Предыдущий | Оглавление | Следующий

Идея неограниченной законом и опирающейся на насилие власти пролетариата означала на деле приговор о смерти для многочисленных социальных групп, фактически большинства народа. Но кто дал право одному классу приговаривать к социальной, моральной, политической, наконец, к физической смерти другие классы, объявленные вождями пролетариата реакционными классами. Не случайно Ленин в молодости настаивал на том, что «в марксизме нет и грана морали». Так, в работе «Экономическое содержание народничества и критика его в книге г. Струве», написанной в конце 1894 – начале 1895 гг., Ленин писал: «Нельзя не признать поэтому справедливости утверждения Зомбарта, что «в самом марксизме от начала до конца нет ни грана этики»: в отношении теоретическом – «этическую точку зрения» он подчиняет «принципу причинности»; в отношении практическом – он сводит ее к классовой борьбе» (1, 440–441). Действительно, ни в большевистской теории классовой борьбы, ни в учении о диктатуре пролетариата нет ни грана морали. Не поддается ни теоретическому, ни практическому обоснованию исходный тезис Ленина, что лишенная всякого нравственного начала диктатура «пролетариата» призвана осчастливить человечество, излечить его от недугов, что именно пролетариат, являющийся, по словам Энгельса, продуктом разложения всех сословий, представляет собой единственно прогрессивную силу современного общества. Не правильнее ли было бы предположить, что класс, которому нечего терять, легко увлечь идеями насилия и террора, спровоцировать на различные действия, оборачивающиеся неисчислимыми бедами.

Розин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 147

Обозленному и униженному классу, которому нечего терять, не до мук совести, добра и морали. Но Ленин упорно продолжает утверждать, что развитие к коммунизму не может идти иначе, как через диктатуру пролетариата, «ибо сломить сопротивление эксплуататоров-капиталистов больше некому и иным путем нельзя» (33, 88).

За многочисленными ленинскими высказываниями о диктатуре пролетариата, попытками ее определения, обозначениями различного рода, облеченными в наукообразные формы, за отождествлением диктатуры пролетариата с диктатурой вождей, единоличной властью, вырисовывается настоящая, действительная диктатура. Но не диктатура пролетариата, а диктатура против всех классов, в том числе и против пролетариата, против всех социальных групп, больших и малых. Диктатура есть всегда диктатура. Ее не может осуществлять ни класс, ни его значительное большинство или даже меньшинство. Ее осуществляет небольшая группа лиц, захватившая власть, типа Политбюро, ЦК КПСС (пока он не вырос до нескольких сотен членов и кандидатов), и держащая эту власть сугубо репрессивными методами, которые в бывшем Союзе превратились в тоталитарные, при поддержке этих методов одурманенными массами, находящимися в состоянии именно массового психоза.

Да и сам Ленин неоднократно высказывал мысль о том, что целый класс, в том числе пролетариат, не может осуществлять государственную власть. Следует отметить, что как фашизм, предельно откровенно, так и большевизм (в более завуалированной, а подчас и в неприкрытой форме) в дополнение к осуществлению партийно-государственной диктатуры проповедовали и авторитарную власть вождей. Еще в молодости Ленин в статье «Насущные задачи нашего движения», написанной в октябре – начале ноября 1900 г., писал: «Ни один класс в истории не достигал господства, если он не выдвигал своих политических вождей, своих передовых представителей, способных организовать движение и руководить им» (4, 375). Правда, Ленин в «Государстве и революции» еще ничего не говорит о роли вождей или партии в осуществлении диктатуры пролетариата. Либо еще не настало время, либо и без слов все было ясно. Но вскоре речь пойдет о том, что партия есть становой хребет диктатуры пролетариата. Причем, разумеется, не вся партия, а ее верхушка в лице вождей. И здесь появляется вопрос о роли личности в истории. В эпоху после октябрьского переворота в России она – и это подтверждается историческими фактами – была определяющей. В «Очередных задачах Советской власти» Ленин уже отождествлял диктатуру пролетариата с единоличной властью, а в «Детской болезни «левизны» в коммунизме» – с диктатурой партии.

Так, в «Очередных задачах Советской власти» Ленин писал: «Что диктатура отдельных лиц очень часто была в истории революционных

Розин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 148

движений выразителем, носителем, проводником диктатуры революционных классов, об этом говорит непререкаемый опыт истории... Поэтому решительно никакого принципиального противоречия между советским (т.е. социалистическим) демократизмом и применением диктаторской власти отдельных лиц нет» (36, 199). Это написано немного более полугода после написания «Государства и революции», в апреле 1918 г. И здесь Ленин достаточно откровенно говорит о том, что диктатура отдельных лиц является выразителем, носителем, проводником революционных классов. Значит, и диктатура «пролетариата» является фикцией, ибо ее носителем, выразителем и проводником являются отдельные диктаторы. Эта мысль повторяется Лениным в другом месте «Очередных задач Советской власти»: «По второму вопросу, о значении именно единоличной диктаторской власти с точки зрения специфических задач данного момента, надо сказать, что всякая крупная машинная индустрия, – т.е. именно материальный, производственный источник и фундамент социализма – требует безусловного и строжайшего единства воли, направляющей совместную работу сотен, тысяч и десятков тысяч людей... Но как может быть обеспечено строжайшее единство воли? – Подчинением воли тысяч воле одного...

...Сегодня та же революция и именно в интересах ее развития и укрепления, именно в интересах социализма требует беспрекословного повиновения масс единой воле руководителей трудового процесса...

...Вся наша задача... встать во главе истомленной и устало ищущей выхода массы, повести ее по верному пути, по пути трудовой дисциплины, по пути согласования задач митингования об условиях работы и задач беспрекословного повиновения воле советского руководителя, диктатора, во время работы» (36, 200–201). А в первоначальном варианте статьи «Очередные задачи Советской власти» Ленин прямо отмечал: «...Возник вопрос о том, насколько единоличная распорядительная власть (власть, которую можно было бы назвать властью диктаторской) совместима с демократическими организациями вообще, с коллегиальным началом в управлении – в особенности, и – с советским социалистическим принципом организации – в частности. Несомненно, что очень распространенным является мнение, будто о таком совмещении не может быть и речи, – мнение, будто единоличная диктаторская власть несовместима ни с демократизмом, ни с советским типом государства, ни с коллегиальностью управления. Нет ничего ошибочнее этого мнения» (36, 156). Следовательно, по Ленину, советский тип государства вполне совместим с единоличной диктаторской властью и, значит, диктатура пролетариата есть не что иное, как власть единоличного диктатора. Таков непреложный вывод из приведенных суждений Ленина. Но продолжим его высказывания по этому вопросу. Помимо того, что Ленин отождествлял диктатуру про-

Розин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 149

летариата с единоличной диктаторской властью, у него есть весьма интересное, с точки зрения его оценки пролетарской диктатуры, следующее высказывание о том, кто именно конкретно осуществляет диктатуру пролетариата. В речи на митинге-концерте сотрудников Всероссийской чрезвычайной комиссии 7 ноября 1918 г. (видимо, дата выбрана не случайно) Ленин заявил: «Для нас важно, что ЧК осуществляет непосредственную диктатуру пролетариата, и в этом отношении их роль неоценима. Иного пути к освобождению масс, кроме подавления путем насилия эксплуататоров, – нет. Этим и занимаются ЧК, в этом их заслуга перед пролетариатом» (37, 174). Характерно, что первую годовщину октябрьского переворота Ленин проводит с чекистами. Не для того ли, чтобы ясно показать, в чьих руках находится государственная власть, сказать ясно и недвусмысленно, что не пролетариат осуществляет свою диктатуру, не класс пролетариат, а орган государства, а скорее всего, партии, осуществляет диктатуру якобы всего класса. В речи на III Всероссийском съезде профессиональных союзов 7 апреля 1920 г. Ленин вновь повторяет мысль о необходимости единоличного диктатора. «Берите 1918 год, где не было этих споров и где я уже тогда указывал на необходимость единоличия, необходимость признания диктаторских полномочий одного лица с точки зрения проведения советской идеи. Все фразы о равноправии вздор. Мы не на почве равноправия видим классовую борьбу» (40, 308). Нужны ли еще какие-либо дополнительные материалы для оценки ленинского отношения к диктатуре пролетариата, которую он фактически мыслил не как диктатуру класса, а как диктатуру одного лица?

В статье «К истории вопроса о диктатуре», написанной 20 октября 1920 г., Ленин определял диктатуру как «ничем не ограниченную, никакими законами, никакими абсолютно правилами не стесненную, непосредственно на насилие опирающуюся власть». И далее он продолжает: «... Вот почему диктатуру осуществляет не весь народ, а только революционный народ» (41, 383). Иными словами, по Ленину, диктатура это полнейший беспредел, это система власти, при которой равноправие превращается во вздор и господствует режим не введенного ни в какие рамки насилия и террора.

На X съезде партии Ленин высказал мысль, что диктатура пролетариата слишком серьезная вещь, чтобы ее можно было доверить самому пролетариату. Он, в частности, говорил, что диктатура пролетариата невозможна иначе, как через коммунистическую партию большевиков, имея, разумеется, в виду не всю партию, а ее узкое руководящее ядро. Более того, Ленин шел значительно дальше этой констатации, обронив как-то фразу, в предельно сжатой форме отражавшую суть большевистской системы власти: «советский социалистический централизм единоличию и диктатуре нисколько не противоречит, что волю одного класса иногда осуществляет диктатор, который иногда

Розин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 150

один более сделает и часто более необходим» (40, 272). Поэтому тоталитарная диктатура, к обоснованию которой пришел Ленин, оказывается ничем иным, как автократией. Но это был явный отход от многократно высказанных им положений, что диктатуру осуществляет весь угнетенный при капитализме пролетариат. Маяковский писал: «Мы говорим Ленин – подразумеваем партия, мы говорим партия – подразумеваем Ленин». Перефразируя слова Маяковского применительно к взаимоотношению партии и государства можно сказать, что, по Ленину: «Мы говорим диктатура пролетариата, подразумеваем диктатура партии».

Особенно важно недвусмысленное заявление Ленина, сделанное в речи на соединенном заседании делегатов VIII съезда Советов, членов ВЦСПС и МГСПС – членов РКП(б) 30 декабря 1920 г. «О профессиональных союзах, о текущем моменте и об ошибках т. Троцкого», что «диктатуру пролетариата через его поголовную организацию осуществить нельзя. Ибо не только у нас, в одной из самых отсталых капиталистических стран, но и во всех других капиталистических странах пролетариат все еще так раздроблен, так принижен, так подкуплен кое-где (именно империализмом в отдельных странах), что поголовная организация пролетариата диктатуры его осуществить непосредственно не может. Диктатуру может осуществлять только тот авангард, который вобрал в себя революционную энергию класса...

...Нельзя осуществлять диктатуры пролетариата через поголовно организованный пролетариат» (42, 204, 205). Что же такое пролетариат, если он так раздроблен и так принижен? Как же этому раздробленному и приниженному классу осуществлять руководство массами? И что же такое диктатура пролетариата, если он сам не в состоянии осуществить диктатуру? Один ответ – это выдуманный основоположниками марксизма и разработанный Лениным миф, ибо реально он не существовал, не существует и существовать не может.

Еще недавно Ленин говорил, что каждая кухарка будет в состоянии управлять государством в социалистическом обществе. А уже в докладе «О роли и задачах профессиональных союзов» на заседании коммунистической фракции съезда 23 января 1921 г. на II Всероссийском съезде горнорабочих Ленин говорит о неспособности каждого (уже не кухарки) рабочего управлять государством. «Разве, – говорил Ленин, – знает каждый рабочий, как управлять государством? Практические люди знают, что это сказки, что у нас миллионы рабочих профессионально организовонных переживают то, что мы говорили, что профессиональные союзы есть школа коммунизма и управления. Когда они пробудут в школе эти годы, они научатся, но это идет медленно. Мы даже неграмотность не ликвидировали. Мы знаем, как рабочие, связанные с крестьянами, поддаются на непролетарские лозунги. Кто управлял из рабочих? Несколько тысяч на всю Россию, и

Розин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 151

только» (42, 253). А в труде «Государство и революция», да и в ряде других работ, Ленин писал о поголовном управлении государством рабочими. Теперь же Ленин признает, что абсолютное большинство рабочих не знает, как управлять государством. К тому же Ленин признает и то, что связанные с крестьянами рабочие поддаются на непролетарские лозунги. Но тогда чего же стоят заклинания о диктатуре пролетариата, если даже, по словам Ленина, из рабочих управляли огромной Россией всего несколько тысяч. Мы уже не говорим, что эта цифра безмерно завышена. Управляла Россией горстка фанатиков-большевиков, а отнюдь не целый класс пролетариев, которые как были при царизме и капитализме в России пролетариями, так и остались пролетариями в большевистской России.

С самого начала государственного переворота в октябре 1917 г. в России начала складываться такая система власти, которая коренным образом отличалась от идеала, сформулированного большевизмом. Эту организацию государственной власти принято считать и именовать диктатурой пролетариата. Но поскольку марксизм-ленинизм был единственной теоретической основой, государственной идеологией, за отказ от которой ставили к стенке, иного обозначения этой системы, как государство диктатуры пролетариата, быть не могло. Именно в этой категории «диктатура пролетариата» разрешалось отражать действительность, хотя «диктатура пролетариата» ничего общего с действительностью не имела. Для любого человека, в той или иной мере занимавшегося вопросами государства, а тем более для исследователя, выбор был прост: либо диктатура пролетариата, либо диктатура буржуазии. Выход за пределы этого незначительного выбора на протяжении многих десятилетий был чреват тяжелыми последствиями. Нет никакого сомнения, что созданная Лениным и большевиками государственная система не была и не могла быть диктатурой пролетариата. Глубоко убежден в том, что сама диктатура пролетариата есть не что иное, как миф, как теоретический феномен, существующий лишь в рамках умозрительной кабинетной конструкции основоположников марксизма, разработанный и возведенный в степень В.И. Лениным. Никакого отношения к реальной действительности этот теоретический феномен, этот миф не имел, не имеет и иметь не может. И это следует не только из наших умозаключений, но из тех высказываний Ленина, которые мы только что привели. Следует добавить, что на протяжении многих лет, особенно после октября 1917 года, Ленин и его последователи подчеркивали, что решающим условием осуществления диктатуры пролетариата является руководящая роль коммунистической партии.

В «Государстве и революции» Ленин часто повторяет, что мысль Маркса, что Парижская коммуна не была парламентским учреждением, а была работающей корпорацией, в одно и то же время законода-

Розин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 152

тельствующей и исполняющей законы, была особенно глубокой. В чем Ленин видит глубину приведенной мысли? В том, что соединение «законодательных и исполнительных функций = переход к уничтожению государства в том смысле, что не особый орган, не особые органы будут ведать делами государства, а в с е его члены» (33, 271). О том, кто будет ведать делами государства, Ленин ответил почти сразу после октябрьского переворота. Нет, не все его члены. Даже рабочие не в состоянии управлять государством, не говоря о почти поголовно в России безграмотном крестьянстве. И это еще одно свидетельство того, что «теоретические» размышления Ленина в «Государстве и революции», равно как и в иных его работах большого и малого объема, были построены на песке. Строивший воздушные замки, вроде идей диктатуры пролетариата, Ленин на деле оказался никудышным теоретиком. И это подтверждает вся его политическая практика и высказывания послеоктябрьского времени.

Ленин считал в «Государстве и революции», что Маркс, не вдаваясь в утопии, от опыта массового движения ждал ответа на вопрос: в какие конкретные формы организация пролетариата, как господствующего класса, станет выливаться и совмещаться с наиболее полным и последовательным «завоеванием демократии». И когда возникла Парижская коммуна, Маркс в «Гражданской войне во Франции» писал, что она была прямой противоположностью империи. Она, писал Маркс, «должна была устранить не только монархическую форму классового господства, но и самое классовое господство...». Маркс называет Коммуну правительством рабочего класса. В связи с размышлениями Маркса о Коммуне, как новом типе государства, Ленин писал в «Государстве и революции»: «В чем именно состояла эта «определенная» форма пролетарской социалистической республики?» (33, 41). Что это было за государство, которое начала строить Парижская коммуна? Здесь выявляется существенное противоречие. О какой социалистической республике может идти речь, если Коммуна не вторглась в отношения частной собственности, не затронула их. Какая это была диктатура пролетариата, если не была осуществлена экспроприация «экспроприаторов», если не были обобществлены средства производства? Ведь это противоречит установкам «Манифеста Коммунистической партии», в котором четко выражена мысль, что идею коммунизма можно выразить словами: уничтожение частной собственности. Поэтому теоретические суждения Ленина о том, что Коммуна была социалистическим государством пролетариата, являются просто надуманными, несостоятельными.

В одном отношении, оценивая Коммуну, Маркс оказался прав. Он заявлял (и это положение приводится Лениным в «Государстве и революции» (33,44), что Коммуна сделала правдой лозунг всех буржуазных революций: дешевое правительство. Ленин, далее, в связи с этим

Розин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 153

утверждал: осуществить это может только пролетариат, и, осуществляя это, он делает вместе с тем шаг к социалистическому переустройству государства» (33,45). Но когда большевики захватили государственную власть, они создали самое огромное на деле правительство, обслуживаемое сотнями тысяч, миллионами прислужников, чиновников, осуществляющих свои функции во имя неслыханных привилегий в виде государственных дач, усадеб для приемов, охотничьих домиков (дворцов), о чем не могли и мечтать буржуазные чиновники.

Ленин подвергает критике утопистов, которые занимались «открытием» политических форм, в рамках которых должно было бы произойти социалистическое преобразование общества. Одновременно он критикует анархистов, отмахивающихся от вопроса о политических формах вообще. Оппортунисты, по его словам, молились на форму парламентарного государства, объявляя анархизмом любое стремление сломать эти формы. Хотя Ленин и писал о многообразии форм диктатуры пролетариата при переходе от капитализма к коммунизму, он в работе «Государство и революция» отдает предпочтение Парижской коммуне как форме пролетарского государства.

Особое внимание в «Государстве и революции» Ленин уделял централизации пролетарского государства. Он в целом придерживался марксо-энгельсовского положения о преимуществах именно централизованной пролетарской государственности перед федеративной. Даже тогда, когда делаются реверансы в сторону федерализма, следует учитывать, что для Ленина федерация – это возможный при определенных условиях фасад, который призван прикрыть жесткий централизм государства пролетарской диктатуры. Ленин вообще всегда и при всех условиях высказывался за максимальную централизацию. Так, в сентябре 1902 г. в «Письме к товарищу о наших организационных задачах» Ленин настаивал на том, что «...в отношении идейного и практического руководства движением и революционной борьбой пролетариата нужна возможно большая централизация» (7, 21). А в «Государстве и революции» он призывает не отказываться «...от самой решительной пропаганды и борьбы за единую, централистически-демократическую республику» (33, 73). Ленин, далее, защищает Энгельса, который «с фактами в руках, на самом точном примере, опровергает чрезвычайно распространенный – особенно среди мелкобуржуазной демократии – предрассудок, будто федеративная республика означает непременно больше свободы, чем централистическая. Это неверно. Факты, приводимые Энгельсом относительно централистической французской республики 1792–1798 гг. и федералистической швейцарской, опровергают это. Свободы больше давала демократическая централистическая республика, чем федералистическая. Или иначе: наибольшая местная, областная и пр. свобода, известная в истории, дана была централистической, а не федеративной республикой»

Розин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 154

(33,74). Маркс, настаивает Ленин, – централист. А федерализм, по его словам, вытекает принципиально из мелкобуржуазных воззрений анархизма. Федеративную республику марксизм-ленинизм рассматривает либо как исключение «и помеху развитию, либо как переход от монархии к централистической республике, как «шаг вперед» при известных особых условиях. И среди этих особых условий выдвигается национальный вопрос» (33, 72). Именно национальный вопрос явился причиной образования формальной советской федерации, в действительности централизованного советского государства. Не кто иной, как Ленин стоял у колыбели сверхцентрализованного бюрократического государства.

Марксо-энгельсовское, а затем и большевистское отношение к централизованному государству связано с уничтожением частной собственности и превращением «пролетарского» государства в собственника основных средств производства. Но еще Бакунин, современник и оппонент Маркса, показал, что государственные структуры, которые возникают на основе всеобщей экспроприации, ограбления собственников, неизбежно будут диктаторскими. Согласно Бакунину, концентрация средств производства в руках государства неизбежно потребует особенно мощной централизации власти. Кстати, об этом достаточно определенно писали Маркс и Энгельс еще в «Манифесте Коммунистической партии». Ликвидация частной собственности неизбежно создает предпосылку для возникновения институтов централизованной государственной власти. Но есть еще одна предпосылка – это приход к власти охлоса, под которым подразумеваются как рабочие, бегущие от станков к чиновничьим креслам, так и полуинтеллигенты, не сумевшие приспособиться к нормальной жизни и потому в нравственном отношении несущие в себе ущербность. Но там, где к власти приходит охлос, там, как отмечал еще историк французской революции Ток-виль, развивается механизм централизации. Тогда срабатывают и цементируются тоталитарные структуры власти, и новый класс, превратившийся в командный, быстро бюрократизируется и выступает как замкнутая и жестокая каста. В бывшем Союзе, да и в странах бывшего социалистического лагеря, эта вторая предпосылка дополняла первую и усиливала новую диктатуру, сердцевиной которой являлся партийный аппарат. Жестко централизованный и действующий с беспощадной решительностью, этот аппарат довольно быстро освободился от какого-либо контроля не только общественных, но и государственных органов. Этот охлос, эту касту вполне устраивало учение о диктатуре пролетариата, так как позволяло безраздельно проявлять «волю и власть», в корне подавлять любую оппозицию и осуществлять постоянный террор.

Еще основоположники марксизма опасались, что пришедший к власти пролетариат может выйти из-под общественного контроля и

Розин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 155

стать не только над обществом, но и над государством. Энгельс писал, что «Коммуна должна была с самого начала признать, что рабочий класс, придя к господству, не может дальше хозяйничать со старой государственной машиной; что рабочий класс, дабы не потерять снова своего только что завоеванного господства, должен, с одной стороны, устранить всю старую, доселе употреблявшуюся против него, машину угнетения,ас другой стороны, он должен обеспечить себя против своих собственных депутатов и чиновников, объявляя их всех, без всякого исключения, сменяемыми в любое время» (МЭС, 22,199). Ленин выписал это положение в «Подготовительных материалах» к книжке «Государство и революция» («Марксизм о государстве»), но никак не прокомментировал его, хотя важность этого положения несомненна. Фактически он оставил это важное теоретическое положение без последствий, а на практике после октябрьского переворота, несмотря на все заклинания большевиков о сломе старой государственной машины, многие важные репрессивные органы старой власти не были тронуты советским государством, которое не поставило под общественный и государственный контроль и «своих собственных депутатов и чиновников».

Ленин не учел и другого важного положения Энгельса, хотя и привел его в своем труде «Государство и революция». Энгельс считал, что против неизбежного превращения государства и его органов из слуг общества в господ над обществом Парижская коммуна применила два безошибочных средства. «Во-первых, она назначала на все должности, по управлению, по суду, по народному просвещению, лиц, выбранных всеобщим избирательным правом, и притом ввела право отзывать этих выборных в любое время по решению их избирателей. А во-вторых, она платила всем должностным лицам, как высшим, так и низшим, лишь такую плату, которую получали другие рабочие... Таким образом была создана надежная помеха погоне за местечками и карьеризму, даже и независимо от императивных мандатов депутатам в представительные учреждения, введенных Коммуной сверх того» (МЭС, 22, 200). Ленин соглашается с этими положениями Энгельса, но он после октябрьского переворота не реализовал ни одного из замечаний своего учителя. Все должности по управлению, по народному просвещению, все чиновники не избирались, а назначались по указанию партийных органов или специальных уполномоченных должностных лиц. Что же касается заработной платы, то почти с самого начала были установлены привилегии чиновникам в виде различных надбавок, пайков, специальных столовых, лечебных учреждений, по крайней мере для высших должностных лиц

Ленинская идея диктатуры пролетариата – идея насильственного «осчастливливания» народа. Но это не просто недоразумение, не просто ошибка, не просто утопия – это криминальная идея. В действи-

Розин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 156

тельности так называемая диктатура пролетариата не только не освободила человечество, а наоборот, закабалила во сто крат горше, чем когда-либо, сотни миллионов людей. Да и не было, как отмечалось, никакой диктатуры пролетариата. Не может каждая кухарка, каждый рабочий, как признавал Ленин, управлять государством. Властвовали с самого начала вожди-диктаторы, партийно-государственная элита, люмпены, охлос, присвоившие себе право говорить от имени рабочего класса, от имени «угнетенных масс».

Идея диктатуры пролетариата – это не только идея насилия и террора внутри страны. Ее агрессивная суть несомненна. Ленин в «Государстве и революции» мечтает о мировой революции, о создании мирового коммунистического государства, мировой диктатуры пролетариата. А сама мировая революция, мировая диктатура пролетариата есть не что иное, как мировая гражданская война, всеобъемлющее тотальное насилие в мировом масштабе и мировой пожар со всеобщей катастрофой. Идея диктатуры пролетариата – это идея всемирного «осчастливливания», и никто еще не сказал народу бывшей советской империи, что за тщательно скрываемыми цифрами советского бюджета таились колоссальные суммы на вооружение, на авантюры в Афганистане, Анголе, Никарагуа, Эфиопии, на Кубе, во Вьетнаме и т д. Никто не сказал народам бывшего СССР, во что обошелся ему военно-промышленный комплекс и все попытки разжечь пожар мировой революции. Ясно одно: эта милитаристская политика привела к хозяйственному краху советской страны во всех сферах социальной жизни и двигала страну к ядерной катастрофе. Лишь процесс, проходивший в Конституционном суде России в 1992 г., связанный с вопросом о законности коммунистической партии, высветил отдельные факты расходования партийных средств (за счет бывшего Советского государства) на подкуп и содержание зарубежных коммунистических партий, различных националистических движений и т.д.

В ленинском учении о диктатуре пролетариата особое место принадлежит идеям так называемого слома старой военно-бюрократической буржуазной государственной машины. При этом Ленин допускает в «Государстве и революции» не сразу бросающееся в глаза очень серьезное противоречие, мимо которого прошли исследователи ленинских идей о государстве. Приведя слова Маркса, что все предшествовавшие революции усовершенствовали государственную машину вместо того, чтобы сломать ее, Ленин писал: «В этом замечательном рассуждении марксизм делает громадный шаг вперед по сравнению с «Коммунистическим Манифестом»... Здесь вопрос ставится конкретно, и вывод делается чрезвычайно точный, определенный, практически осязательный: все прежние революции усовершенствовали государственную машину, а ее надо разбить, сломать.

Розин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 157

Этот вывод есть главное, основное в учении марксизма о государстве» (33, 28). Приведенное положение Ленина стало одной из основных догм в большевистской мифологии государства. Неисчислимое количество статей, диссертаций по юриспруденции, философии и истории, книг и т.п. посвящены обоснованию этой ленинской фразы, да и иных фраз в других местах «Государства и революции» и в иных работах.

Итак, по словам Ленина, вывод Маркса о сломе старой государственной машины – главное в марксистском учении о государстве. Это положение было выдвинуто Марксом в «Восемнадцатом брюмера Луи Бонапарта», повторено Марксом в письме Кугельману 12 апреля 1871 г., затем в «Гражданской войне во Франции» и, наконец, в предисловии к новому немецкому изданию «Коммунистического Манифеста», подписанного обоими его авторами в июне 1872 г. Именно в словах «сломать бюрократически-военную государственную машину» (как писал Маркс Кугельману в письме 1871 г.) Ленин видел «кратко выраженный, главный урок марксизма по вопросу о задачах пролетариата в революции по отношению к государству. И именно этот урок не только совершенно забыт, но и прямо извращен господствующим, каутскианским «толкованием» марксизма!» (33, 38). Мы еще вернемся к отношению Каутского к слому старой государственной машины, а пока лишь скажем, что Маркс имел в виду централизованный бюрократический военный государственный аппарат Франции, состоящий из полумиллионной армии чиновников и полумиллионной армии как таковой. Маркс писал о государственной машине именно Франции середины XIX в., как ужасном паразите, обвившем, словно спрут, все тело французского общества. Мог ли представить себе основоположник марксизма государственный аппарат «пролетарского социалистического государства» в двадцать (а по подсчетам ряда исследователей в тридцать) миллионов человек, как это было в советской империи.

Маркс считал обязательным слом буржуазной государственной машины на Европейском континенте. Он ограничивал свое положение о сломе буржуазной государственной машины именно континентом, исключая из закона слома Англию и Соединенные Штаты Америки, в которых, по его мнению, еще не сложилась военно-бюрократическая государственная машина. В работе «Государство и революция» Ленин утверждает, что империализм, эпоха гигантских капиталистических монополий и банковского капитала, эпоха перерастания монополистического капитализма в капитализм государственно-монополистический «показывает необыкновенное усиление «государственной машины», неслыханный рост ее чиновничьего и военного аппарата в связи с усилением репрессий против пролетариата как в монархических, так и в самых свободных, республиканских странах» (33, 33). Этот рост чиновничьего и военного аппарата охватил не

Розин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 158

только страны Европейского континента, но также, как говорит Ленин, не приводя по этому вопросу никаких доказательств, Англию и Америку. В связи с этим Ленин писал в «Государстве и революции», что ограничение Маркса, допущенное в письме Кугельману 12 апреля 1871 г. в отношении Англии и Соединенных Штатов Америки, отпадает. «И Англия и Америка, – писал Ленин, – крупнейшие и последние – во всем мире – представители англо-саксонской «свободы» в смысле отсутствия военщины и бюрократизма, скатились вполне в общеевропейское грязное, кровавое болото бюрократически-военных учреждений, все себе подчиняющих, все собой подавляющих. Теперь и в Англии и в Америке «предварительным условием всякой действительно народной революции» является ломка, разрушение «готовой» (изготовленной там в 1914–1917 гг. до «европейского» общеимпериалистского совершенства) «государственной машины» (33,38). Все это взято неизвестно откуда. Какие были данные у Ленина по Англии и Америке (в частности, Соединенным Штатам Америки) об изготовлении там бюрократически-военной машины в 1914– 1917 годах? Данные Лениным не приводятся. Он не ссылается ни на какие документы, ни на какую-либо литературу.

Правда, Ленин считал, что уничтожить сразу чиновничество повсюду и до конца невозможно. Это, полагал он, – утопия. «Но разбить сразу старую чиновничью машину и тотчас же начать строить новую, позволяющую постепенно сводить на нет всякое чиновничество, это не утопия, – это опыт Коммуны, это прямая очередная задача революционного пролетариата» (33, 48–49). Представляется, что мнение Ленина о том, что идея слома военно-бюрократической государственной машины в ходе пролетарской революции, как главное в марксистском учении о государстве, является надуманной.

Проблема слома старой государственной машины так занимает Ленина, что он посвящает ей многие страницы «Государства и революции». Таким образом, новым словом Маркса в учении о государстве Ленин считал его идею слома старой буржуазной государственной машины.

И вот настала пора сказать, что двумя десятками страниц выше приведенного раннее положения о главном в марксистском учении о государстве Ленин писал совершенно иное. «Складывается государство, создается особая сила, особые отряды вооруженных людей и каждая (выделено мною. – Э.Р.) революция, разрушая государственный аппарат, показывает нам обнаженную классовую борьбу, показывает нам воочию, как господствующий класс стремится возобновить служащие ему особые отряды вооруженных людей» (33, 10). Таким образом, Ленин фиксирует известный еще до Маркса факт, что не только пролетарская, но каждая революция разрушает старый государственный аппарат, и потому вывод о необходимости разрушить старый го-

Розин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 159

сударственный аппарат в ходе пролетарской революции вовсе не есть нечто новое в теории государства, а банальный факт. Так одна догма опровергает другую. Это противоречие оставалось незамеченным прежде.

Ленин утверждает все время, что освобождение угнетенного класса невозможно без насильственной революции, хотя Маркс и Энгельс после написания «Коммунистического Манифеста» неоднократно говорили о возможности мирной революции, особенно после Парижской коммуны, при переходе от капитализма к коммунизму. Правда, это «теоретическое» положение Ленина противоречит его отдельным высказываниям весной 1917 г. о возможности мирного развития революции.

Но если государство диктатуры пролетариата есть организация насилия, то ясно, что оно отвергает демократию как таковую, верховенство правового закона, неотчуждаемые естественные права человека, свободу и достоинство личности.

Предыдущий | Оглавление | Следующий