|
Сегодня |
||
УНИВЕРСАЛЬНЫЙ УЧЕБНИК |
||
Предыдущий | Оглавление | Следующий
Критика Марксом и Энгельсом современной им государственности
имела позитивное значение. Она, как и критика иных демократических сил, была
направлена на устранение негативных сторон буржуазной государственности и
создание демократических институтов. Не случайно начало публицистической
деятельности основоположников марксизма ознаменовалось революционным
демократизмом, защитой демократических институтов, прав человека и т.п. Но уже
в «Манифесте Коммунистической партии» Маркс и Энгельс отождествляют «завоевание
демократии с превращением пролетариата в господствующий класс». Точнее, они
отождествили превращение пролетариата в господствующий класс с завоеванием
демократии. Завоевание «действительной», а не «мнимой» демократии казалось им
средством обуздания насильственной деятельности современного государства,
инструментом строительства нового, социалистического общественного строя.
Однако ни Маркс, ни Энгельс не раскрыли содержания будущей
«пролетарской» демократии. За исключением характеристики Парижской коммуны,
которая, по их мнению, являла собой образ «новой» демократии, демократии для
«большинства», у основателей марксизма фактически ничего нет. Общие положения о
выборности, сменяемости и подотчетности должностных лиц, о ликвидации различных
привилегий для чиновников государственного аппарата были высказаны впервые не
Марксом и Энгельсом, а задолго до них буржуазными просветителями и
революционными демократами, начиная с предшественников и лидеров первых
буржуазных революций: Лильберна, Локка, Джефферсона, Руссо, Монтескье, Канта и
др. Следует признать, что оба основоположника идей диктатуры пролетариата не
обрисовали сколько-нибудь систематически ни будущего социалистического
общества, ни будущей структуры демократии.
Аналогично относился к будущему общественному и
политическому строю Ленин. Не раз он писал, что дать характеристику социализму
он не в состоянии, что он не знает, как будет выглядеть законченный (а тем
более и незаконченный) социализм. И он, как отмечалось, не пытался даже
набросать эскиз будущей государственной системы в труде, называющемся
«Государство и революция». В одной из последних своих статей «О нашей революции
(по поводу записок Н. Суханова)», продиктованной 16–17 января 1923 г., Ленин
отмечал: «Помнится, Наполеон писал: «On s'engage et puis...
on voit». В вольном русском
переводе это звучит: «Сначала надо ввязаться в серьезный бой, а там уже видно
будет». Вот мы и ввязались сначала в октябре 1917 г. в серьезный бой, а там уже
увидели такие детали развития
Розин Э. Ленинская мифология
государства. М.: Юристъ, 1996. С. 188
(с точки зрения мировой истории, несомненно, детали), как
Брестский мир или нэп и т.п.» (45,381). Ленин и считал, что главное – это
разрушение всего прошлого, главное – ввязаться в битву. Но что может быть
преступнее превращения огромного общественного поля в арену для глобального
социально-политического эксперимента, ставкой в котором жизни миллионов,
десятков миллионов людей?
В пролетарском государстве, как оно мыслилось автору «Государства
и революции», нет места для правового закона, его уважения и осуществления.
Законы как нормативные акты (зачастую в форме декретов) есть, но цель их –
прикрыть произвол и использовать всевозможные «законные средства» для
подавления народа, насильственного управления им. Если же закон не может
выполнять в социалистической системе этих функций, если он препятствует власть
имущим выполнять их задачи, его либо обходят, либо изменяют или отменяют.
Тщетно искать в ленинском сочинении о государстве признания
человеческой жизни высшей ценностью. Не аморфной общественной личности, а
каждой отдельной личности, каждого индивида. Этот вопрос не только не
обсуждается, но даже и не ставится. Впоследствии Ленин неоднократно будет
говорить о должностных лицах, как о «казенном имуществе». Тем менее его
интересовали жизнь и судьбы отдельных людей. Диктатура пролетариата и пролетарская
революция направлены против общепризнанных юридических и моральных норм. Для
государства пролетарской диктатуры характерен правовой нигилизм. Но что это за
государство, которое не связано правовыми законами? Это ленинское
большевистское антигосударство. В книге Ленина нет места морали. Все затмила
догма насилия. Личность в этой книге отброшена. Ей там нет места, как и вообще
ей нет фактически места в идеях пролетарской государственности. Но есть классы,
классовый антагонизм, классовая ненависть, есть класс пролетариат, который
согласно большевистскому мифу, должен сыграть роль мессии, излечить
человечество от тысячелетних недугов, осчастливить его.
«Государство и революция» не оставляет для рассмотрения
буржуазной демократии ничего положительного. Буржуазная демократия аттестуется
здесь как суженная, сжатая, урезанная.
Вообще для Ленина в этой работе характерен одномерный подход
к демократии, сопряженный с настойчиво и последовательно проводимой идеей
отмирания государства. Демократия рассматривается преимущественно только как
форма государства, как одна из его разновидностей. Ленин так и пишет:
«Демократия есть форма государства, одна из его разновидностей. И,
следовательно, она представляет из себя, как и всякое государство,
организованное, систематическое применение насилия к людям» (33,100). В другом
месте, полностью отождествляя понятия «государство» и «демократия», Ленин пишет:
«...Демократия есть тоже государство и, что, следовательно, демократия
Розин Э. Ленинская мифология
государства. М.: Юристъ, 1996. С. 189
тоже исчезнет, когда исчезнет государство. Буржуазное
государство может «уничтожить» только революция. Государство вообще, т.е. самая
полная демократия, может только «отмереть»« (33,19). Таким образом, Ленин четко
отличает понятие «уничтожить» в ходе революции буржуазное государство как
волевой акт, от понятия «отмереть» как акт спонтанный. Но в приведенном
положении имеет место не просто сужение понятия «демократия», не просто
удивительно одномерный подход к ней. Имеет место смешение понятий, когда Ленин
отождествляет понятие «государство вообще» с понятием «самая полная
демократия», одно из тех смешений понятий и противоречий, которыми заполнена
работа «Государство и революция». В результате, видимо, не замечая того, автор
«Государства и революции» разрушает свою классовую конструкцию государства как
орудия господства одного класса для подавления другого.
Из отождествления формы государства с демократией следовало,
далее, практически полное отождествление демократии с насилием. Именно таковой
и была так называемая пролетарская демократия. Вместе с тем, добавляет автор
«Государства и революции», «демократия означает равенство. Понятно, какое
великое значение имеет борьба пролетариата за равенство и лозунг равенства,
если правильно понимать его в смысле уничтожения классов. Но демократия
означает только формальное равенство. И тотчас вслед за осуществлением
равенства всех членов общества по отношению к владению средствами
производства, т.е. равенства труда, равенства заработной платы, пред
человечеством неминуемо встанет вопрос о том, чтобы идти дальше, от формального
равенства к фактическому, т.е. к осуществлению правила «каждый по способностям,
каждому по потребностям» (33, 99). Таким образом, Ленин отождествляет (речь
идет сначала о первой фазе коммунизма) равенство с уравниловкой. По его мнению,
равенство по отношению к владению средствами производства есть чистая уравниловка,
ибо Ленин пишет: «т.е. равенство труда, равенство заработной платы».
Но в целом, по мнению автора «Государства и революции»,
демократия означает формальное признание равенства между людьми, равного для
всех права на определение устройства государства и управление им. Это –
одномерное понимание демократии. Как общечеловеческая ценность, как система
прав и свобод личности демократия у Ленина вообще исчезает. Демократия, по
Ленину, это государство и только государство. И так как, по его мнению, всякое
и каждое государство есть инструмент насилия, то таковой является и любая
демократия. Этот взгляд экстраполируется и на пролетарскую демократию, задача
которой и смысл которой в осуществлении насилия над эксплуататорами. При этом
Ленин не замечает кардинального противоречия в своих взглядах на пролетарскую
демократию. Если осуществлена экс-
Розин Э. Ленинская мифология
государства. М.: Юристъ, 1996. С. 190
проприация экспроприаторов и средства производства обращены в
государственную собственность, то, по смыслу марксистско-ленинского учения, с
этого момента «эксплуататоры» исчезают и, казалось бы, не должно быть места для
насильственной стороны пролетарской демократии. Но она сохраняется у Ленина,
который не мыслит себе демократии без насилия. Из этого следовало, что в
переходный период к коммунизму демократия остается насилием, правда, насилием и
подавлением «меньшинства». Политическая жизнь бывшего СССР свидетельствует о
противоположном, о том, что власть так называемого «пролетариата», а на деле
охлоса, означала насилие и подавление большинства, создание массового психоза
абсолютного большинства. И далее Ленин утверждает, что сложившийся коммунизм в
состоянии дать демократию действительно полную и чем она будет полнее, тем
скорее она отомрет. Поэтому коммунизм, по Ленину, не будет знать никакой
демократии. Иными словами, при коммунизме (а в другом месте Ленин скажет при
«социализме») демократия становится ненужной, исчезает сама собой.
Из всех суждений Ленина следует, что государство и свобода
несовместимы. Он считает, что пока есть государство – свободы нет. А когда
будет свобода – государство исчезнет, отомрет. Таким образом, для него насилие
– неизбежный спутник демократии, причем любой. Если бы Ленин знал или помнил
суждения Монтескье о политической и гражданской свободе в «Духе законов», он
попытался бы как-то аргументировать свои мысли. А так остаются одни штампы,
бездоказательные положения.
Ленин писал, что лишь в коммунистическом обществе, когда
сопротивление капиталистов уже полностью сломлено, когда капиталисты исчезли и
нет классов (т.е. нет различия между членами общества по их отношению к
общественным средствам производства), лишь тогда «исчезает государство и можно
говорить о свободе» Только тогда возможна и будет осуществлена демократия
действительно полная, без всяких изъятий. И только тогда «демократия начнет отмирать
в силу того простого обстоятельства, что, избавленные от капиталистического
рабства, от бесчисленных ужасов, дикостей, нелепостей, гнусностей
капиталистической эксплуатации, люди постепенно привыкнут к соблюдению
элементарных, веками известных, тысячелетиями повторявшихся во всех прописях,
правил общежития, к соблюдению их без насилия, без принуждения, без подчинения,
без особого аппарата для принуждения, который называется государством»
(33, 89). Иными словами, свобода, по Ленину, возможна только тогда, когда
государство как таковое, государство «вообще» исчезнет. Надо ли говорить и повторять,
что в этом ленинском суждении нет ни грана теории, что в учении о государстве
диктатуры пролетари-
Розин Э. Ленинская мифология
государства. М.: Юристъ, 1996. С. 191
ата, свободе, пролетарской демократии Ленин состоялся не как
теоретик государства, а как утопист, с его бесчисленными мифами.
В связи с проблемой соотношения свободы и государства Ленин
присоединяется к критике Марксом и Энгельсом идеи «свободного народного
государства», выдвинутой немецкой социал-демократией и получившей
распространение в Германии в последней трети XIX в. Он приводит сочувственно в «Государстве и революции» слова
Энгельса: «Говорить о свободном народном государстве есть чистая бессмыслица:
пока пролетариат еще нуждается в государстве, он нуждается в нем не в
интересах свободы, а в интересах подавления своих противников, а когда
становится возможным говорить о свободе, тогда государство как таковое
перестает существовать» (МЭС, 19, 5). Ленин считает это положение Энгельса в
письме к Бебелю от 18–28 марта 1875 г. «одним из самых замечательных, если не
самым замечательным рассуждением в сочинениях Маркса и Энгельса по вопросу о
государстве» (33, 64).
Ленин, в свою очередь, писал, что «свободное народное
государство» было программным требованием и лозунгом немецких социал-демократов
70-х годов, что никакого политического содержания, кроме мещански-напыщенного
описания понятия демократии, в этом лозунге нет, поскольку согласно
марксистско-ленинскому пониманию государственности всякое государство
несвободно и ненародно. Ленин подчеркивает, что это обстоятельство Маркс и Энгельс
неоднократно разъясняли своим партийным товарищам (33, 20). Не прошло и
полувека, как в бывшем Союзе на XXII
съезде КПСС была выдвинута идея «общенародного социалистического государства»,
фактически означающая перелицованную, но все ту же мысль о «свободном народном
государстве». И это было объявлено последним словом в развитии марксистско-ленинской
«теории» государства, хотя на самом деле она противоречила всему духу и букве
этой теории. Так стремление представить террористическое государство с тоталитарным
режимом «общенародным» затмило собой действительно теоретическую проблему. Но,
по смыслу марксо-энгельсовской конструкции, которую Ленин, как отмечалось,
считал «одним из самых замечательных, если не самым замечательным рассуждением
в сочинениях Маркса и Энгельса по вопросу о государстве», всякое, в том числе и
социалистическое, государство «несвободно и ненародно». Во всяком случае, к
социалистическому государству, его тоталитарному политическому режиму это
относится прежде всего. Авторы (или автор), оставшиеся неизвестными, как это
было принято в советской системе, идеи «общенародного социалистического
государства» пренебрегли даже Евангелием большевизма, в котором сказано:
«Народное государство» есть такая же бессмыслица и такое же отступление от социализма,
как и «свободное народное государство» (36, 66). Можно
Розин Э. Ленинская мифология
государства. М.: Юристъ, 1996. С. 192
лишь добавить, что вся ленинская, большевистская «теория»
государства есть большая бессмыслица.
В подготовительной работе к «Государству и революции»,
озаглавленной «Марксизм о государстве», Ленин писал: «На деле демократия
исключает свободу. Диалектика (ход) развития такова: от абсолютизма к
демократии буржуазной; от буржуазной демократии к пролетарской; от пролетарской
к никакой» (33, 171) Антидемократический образ мышления проявляется в этом
четко и определенно.
Из сентенций Ленина мы узнаем, что демократия вовсе не есть
свойство человеческого общества. Поскольку демократия – это государство, то с
исчезновением государства исчезает и демократия. Если демократия – не что иное,
как форма государства, то повисают в воздухе суждения Энгельса в его
«Происхождении семьи, частной собственности и государства» о так называемой
первобытной демократии или демократии в первобытном обществе. «...Последовательный
демократизм, – писал Ленин, – при капитализме невозможен, а при социализме отомрет
всякая демократия» (33,79). Эта мысль варьируется Лениным многократно. В
любом классовом обществе демократия неполная. Только коммунизм, по словам Ленина,
может дать демократию действительно полную, и чем она будет полнее, тем скорее
она станет ненужной и отомрет сама собой.
В противоречии, а их у Ленина тьма в «Государстве и
революции», с приведенными суждениями Ленин в другом месте той же работы писал:
«Развитие демократии до конца, изыскание форм такого развития,
испытание их практикой и т.д., все это есть одна из составных задач
борьбы за социальную революцию. Отдельно взятый, никакой демократизм не даст
социализма, но в жизни демократизм никогда не будет «взят отдельно», а будет
«взят вместе», оказывать свое влияние и на экономику, подталкивать ее преобразование,
подвергаться влиянию экономического развития и т.д. Такова диалектика живой
истории» (33, 79). Такие противоречия кардинального характера объявляются
Лениным диалектикой, на которую можно списать все, в том числе и отсутствие
действительно теоретического суждения о государстве. Ленин стремится
представить диктатуру пролетариата как расширение демократии для бедных, демократии
для народа, а не для богатых. И он заключает: «...Диктатура пролетариата дает
ряд изъятий из свободы по отношению к угнетателям, эксплуататорам,
капиталистам. Их мы должны подавить, чтобы освободить человечество от наемного
рабства, их сопротивление надо сломить силой, – ясно, что там, где есть
подавление, есть насилие, нет свободы, нет демократии» (33,89). И наконец:
«Демократия для гигантского большинства народа и подавление силой, т.е.
исключение из демократии эксплуататоров, угнетателей народа, – вот каково
видоизменение демократии при переходе от капитализма к коммунизму» (33,
89). Эти метаморфозы демократии не
Розин Э. Ленинская мифология
государства. М.: Юристъ, 1996. С. 193
нуждаются в дальнейшем комментировании. При переходе от
капитализма к коммунизму, говорит Ленин, подавление еще необходимо, необходим
особый аппарат для подавления, «государство». Но в отличие от буржуазного
государства как «государства в собственном смысле слова», переходное к
коммунизму государство, является «негосударством в собственном смысле слова». Сие
простая игра слов, что, видимо, чувствует сам Ленин, продолжая утверждать
необходимость подавления пролетарским государством своих врагов.
Проблема демократии как формы и способа насилия особенно
подробно рассматривается Лениным в специальной главе, посвященной отмиранию
государства. Собрав все марксо-энгельсовские высказывания по этому вопросу,
Ленин настойчиво повторяет в «Государстве и революции» тезис, что государство
начнет отмирать сразу после захвата власти пролетариатом. Но спустя некоторое
время (примерно через полугодие после написания работы о государстве и
революции) начинается не просто отход от этой идеи, но и прямое ее забвение.
Вскоре Ленин заявит, что провозглашать заранее отмирание государства будет
нарушением исторической перспективы. И вся глава пятая (V) «Государства и революции» оказалась составленной
из фраз ради фраз.
На чем была основана ленинская идея отмирания государства?
На утверждении, что свобода и государство несовместимы. Но отказавшись от идеи
отмирания государства, Ленин тем самым похоронил и идею свободы. Прагматизм
Ленина привел его к необходимости превращения пролетарского государства в
антипод свободы. Он пришел, в конечном счете, к прагматическому выводу, что
государство, будь то буржуазное или пролетарское, остается государством.
Поэтому оно должно жить по своим законам, среди которых, по Ленину, важнейшее
место занимает закон подавления, насилия. Ленин утверждал, что якобы все социалисты
согласны в том, что государство, а вместе с ним и политический авторитет, исчезнут
вследствие будущей социальной революции. Ленин говорит от имени всех
социалистов, хотя значительная их часть никогда не утверждала, что государство
должно отмереть в результате социальной революции.
В «Государстве и революции» Ленин уделяет много места
комментированию высказывания об отмирании государства, содержащегося в
энгельсовской работе «Анти-Дюринг». В этой работе имеет место отождествление
демократии с государством. У Энгельса, писал Ленин, речь идет «о «засыпании» и
«отмирании»демократии . Это кажется на первый взгляд очень странным. Но
«непонятно» это только для того, кто не вдумался, что демократия есть тоже государство
и что, следовательно, демократия тоже исчезнет, когда исчезнет государство.
Буржуазное государство может «уничтожить» только революция. Государство вообще,
т.е. самая полная демократия, может только отмереть...
Розин Э. Ленинская мифология
государства. М.: Юристъ, 1996. С. 194
...Выставив свое знаменитое положение «государство
отмирает», Энгельс сейчас же поясняет конкретно, что направляется это положение
и против оппортунистов и против анархистов. При этом на первое место поставлен
у Энгельса тот вывод из положения об «отмирании государства», который направлен
против оппортунистов» (33,19).
Видимо, наибольшие противоречия в «Государстве и революции»
встречаются в связи с удивительной путаницей, связанной с критикой анархистов
по вопросу «отмены» государства. Известно, что Маркс и Энгельс строго различали
понятие «отмена» государства от понятия «отмирание» государства. Первое они считали
результатом волевого акта, а второе – спонтанным. Первое они относили к
анархистам, а второе – к коммунистам-марксистам. Ленин это знал, ибо он
приводит в «Государстве и революции» положение Энгельса из «Анти-Дюринга», что
«государство не «отменяется», оно «отмирает». В связи с этим, сразу же после
приведенной цитаты, Ленин писал: «Не боясь ошибиться, можно сказать, что из
этого замечательно богатого мыслями, рассуждения Энгельса действительным
достоянием социалистической мысли в современных социалистических партиях стало
только то, что государство «отмирает», по Марксу, в отличие от анархического
учения об «отмене» государства» (33,17). Итак, ясно понимание Лениным, что, по
Марксу, государство «отмирает», в отличие от анархистской идеи «отмены» государства.
Но в ряде других мест «Государства и революции» Ленин
исходит из прямо противоположных суждений. Так, он писал: «Что вместе с отменой
классов произойдет и отмена государства, этому марксизм учил всегда...» (33, 59).
Так что же? Борьба классов или отмена классов (и если «отмена», то кто именно
их отменяет») или их уничтожение, или отмирание? Процесс этот волевой или
спонтанный? Это все у Ленина называется диалектикой. Ленин писал, что Маркс
восставал не против всякой отмены государства, опровергая анархистов. Маркс, по
словам Ленина, «совсем не против того, что государство исчезнет с исчезновением
классов или будет отменено с их отменой, а против того, чтобы рабочие
отказались от употребления оружия, от организованного насилия, то есть от
государства, долженствующего служить цели: «сломить сопротивление
буржуазии» (33,60). Ленин, который всегда утверждал, что после уничтожения
эксплуататорских классов оставшиеся классы будут отмирать спонтанно, в течение
длительного срока, в приведенном положении исходит из того, что классы, да и
государство, могут быть отменены в волевом порядке (хотя и не указывается
субъект такой отмены). Иначе невозможно объяснить приведенное ленинское
положение, согласно которому государство может исчезнуть с исчезновением
классов или в результате отмены, с отменой классов.
Розин Э. Ленинская мифология
государства. М.: Юристъ, 1996. С. 195
В связи с этим выглядит наивно различие, проводимое Лениным
между марксизмом и анархизмом. В работе «Интернационал молодежи», напечатанной
в декабре 1916 г., Ленин писал о главном в различии отношения социалистов и
анархистов к государству. «Социалисты, – писал он, – стоят за использование
современного государства и его учреждений в борьбе за освобождение рабочего
класса, а равно за необходимость использовать государство для своеобразной
переходной формы от капитализма к социализму. Такой переходной формой, тоже государством,
является диктатура пролетариата.
Анархисты хотят «отменить» государство, «взорвать» («sprengen») его, как
выражается в одном месте т. NotaBene,
ошибочно приписывая этот взгляд социалистам. Социалисты – автор цитировал, к
сожалению, слишком неполно относящиеся сюда слова Энгельса – признают
«отмирание», постепенное «засыпание» государства после экспроприации
буржуазии» (30, 227–228). Продолжая критику Бухарина в подготовительной работе
к «Государству и революции», Ленин писал: «От анархистов нас отличает...
использование государства теперь и... во время революции пролетариата
(«диктатура пролетариата») – пункты, важнейшие для практики, тотчас (их-то и забыл
Бухарин!)» (33, 171). Наконец, еще более наивным и утопическим выглядит
указанное Лениным различие между социал-демократами и анархистами, суть которого,
по его словам, в следующем: «...(1) первые, ставя своей целью полное
уничтожение государства, признают эту цель осуществимой лишь после уничтожения
классов социалистической революцией, как результат установления социализма,
ведущего к отмиранию государства; вторые хотят полного уничтожения государства
с сегодня на завтра, не понимая условий осуществимости такого уничтожения. (2)
Первые признают необходимым, чтобы пролетариат, завоевав политическую власть,
разрушил полностью старую государственную машину, заменив ее новой, состоящей
из организации вооруженных рабочих по типу Коммуны; вторые, отстаивая
разрушение государственной машины, представляют себе совершенно неясно, чем ее
пролетариат заменит и как он будет пользоваться революционной властью;
анархисты даже отрицают использование государственной власти революционным
пролетариатом, его революционную диктатуру. (3) Первые требуют подготовки
пролетариата к революции путем использования современного государства;
анархисты это отрицают» (33, 112–113). Здесь все смешалось. Критерии различия
не соответствуют многим положениям этого труда. Ленин также писал: «Мы вовсе не
расходимся с анархистами по вопросу об отмене государства, как цели» (33,
60).
Как бы там ни было, взгляд об отмене государства как волевом
акте в приведенных положениях входит в существенное противоречие со взглядом об
отмирании государства как процессе спонтанном. Это
Розин Э. Ленинская мифология
государства. М.: Юристъ, 1996. С. 196
кардинальное противоречие осталось вне поля зрения
исследователей. Мы привели ряд противоречивых положений об «отмирании»
государства в труде «Государство и революция». Нельзя не остановиться еще и на
следующем. Ленин, который в своем труде последовательно и систематически
проводит идею отмирания государства при коммунизме, высказывает совершенно
алогичную, с точки зрения марксизма, идею о сохранении буржуазного права и
буржуазного государства при коммунизме в течение известного времени. «Выходит,
– писал Ленин, – что не только при коммунизме остается в течение известного
времени буржуазное право, но даже и буржуазное государство – без буржуазии»
(33,99).
Вообще вопросам права не повезло не только в работе
«Государство и революция», но и во всех сочинениях Ленина. Юрист Ленин
обнаруживает полное безразличие к вопросам права, ему присущ удивительный
правовой нигилизм. В «Государстве и революции» он приводит и комментирует
отдельные отрывочные суждения Маркса о праве и равенстве на первой фазе
коммунизма, о том, что «всякое право есть применение одинакового масштаба
к различным людям». Отсюда Ленин приходит к выводу, что «равное право» есть
нарушение равенства и несправедливость. Ему чуждо понимание права как всеобщей
и равной для всех меры свободы, понимание, имеющее своими истоками всю
передовую прогрессивную юридическую мысль. Зато глава пятая «Государства и
революции» наполнена банальными сентенциями о том, что люди не сразу «научаются
работать на общество без всяких норм права» (33, 95), о сохранении
«буржуазного права» при социализме (на первой фазе коммунистического общества),
что «право есть ничто без аппарата, способного принуждать к соблюдению
норм права» (33, 99) и др.
Проблема отмирания государства – одна из ключевых в
ленинской работе «Государство и революция». И он возвращается к этой проблеме на
многих страницах своего сочинения о государстве. Так, он подчеркивает, что если
буржуазное государство «уничтожается» в ходе пролетарской революции, то
пролетарское государство или полугосударство отмирает. При этом пролетарское
государство, по мысли Ленина, начнет отмирать сразу же после его победы (33,
29). Отмирающее государство Ленин аттестует не только как «полугосударство», но
на известной ступени его отмирания, как «неполитическое государство» (33, 63).
Образец отмирающего государства Ленин видел в Коммуне. «Коммуна, – писал он, – переставала
быть государством, поскольку подавлять ей приходилось не большинство
населения, а меньшинство (эксплуататоров); буржуазную государственную машину
она разбила; вместо особой силы для подавления на сцену выдвигалось само
население. Все это отступление от государства в собственном смысле. И если бы
Коммуна упрочилась, то в ней сами собой «отмерли» бы
Розин Э. Ленинская мифология
государства. М.: Юристъ, 1996. С. 197
следы государства, ей бы не надо было «отменять» его
учреждений, они перестали бы функционировать по мере того, как им становилось
бы нечего делать» (33, 66). Опять мы сталкиваемся с одномерным пониманием
Лениным государства как орудия насилия. Именно подавление большинством
меньшинства ведет к отмиранию государства.
Особое внимание обращает Ленин на экономические основы
отмирания государства. Их он видит в высоком развитии коммунистического
производства, при котором исчезает противоположность умственного и физического
труда, как один из источников общественного неравенства, исчезает
противоположность между городом и деревней и т.д. Ленин отмечал, что
экспроприация средств производства открывает возможность гигантского развития
производительных сил и тем самым ускоряет процесс отмирания государства. К слову
сказать, террор, экспроприация и «ничейная собственность» в результате
экспроприации не создают стимула для гигантского развития производительных сил.
Но Ленин не считал отмирание государства процессом очень
быстрым. «...Мы, – писал он, – и вправе говорить лишь о неизбежном отмирании
государства, подчеркивая длительность этого процесса, его зависимость от
быстроты развития высшей фазы коммунизма и оставляя совершенно открытым
вопрос о сроках или о конкретных формах отмирания...» (33, 96). В другом месте «Государства
и революции» Ленин писал: «Ясно, что не может быть и речи об определении
момента будущего «отмирания», тем более, что оно представляет из себя
заведомо процесс длительный» (33, 84). В то же время этот «длительный» процесс
не представлялся Ленину чрезмерным. «Тому поколению, – говорил Ленин в речи на III Всероссийском съезде
Российского коммунистического союза молодежи 2 октября 1920 г., – представителям
которого теперь около 50 лет, нельзя рассчитывать, что оно увидит
коммунистическое общество. ...А то поколение, которому сейчас 15 лет, оно и
увидит коммунистическое общество, и само будет строить это общество...». И
Ленин продолжал, намечая сроки достижения коммунистического общества:
«...Поколение, которому теперь 15 лет и которое через 10–20 лет будет жить в
коммунистическом обществе, должно все задачи своего учения ставить так, чтобы
каждый день в любой деревне, в любом городе молодежь решала практически ту или
иную задачу общего труда...» (41, 317–318). Таким образом, Ленин полагал, что
коммунистическое общество будет построено через 10–20 лет. Это он обещал
неоднократно. Но это значит, что тем самым отсчет «отмирания» государства он
видел в эти сроки, по крайней мере, отсчет начала отмирания. Вместе с тем,
спустя полгода после написания «Государства и революции», Ленин на седьмом
экстренном съезде РКП(б) в выступлении против поправки Бухарина к резолюции о
программе партии говорил: «Когда еще государство начнет отмирать?
Розин Э. Ленинская мифология
государства. М.: Юристъ, 1996. С. 198
Мы до тех пор успеем больше, чем два съезда собрать, чтобы
сказать: смотрите, как наше государство отмирает. А до тех пор слишком рано.
Заранее провозглашать отмирание государства будет нарушением исторической
перспективы» (36, 66).
В этих словах многие исследователи видят полный отказ Ленина
от идеи отмирания государства. Так ли это? Мы полагаем, что Ленин, учитывая,
что он мнил построение коммунистического общества в течение максимум нескольких
десятилетий и что «больше, чем два съезда собрать, чтобы сказать: смотрите, как
наше государство отмирает», означало не более чем десятилетие, вовсе не
отказывался полностью от идеи отмирания государства. Ведь это была одна из
ключевых идей марксистской концепции государства вообще и государства пролетарской
диктатуры в особенности. Просто, говоря о длительности процесса отмирания государства
и о том, что заранее провозглашать отмирание государства означает нарушение исторической
перспективы, он переносил это «отмирание» государства в будущее, но в будущее
обозримое, ибо оно связано с построением коммунистического общества.
Однако в свете человеческой практики становится очевидным
утопический характер высказываний Маркса и Энгельса, а затем и многочисленных
суждений Ленина, что государство со временем будет сдано в «музей древностей»
вместе с прялкой и бронзовым топором. Между тем мы не можем отвлечься от мысли,
что положение об отмирании государства является одним из основополагающих
положений марксистско-ленинской концепции пролетарского государства и играло
деструктивную социальную роль. Стремление сдать государство в «музей
древностей» вело на деле не только к деэтатизации общества. Оно на практике
приводило к второстепенной роли государства, его анемии и к образованию в
обществе других, настоящих центров публичной власти в виде партии и ее
руководства. Такая власть оказывалась безответственной и бесконтрольной,
поскольку эта публичная власть не была ограничена никакими сдержками, никакими
общепринятыми нормами и порядками государственно-организованной жизни. Поэтому
сам по себе тезис об отмирании государства как в прошлом, так и в настоящем и в
обозримом будущем играет крайне негативную роль.
Ленин не терпел утопий, как и Маркс, только на словах. Но
вся его «теория» – утопия. Он предсказывал судьбу капитализма в близком и далеком
будущем, перспективы быстрого построения коммунистического общества, судьбу
коммунизма, не занимаясь четким анализом социально-экономических и политических
процессов XX столетия:
изменением социального, экономического и политического облика капитализма,
быстрого роста среднего класса, приобретения рабочим классом собственности,
демократизации политической жизни и т.д. Ни один из его кардинальных прогнозов
не подтвердился. Он не видел
Розин Э. Ленинская мифология
государства. М.: Юристъ, 1996. С. 199
и не понимал демократических возможностей современного ему
государства. Он видел перед собой государство, демократию как насилие, кровавую
революцию, баррикады, расстрелы, массовый террор.
Ленин во всем требовал беспощадности, самых суровых мер. В
докладе на II Всероссийском
съезде политпросветов 17 октября 1921 г. «Новая экономическая политика и задачи
политпросветов» Ленин признавал: «В Красной Армии после долгомесячного
митингования дисциплина была такова, что не уступала дисциплине прежней армии.
В ней применялись строгие, суровые меры, доходящие до расстрелов, меры, которых
не видело даже прежнее правительство. Мещане писали и вопили: «Вот большевики
ввели расстрелы». Мы должны сказать: «Да, ввели и ввели вполне сознательно».
...Сентиментальность есть не меньшее преступление, чем на войне шкурничество»
(44, 166–167). В этих расстрелах, в массовом терроре и суть большевистской
диктатуры, диктатуры охлоса. А 17 мая 1922 г. в письме наркому юстиции Д.И.
Курскому председатель Совнаркома Ленин писал: «Т. Курский! В дополнение к нашей
беседе посылаю Вам набросок дополнительного параграфа Уголовного кодекса...
Основная мысль, надеюсь, ясна, несмотря на все недостатки черняка: открыто
выставить принципиальное и политически правдивое (а не только юридически-узкое)
положение, мотивирующее суть и оправдание террора...» (45,190).
Это спустя четыре с половиной года после октябрьского переворота. Сначала
террор ввели, превратили его в массовый, а потом по указанию Ленина должны были
подвести под него теоретическую базу.
После завоевания пролетариатом власти подавлять буржуазию и
ее сопротивление, писал Ленин, все еще необходимо. Но таким подавляющим органом
является государство и потому пролетарская демократия не может обойтись без
насилия. Насилие, насилие и насилие. Но, замечает автор «Государства и
революции», это насилие большинства населения над меньшинством. Но на деле
пролетарская так называемая демократия подавляла вовсе не «ничтожное
меньшинство», «кучку», а уничтожила миллионы, десятки миллионов людей различных
классов, социальных групп и партий. А что касается «особой силы», то достаточно
назвать ЧК, ВЧК, ГПУ, НКВД, КГБ, ГУЛАГи, революционные трибуналы и т.п.
В пролетарском государстве Ленин видел организованное
насилие. Пусть отмирающее государство можно на определенной ступени его
развития назвать неполитическим государством. Но он с одобрением цитирует
письмо Энгельса Бебелю от 18–28/111–1875 г., где говорится, что пока
пролетариат нуждается в государстве, он нуждается в нем вовсе не в интересах
свободы, но в интересах подавления своих противников. Когда же становится
возможным говорить о свободе, тогда государство перестает существовать как
таковое. И Ленин заключает: при капитализме до конца последовательный
демократизм
Розин Э. Ленинская мифология государства.
М.: Юристъ, 1996. С. 200
невозможен, а при социализме отмирает всякая демократия. Что
же остается? Остается неприкрытое насилие. «Демократия, – писал Ленин, – не тождественна
с подчинением меньшинства большинству. Демократия есть признающее подчинение
меньшинства большинству государство, т.е. организация для
систематического насилия одного класса над другим, одной части населения
над другою» (33, 83).
Можно сказать, что после «Манифеста Коммунистической партии»
Маркс и Энгельс были сдержанней. Ленин же сделал своей фундаментальной идеей
идею насилия, отобрав из высказываний основоположников марксизма те, которые
для этого были приемлемы. Во всяком случае, демократию он рассматривает только
как государство насилия, но не как общечеловеческие и политические институты.
Отмирание демократии – это один из рефренов «Государства и
революции». Еще лишь несколько примеров. «Постоянно забывают, – пишет Ленин, –
что уничтожение государства есть уничтожение также и демократии, что отмирание
государства есть отмирание демократии» (33, 82). И здесь выступает еще одно
противоречие, незамеченное обществоведами. В одном и том же случае Ленин
говорит сначала об уничтожении демократии, а потом об ее отмирании, хотя это у
него разные понятия. Ибо «уничтожение» демократии есть процесс волевой, а
«отмирание» – спонтанный. Ленин с удовольствием цитирует Маркса, который «схватил
суть капиталистической демократии», сказав в своем анализе Парижской коммуны,
что угнетенным при этой демократии позволяли раз в несколько лет решать, «какой
именно из представителей угнетающего класса будет в парламенте представлять и
подавлять» (33, 88) угнетенных. В созданном Лениным государстве даже что-либо
решать не позволяли. Позволяли лишь голосовать за единственного кандидата КПСС
или так называемого блока коммунистов и беспартийных. И на страницах
«Государства и революции» появляются вооруженные рабочие, которым автор труда
уделяет много места и внимания. «Чем полнее демократия, – писал Ленин, – тем
ближе момент, когда она становится ненужной. Чем демократичнее «государство»,
состоящее из вооруженных рабочих и являющееся «уже не государством в
собственном смысле слова», тем быстрее начинает отмирать всякое государство»
(33, 102). Такова противоречивая позиция Ленина.
Ленин видел видоизменение демократии при переходе от
капитализма к коммунизму в том, что пролетарская демократия – это демократия
для народа и исключение из демократии эксплуататоров и угнетателей. И тут же
противоречие в одной фразе. Вместе с громадным расширением демократии для
бедных, для народа, диктатура пролетариата дает изъятие из свободы по отношению
опять-таки к эксплуататорам, капиталистам (но их ведь уже нет, коль вся
собственность становится государственной). Их, говорит Ленин, надо подавить.
Антиде-
Розин Э. Ленинская мифология
государства. М.: Юристъ, 1996. С. 201
мократическая направленность в «Государстве и революции»
очевидна. К чему привел октябрь 1917 г., сегодня всем ясно. Во всей прошлой
истории, при том, что она изобилует преступлениями, нет аналогии с тем, что
происходило в бывшей советской империи. Представляется, что «Государство и
революция» – это апология не просто насилия и жесточайшего террора, но и
апология тоталитарного режима, для которого малейшая, самая незначительная уступка
демократии равнозначна его смерти.
Понял ли Ленин, что его план отмирания государства потерпел
крах? Об этом он нигде не говорит. Молчат и его биографы. Но когда Ленин пришел
к власти, тотчас, фактически, на деле началось отмирание идеи отмирания
государства. Потом Сталин придумал формулу: «Отмирание государства идет через
его укрепление». А пока прагматик Ленин оказался выше Ленина «теоретика».