|
Сегодня |
||
УНИВЕРСАЛЬНЫЙ УЧЕБНИК |
||
Предыдущий | Оглавление | Следующий
I.
Все взаимные споры лиц, не связанных воедино общим внутригосударственным
правом, относятся к состоянию войны или мира; таковы споры тех, кто еще не
объединен в народ, или тех, кто принадлежит к различным народам, – как частных
лиц, так и самих государей, а также лиц, обладающих равными с последними
правами, а именно – лиц знатного происхождения и свободных граждан в
республиках. А так как войны ведутся ради заключения мира и нет такого спора,
из-за которого не могла бы разгореться война, то уместно будет в связи с
изложением права войны остановиться на том, какого
История философии права. Под
ред. Керимова Д. А. – СПб.,
Санкт-Петербургский университет МВД России, 1998. С.80
рода обычно возникают разногласия, сопряженные с войной.
Самая же война приводит нас к миру как своей конечной цели.
II.
1. Поскольку мы намерены толковать о праве войны, то необходимо исследовать
вопрос о том, что такое война, о которой идет речь, и что такое право, о
котором ставится вопрос. Цицерон утверждал, что война есть состязание силой.
Тем не менее вошло в обычай называть этим именем не действие, но состояние; так
что война есть состояние борьбы силой как таковое. Это общее понятие обнимает
всякого рода войны, о которых должна идти речь в дальнейшем. При этом я ведь
здесь не исключаю и частной войны, так как на самом деле такая война
предшествует войне публичной и, без сомнения, имеет с последней общую природу,
почему они должны называться одним и тем же, свойственным им именем.
2. Этому не противоречит происхождение самого слова «война»,
ибо слово bellum
(война) происходит от более древней формы – duellum (поединок), подобно тому как duonus превратилось в bonus, a duis – в bis. Duellum в таком же смысле происходит
от duo
(два), в котором для нас «мир» означает «единение». Так же точно у
греков слово polemos
(война) произошло от обозначения «множества»; в древности lue (раздор) было выведено из слова
«распад», подобно тому как из «разложения тела» произошло due (мука).
3. Язык не противится употреблению самого слова «война» в
этом более широком смысле. Однако ничто не препятствует нам присваивать
название войны исключительно только вооруженному столкновению государств,
поскольку, несомненно, родовое название сообщается нередко также тому или иному
виду, в особенности же такому, который имеет какое-нибудь особое преимущество
перед другими видами. Я не ввожу в определение понятия войны признака
справедливости, потому что задачу настоящего исследования составляет именно
разрешение вопроса о том, может ли какая-нибудь война быть справедливой и какая
именно война справедлива. Следует все же отличать постановку вопроса от самого
предмета, о котором ставится вопрос.
III.
1. Давая настоящему исследованию заглавие «О праве войны и мира», мы,
во-первых, как уже сказано, разумеем именно вопрос о том, может ли какая-нибудь
война быть справедливой. И затем – еще другой вопрос: что же может быть в войне
справедливо? Ибо право Здесь означает не что иное, как то, что справедливо, при
этом преимущественно в отрицательном, а не в утвердительном смысле, так как
право есть то, что не противоречит справедливости. Противоречит
История философии права. Под
ред. Керимова Д. А. – СПб.,
Санкт-Петербургский университет МВД России, 1998. С.81
же справедливости то, что противно природе существ,
обладающих разумом. Так, по словам Цицерона, в трактате «Об обязанностях» (кн. II, гл. I) противно природе причинять ущерб
другому ради собственной выгоды; и в доказательство этого он приводит то, что
при таком положении дела человеческое общество и взаимное общение людей
неизбежно разрушились бы. Грешно человеку злоумышлять против другого человека,
полагает Флорентин, ибо природа установила некое сродство между ними. Сенека же
в трактате «О гневе» (кн. II,
гл. 32) пишет: «Пусть все члены тела находятся во взаимном согласии, так как
сохранение отдельных частей важно для целого; люди должны щадить друг друга,
потому что они рождены для общения. Ибо общество не может существовать иначе,
как взаимной любовью и заботой о составных частях».
2. Подобно тому как одни сообщества свободны от неравенства,
например, взаимные отношения братьев, граждан, друзей или союзников, другие же,
напротив, не свободны от неравенства и, по словам Аристотеля, допускают
превосходство, например, отношения отца к детям, хозяина к рабу, царя к
подданным, Бога к людям, так и один вид справедливости состоит в отношениях между
равными, а другой – в отношениях между господствующими и повинующимися. Поэтому
мы едва ли ошибемся, если этот последний вид назовем правом господства, а
первый – правом равенства.
IV.
От права в этом смысле отлично иное, хотя и зависящее от первого, –
касающееся лиц. В этом последнем смысле право есть нравственное качество,
присущее личности, в силу которого можно законно владеть чем-нибудь или
действовать так или иначе. Это право присуще личности, хотя нередко оно и
связано с вещами, как, например, сервитуты, лежащие на усадьбах и носящие
название вещных прав в отличие от других, чисто личных, – не потому, чтобы
первые тоже не были связаны с личностью, но потому, что они связаны с нею,
поскольку им принадлежит какая-нибудь определенная вещь. Совершенное же
нравственное качество мы называем способностью, менее совершенное мы называем
соответствием; в вещах естественных первым соответствует действие, вторым –
возможность.
IX. 1.
Есть еще третье значение слова «право» – одинаковое с понятием «закон», если
только принять это слово в самом широком смысле, а именно – в значении правила
нравственных поступков, обязывающего к выполнению какого-нибудь надлежащего
действия. Во всяком случае, необходима обязанность, ибо советы и какие бы то ни
было иные наставления, например правила чести, не имеющие обязательной силы, не
заслуживают название закона или права. Дозволение же, собственно, не есть
действие закона, но – отрицание действия,
История философии права. Под
ред. Керимова Д. А. – СПб.,
Санкт-Петербургский университет МВД России, 1998. С.82
если только на всякое иное лицо не возлагается обязанность
не чинить препятствий лицу, которому что-либо дозволено законом. Мы сказали,
кроме того: обязанность к выполнению какого-нибудь надлежащего действия, а не
просто – правомерного действия, потому что право в данном смысле имеет
отношение не только к предмету справедливости, о которой уже была речь, но и к
предмету прочих добродетелей. Тем не менее надлежащее в соответствии с этим
правом называется справедливым в широком смысле слова.
2. Наилучшее деление права в принятом значении предложено
Аристотелем, согласно которому, с одной стороны, есть право естественное, а с
другой – право волеустановленное, которое он называет законным правом,
употребляя слово «закон» в более тесном смысле. Иногда же он называет его
установленным правом. То же различие встречается и у евреев, когда они
выражаются точно, называя право естественное «митсвот», а право установленное
«кукким», причем первое слово евреи-эллинисты передают греческим словом
«справедливость», а второе – греческим словом «повеление».
X.
1. Право естественное есть предписание здравого разума, коим то или иное
действие, в зависимости от его соответствия или противоречия самой разумной
природе, признается либо морально позорным, либо морально необходимым; а
следовательно, такое действие или воспрещено, или же предписано самим Богом,
создателем природы.
2. Действия, к которым относятся подобного рода предписания,
суть сами по себе должные или недозволенные, и оттого они с необходимостью
признаются предписанными или же воспрещенными самим Богом; этим признаком такое
право отличается не только от человеческого права, но и от права,
установленного божественной волей, так как последнее предписывает или
воспрещает не то, что само по себе и по самой своей природе есть должное или не
должное, но то, что недозволенно лишь в силу воспрещения и что вменено в
обязанность в силу предписания.
3. А для понимания естественного права следует, между
прочим, заметить, что нередко обозначением права естественного пользуются не в
собственном, но, как любят выражаться школы, в переносном смысле, имея в виду
то, что не отвергается естественным правом, подобно тому, как мы уже заметили,
нередко называют справедливым то, что свободно от какой-либо нравственности; и,
даже злоупотребляя термином «естественное право», обычно распространяют его на
то, что разум признает достойным или наилучшим, хотя и необязательным.
4. Кроме того, следует иметь в виду, что право естественное
распространяется не только на то, что находится непосредственно в зависимости
от человеческой воли, но также и на многие последствия, вытекающие из актов
человеческой воли. Так, например, право собственности в том виде, как оно
существует в настоящее время, установлено волей человека; и, однако же, раз оно
установлено, то в силу естественного права преступно похищение против воли
чужой собственности; оттого, по словам юриста Павла, воровство воспрещено
История философии права. Под
ред. Керимова Д. А. – СПб.,
Санкт-Петербургский университет МВД России, 1998. С.83
естественным правом; оно по природе позорно, по мнению
Ульпиана, и неугодно Богу, как говорит Еврипид в трагедии «Елена»:
Насилие богу не любо; не грабежом Богатства следует стяжать,
но правдою. Позорно изобилие неправое. Доступны сообща всем воздух и земля, Где
всякому дано приумножать свой дом Без посягательства и без насилия.
5. Естественное право, с другой стороны, столь незыблемо,
что не может быть изменено даже самим Богом. Хотя божественное всемогущество и
безмерно, тем не менее можно назвать и нечто такое, на что оно не
распространяется, поскольку то, что об этом говорится, только произносится, но
лишено смысла, выражающего реальный предмет, ибо само себе противоречит.
Действительно, подобно тому как Бог не может сделать, чтобы дважды два не
равнялось четырем, так точно он не может зло по внутреннему смыслу обратить в
добро. Именно это самое имеет в виду Аристотель, когда утверждает: «Есть некоторые
вещи, самое наименование которых связано с мыслью о порочности». Ибо так же,
как бытие вещей, после того как они возникли, и способы их существования не
зависят ни от чего иного, не зависят и свойства их, с необходимостью вытекающие
из их существа; такова же и порочность некоторых действий при сравнении их с
природой существ, одаренных здравым разумом. Надо полагать, что и сам Бог судит
о себе согласно этому же правилу, как об этом свидетельствуют книги Бытия (XVIII, 25), пророки Исайя (V, 3), Езекииль (XVIII, 25), Иеремия (II, 9), Михей (VI, 2), а также апостол Павел
в Послании к римлянам (II,
6; III, 6).
6. Однако же иногда некоторое подобие изменения в действиях,
предписываемых или воспрещаемых естественным правом, вводит в заблуждение
неосторожных, хотя изменяется не самое естественное право, пребывающее
неизменным, но каждая вещь, на которую распространяется естественное право,
испытывает то или иное изменение. Так, например, если кредитор считает, что он
уже получил с меня долг, то я не обязан более ничего платить, но не потому,
чтобы естественное право прекратило с меня требовать уплаты моего долга, а
потому, что прекратился сам долг. Ибо правильно рассуждает Арриан в
комментариях на Эпиктета: «Для того чтобы иметь основания утверждать
существование чьего-нибудь долга, недостаточно доказать, что деньги были даны
ему взаймы, но следует еще доказать, что обязанность возвратить долг до сих пор
еще Не погашена и потому остается в силе». Равным образом, если Бог прикажет
лишить кого-нибудь жизни или похитить чье-нибудь имущество, то это не означает
дозволения совершить человекоубийство или воровство, самое наименование которых
подразумевает понятия преступления; ни то, ни другое уже не будет ни
человекоубийством, ни воровством, потому что они
История философии права. Под
ред. Керимова Д. А. – СПб.,
Санкт-Петербургский университет МВД России, 1998. С.84
будут совершены по велению самого всевышнего создателя жизни
и имущества.
7. Есть также некоторые правила естественного права, которые
предписывают что-нибудь не прямо и непосредственно, а в расчете на известный
порядок вещей; так, общность имущества была естественна до тех пор, пока не
была введена частная собственность; равным образом то же относится к
осуществлению своего права силой до установления гражданских законов.
XI.
1. В виде римского права проводилось разделение незыблемого права, с одной стороны,
на общее для животных и человека, которое в более тесном смысле называется
естественным правом, и, с другой стороны, на свойственное исключительно людям,
зачастую называемое правом народов. Разделение это не имеет почти никакого
значения, ибо нет, собственно, восприимчивого к праву существа, кроме
способного от природы руководствоваться общими началами, что правильно выразил
Гесиод в следующих стихах:
Роду людскому закон даровал всевышний Кронион;
Дикие звери и рыбы, воздушное племя пернатых
Пожирают взаимно друг друга, лишенные правды,
Правда одним нам дана, небожителей дар драгоценный.
Мы не говорим, замечает Цицерон в книге I трактата «Об обязанностях», о том, что
у лошадей или львов существует справедливость. Плутарх в жизнеописании Кантона
Старшего указывает: «По своей природе мы соблюдаем законы и справедливость лишь
в отношениях с людьми». Лактанций пишет: «Мы наблюдаем, что всем животным,
лишенным разума, сама природа внушает стремление к самосохранению. Ибо они
вредят другим ради собственной выгоды, потому что не знают, что вредить есть
зло. А так как человеку доступно понятие добра и зла, то он воздерживается от
причинения вреда другим, даже в ущерб самому себе» (кн. V). Полибий, поведав о том, каким
образом люди впервые пришли к согласию, добавляет, что если бы кто-нибудь нанес
оскорбление своим родителям или благодетелям, то это не замедлило бы вызвать в
прочих негодование, и он приводит основание: «Так как весь род человеческий
отличается от прочих животных свойственным ему умом и разумом, то совершенно невероятно,
чтобы люди, подобно другим животным, оставляли без внимания такой поступок,
столь чуждый их природе; напротив, такой поступок должен поражать их дух как
оскорбление» (кн. VI).
История философии права. Под
ред. Керимова Д. А. – СПб.,
Санкт-Петербургский университет МВД России, 1998. С.85
2. Оттого, когда диким животным приписывают справедливость,
это делается не в собственном смысле вследствие наличия у них тени и следа
разумности. Впрочем, сам образ действий, установленный естественным правом,
свойственен нам наряду с другими животными, как, например, воспитание
потомства. Тогда как, напротив, то, что свойственно исключительно нам, как,
например, богослужение, не имеет никакого отношения к природе права.
XII.
1. Существование же чего-нибудь, принадлежащего к области естественного права,
обычно доказывается или из первых начал, или из вытекающих отсюда следствий. Из
этих обоих способов первый отличается большей отвлеченностью, а второй –
большей общедоступностью. Доказательство априори (из первых начал) состоит в
обнаружении необходимого соответствия или несоответствия какой-нибудь вещи с
разумной и общежительной природой. Доказательство же апостериори (от следствий)
обладает не совершенной достоверностью, но лишь некоторой вероятностью и
состоит в выяснении естественного права путем выяснения того, что признается
таковым у всех или, по крайней мере, у всех наиболее образованных народов. Ибо
общераспространенное следствие предполагает всеобщую причину; причина же столь
общего убеждения едва ли может быть чем иным, кроме так называемого общего
смысла.
2. Гесиоду принадлежит часто повторяемое изречение:
Ложным не может быть многим народам присущее мненье.
«Общее мнение достоверно», – говорил Гераклит, полагавший,
что «общий смысл» есть наилучшее мерило истины.
Аристотель сказал: «Сильнейшим доказательством служит то,
когда все согласны с нашим утверждением». А Цицерон утверждает («Тускуланские
беседы», I, письмо
117), что «согласие всех народов в чем-нибудь должно считаться доказательством
естественного права». Сенека полагает, что «доказательством истины является то,
в чем все сходятся»; а Квинтилиан учит, что «мы считаем истиной то, что
признается общим мнением». Не напрасно я, однако же, упомянул о народах
образованных, ибо, как правильно помечает Порфирий, «некоторые народы одичали,
огрубели и поэтому не следует оценку их нравов нелицеприятными судьями вменять
в укор человеческой природе». У Андроника Родосского читаем: «У людей, одаренных
правым и здравым умом, соблюдается незыблемо так называемое естественное право.
Тем же, чей дух болезнен и расстроен, все кажется иначе, и у них ничто не
согласуется с предметом. Поэтому не ошибается тот, кто находит, что мед сладок,
тогда как больному кажется иначе». С этими авторами не расходится и Плутарх,
который в жизнеописании Помпея замечает, что "по природе ни один человек
ни есть и не был диким и необщительным существом, но он дичает, когда привыкнет
предаваться пороку, извращая свою природу; тем не менее, следуя другим
привычкам, с переменой образа жизни места пребывания, он может
История философии права. Под
ред. Керимова Д. А. – СПб.,
Санкт-Петербургский университет МВД России, 1998. С.86
вернуться к прежней кротости». Аристотель дает следующее
описание природы, свойственной человеку: «Существо по своей природе кроткое»
(«Топика», V, 2). Он же
в другом месте говорит: «Свойственную человеку природу следует наблюдать в тех,
кто поступает хорошо и согласно с природой, а не в тех, природа которых
извращена» («Политика», I,
V).
XIII.
Другой вид права мы назвали волеустановленным, потому что оно имеет своим источником
волю. Такое право бывает или человеческое, или божественное.
XIV.
1. Начнем с права человеческого, потому что оно известно большему числу людей.
Оно, в свою очередь, бывает или правом внутригосударственным, или же правом
человеческим в более широком и в более узком смысле по сравнению с
внутригосударственным. Право внутригосударственное есть то, которое исходит от
гражданской власти. Власть гражданская господствует в государстве. Государство
же есть совершенный союз свободных людей, заключенный ради соблюдения права и
общей пользы. Право человеческое в более узком смысле, которое не исходит от
гражданской власти, хотя и подчинено ей, бывает различного характера; оно
охватывает веления отца и господина и другие, им подобные. Право же в более
широком смысле есть право народов, и именно – то, которое получает обязательную
силу волей всех народов или многих из них. Я добавил «многих из них» потому,
что, кроме права естественного, называемого также часто правом народов, почти
не встречается право, которое было бы обще всем народам. Ибо ведь зачастую в
одной части земного шара действует такое право народов, которое не имеет силы в
остальной, например, о положении военнопленных и о состоянии по заключении
мира, о чем скажем в своем месте.
2. Существование же такого права народов доказывается тем же
способом, как и существование неписаного внутригосударственного права, а именно
– фактом непрерывного соблюдения и свидетельством сведущих лиц. Ибо, по верному
замечанию Диона Хризостома, это право есть «приобретение времени и
обыкновения». По этому предмету для нас наиболее полезны славные составители
летописей.
История философии права. Под
ред. Керимова Д. А. – СПб., Санкт-Петербургский
университет МВД России, 1998. С.87
XV.
1. Право же, установленное волей Божества, в достаточной мере понятно для нас
из самого названия; оно имеет непосредственным источником самую божественную
волю. Этим признаком оно отличается от права естественного, которое, как мы
сказали, тоже можно назвать божественным. К этому праву уместно применить то,
что в чересчур общей форме вложено Плутархом в уста Анаксарха в жизнеописании
Александра, а именно: не потому Бог желает чего-нибудь, что предмет его воли
справедлив, но оно потому справедливо, то есть обязательно по праву, что такова
воля Божества.
2. Право божественное преподано или человеческому роду, или
одному народу. Известно, что Закон Божий был трижды дан человеческому роду:
тотчас же после сознания человека, затем в целях искупления человеческого рода
после потопа и впоследствии Христом ради полного искупления человеческого рода.
Эти три закона, без сомнения, связывают всех людей с момента, когда они в
достаточной мере дошли до их сведения. (Гроций Г. О праве войны и мира: Три
книги, в которых объясняются естественное право и право народов, а также принцип
публичного права. М., 1994. С. 71–75.)