Предыдущий | Оглавление | Следующий

III. Мораль и право: «суверенность» и взаимозависимость

1. Если объективные требования экономики, других сфер общества по отношению к праву выражаются в непосредственно-социальных правах, в современных условиях — в естественно-правовых требованиях свободы личности, то сами эти непосредственно-социальные права со стороны своих идеальных (идеологических), иных организационных форм опосредования выражаются в системе нормативного регулирования — в позитивном праве, в морали, в нормах-обычаях, в корпоративных нормах.

Идеальные (идеологические), иные нормативно-организационные формы являются способом известной институциализации соответствующих форм общественного сознания, связанных с объективными требованиями общества в условиях цивилизации и выражающими их непосредственно-социальными правами. Вместе с тем во всех случаях, за исключением позитивного права (и частично корпоративных норм), указанные формы неотделимы от самой деятельности субъектов, слиты с ними. Вот почему то, что в данной плоскости может быть названо нормами, представляет собой не более чем сторону, аспект указанных форм, хотя в какой-то мере уже институциализированных,

Социальные нормы весьма разнообразны.

Алексеев С.С. Теория права.—М.: Издательство БЕК, 1995. С.134

По своему содержанию, т.е. с точки зрения опосредуемых ими социальных ценностей, они могут быть подразделены на экономические, политические, культурные, эстетические и т.д.

С точки же зрения их подразделения по регулятивным особенностям, связанным с уровнем их институциализации и, следовательно, с соотнесением их с общественным сознанием, социальные нормы могут быть классифицированы на четыре устойчивые группы: правовые нормы, нормы морали (нравственности), корпоративные нормы, нормы-обычаи. Возможно, кроме того, при определенных социальных условиях формирование вторичных, смешанных нормативных структур, таких, например, как религиозные нормы, сочетающие черты моральных и корпоративных норм.

Вместе с тем нужно заметить, что при весьма близком к праву уровне институциализации неправовых социальных норм (например, корпоративных) они все же не перешли тот качественный рубеж, который позволил бы охарактеризовать ту или иную их разновидность в виде единого и целостного в пределах страны институционного образования. Именно поэтому следует признать оправданным высказанный уже давно взгляд, в соответствии с которым необходимо отличать правовые нормы от всех иных, неправовых, как институционные[1].

Все существующие в той или иной стране социальные нормы составляют некоторое единство. В своей совокупности они всесторонне воздействуют на общественную жизнь, на различные ее сферы,

Правда, едва ли целесообразно (как ранее утверждал автор этих строк) усматривать в совокупности социальных норм данной страны органичную систему, в которой каждая из разновидностей норм имеет значение элемента системы. Все же многие разновидности социальных норм, в частности корпоративные нормы, нормы-обычаи, «привязаны» к определенным, нередко довольно далеко отстоящим друг от друга сферам социальной действительности, включаются в социальную жизнь в связи с теми видами социальной деятельности, институтами и ценностями, которые они выражают и нормативно обеспечивают, — государством, общественными организациями, тем или иным социальным укладом и др.

Алексеев С.С. Теория права.—М.: Издательство БЕК, 1995. С.135

И все-таки есть основания говорить о единой в рамках страны системе нормативного регулирования (правда, лишь о системе типа организованной общности, а не об органичной системе). Некоторые же разновидности социальных норм функционируют и по законам, целостных органичных систем. Это относится к праву и морали, которые (и взятые в отдельности, и в их взаимосвязи) имеют определяющее значение в системе нормативного регулирования данной страны.

2. Отмечая определяющее значение в системе нормативного регулирования права и морали, необходимо, однако, избегать упрощенной, прямолинейной трактовки их взаимосвязи, например, когда право рассматривается всего лишь как «минимум морали» (эта формула требует вообще более основательного разбора).

Право и мораль — самостоятельные, суверенные нормативно-регулятивные институты, каждый из которых имеет свою особую ценность. Более того, по природе и происхождению они вообще находятся в различных плоскостях.

Мораль — неотъемлемая сторона духовной жизни людей. Поэтому в морали функция регулирования и ее роль как духовного фактора нераздельны. Моральные нормы формируются в процессе утверждения, развития моральных взглядов, являются, в сущности, их нормативным выражением. Неотделимые от самого поведения людей, они опосредуют это поведение, так сказать, изнутри — в той мере, в какой внедрялись в общественное сознание. Сами по себе моральные нормы, следовательно, не нуждаются в такой степени институциализации, когда бы они выступали в виде особого институционного образования, и, таким образом, в принципе им не нужны ни формальное закрепление, ни обеспечение организованной принудительной силой. Они действуют через оценку поступков людей, через механизм общественного мнения.

Вполне понятно, что и мораль может быть разных уровней (общечеловеческие моральные требования; господствующая мораль; устаревшие реакционные моральные догмы). В обществе со сложной социальной структурой, с классовыми, национальными, этническими, «стратовыми» и иными антагонизмами мораль качественно разнородна, и с правом многогранно взаимодействует господствующая мораль: именно она в точках соприкосновения с правом (в процессе правообразования, при правоприменении) и является каналом, через который в

Алексеев С.С. Теория права.—М.: Издательство БЕК, 1995. С.136

юридическую сферу проникают нравственно опосредованные потребности социальной жизни, морально проработанные социальные притязания (хотя здесь выдвинуться на первое место могут и устаревшие, и даже реакционные моральные императивы).

Право же, хотя и принадлежит к области духовной жизни людей, представляет собой по основным своим характеристикам внешне объективированный институционный социальный регулятор, который способен опосредовать самые разнообразные отношения (лишь бы они поддавались внешнему контролю и обеспечивались государственно-принудительными мерами) и который при помощи особых, только ему присущих средств гарантирует организованность, упорядоченность общественных отношений в условиях цивилизации. В этой связи известные группы юридических норм могут быть морально иррелевантными (безразличными к морали) или не соответствующими, а порой и враждебными морали, в частности в случаях, когда моральные, нравственные представления выражают требования естественного права, прирожденных прав человека.

Так что право и мораль при всем их глубоком единстве — явления, которые в рамках единой нормативной системы регулирования не находятся в одном ряду. Они не могут состоять в такой прямолинейной связи, когда одно (мораль) является основным и исходным, а другое (право) — производным и зависимым.

Право и мораль — два своеобразных, самостоятельных института социального регулирования, они взаимодействуют, но взаимодействуют именно как особые, суверенные явления, каждое из которых при опосредовании общественных отношений выполняет свои особые функции и имеет свою особую ценность.

Не случайно, как подмечено историками права, не только в определенные исторические периоды мораль была выше писаного права, но и юридические установления подчас были впереди господствующей морали. Именно через право, к примеру, шел процесс преодоления кровной мести — одного из непререкаемых постулатов морали своего времени. Ныне утверждение институтов гражданского общества, этических норм идет в России в основном через право, его передовые формы.

3. Необходимо отметить еще одну грань проблемы, о которой в несколько иной плоскости упоминалось ранее.

Алексеев С.С. Теория права.—М.: Издательство БЕК, 1995. С.137

Принято считать, что право — жесткий, строгий, сугубо формализованный регулятор, мораль же — регулятор более мягкий, не столь строгий, в большей мере соответствующий духовным началам в жизни людей и поэтому более социально ценный, более «высокий», имеющий дальнюю перспективу в своем существовании и в развитии общества.

Такое возвышение морали в сопоставлении с правом особо рельефно проявляется в переломные периоды истории, когда писаное право прошлого времени оценивается общественным мнением как откровенно реакционная, «контрреволюционная» сила, само же это право рассматривается в основном под углом зрения уголовного и административного законодательства. Это было характерно для России после революционных событий 1905 г.; подобная негативно-приземленная оценка права выражена в произведениях ведущих русских мыслителей, таких, в частности, как B.C. Соловьев, Н.А. Бердяев. Последний писал, например: «Вера в конституцию — жалкая вера... Вера должна быть направлена на предметы более достойные. Делать себе кумира из правового государства недостойно»[2]. Аналогичный подход характерен сегодня для А.И. Солженицына, полагающего, что «нравственное начало должно быть выше, чем юридическое»[3].

В приведенной оценке морали и права, несомненно, правильно то, что для писаного права действительно характерна наиболее высокая, так сказать, предельная (для сферы духовной жизни ) внешняя объективизация, институциализация и отсюда большая четкость, строгость и формализованность регулирования. Оно действительно концентрирует жесткие государственно-принудительные меры воздействия; плюс к этому нормы писаного права могут «уходить» от требований естественного права, элементарных моральных представлений и норм.

Однако если рассматривать мораль и право более детально, в частности с точки зрения того, насколько органичны для них

Алексеев С.С. Теория права.—М.: Издательство БЕК, 1995. С.138

запреты и дозволения, то подобная оценка нуждается в уточнениях, и довольно значительных.

Прежде всего содержащиеся в праве запреты (в том числе большинство запретов, за нарушение которых предусматриваются наиболее жесткие меры государственно-принудительного воздействия — меры уголовной ответственности) пришли в него из морали. И запреты, связанные с элементарными правилами общечеловеческого общежития (не нарушать личную телесную неприкосновенность, не оскорблять человека и др.), и запреты специфически социального, нередко узкоклассового содержания, призванные обеспечивать неприкосновенность, защиту существующего строя, — все это по своему происхождению есть требования господствующей морали.

Сами же жесткие государственно-властные меры воздействия восходят к государству и, строго говоря, не характеризуют непосредственно правовое содержание юридического регулирования, его специфику. Более того, при режиме законности они потому-то и выражаются в праве, что таким образом возможно их упорядочение, т.е. ограничение четкими рамками, достижение единства применения, подчинение единым принципам, строгой процедуре.

Есть и еще одна грань проблемы, которая мало осмыслена нашей общественной наукой и не принимается во внимание общественным мнением. Ее суть состоит в том, что мораль далеко не всегда может быть оценена только положительно, она имеет и значительные негативные характеристики. И дело не только в том, что наряду с общепризнанными элементарными моральными требованиями, с передовой моралью существуют архаичные, устаревшие, прямо реакционные моральные постулаты и нравы. Главное при этом заключается в том, что само по себе безграничное господство морали может стать удушающей тиранией над личностью, внести в систему социальной регуляции элементы неопределенности, произвольного категорического диктата. В литературе даже высказано мнение, в соответствии с которым «тоталитаризм есть язык морали в той же степени, в какой морализирование есть язык тоталитарной политики». И это вполне понятно, так как мораль, лишенная должной степени институализации, не имеет строгих границ и может открыть «моральный» путь к произволу. Поэтому следует признать справедливыми мысли только что цитированного автора: «...когда говорят, например, о цивилизо-

Алексеев С.С. Теория права.—М.: Издательство БЕК, 1995. С.139

ванном значении права, лично я вижу его величайшую миссию в ограничении безграничных самих по себе притязаний морали»¹.

4. Приведенные соображения о неоднозначной роли морали (в ее соотношении с правом и авторитарно-тоталитарными режимами) позволяют с опорой на русскую либеральную правовую мысль с большей определенностью уточнить предназначение права на высших стадиях его развития в современном гражданском обществе.

Главное здесь — это ясное понимание того, что право даже на самых высоких ступенях развития цивилизации вовсе не призвано играть роль некоего мессии: внедрять передовую мораль, нравственные идеалы, идеи Добра и Спасения.

Подход к данному вопросу должен быть такой же, как и к оценке «социальной» роли права, будто бы свойственного ему предназначения обеспечивать достойное существование человека, или, более того, земное воплощение некоего абсолюта, земного рая, коллективного добра.

Как показали российские правоведы-либералы еще в начале XX в., а затем А.Б. Фрамм (позже все это тысячекратно было подтверждено жуткой практикой социализма), подобные будто бы моральные и добрые, человечные устремления с непреодолимой неизбежностью приводят к идеологии жертвоприношения во имя будущего, к оправданию террора и насилия величием исторических задач, а в конечном итоге — к утверждению общества тирании, самовластной диктатуры, бесправия личности[4].

А как же тогда быть с утвердившимся в обществе и в науке мнением, в соответствии с которым право в целом должно быть моральным и должно нести в себе определенный минимум нравственности? Ведь пишет же, например, В.А. Туманов, что «право во всех его проявлениях — как нормативная система, движение общественных отношений, правосудие — должно быть пронизано нравственностью. Внутренняя моральность права — одно из важнейших условий его эффективности» (и надо добавить: самого его бытия. — С.А.)[5].

Алексеев С.С. Теория права.—М.: Издательство БЕК, 1995. С.140

Тем не менее и моральность права, и его социальность нужно, по мнению автора этих строк, понимать строго под углом зрения либеральных ценностей. Что это означает при характеристике соотношения права и морали в условиях современного гражданского общества? Наиболее существенными здесь являются следующие положения.

Во-первых, в праве должны быть выражены, присутствовать во всех его ипостасях и проявлениях элементарные общепризнанные, общечеловеческие моральные начала, основанные на христианских откровениях и заповедях.

Во-вторых, право призвано — и здесь главное звено его «состыковки» с моралью — воплотить, актуализировать, сделать реальной одну из высших моральных ценностей, имеющую общецивилизационное значение, — справедливость. Не случайно поэтому категории «право», «правда», «справедливость» на всех этапах цивилизации рассматривались как нечто единое, нераздельное.

С данных позиций вполне обоснованно видеть в праве нормативно закрепленную справедливость[6]. И надо думать, эта характеристика права настолько существенна, что при освещении его общих параметров, его силы, самой сути того, что выражено в понятии «правовые начала» (или «дух права»), указанную характеристику нужно поставить в один ряд с другими и видеть в праве как явлении цивилизации и культуры не только выражение высокой упорядоченности и значение гаранта свободы автономной личности, но и воплощение одного из высших нравственных принципов — справедливости.

Алексеев С.С. Теория права.—М.: Издательство БЕК, 1995. С.141

В-третьих, право с точки зрения высшего своего предназначения призвано быть носителем (и по моральным градациям тоже) человеческого начала — естественно-правового требования свободы личности.

5. Характеристика права как явления морали имеет общемировоззренческое, общетеоретическое значение. Она дополняет ранее изложенные положения, сформулированные с позиций соотношения права, с одной стороны, и цивилизации и культуры — с другой. Надо полагать, в ходе дальнейшего анализа может быть достигнуто понимание права с новых, принципиально важных сторон (тем более что даже под углом зрения философов-классиков право оценивалось как мораль, регламентирующая правителя; обратим внимание — правителя!).

Вместе с тем было бы неверно переводить указанные характеристики на операциональный уровень, связанный с практической юриспруденцией. В частности, противоречило бы духу права и идее законности ставить саму возможность реализации юридических норм писаного права, их применение в зависимость непосредственно от моральных критериев и стандартов. Как верно отмечено в литературе со ссылкой на Р. Дворкина, «моральные стандарты определяют конкретное выражение правовых принципов и вообще имеют отношение к праву исключительно постольку, поскольку они имплицитно присутствуют в юридических текстах, политически введены в правовую систему»[7]. В дальнейшем мы еще вернемся к данному вопросу и, рассматривая соотношение писаного права и естественно-правовых, моральных начал, увидим, что отступление от установленных законом общих правил возможно либо в случаях и по основаниям, которые тоже устанавливаются законом либо признаны в конституционно-правосудном порядке (когда соответствующий правосудный орган решает дела не только на основе норм писаного права, но и на основании общих принципов права и прирожденных прав человека).

Предыдущий | Оглавление | Следующий