Сегодня

Добавить в избранное

УНИВЕРСАЛЬНЫЙ УЧЕБНИК
 
Главная| Контакты | Заказать | Рефераты

Предыдущий | Оглавление | Следующий

ТОЛКОВАНИЕ ЗАКОНА

АНАЛОГИЯ

ДЕЙСТВИЕ ЗАКОНА

 

Для применения права недостаточно удостовериться в существовании юридической нормы. Кроме того, нужно установить точный смысл той нормы, которую требуется применить. Для уяснения точного смысла каждой данной нормы подвергается грамматическому анализу тот текст, из которого мы знаем о ее существовании. Если дело идет о законах, то анализу должен подвергаться их текст. Для правильного толкования смысла закона

136

необходимо тщательное знакомство с языком законодателя. Этот язык может значительно отличаться от нашего современного языка, в нем могут встречаться характерные грамматические ошибки. При толковании закона должно быть обращено внимание на способ выражения законодателя и даже на его ошибки.

Толкование закона не ограничивается, однако, одним грамматическим анализом. Задача толкования состоит в уяснении внутреннего смысла законоположений. Такое толкование, которое не идет дальше буквы закона, в высшей степени опасно и может повести к многочисленным злоупотреблениям. Выяснение духа закона, намерений и целей, имевшихся в виду законодателем, — вот истинная цель и основная задача всякого толкования. Сопоставляя два приема, употребляемых при толковании юридических норм, — грамматический анализ и выяснение логического смысла — некоторые энциклопедисты, например Ренненкампф, различают два вида толкований: грамматическое и логическое.

Вряд ли, однако, такое разделение может быть признано состоятельным. В самом деле, грамматическое толкование не может быть не логическим: оно должно также сообразоваться с законами логики; точно так же и логическое толкование возможно лишь при установлении грамматического смысла каждого законоположения. Поэтому не может быть речи о двух различных видах толкования, а может быть только речь о двух приемах, употребляемых при толковании.

Некоторые ученые различают два других вида толкования: систематическое и историческое. Но и относительно этих последних нетрудно убедиться, что это опять-таки не более как различные приемы толкования, разные стороны одного и того же толкования, которые не следует противопоставлять друг другу как отдельные и самостоятельные его виды. Каждый закон должен рассматриваться в связи со всей системой законоположений, как частное проявление тех общих идей и намерений законодателя, которые нашли свое воплощение в целой системе законодательства. Сопоставление отдельного закона с другими законами необходимо для уяснения истинного его смысла. Так, например, в ст. 100 Университетского устава 1884 года говорится, что на должность профессора назначаются лица, удовлетворяющие условиям, указанным в ст. 99. Таким образом, всякий, кто хочет понять смысл ст. 100, должен познакомиться со ст. 99.

Основываясь на такого рода случаях, некоторые ученые говорят о существовании особого вида толкования — систематического. Очевидно, однако, что систематическое толкование состоит в восстановлении логического смысла данного закона, и поэтому оно не может быть противополагаемо толкованию

137

логическому. То же можно сказать относительно так называемого исторического толкования. Чтобы уяснить себе истинный смысл какого-нибудь законоположения, часто бывает необходимо познакомиться с происхождением его, вникнуть в потребности, вызвавшие его появление. Только вникнув в природу тех отношений, которые нормировал законодатель, мы можем понять истинные его намерения. Поэтому истинным может быть такое толкование закона, которое принимает во внимание соци-атьные потребности, конкретные поводы, вызвавшие появление закона. Законы в огромном большинстве случаев развивают мысли, нашедшие себе выражение в существовавших раньше нормах; вносят частные поправки и изменения в прежние законы. Даже законы, выражающие совершенно новые мысли, иногда могут быть как следует поняты только при условии сопоставления их с теми законами, которые они призваны заменить. Для полного понимания закона нередко оказывается необходимым проследить процесс его возникновения и развития. Отсюда ясно, какое важное значение в деле правильного понимания и толкования прав имеет историческое изучение юридических норм.

Основываясь на таком важном значении исторического изучения при толковании правовых норм, энциклопедисты признают его за особый вид толкования. В действительности же, однако, мы и здесь имеем дело лишь с особым приемом логического толкования. Всякое истолкование закона должно быть прежде всего логическим, но приемы его могут быть различны: грамматический анализ, сопоставление закона с целой системой законодательства и историческое изучение закона в связи с предшествовавшими законами. Все это не более как различные способы логического толкования, взаимно восполняющие друг друга.

Выше было указано, что буквальное топкованпе закона часто приводит к пониманию его, не соответствующему намерениям законодателя, неясно или неточно выразившего свою мысль. Истинное толкование поэтому должно обращать внимание и исправлять редакционные ошибки, руководствуясь общим духом закона, той мыслью, которая при ее составлении имелась в виду законодателем.

Недостатки редакции, которые исправляет толкование, бывают двоякого рода. Может случиться, что законодатель сказал больше или меньше того, что хотел сказать. В первом случае, когда законодатель выразился слишиком обще, должно применять ограничительное точкование (interprelatio restnctiva); по втором, когда законодатель выразился слишком сжато, должно иметь мтесто толкование распространительное (interpretutio exlensiva).

138

Допустим, например, что законодатель назвал только мужчин в законе, который, очевидно, должен касаться граждан обоего пола, или, например, в законе, который одинаково должен относиться ко всем слушателям университета, законодатель упомянул лишь о студентах и забыл о вольнослушателях. Во всех случаях такого рода должно быть применено распространительное толкование.

Ограничительное толкование имеет место в тех случаях, когда словесные выражения законодателя захватили большее число случаев, нежели то, которое он имел в виду. Примером может служить существующий у нас закон, согласно которому в Академию Генерального Штаба не принимаются офицеры, не женатые на католичках. Однажды возникло затруднение по поводу принятия в Академию офицера, женатого на черкешенке католического исповедания. Ввиду того, что законодатель, очевидно, имел в виду лишь полек, закону дано было ограничительное толкование, и офицер был, в конце концов, принят.

Кроме указанных уже делений толкования по его приемам, некоторые различают еще два вида толкования, смотря по тому, кто является субъектом толкования. То толкование, которое совершается лицами, применяющими закон, и сила которого зависит от его правильности, называется доктринальным. То же толкование, которое устанавливается обычаем или законодательством, называется легальным. Легальное толкование, основанное на обычае, называется, кроме того, узуальным, а основанное на законе — аутентическим. Такое деление, однако, не правильно. Как доказал Савиньи, названия толкования заслуживает собственно только толкование доктринальное. Толкование же узуальное есть не что иное, как норма обычного права, дополняющая закон; аутентическое же толкование есть просто новый закон: понятно, что толкование, исходящее от законодателя, имеет обязательную силу, совершенно одинаковую с толкуемым законом.

АНАЛОГИЯ

К толкованию закона некоторые ученые причисляют так называемую аналогию. Другие утверждают, что аналогия не есть толкование нормы, раньше существовавшей, а представляет создание новой нормы права. Чтобы решить этот вопрос, рассмотрим сущность аналогии и случаи ее применения. Необходимость ее обусловлена существованием многих случаев, которые пи обычаем, ни законом не предусмотрены, а тем не менее подлежат рассмотрению суда. Считается общепризнанным правилом, что

139

суд не может отказаться от решения под предлогом неясности, неполноты или противоречия закона. Когда в судебной практике попадается казус, законом не предусмотренный, то суд может подыскать такой закон, который предусматривает случай, аналогичный с данным. Если же такого закона не оказывается, то суд обязан рассмотреть спорный вопрос по духу всего действующего законодательства на основании общего разума его. В первом случае будет иметь место аналогия закона; во втором случае, когда решение постановляется на основании общего разума всего законодательства, — аналогия права. Исходя из такого объяснения сущности аналогии, мы уже можем решить спор о том, представляет ли она толкование закона или же она составляет такой творческий акт, коим создается новая норма права. В этом споре обе стороны должны быть признаны до известной степени правыми и неправыми. Очевидно, что когда суд для разрешения казуса, который не был предвиден законом, подыскивает закон аналогический, то он не создает тем самым новой нормы права; тут будет иметь место распространение раньше действовавшей юридической нормы на случай, о котором в тексте закона не упоминается. Иное дело, когда за отсутствием подходящей нормы спорный вопрос разрешается на основании общего разума всего законодательства. В последнем случае приходится создавать новую норму, до того времени не существовавшую. Стало быть, интересующий нас спор может быть решен в том смысле, что аналогия закона есть толкование, известный способ применения старого закона к новому случаю, а аналогия права представляет творческий акт, создающий новую норму.

Юридическим основанием аналогии служит то положение, что к отношениям аналогическим должны применяться и одинаковые нормы. Вот почему закон может применяться по аналогии к случаям, сходным с теми, которые он предусматривает. Главное затруднение заключается в том, что двух случаев, абсолютно сходных в действительной жизни, не встречается; поэтому, когда приходится разрешать случай, законом прямо не предусмотренный, то трудно подыскать закон, который бы предусматривал случай, совершенно сходный с данным. Для применения аналогии нужен случай, сходный с данным, по крайней мере, в некоторых существенных признаках, в типических чертах. Так, юридические сделки, как покупка, обмен, наем, различные во многих отношениях, сходны в одном общем и существенном признаке: во всех этих сделках одна сторона за известное вознаграждение должна доставить другой определенные материальные выгоды. На этом основании возможно некоторые постановления законодательства относительно одних сделок распространить и на другие сделки того же рода.

140

Аналогия закона, следовательно, имеет сходство с распространительным толкованием его: как распространительное толкование, так и аналогия закона извлекают из него более, нежели заключается в самой букве закона, но различие тут заключается в том, что при распространительном толковании исправляются несовершенства словесной редакции закона; при аналогии же этим не ограничиваются, но дополняют и расширяют сам смысл закона, руководствуясь общими намерениями и целями законодателя, которые выразились как в данном отдельном законе, так и во всей системе законодательства.

Выяснив сущность аналогии, нам остается сказать о пределах ее применения.

По аналогии не могут применяться те законы, которые устанавливают порядок исключительный. Например, местные законы, созданные в зависимости от бытовых и исторических особенностей данной местности, невозможно распространять на другие области или на всю государственную территорию. Не может быть применяема аналогия и к законам, устанавливающим привилегии. Точно так же вообще не может быть применяема она и в уголовном праве в силу того правила, что никакое деяние, не предусмотренное законом, наказанию не подлежит (nulla poena sine lege), ибо применение аналогии в таком случае повело бы к тому, что наказывались бы такие деяния, которые законом не воспрещаются.

Как все виды толкования закона вообще, аналогия находит себе широкое применение в праве вследствие недостатков и пробелов действующего законодательства, в особенности же вследствие того, что законодательство не может поспеть за беспрерывным развитием жизни. Несмотря на то что законодательство, таким образом, отстает от жизни и толкование закона является необходимостью, многие законодательства до недавнего времени принципиально, враждебно относились не только к аналогии, но и к толкованию законов вообще, настаивая на необходимости буквального применения закона. Это происходило вследствие того, что существовало когда-то очень распространенное ложное мнение, будто толкование закона есть не что иное, как обход его.

Такое убеждение господствовало и в нашем отечественном законодательстве в дореформенное время. Ст. 65 прежних Осн. Зак. предписывала всем властям, не исключая и высших правительственных мест, утверждать свои определения на точных словах закона, не переменяя в них без доклада Императорскому Величеству ни единой буквы и не допуская обманчивого непостоянства самопроизвольных толкований. Однако же, ст. 749 т. II Св. Зак. запрещает испрашивать «указа на указ», т.е. испрашивать высочайшего толкования неясного

141

закона, кроме крайних случаев. Таким образом, в отношении нашего дореформенного законодательства к толкованию закона замечалось полное противоречие: с одной стороны, запрещалось всякое толкование законов; с другой стороны, подчиненные органы вынуждены были обращаться к толкованию, так как нельзя было испрашивать «указа на указ».

Судебные уставы Императора Александра II устранили недостаток нашего дореформенного законодательства. Ст. 9 уст. гражданского судопроизводства и ст. 12 уголовного судопроизводства вменили в обязанность судебным учреждениям основывать решения на точном разуме существующих законов, а в случае их неполноты, неясности или противоречия суд должен основывать решение на общем смысле законов. Таким образом, в настоящее время у нас сам законодатель признает за судом не только право, но и обязанность толковать закон. Суд, который отказывает в приговоре под каким бы то ни было предлогом, подвергается ответственности, как за отказ от правосудия.

Предоставляя судам такую свободу толкования, современные законодательства озабочены тем, чтобы она не нарушала равенства и однообразия в правосудии на всем протяжении государства. С этой целью в современных цивилизованных государствах учреждены кассационные суды, которые следят за однообразным толкованием и применением закона прочими судами на протяжении всей государственной территории. Они рассматривают жалобы на приговоры отдельных судебных мест и отменяют их решения, если обнаружится неправильность в толковании или нарушение закона. Такой порядок существует, например, во Франции и у нас. В нашем отечестве за единообразием в правосудии следит Правительствующий Сенат. Все кассационные решения Сената публикуются во всеобщее сведение и служат руководством для деятельности судов на будущее время. Однако обязательное значение эти решения имеют только по тем делам, по которым они поставлены; для дел же аналогичных, не рассмотренных Сенатом, они безусловно обязательной силы не имеют.

ДЕЙСТВИЕ ЗАКОНА

Для применения закона важно выяснить те пределы, в каких он действует. Всякий закон действует в пределах места, времени и распространяется на определенный круг лиц. Нет такого закона, который бы существовал вечно, распространялся на весь мир и был бы обязателен для всех лиц независимо от того, к какому государству они принадлежат. Поэтому имеет большое значение вопрос о пределах действия закона вообще. Этот общий

142

вопрос распадается на три части: 1) о действии закона в пределах времени, 2) в пределах места и 3) в отношении к лицам.

Всякий закон становится обязательным только с того времени, как он опубликован во всеобщее сведение. Но действие его не может простираться на факты и деяния, предшествовавшие времени его обнародования. Действие его простирается только на будущее время, и юридические отношения, сложившиеся при старых законах, должны быть рассматриваемы на основании прежних законов, иначе говоря: lex ad praetritum non valet — закон не имеет обратной силы.

Правило это имеет следующие основания: закон требует безусловного повиновения; но человек только в том случае может повиноваться ему, если он знает требования закона и если ему известно, какие последствия повлечет за собой то или другое его противозаконное действие. Каждый гражданин должен быть уверен, что всякое действие его повлечет за собой известные последствия, которые он во всяком случае может предвидеть. Где этой уверенности нет, там нет законного порядка, там царствует произвол.

Правило о необратном действии закона служит гарантией личной свободы против произвола законодателя. Если бы уголовный закон имел обратное действие, то каждый гражданин, совершая сегодня деяние дозволенное, не мог бы быть уверен, что завтра это деяние не повлечет за собой наказания на основании нового закона, его воспрещающего. Не менее вредное влияние имело бы обратное действие закона и в сфере гражданского права. Положим, например, что новый закон требует непременным условием приобретение недвижимого имущества, ввод во владение. Распространять действие этого правила на недвижимые имущества, приобретенные ранее появления нового закона, значило бы упразднить на время всякую собственность на недвижимое имущество.

Стало быть, правило о необратном действии закона необходимо для того, чтобы обеспечить неприкосновенность личности и ее законно приобретенных прав. С одной стороны, им обеспечивается ненаказуемость тех деяний, которые во время их совершения законом не воспрещены, а с другой стороны — уверенность, что гражданин спокойно может пользоваться той свободой, которую закон ему предоставляет. Правило это обусловливается, во-первых, элементарным требованием справедливости, чтобы закон не подвергал людей невыгодным последствиям за совершение ими деяний дозволенных; во-вторых, оно необходимо в интересах самого государства. Обратное действие закона создавало бы в обществе ту неуверенность в завтрашнем дне, которая служит источником опасных смут и брожений. Граждане не могут относиться

143

с уважением к закону, который, предписывая или дозволяя тот или другой образ действий, подвергает их риску поплатиться со временем за то, что они сообразовались с его предписаниями.

В интересах самого государства необходимо, чтобы новый закон не поражал законно приобретенных прав личности. Поэтому новый закон, который в чем-либо уменьшает права отдельных лиц, обратного действия иметь не может. Напротив, такой закон, который не поражает каких-либо личных прав и не влечет для лиц невыгодных последствий, может иметь обратное действие. Например, новый закон, определяющий за преступление более легкое наказание, чем прежний закон, может применяться и к преступлениям, совершенным до его издания. Такое исключение из правила о необратном действии закона допускается на том основании, что смягчение не ограничивает личных прав, ограничивая, напротив, карательную власть государства. По той же причине могут и даже должны иметь обратное действие законы, изменяющие формы судопроизводства. Всякое улучшение в уголовном судопроизводстве гарантирует безопасность личности против несправедливых уголовных преследований, обеспечивает интересы личности. Например, введение суда присяжных вместо суда коронного отнюдь не суживает прав подсудимых; напротив, суд присяжных более обеспечивает справедливость и беспристрастие судебных решений, чем суд коронный, который находится и в большей зависимости от правительства, и более доступен внешним влияниям. Поэтому закон, устанавливающий более совершенные формы судопроизводства, должен применяться и к тем делам, которые возникли до его издания. Вообще, когда государство признает недостаточность той или другой формы судопроизводства для отыскания истины, то на обязанности его лежит применить новые формы судоговорения ко всем делам независимо от того, когда они возникли. Правило это, очевидно, должно применяться как в уголовном, так и в гражданском судопроизводстве.

Вообще правило о необратном действии закона подлежит некоторым ограничениям. Наиболее широкое применение оно находит в праве частном, гражданском, но и здесь оно должно подвергнуться ряду ограничений. Те изменения, которые может вносить закон в гражданское право, бывают двоякого рода: 1) закон оставляет совершенно неприкосновенным тот или другой институт гражданского права, но изменяет сам способ приобретения частных прав, основанных на этом институте; оставляя, например, без изменения институт наследства, закон может изменить порядок наследования; 2) наконец, закон может уничтожить целый институт права, например, крепостное право.

144

Если закон изменяет порядок приобретения прав, то такой закон обратного действия не имеет. Положим, что старый закон устранял от наследования женщин, тогда как новый закон распространяет это право и на них. В таком случае, если наследство уже разделено на основании старого закона между сыновьями, то дочери уже не имеют права требовать какой-либо доли наследства; прав сыновей новый закон не поражает, ибо права их уже приобретены.

Или положим, например, что возникло долговое обязательство, в силу которого должник обязан платить 6 - 8%, а после появится закон, воспрещающий взимать более 5%. В этом случае, если срок векселя истек при старом законе, кредитор сохраняет свое право. Но права, находящиеся в процессе образования, еще не вполне сложившиеся, подчиняются новым законам. Положим, составлено завещание, оставляющее все имущество сыновьям; но выходит закон, вменяющий в обязанность завещателю оставлять часть имущества и дочерям. В таком случае, если в момент обнародования закона завещатель еще жив, завещание оказывается недействительным; если же наследодатель умер раньше издания нового закона, то завещание должно признаваться действительным.

Обратимся к тем законам, которые отменяют целые институты гражданского права. С момента появления закона, отменяющего какой-нибудь институт гражданского права, уничтожаются и все права, основанные на этом институте, а потому можно сказать, что законы в таком случае имеют обратное действие. Таковым является знаменитое Положение о крестьянах 19 февраля.

Подобное исключение вполне понятно. Раз уничтожается целый институт права, признаваемый безнравственным, не соответствующим правосознанию общества, то все последствия его должны исчезнуть. Однако возникает вопрос: не должно ли государство в подобных случаях вознаграждать обладателей упраздненных прав? Вопрос этот представляется спорным в юриспруденции. Известный юрист Шталь[1], например, является сторонником вознаграждения прежних владельцев. По мнению Шталя, те институты гражданского права, которые не соответствуют требованиям общего блага, должны быть упразднены; но лица,

145

теряющие вместе с уничтожением института основанные на нем права, должны быть вознаграждены как в интересах справедливости, так и в интересах общественного спокойствия. Против этих взглядов выступил Фердинанд Лассаль[2], который утверждал в своем сочинении «Система приобретенных прав», что нельзя принять права на вознаграждение там, где само содержание отмененного института признано противным нравственности. Признавать это право значило бы признавать за отдельными лицами право облагать налогом народный дух за его развитие. У нас, в России, помещик не получил никакого вознаграждения за освобождение крестьян, и это было вполне понятно и справедливо: назначая вознаграждение, законодатель тем самым признал бы крестьянина за экономическую ценность, которая может быть заменена соответствующей денежной суммой. Напротив, за землю, отчуждаемую у помещиков для крестьян, было назначено определенное вознаграждение, и это было опять-таки справедливо, так как земля действительно составляет хозяйственную ценность, за отнятие которой прежние владельцы должны быть вознаграждены. Вообще, правило о необратном действии закона имеет в виду гарантировать неприкосновенность приобретенных частных прав; исключения же из этого правила объясняются тем, что частные права вообще должны уступать требованиям общего блага.

Гарантируя приобретенные частные права лишь постольку, поскольку они не противоречат общегосударственным интересам, государство тем более не может обеспечить гражданам неприкосновенность тех публичных их прав, которые будут признаны вредными для общего блага. Политические права вообще не суть частное достояние их обладателей. Поэтому новые политические законы вообще имеют обратное действие. Положим, что издан новый политический закон, уничтожающий какую-либо сословную привилегию, например привилегии дворянского сословия относительно воинской повинности, — спрашивается: должен ли этот закон распространяться на лиц, родившихся до появления этого закона или нет? Если такая сословная привилегия признана вредной для государства, то она должна быть упразднена со всеми последствиями, и, стало быть, закон должен иметь в данном случае обратное действие.

146

Наше законодательство вообще признает правило о необратном действии закона. Исключения допускаются только в двух случаях: 1) когда в самом законе именно сказано, что он — только подтверждение и изъяснение закона прежнего и 2) когда сам закон постановляет, что сила его распространяется на времена, предшествовавшие его обнародованию.

Оба эти исключения сформулированы неудачно, вызывают сомнения в своей целесообразности и противоречат тем началам, которые в современной науке права пользуются общим признанием. В особенности это верно относительно первого исключения: в настоящее время можно считать общепризнанным, что всякое толкование закона, исходящее от самого законодателя, есть новый закон, который потому не должен иметь обратного действия. Толкование закона иногда бывает таково, что оно совершенно изменяет смысл закона прежнего. Поэтому если допустить, что легальное толкование имеет обратное действие, то под видом разъяснения прежнего закона законодатель может издавать совершенно новые юридические нормы, сообщая им при этом обратное действие; а это по отношению к большей части юридических норм представляется крайне несправедливым.

Предыдущий | Оглавление | Следующий



[1] Шталь Юлиус (1862 - 1955) — немецкий философ и политический деятель консервативного направления. Согласно Шталю, авторитет государства покоится не на суверенитете народа и не на естественном праве, а непосредственно на божественном установлении и на органически развивающихся государственных и общественных институтах, прежде всего — на монархии и на сословном делении общества.

[2] Лассаль Фердинанд (1825 - 1864), деятель немецкого рабочего движения, социалист, основоположник оппортунизма в рабочем движении — лассальянства. Не воспринял принципов научного коммунизма, оставался на позициях гегелианства с элементами философии Фихте. Историческое развитие рассматривал как развитие идеи свободы, государство считал надклассовой нравственной категорией, утверждал, что право есть выражение народного духа, народного самосознания.

[an error occurred while processing this directive]