Предыдущий | Оглавление | Следующий

Важной особенностью политических взглядов М.А. Бакунина 1830-х гг. является их тесная связь с философским развитием мыслителя. Это касается и так называемого "периода примирения" с действительностью под влиянием временного консервативного толкования гегелевской философии и, в частности, его знаменитого афоризма "Что разумно, то действительно, и что действительно, то разумно"[1]. В конце 1830-х гг. у Бакунина порой обнаруживаются (и не только в работах для печати) черты примирительного отношения к российской действительности. В предисловии переводчика к "Гимназическим речам" Гегеля он высказывал надежду, что "новое поколение сроднится наконец с нашею прекрасною русскою действительностью"[2] и т.п. Но было бы ошибочным толковать "период примирения с действительностью" как примирение с деспотизмом, реакционной политикой самодержавия. В этом плане наиболее разработаны его взгляды на действительность и разумность во второй статье "О философии" (1839-1840 гг.), неопубликованной при жизни. Здесь он писал, что споры о "разумности и действительности" – результат неправильной трактовки понятия действительности. Философское понятие действительности, по Бакунину, уже обыденного ее понятия как всего существующего. Разумно не все, что сущест-

Ударцев С. Ф. Политическая и правовая теория анархизма в России - М., Форум-М, 1994. - С.113

вует, а лишь действительное (истинное) в существующем[3] Также трактовал вопрос и Н.В. Станкевич. В письме Т Н. Грановскому от 1 февраля 1840 г. он заметил, что по Гегелю, – "действительность, в смысле непосредственности, внешнего бытия, – есть случайность; что действительность, в ее истине, есть разум, дух"[4].

Таким образом, статьи, письма и рукописи М.А. Бакунина 1830-х гг. показывают, что в эти годы происходило довольно активное формирование его критических политических и правовых взглядов. В работах 30-х гг. содержались некоторые элементы его последующих воззрений. Сам период 1830-х гг. не является однородным. Политическую позицию дворянина М.А. Бакунина в это время можно характеризовать как радикально-просветительскую с элементами революционно-демократических и анархистских (в меньшей степени) взглядов.

С начала 1840-х гг. все более отчетливо видна революционно-демократическая направленность воззрений Бакунина. К этому этапу эволюции относится ряд его блестящих произведений политико-философского и практико-политического характера – "Реакция в Германии" (1842 г.), "О коммунизме" (1843 г.), "Защитительная записка" (декабрь 1849 – апрель 1850 гг.), "Исповедь" (июль-август 1851 г.) и др., множество писем корреспондентам разных стран как до периода тюрем и ссылки, так и после.

В 1840-х гг, эмигрант Бакунин сблизился с многими видными деятелями и теоретиками европейского освободительного движения, в том числе А. Руге, П.Ж. Прудоном, К. Марксом, Ф. Энгельсом[5], В. Вейтлингом, М, Гессом, П. Леру и др. В этот период Бакунин называл себя, как правило, республиканцем и "совершенным и отчаянным демократом"[6]. На одном из последних допросов в австрийской крепости Ольмюц перед вынесением второго смертного приговора, ему был задан вопрос:"... куда вообще (после 1847 г. – У.С.) направлены были... ваши политические устремления?" "... По существу я – демократ"[7], – ответил Бакунин следователю. Он считал себя революционером с "тех пор, как себя помнит[8].

Революционер-демократ отмечал тесную связь государства с господствующим классом, включающую и родственные связи помещиков и чиновников. "В России, – писал он адвокату Ф. Отто, – каждый помещик является, так сказать, чиновником, а все чиновники сами являются помещиками или по крайней мере их родственниками"[9].

Бакунин часто писал об угнетательском, антинародном характере государства Российской империи. Эта мысль уже в конце

Ударцев С. Ф. Политическая и правовая теория анархизма в России - М., Форум-М, 1994. - С.114

1840-х гг. становится одной из определяющих в его отношении к российскому государству. Но в революционно-демократический период эта идея не имела еще всеобщего и абсолютного значения, допускалась противоположная альтернатива. Антинародность и угнетательский характер государства для Бакунина не были еще существенным свойством государства. Он предполагал возможность использования государства после революции, выступал не против государства вообще, а против многих существующих и ушедших в историю государств, государственных форм, режимов, против определенной государственно-правовой политики и практики.

Революционный демократ М.А. Бакунин, как А.И. Герцен и Н.Г. Чернышевский, – сторонник федерализма. Государственный смысл федерализма в этот период подразумевался как нечто само собой разумеющееся, но обнаруживались и некоторые элементы будущего анархического федерализма. Он много писал о необходимости вольной федерации славянских народов, республиканской федерации славянских земель[10], о "всеобщей федерации европейских республик" как о конечной цели революции в Европе[11] Бакунин считал, что революционное движение в Европе закончится лишь в том случае, когда вся она превратится в федеративную демократическую республику[12].

Федерализм Бакунина в революционно-демократический период – результат стремления найти какую-то альтернативу бюрократической централизации царизма, Это следствие признания им равноправия наций, их, права на самоопределение при убежденности в необходимости союза народов в борьбе за свободу. Формой такого интернационального союза и должна была послужить, по его мнению, свободная государственная федерация. В то же время радикальный федерализм Бакунина 1840-х гг. – ступень в формировании анархистских идей федерализма.

По, политическим взглядам в 1840-х – начале 1860-х гг. Бакунин принадлежал к левому крылу революционной демократии. Преодолеть отсталость России, считал он, невозможно без революционных демократических преобразований политической жизни. Демократию он рассматривал как явление, не ограниченное региональными границами. Идея солидарности, взаимосвязанности людей, народов, человечества логично приводила к признанию им взаимозависимости политического устройства каждого народа от политических форм других народов, а это, в свою очередь, – к положению об общечеловеческом, всемирном значении демократии. "Дело демократии, – писал Бакунин., – т.е. пело величия, счастья и свободы всего человечества", – для него

Ударцев С. Ф. Политическая и правовая теория анархизма в России - М., Форум-М, 1994. - С.115

превыше всего[13]. Демократия, полагал он, "знаменует полный переворот всего мирового уклада и предвещает еще небывалую в истории совершенно новую жизнь..."[14]. У всех стран и народов свой путь к демократии, но полный демократизм, по Бакунину, – демократизм в масштабах всего человечества как естественная форма соответствующая реализации общечеловеческих прав. Он отдавал предпочтение освобождению общества путем реформ, но приходил к выводу, что привилегированные классы, власть имущие, правительства, далеко не всегда используют предоставленный историей шанс на проведение необходимых реформ, делая тем самым революцию неизбежной.

Бакунин критиковал разные стороны политической, общественной жизни российского государства царствования Николая 1 и Александра II. Острая и бичующая критика Бакунина в его заграничных выступлениях по проблематике нередко совпадает и весьма созвучна революционно-демократической критике, скованной внутри России цензурой. Бакунин выступал с критикой крепостного права, законов Российской империи вообще, их применения деятельности судов, произвола царской власти и правительства; взяточничества, беззакония, творимого чиновниками, отсутствия прав и свобод в России, неравноправия женщин и т.д. Особенно острой его критика российских несообразностей становится с конца 1840-х гг. Революционно-демократический критический максимализм конца 1840-х – начала 1860-х гг. в конце 1860-х гг. эволюционировал в критический анархический максимализм. При этом критика российской действительности, в целом, – прогрессивная сторона взглядов Бакунина революционно-демократического и анархического периодов.

Сравнивая царскую Россию с Западной Европой, Бакунин замечал, что хотя Россия и кажется спокойнее, хотя там меньше говорят о недостатках, чем в Европе, но это еще не означает, что Россия лучше: "Западная Европа потому иногда кажется хуже, что в ней всякое зло выходит наружу, мало что остается тайным. В России же все болезни входят во внутрь, съедают самый внутренний состав общественного организма"[15].

Законы Российской империи как и само это государство, по Бакунину, не выражают интересы и волю народа. Народ бесправен. Неограниченная власть принадлежит монарху. Во всем, что противоречит воле императора, видят преступление и оскорбление его величества. "...В России, – подчеркивал он, – закон есть не что иное как воля императора"[16]. "В России нет прав, нет признания человеческого достоинства, нет прибежища для сво-

Ударцев С. Ф. Политическая и правовая теория анархизма в России - М., Форум-М, 1994. - С.116

бодной мысли..., – писал Бакунин. – Кнут является символом самодержавной власти, а деньги единственным средством добиться правосудия или скорее удовлетворения, ибо о правосудии и не приходится говорить, оно давно поглощено болотом русского суда"[17]. Упомянутый здесь образ "кнута" становится для Бакунина в анархический период не только неотъемлемым символом власти в России, но и власти любого государства. Одно из основных своих произведений он назовет "Кнуто-германская империя и социальная революция".

Бакунин замечал, что приговоры судов в России представляют сплошной произвол[18]. Органы защиты от беззакония, преступлений и произвола не выполняют своего предназначения, а, наоборот, сами становятся частью преступной системы, обеспечивающей и гарантирующей поддержание произвола. Характеризуя правопорядок, систему юстиции и администрации в России, Бакунин отзывался о них как о "научной организации беззакония"[19].

Как известно, внутри России революционеры-демократы для критики в печати существующих порядков нередко пользовались некоторой внешней маскировкой. Например, В.Г. Белинский, в силу цензурных условий, прибегал к иносказанию: рассуждая о "Китае", подразумевал современную ему царскую Россию (как в статье "Китай в гражданском и нравственном отношении")[20]. Этот же прием использовал и Бакунин, публикуя под псевдонимом Ю. Елизаров в сибирской ссылке критические политические статьи. Так, в 1861 г. ему удалось публично рассуждать о коррупции и грабеже народа "в Китае"[21].

Для революционера-демократа Бакунина характерно весьма критическое отношение к реформам сверху, проводимым самодержавием. Он считал эти реформы изначально несостоятельными, предназначенными подновить фасад самодержавия, тогда как надо заново перестроить все подгнившее и собирающееся обвалиться здание. Реформы противоречивы в самой своей сущности; они – не свидетельство нового отношения правительства к народу, а стремление некоторыми уступками прикрыть, замаскировать истинное отношение перед лицом надвигающейся революции. Бакунин высмеивал попытки Александра II "угодить всем недорогой ценой'. Невозможно, уверял он, с помощью определенной системы провести мероприятия, противоположные ее задачам и назначению. Все преобразования в условиях самодержавия остаются, по Бакунину, ограниченными, они не способны разрешить всех назревших проблем, противоречий."...Чтобы делать добро, – писал он, – император-

Ударцев С. Ф. Политическая и правовая теория анархизма в России - М., Форум-М, 1994. - С.117

ская система должна была бы начать с разрушения самой себя. Но никогда зловредная власть не уничтожала самое себя. Необходимо, чтобы мы пришли ей на помощь"[22]. Задолго до буржуазных преобразований 1860-х гг. Бакунин считал реформы в России "только лишним шагом к революции"[23]. Призывом к революции заканчивалось осуждение мыслителем недостатков российской действительности. К революции вели все "пути и дороги" бакунинской мысли (даже в период некоторых его либеральных колебаний в начале 1860-х гг.).

Когда же началось проведение крестьянской реформы, Бакунин выдвигал требование последовательного доведения отмены крепостного права до конца. Он выступал за уничтожение выкупа за землю – грабительского корня реформы, ложившегося на крестьянство тяжелым бременем и предлагал возместить помещикам за счет всей нации стоимость переданной бы в этом случае крестьянам без выкупа земли[24].

Сравнивая Российскую империю с другими странами Европы, Бакунин отмечал ее отсталость и царящий деспотизм. Имел в виду российское государство, он писал: "Это – отовсюду изгнанный бес деспотизма, который бежал в Россию и окопался в этой стране как в своем последнем оплоте, дабы отсюда по мере возможности снова распространиться по всей Европе еще мрачнее и ужаснее, чем прежде''[25]. Но Бакунин как и Герцен, Огарев не идеализировал и Запад. Речь шла у него о меньшей степени зла, а не о его отсутствии вообще в странах Западной Европы и в США. Он весьма критично высказывался о судах во Франции до революции, критиковал буржуазную законность в Швейцарии, французское законодательство, отдающее иностранцев на произвол министерству, а Австрию вообще называл "окаменелым бесправием"[26], М.А. Бакунин отмечал общее для правительств многих стран стремление использовать » случае необходимости реакционное законодательство и репрессивный аппарат для расправы с революционным движением, для сдерживания революции.

"Грубое рабство" и "гнетущая тирания", по Бакунину, составляют российскую действительность[27]. Он называл себя "отъявленным врагом существующей действительности"[28]. В письме деятелям национально-освободительного движения в Финляндии от 25 апреля 1863 г. русский революционер провозглашал необходимость полного разрушения Российской империи, которую называл "смирительной рубашкой" народа[29]. В этом же письме он писал: "Мы, следовательно, враги этой империи, но не как изменники, а как патриоты..."[30]. Для интернационалиста

Ударцев С. Ф. Политическая и правовая теория анархизма в России - М., Форум-М, 1994. - С.118

и патриота Бакунина разрушение Российской империи должно служить расцвету России, а это, в свою очередь, – благу всего человечества. Россию он считал целью, но не самоцелью революции. В "Воззвании к славянам..." (1848г.) он пророчествовал: "В Москве будет разбито рабство соединенных теперь под русским скипетром и всех вообще славянских народов, а вместе с тем и все европейское рабство и навеки погребено под своими собственными мусором и развалинами; в Москве из моря крови и пламени высоко и прекрасно взойдет созвездие революции и станет путеводною звездою для блага всего освобождённого человечества"[31].

По правовым взглядам революционный демократ Бакунин – сторонник естественного права. Если в 1830-х гг. его правовые взгляды отличались провиденциализмом, а терминология еще имела теологический оттенок, то с начала 1840-х гг. в них происходят значительные изменения. На человеческую историю, общество, государство, право, революцию Бакунин начинает смотреть "человеческими глазами", мерить их с точки зрения народных масс и отдельного человека.

М.А. Бакунин различал естественное объективное "общечеловеческое право" и "юридическое право", выраженное в законодательстве. Последнее зависит от людей и подвержено различным влияниям и изменениям. Общечеловеческое право заслуживает того, чтобы его всегда и везде отстаивать, а позитивное право (точнее право, основанное на позитивных законах, как говорил Бакунин) обычно не заслуживает этого в силу своей произвольности. В письме А.И. Герцену из Иркутска он писал: "...Право – праву рознь; есть общечеловеческое право, которое везде и всегда отстаивать должно, но горячиться из права, основанного на положительных законах, там, где законы по коренному закону подчинены самодержавному и даже министерскому произволу, по моему мнению так же смешно и нелепо, как хлопотать о том, в двух или в одном виде должно принимать святое причастие там, где все христианство должно выбросить за борт"[32]. В данном случае речь идет у Бакунина не вообще об отрицании позитивного права. Он писал о "России, земле бесправия". Свое скептическое отношение к юридически закрепленным правилам, к формализованному официальному праву Бакунин оправдывал и объяснял также текучестью законодательства, его зависимостью от времени и места[33].

Бакунин допускал противоречия между потребностями жизни, истории и наличным законодательством, между должным и сущим правом. "Заслужил ли я смерть? – писал он в письме из

Ударцев С. Ф. Политическая и правовая теория анархизма в России - М., Форум-М, 1994. - С.119

крепости Кенигштейн. – По законам, насколько я их понял из объяснений своего адвоката, да. По совести моей – нет. Законы редко согласуются с историей и почти всегда отстают от нее. Поэтому-то на свете происходят и всегда будут происходить революции"[34]. Отстаивая буржуазные принципы правосудия, Бакунин считал открытый, гласный суд присяжных средством, с помощью которого можно догнать устремившуюся вперед действительность, преодолеть "мертвую букву закона". Закрытый же суд и без присяжных, полагал он, предназначен скорее для иного – чтобы использовать эту "мертвую букву закона", не считаясь "с живым духом современности", вопреки ему[35].

Поскольку революции, ломающие устаревшее позитивное право, совершаются народом, постольку у Бакунина народ выступает субъектом естественного права, хранителем и защитником неотчуждаемых естественных прав. В их числе революционный демократ называл неограниченную свободу печати, всеобщее голосование, всеобщее вооружение. Он отмечал, что господствующие классы стремятся "оттолкнуть, изолировать" народ от реализации естественных прав. На деле, по Бакунину, всеобщее вооружение – "первое из естественных прав" свелось к вооружению только буржуазии[36].

В статье "Коммунизм" (1843 г.) Бакунин рассматривал коммунистическое движение и его идеалы как естественно-правовое явление. Он различал здесь два вида опасностей для государства. Во-первых, не имеющие серьезного значения для государства в целом, пока "оно остается здоровым и хорошо построенным организмом" (например, со стороны отдельных преступников, их банд, хотя для частных лиц эти преступники и опасны). Во-вторых, опасности более глубокого порядка, порождаемые нездоровьем всего государственного организма. Они весьма опасны для государства, если оно как-то мирно к ним не приспосабливается, воспринимая их как симптомы подлежащей лечению болезни. Зарождающиеся новые социальные явления и само новое общество мыслились как основанные на естественном праве. Естественное право понималось как особый исторический импульс, как зародыш и основа будущего, как образ нарождающейся новой структуры отношений, прототип справедливого общественного устройства.

Государство имеет возможность перестроить свою организацию и общество с учетом обнаружившего себя фактора развития и намечающегося переворота. Но если оло, не используя возможности приспособиться к новым условиям, наоборот, прибегнет к силе для сокрушения новых элементов, то госу-

Ударцев С. Ф. Политическая и правовая теория анархизма в России - М., Форум-М, 1994. - С.120

дарство пойдет к своей гибели. "...Право, – считал Бакунин, – вошедшее в сознание, непреодолимо"[37]. Такой серьезной опасностью для государства признавал он коммунизм, "ставший теперь мировым вопросом"[38].

Выступая против утопических планов В. Вейтлинга, Бакунин одновременно отмечал в этой статье, что "коммунизм в самом себе содержит элементы, которые мы считаем в высшей степени важными, даже более чем важными: в основе его лежат священнейшие права и гуманнейшие требования, и в них-то и заключается та великая, чудесная сила, которая поразительно действует на умы"[39]. В гуманизме и справедливости идеалов коммунизма сосредоточен, по Бакунину, огромный его жизненный заряд, непреодолимые жизненные силы. Коммунизм, в его представлении, являлся выразителем, распространителем, индуктором нового уровня развившихся естественно-правовых требований и начал будущей жизни общества.

В 1830-х гг., в период написания рукописи "Гамлет" "божья воля" стоит над позитивным правом и неподсудным ему монархом. "Божья воля", судьба посредством Гамлета выступает тогда в качестве карающей силы. В произведении, вдохновившем молодого Бакунина, преступление совершается еще не против народа непосредственно и не сам народ восстанавливает нарушенную справедливость. Здесь же, в 1850 г. не "божий гнев", а "гнев народа", не высшее божественное право, а высшее право истории через сам народ мстит за унижение народа, за преступление против него. Идея высшего суда, стоящего над неподсудными государственному суду преступниками и над зависимым от них позитивным правом, осталась. Но содержание её значительно изменилось. Идеи естественного права связываются с народной революцией, революционизируются. Во взглядах мыслителя ещё нет полного отчуждения от закона как формы права, но элементы этого отчуждения уже накапливались.

Наиболее обобщенным образом естественного права в представлениях М.А. Бакунина конца 1840-х гг. явилось "право истории". В защитительном письме адвокату из крепости Кенигштейн (В.П. Полонский называл его "Политической исповедью") Бакунин останавливался на вопросе о праве истории. Оно понималось как существенный компонент естественного исторического развития, проявление его объективности и независимости от позитивного права. Право истории – выражение ее свободы и внутренней закономерности развития, границы и преграды для которых люди создать не могут, а лишь способны включиться в реализацию этой свободы и закономерности. Но без

Ударцев С. Ф. Политическая и правовая теория анархизма в России - М., Форум-М, 1994. - С.121

народа, выступающего субъектом истории, это право не может быть реализовано. Народ, тем самым, включен в цепь исторических закономерностей и его деятельность как бы сливается с закономерностями самой истории. Право истории, по Бакунину, мстит, наказывает за преступления против народа, как позитивное карает за преступления против отдельных лиц. При этом Михаил Бакунин сравнивал ответственность по позитивному праву за "совращение малолетнего примером, наставлением или другими средствами" и ответственность по праву истории за "преступление выражающееся в погублении целых народов, держании их во тьме и втаптывании их в грязь". Последнее преступление является, по его мнению, "в тысячу раз более тяжким, более возмутительным и более наказуемым"[40]. И если во втором случае преступление "из низших областей жизни" "поднимается в просвещенные сферы официальной деятельности", то от этого оно не перестает быть преступлением. В преступлениях против народа замешаны "сильные мира сего". Именно они виновны в злодеяниях такого уровня и масштаба. "Или же по отношению к сильным мира сего не существует правосудия?" – ставил вопрос Бакунин и отвечал. – "Гнев божий – конечно фикция, но народный гнев не является таковою. Над положительным правом... стоит более высокое право истории, и последнее страшно мстит за попранное достоинство народов"[41]. Революция и выступает как необходимое связующее звено между правом истории и народом, между преступлением против народа и народным возмездием.

М.А. Бакунин последовательно проводил мысль о правомерности революции. Эта правомерность определяется не юридическим положительным правом, а правом истории, имеет естественно-правовую основу. За революцию, революционеров, считал Бакунин, "право, справедливость, правильно понятый интерес всей Европы"[42]. Он Призывал к необходимости отстаивания своих прав народом в революции до последней капли крови. Революция же выступает у него как сила и право[43]. Правомерность и неизбежность революции определяет необходимость революционной пропаганды, которая для каждого является "правом и священной обязанностью". На этом оснований Бакунин признавал ошибочность и порочность политики невмешательства, называя ее "политикой глупости, лицемерия и низости"[44]. Революционный демократ Бакунин, сам того не ведая, критиковал последующие политические лозунги Бакунина-анархиста.

Ударцев С. Ф. Политическая и правовая теория анархизма в России - М., Форум-М, 1994. - С.122

Наиболее ярко мысль о правомерности революции в России сформулирована Бакуниным в письме адвокату Ф. Отто (декабрь 1849 г. – апрель 1850 г.). "В других странах, – писал подзащитный, объясняя мотивы своей деятельности, – можно оспаривать право на революцию, но в России это право стоит вне спора. Там, где царит систематическая, организованная безнравственность, всякое возмущение представляется нравственным деянием; быть свободным – это не только право, но и высшая обязанность каждого человека"[45]. В последующем "право на революцию" в теории Бакунина получает анархический оттенок.

В то же время, к концу 1840-х гг. Бакунин близко подходит к анархизму, намечается даже некоторый переход его на позиции анархизма. В этом плане представляет особый интерес письмо Бакунина Г. Гервегу (первая половина августа 1848 г.), фиксирующее качественные сдвиги в политических и правовых взглядах мыслителя. В названном письме он признавал, что Прудон – "единственный человек в Париже, единственный в политическо-литературном мире, который еще что-нибудь понимает". О себе Бакунин писал, что "очень мало" интересуется парламентскими дебатами, что "эпоха парламентской жизни, учредилок, национальных собраний и т.п. уже прошла", называл их "старыми формами". И в правовых взглядах он уже вступал в период перехода от революционно-демократического этатизма к анархизму. "Я не верю, – писал он Г. Гервегу, – в конституции и в законы; самая лучшая конституция меня не в состоянии была бы удовлетворить. Нам нужно нечто иное: порыв и жизнь и новый, беззаконный, а потому свободный мир"[46]. Как видно, по принципиальным вопросам в конце 1840-х гг. в системе взглядов Бакунина уже происходил переход на позиции анархизма, но вся система его идей еще не была анархической. К тому же практическое участие в революционных событиях в Европе в 1848-1849 гг., период тюрем и ссылки, некоторые либеральные надежды на реформы в России в конце 1850-х – начале 1860-х гг., в какой-то мере, содействовали новой активизации революционно-демократических этатистских тенденций в эволюции его взглядов, несколько задерживали деформирование казалось бы вот-вот перевешивающих идей другого типа политического сознания. Для развертывания их в систему идей анархизма Бакунину потребовался еще определенный исторический материал и личный опыт переосмысления итогов революций 1848-1849 гг., опыт заключенного и ссыльного, разочарование в либеральных надеждах на спасительность реформ "сверху" в России. Только после этого анархизм окончательно утверждается в его

Ударцев С. Ф. Политическая и правовая теория анархизма в России - М., Форум-М, 1994. - С.123

политических и правовых взглядах и развертывается в систему идей. Однако уже в конце 1840-х гг. взгляды Бакунина отличались от воззрений других революционных демократов наличием в них отчетливо прослеживающихся элементов анархизма.

В целом, радикальные революционно-демократические взгляды М.А. Бакунина – заметное явление в истории революционно-демократической политико-правовой мысли России XIX в. Они являются важным звеном в развитии мировоззрения Бакунина. Без этих полуанархических взглядов нельзя составить общее представление о мыслителе и трудно понять формирование и существо завершающего, анархического этапа эволюции его воззрений.

Предыдущий | Оглавление | Следующий