопией, имевшей для
многих поколений советских людей гибельные последствия. Компетентность и умение
управлять заменялись жестокостью, массовыми расстрелами, заменялись хаосом и
анархией.
Ленинские высказывания об управлений воистину удивительны.
Он полагал*, что при сложившихся экономических предпосылках «вполне возможно
немедленно, с сегодня на завтра, перейти к тому, чтобы, свергнув капиталистов и
чиновников, заменить их – в деле контроля за производством и
распределением, в деле учета труда и продуктов – вооруженными рабочими,
поголовно вооруженным народом. (Не надо смешивать вопрос о контроле и учете с
вопросом о научно образованном персонале инженеров, агрономов и пр.: эти
господа работают сегодня, подчиняясь капиталистам, будут работать еще лучше
завтра, подчиняясь вооруженным рабочим.)» (33, 100–101). Ленин не мыслит
решения проблемы1 контроля и учета без вооруженных рабочих, без
«поголовно «вооруженного народа». Но если даже в деле учета и контроля, в деле
организаций процесса производства необходимо вмешательство винтовки и маузера,
то ясно, что все процессы общественной жизни при социализме Ленин полагал
возможными лишь при условии не просто насилия, а именно военного насилия, при
условии красного массового террора, который и начал осуществляться в России
почти сразу после октября 1917 г. Оказывается, все граждане превращаются в
«служащих по найму у государства, каковым являются вооруженные рабочие»
(33,101).
Вооруженные рабочие – просто навязчивая идея в «Государстве
и революции». На смену старой государственной машины, разбиваемой пролетарской
революцией в лице постоянной армии, полиции, чиновничества должна, но Ленину,
прийти заменяющая старую машину, новая, более демократическая, но все еще
государственная машина в виде вооруженных рабочих, переходящих к поголовном
участию народа в милиции». Ленин не скрывает, что вооруженные рабочие – это
тоже государственная машина, только во Много раз более Мощная, нежели старая,
разбиваемая в ходе революции государственная машина До тех пор пока не наступит
высшая фаза коммунизма, указывает автор «Государства и революции», строжайший
контроль со стороны общества и государства над мерой труда и мерой потребления
должен начаться с экспроприации буржуазии, «с контроля рабочих за капиталистами
и проводиться не государством чиновников, а государством во-
Розин Э. Ленинская мифология
государства. М.: Юристъ, 1996. С. 210
оружейный рабочих» (33,97). Этот же «вооруженный
народ», по Ленину, с простотой и легкостью будет устранять возможные и
неизбежные эксцессы отдельных лиц. Таким образом, государственный аппарат
пролетариата Ленин целиком сводит к вооруженным рабочим, организованным в
милицию (грандиозные количественные данные, по Ленину, уже приводились). Ведь
на двухмиллионное население Питера Ленин предлагал создать милицию в 750 тысяч
человек, милицию вооруженную и постоянно действующую. Эта огромная вооруженная
машина не могла быть не чем иным, как аппаратом насилия и террора и уж, во
всяком случае, не большинства над меньшинством. Большинству нет нужды ставить
под ружье для подавления «ничтожной кучки», «меньшинства» колоссальный
многомиллионный военный аппарат. Поэтому можно с полным Правом утверждать, что
вопреки ленинским послеоктябрьским высказываниям, что террор был вынужденным
«ответом пролетариата», идеи насилий и Террора большевиков были сформулированы
Лениным до октября 1917 г. и обоснованы достаточно обстоятельно и
последовательно в труде «Государство и революция». По сути дела насилие и
террор вытекали из всей системы взглядов Ленина, «изложенный в этом сочинении.
Кстати, на практике Лениной большевики отказались от всеобщего вооружения
рабочих, очевидно, не доверяя им, опасаясь этих «вооруженных рабочих»,
всеобщего вооружения народи.
Ленин многократно повторяет мысль, что все граждане
превращаются в служащих одного всенародного государственного синдиката. Дело
оказывается, по Ленину, в том, чтобы всё работали поровну, верно соблюдали меру
труда и получали поровну, независимо от способностей, oт образования, умения добросовестности
и т.п. Все это не шло в счет. Так обеспечивались полная нивелировка людей и
уравниловка.
Но если в лице государства выступает единственный
работодатель, То оно получает в силу этого возможность эксплуатировать рабочих
и иные слои населения много больше и гораздо хуже, чем частные работодатели в
условиях конкуренции В условиях необходимости значительных затрат на огромную
дорогостоящую большевистскую партийную и государственную машину Советское
государство оказалось в состояний регулировать заработную плату рабочих,
служащих, интеллигенции и доходы крестьян, как ему вздумается. При этом оно
выбрасывало на ветер деньги, уходящие на поворачивание рек, на милитаристскую
экономику, финансирование коммунистических и национальных движений, на
экспансионистскую политику в различных регионах Жира и т.п.
Государство диктатуры «пролетариата», осуществив
деспотическое вмешательство в право собственности и в буржуазные
производственные отношения, как это следовало из «Манифеста Коммунистической
партии»; превращается в монопольного обладателя основных
Розин Э. Ленинская мифология
государства. М.: Юристъ, 1996. С. 211
средств производства, единовластного хозяина всей
экономической жизни страны. Но в таком обществе, как предупреждали многие
критики марксизма-ленинизма, неизбежно усиливается зависимость людей от
государства. Ведь монополия государства на средства производства, как это имело
место в ряде государств восточной деспотии, превращается автоматически в
тотальный надзор за жизнедеятельностью каждого члена общества. В этих условиях
демократические институты, правовая система оказываются неработоспособными.
Уничтожается личная инициатива, самодеятельность людей, индивидуальная свобода.
Неизбежным итогом этого|, как и предсказывали оппоненты Маркса, Энгельса и
Ленина, должно быть в области экономики замедление ее роста, снижение жизненного
уровня населения, крах народного хозяйства, а в сфере политики – установление
режима террора и насилия, тоталитарного режима.
Ленин полагал, что учет работы по управлению и контроль за
этим капитализм упростил до чрезвычайности, до простых, доступных всякому
грамотному человеку операций наблюдения и записи, «знания четырех действий
арифметику и выдачи соответственных расписок» (33,101). Кстати, Ленин так и не
сообщил нам,, что в этих «расписках» будет записано... Д„ если управление,
государством ограничивается простой грамотностью и знанием четырех действий
арифметики, то понятно отсюда, в известной мере, негативное отношение вождя
большевизма к интеллигенции. Следуя ходу его мыслей, рна становится ненужной.
Все общество мыслится им как одна контора, гигантская фабрика с равенством
труда и. равенством оплаты. В таком, обществе суждено жить не людям, а
автоматам, манкуртам.
Ленин писал в «Государстве и революции»: Сами мы
рабочие (Ленин, не привыкший вообще к какому-либо напряженному труду,
длительному усилию, – и это интересно – причисляет себя к рабочим. – Э.Р.), опираясь
на свой рабочий опыт, создавая строжайшую железную дисциплину, поддерживаемую
государственной властью вооруженных рабочих, сведем государственных чиновников
на роль простых исполнителей наших поручений, ответственных, смещаемых, скромно
оплачиваемых «надсмотрщиков и бухгалтеров».,. – вот наша пролетарская
задача, вот с чего можно и должна начать при совершении пролетарской
революции» (33, 48). Удивительно просто и легко. И подобное начало, по мнению
Ленина, само собой ведет к постепенному изживанию всякого чиновничества и
созданию такого порядка, «когда все более упрочивающиеся функции надсмотра и
отчетности будут выполняться всеми по очереди, будут затем становиться
привычкой и, наконец, отпадут как особые функции особого слоя людей»
(33, 50), Наконец, обобщая принципы управления в будущем обществе, Ленин
говорит: «Все народное хозяйство, организованное как почта, с тем чтобы
техники, надсмотрщики, бухгалтера,
Розин Э. Ленинская мифология
государства. М.: Юристъ, 1996. С. 212
как и все должностные лица, получали жалованье не
выше «заработной платы рабочего» под контролем и руководством вооруженного
пролетариата – вот наша ближайшая целы Вот какое государство... нам необходимо»
(33, 50). Трудно сказать, чего здесь больше: пропагандистского клише или
утопии.
Если к тому же вся собственность на орудия и средства
производства сосредоточена в руках одного супермонополиста – государства, то управлять
ею можно лишь посредством централизованного администрирования, связующего
буквально все сферы жизни. Но собственность – это основа свободы личности, ее
автономии. Без частной собственности исчезают законность и правопорядок.
Человек, лишенный собственности, теряет элементарный стимул к жизни. Но если
говорить по большому счету, частная собственность в социалистическом обществе
не ликвидировалась – она превращалась в частную собственность государства и оказывалась
в руках государственной элиты в лице ее распорядителей,
партийно-государственной номенклатуры, распоряжавшейся, владевшей и
пользовавшейся ею бесконтрольно. Ленинские идеи о государстве как синдикате
объясняют его позицию в статье «Грозящая катастрофа и как с ней бороться», в
которой Ленин писал; что социализм есть не что иное, как Государственно-капиталистическая
монополия, обращенная на пользу всего народа и постольку переставшая быть
капиталистической монополией. Фактически он здесь, вольно или невольно, пришел
к выводу, что социализм есть разновидность капитализма. Если бы это было так,
то следовало бы добавить: крайне неудачная его разновидность.
В обществе будущего, считал Ленин, вместо привилегированного
чиновничества, различного рода начальства и постоянной армии само большинство
сможет выполнять их функции, а чем более всенародным станет выполнение
государственных функций, государственной власти, «тем меньше становится
надобность в этой власти» (33, 43). Именно в порядке очередности можно прийти,
по Ленину, к выполнению государственных функций большинством населения и
поголовно всем населением. Иными словами, как уже отмечалось, все будут управлять
друг другом. Когда теперь, с незашоренностыо, читаешь эти строчки, понимаешь абсурдность
сконструированных в них положений, невольно охватывает чувство горечи и стыда
за то, что верили в это и учили этому других.
За всеми ленинскими положениями об управлении в переходный
период, о государстве – едином синдикате и т.п., крылось, по существу,
обоснование создания сверхмощной государственной машины диктатуры
«пролетариата», с огромной армией правящих чиновников, обладающих привилегиями,
которые не снились правителям ни в одном, предшествовавшем СССР, государстве, С
крахом коммунистической идеи в бывшем Союзе изменилась ситуация для правящих.
Из-
Розин Э. Ленинская мифология
государства. М.: Юристъ, 1996. С. 213
под ног у них уходит социалистическая государственная
власть, с которой связана коррупция, привилегии, казнокрадство. Под сводами
рухнувших государственных структур корчатся чиновники, старый огромный
партийно-государственный, репрессивный и хозяйственный аппарат. Начинает
уходить то (хотя процесс этот мучительно тяжелый и продолжительный, который
может продлиться многие десятилетия), что давало им благополучие и всевластие.
Отсюда продолжается и будет долго-долго еще продолжаться ожесточенное
сопротивление реформам во всех областях политики, экономики, образования,
духовной жизни, идеологии, прессы и т.д. Им надо противостоять,. Но
противостоять мирными средствами, а не методами насилия и террора, апология
которых дана в «Государстве и революции» и которые ведут в никуда. Именно
поэтому необходима спокойная, последовательная, основанная на фактах критика
всего негативного,, что содержится в идеях большевизма о государстве, в том
числе и особенно в такой книге, как «Государство и революция».
Нет оправдания большевистским идеям Ленина о государстве
диктатуры «пролетариата», его мифологии государства. В них сплелись
многочисленные противоречия, искажения логики исторического развития и
субъективные черты вождей и пророков государства сверхцентралиэованного,
милитаристского и супермонополистического. Это государство следило своим
«недреманным» оком за всеми идеями, наукой, культурой, политикой, экономикой, искусством,
религией, моралью и т.д., чтобы представить в наилучшем свете самую
отвратительную из утопий.