Предыдущий | Оглавление | Следующий

Глава 17. ВОЕННЫЙ КОММУНИЗМ

а) Сельское хозяйство

Введение военного коммунизма в сельском хозяйстве совпало с окончательным политическим расколом с левыми эсерами, которые после отставки членов правительства левых эсеров в марте 1918 г. все еще оставались во ВЦИК и Советах. Последний раз большевики и левые эсеры на правах официальных партнеров участвовали бок о бок во втором заседании V Всероссийского съезда Советов 5 июля 1918 г. (накануне убийства Мирбаха); причем заседание проходило в основном в яростных дебатах по аграрной политике, во время которых Спиридонова объявила себя "яростной противницей партии большевиков" [1]. Политика Советского правительства подвергалась критике со стороны эсеров по трем моментам.

Большевистские рабочие отряды, как заявил эсеровский оратор, "ведут чуть ли не войну, объявленную городом деревне" [2]; а эсеры всегда выступали традиционными защитниками деревни против города.

Создание комитетов бедноты представляло собой попытку подорвать авторитет земельных комитетов, в большинстве из которых эсеры все еще занимали доминирующее положение, причем различие между этими комитетами отражало тот акт, что большинство зажиточных крестьян сохраняли верность эсерам – будь то правые или левые, – в то время как бедные и политически менее сознательные крестьяне если еще и не попали под влияние большевиков, то по крайней мере были склонны поддаться на уговоры большевиков.

И наконец, поощрение правительством (сколь бы неэффективным это ни было в настоящий момент):, создания крупных хозяйств в конфискованных имениях вступило в прямое противоречие с политикой эсеров, направленной на распределение земли среди крестьян, и с запретом эсеров на использование наемного платного труда на земле; на съезде раздавались жалобы на то, что помещичьи владения остаются нераспределенными в районах, где крестьяне остро нуждаются в земельных наделах, и на то, что вопреки истинным социалистическим принципам наемные рабочие продолжают трудиться на их обра-

521

ботке [3]. Такой же резкой критике подвергся недавний декрет о лесах, по которому заведование лесами осуществляется Центральным управлением лесов (это была первая попытка поставить природные ресурсы страны под прямое управление государства) [4].

Объявление левых эсеров вне закона в результате убийства Мирбаха привело к тому, что в центре была устранена всякая оппозиция чисто большевистской политике в области сельского хозяйства. Вследствие быстро распространявшегося критического положения, вызванного гражданской войной, сбор зерна у крестьян для нужд города и армии стал вопросом жизни и смерти; с другой стороны, еще более затруднилось снабжение крестьян тканями и другими товарами первой необходимости, поскольку армия теперь претендовала на все имевшиеся запасы. Таким образом, не оставалось ничего другого, как с удвоенной силой применять метод реквизиции при помощи такого механизма, как рабочие отряды и комитеты бедноты. Работе этих отрядов было посвящено не меньше трех декретов, изданных в первую неделю апреля 1918 г. Первый из них уполномочивал профсоюзы, фабричные комитеты и городские и уездные Советы организовывать продовольственные отряды из "рабочих и беднейших крестьян" и отправлять их в зернопроизводящие губернии, чтобы "добыть хлеб по твердым ценам или за счет изъятия у кулаков". Половина зерна, добытого таким образом, предназначалась организациям, которые посылали отряды; другая половина подлежала передаче Наркомпроду для общего распределения. Второй декрет обязывал губернские и уездные Советы, комитеты беднейших крестьян и профсоюзы организовать, где необходимо, аналогичные отряды для сбора урожая. В третьем подробно разбирались организация и структура этих отрядов, которые должны были включать "не менее 25 человек из числа безусловно честных и преданных революции рабочих и беднейших крестьян" [5]. И наконец, чтобы поставить все точки над "i", на той же неделе появился еще один декрет – "Об обязательном товарообмене". В нем предусматривалось, чтобы в хлебных сельскохозяйственных местностях каждым уездом было поставлено продовольственных продуктов на сумму не менее 85 % стоимости взятых на учет и отпущенных кооперативам товаров [6].

Трудно понять подоплеку этих декретов. Народный комиссар продовольствия Цюрупа, выступая на V Всероссийском съезде Советов, заявил, что были использованы все обычные средства для получения хлеба и "только тогда, когда ничего не получается, только тогда пускаются отряды". Что касается слухов о том, что, "как только отряды попадают в деревни, они начинают разлагаться, пьянствовать; мы не отрицаем, что это существует, но мы принимаем меры к тому, чтобы этого не было... Подбор делается крайне тщательный".

"Мы на эти отряды смотрим не только как на военную силу, а мы видим в этих отрядах людей, которые идут в деревню хотя

522

и вооруженными, но и в то же время это те агитаторы, которые будут пропагандировать в деревне, которые понесут в деревню наши идеи" [7].

Крестьяне, когда у них хватало смелости, сопротивлялись изъятию у них хлеба. Порой сопротивление оказывалось серьезное и дело доходило до вооруженных столкновений; и такие случаи, хотя и составлявшие исключение, не были редкостью [8]. Также нелегко подсчитать число отрядов и размах их деятельности. Согласно одному выступавшему на II Всероссийском съезде профсоюзов в январе 1919 г., Петроградский Совет к тому времени направил 189 отрядов численностью до 72 тыс. человек и Московский Совет – примерно такое же число [9]. К этому моменту сбору подлежали не только зерно и фураж, сахар и картофель, но и мясо, рыба и все виды животных и растительных масел, включая конопляное, подсолнечное и льняное масло [10]. Ленин в тот момент, когда от этих мер окончательно отказались, выдвинул единственно возможное оправдание в их пользу:

"Своеобразный "военный коммунизм" состоял в том, что мы фактически брали от крестьян все излишки и даже иногда не излишки, а часть необходимого для крестьянина продовольствия, брали для покрытия расходов на армию и на содержание рабочих. Брали большей частью в долг, за бумажные деньги. Иначе победить помещиков и капиталистов в разоренной мелкокрестьянской стране мы не могли" [11].

Это были вызванные отчаянием средства для достижения цели. С точки зрения теории социализма критерий необходимости, возможно, казался естественным и правильным: от крестьянина требовалось предоставить все, что превышало его собственные потребности и потребности его семьи. С точки зрения практики это было губительно. Неприкрытая реквизиция у так называемого кулака произвольно установленных излишков вызывала обычно реакцию двух видов: краткосрочную, заключавшуюся в сокрытии запасов, и долгосрочную – в отказе засевать больше земли, чем было необходимо для пропитания своей семьи.

Советские руководители ясно понимали эти опасности. 30 октября 1918 г. впервые был внедрен новый эксперимент с натуральным налогом. Очевидно, это было не заменой разверстки, а дополнением к ней. Правда, все, кто сдал свои излишки до того, как был введен налог, объявлялись свободными от налога. Последний должен был определяться посредством сложных подсчетов, при которых принимались во внимание размер надела и поголовье скота у налогоплательщика, равно как и число людей, находящихся у него на иждивении [12]. То, что предлагалось, не являлось более простым изъятием излишков, а представляло собой взятие установленного количества продуктов, исходя из предполагаемой способности платить. Однако это был один из многих декретов того периода, которые так никогда и не вступили в силу [13]. В январе 1919 г. был введен в действие еще один новый принцип. Декретом Совнаркома, сопро-

523

вождаемым подробной инструкцией Наркомпрода, все количество хлеба и зернового фуража, необходимого для удовлетворения государственных потребностей, "разверстывалось" для отчуждения у населения между производящими губерниями: губернии должны были провести разверстку среди уездов, уезды – среди волостей, а волости делили свои квоты между деревнями и отдельными крестьянами [14]. Преимущество этой системы заключалось в том, что центральные власти освобождались от обременительной задачи сбора налога; кроме того, она восстановила принцип коллективной ответственности, на котором основывалось сельское налогообложение царского правительства. Однако эти постоянно меняющиеся средства для достижения цели лишь иллюстрируют непреодолимый характер трудностей, с которыми сталкивалось Советское правительство. Потребности Красной Армии и городского населения в разоренной, изуродованной и дезорганизованной стране можно было удовлетворить только за счет полного изъятия излишков сельскохозяйственной продукции. Кроме того, промышленность была не в состоянии производить достаточное "количество промышленных товаров, чтобы наладить обычный процесс товарообмена; в случае же, если попытки взять силой излишки не прекращались, начиналось сокрытие запасов и сокращение посевных площадей до размеров, необходимых для удовлетворения собственных потребностей крестьян. И все же кризис был преодолен, армия обеспечена и города спасены от голодной смерти, но не от голода. По мере того как улучшался механизм сбора и районы, охваченные гражданской войной, переходили под контроль Москвы, увеличивалось количество собранного хлеба [15]. Правда, справедливости ради надо сказать, что в период военного коммунизма крестьянский хлеб либо находил свой тайный путь на свободный рынок, либо силой изымался агентами правительства. Даже те крестьяне, которые сражались на стороне Советского правительства против худшего из зол – "белой" реставрации, – продолжали вести борьбу за хлеб.

Поворот к беднейшему крестьянству летом 1918 г. был связан в советской политике с другой фундаментальной целью – развитием крупного земледелия. Он повлек за собой окончательный разрыв с левыми эсерами, непримиримыми противниками этой цели; а бедняки представляли собой единственную группу крестьян, которых можно было считать безразличными к крестьянской собственности и потенциально выступающими в пользу коллективного хозяйствования [16]. Эти коллективные хозяйства были нескольких видов. Первоначальные советские хозяйства (совхозы) – образцовые хозяйства, упоминавшиеся в Апрельских тезисах Ленина и его некоторых более поздних высказываниях, – в основной своей массе формировались на основе бывших имений, выращивавших специальные культуры, для которых требовались техническая подготовка и специальная ор-

524

ганизация (такие, как сахарная свекла или лен) [17]. Были также сельскохозяйственные коммуны, в которых крестьяне объединялись для обработки нераспределенной земли, совместно трудясь и деля поровну доходы; они, похоже, представляли черту примитивного коммунизма, присущую русскому крестьянству [18]. И наконец, были сельскохозяйственные артели, в которых элемент коллективизма сводится к процессам производства и торговли. По-видимому, Ленин принял во внимание все эти формы коллективного земледелия, когда осенью 1918 г. признал, что существует лишь "...несколько сот поддерживаемых государством сельскохозяйственных коммун и советских хозяйств" [19]. К тому времени было фактически завершено проведенное на скорую руку распределение сельскохозяйственных угодий в районах, находившихся под контролем Советской власти. Лучшие земли, за исключением ограниченных площадей, отведенных под свеклу, лен и другие специальные виды культур, оказались в крестьянском землепользовании; а те, что остались для коллективистских экспериментов, были, вероятно, худшими и менее пригодными для обработки землями. Как впоследствии писал один из большевистских толкователей:

"Помещичья земля подверглась в своем громадном большинстве разделу, и можно было опасаться, что крупное производство в сельском хозяйстве погибнет. Кроме того, существовала опасность и сильного укрепления мелкособственнических стремлений" [20].

Требовались героические меры. 4 июля 1918 г. Совнарком проголосовал за выделение 10 млн. руб. для стимулирования сельскохозяйственных коммун [21]. 2 ноября 1918 г. был образован фонд в размере миллиарда рублей для авансирования сельскохозяйственных коммун и рабочих ассоциаций, деревенских товариществ или групп при условии их "перехода от единоличных форм землепользования к товарищеским" [22]. В следующем месяце Ленин выступил с пространной и очень важной речью перед участниками встречи, которая была названа "первым Всероссийским съездом земельных отделов, комитетов бедноты и коммун". Темой его выступления был приход социализма в деревню, причем это было его первым крупным высказыванием о социалистическом строительстве в сельском хозяйстве. Он нарисовал одну из своих широких перспектив. Объединенными усилиями всего крестьянства в целом было достигнуто "сметение и уничтожение помещичьей власти". Но если бы революция в русской деревне остановилась на этом, она затормозилась бы там, где остановились революции на Западе 1789 и 1848 гг.

"Она еще не трогала более сильного, более современного врага всех трудящихся – капитала. Она грозила поэтому кончиться так же половинчато, как кончалось большинство революций в Западной Европе, где временным союзом городских рабочих и всего крестьянства удавалось смести монархию, смести остатки средневековья, смести более или менее дочиста поме-

525

щичье землевладение или помещичью власть, но никогда не удавалось подорвать самих основ власти капитала".

Комитеты бедноты выполнили функцию раскола крестьянства: "деревня перестала быть единой". Это достижение перевело "нашу революцию полностью на те социалистические рельсы, на которые рабочий класс городов твердо и решительно хотел ее поставить в Октябре". И теперь был необходим (Ленин повторял это снова и снова) "...переход от мелких единоличных крестьянских хозяйств к общественной обработке земли". Ленин и не пытался скрыть масштабы этой задачи.

"Мы прекрасно знаем, что такие величайшие перевороты в жизни десятков миллионов людей, касающиеся наиболее глубоких основ жизни и быта, как переход от мелкого единоличного крестьянского хозяйства к общей обработке земли, могут быть созданы только длительным трудом, что они вообще осуществимы лишь тогда, когда необходимость заставляет людей переделать свою жизнь".

Война создала эту необходимость за счет разорения, оставленного ею в наследство. Вместе с тем она показала, какие "чудеса техники" существуют, и пробудило в людях сознание, что эти "чудеса техники" могли бы преобразовать земледельческое производство. Съезд принял резолюцию, в которой говорилось, что главнейшей задачей земельной политики должно стать "последовательное и неуклонное проведение широкой организации земледельческих коммун, советских коммунистических хозяйств и общественной обработки земли" [23].

В течение нескольких недель кампания шла полным ходом. Она обсуждалась на II Всероссийском съезде профсоюзов в январе 1919 г., на котором один из официальных представителей высказал мнение, что "вопрос с пропитанием городов можно решить только за счет создания крупных производственных объединений в деревне" [24].

Ее кульминацией стал пространный декрет, изданный ВЦИК 14 февраля 1919 г. Это был первый крупный законодательный акт об аграрной политике после декрета о "социализации", принятого за год до этого совместно с левыми эсерами. В новом декрете смело провозглашался "переход от единоличных форм землепользования к товарищеским", говорилось, что "на все виды единоличного землепользования следует смотреть как на преходящие и отживающие" и что "в основу землеустройства должно быть положено стремление создать единое производственное хозяйство, снабжающее Советскую Республику наибольшим количеством хозяйственных благ при наименьшей затрате народного труда". Одна из его статей содержала тщательно разработанные положения о структуре, прерогативах и обязательствах совхозов и сельскохозяйственных коммун. Совхозы, во главе которых мог быть отдельный заведующий или рабочий комитет, непосредственно подчинялись губернским или местным Советам и через них – соответствующему отделу Нар-

526

комзема: эта организация была очень близка организации национализированных фабрик, находившихся под контролем ВСНХ. Сельскохозяйственные коммуны, суть "добровольные союзы трудящихся", обладали большей автономией, хотя и находились в конечном счете в подчинении местных (уездных) земельных отделов и Наркомзема [25].

Другой эксперимент в этой области возник из попытки городских рабочих организовать взаимопомощь. Продовольственное положение в городах в конце 1918 г. породило опасность полного разложения пролетариата за счет возвращения рабочих в деревни, откуда большинство из них в свое время и пришли. Декретом в декабре 1918 г. было признано право профсоюзов и рабочих организаций заготавливать и перевозить для нужд своих членов все продовольственные продукты, за исключением зерна и муки (исключение, которое вскоре начали игнорировать) [26]. От коллективных заготовок до коллективной обработки земли был всего лишь шаг; и зимой 1918/19 г. этот шаг был сделан, по-видимому, с помощью изобретательности и предприимчивости ВСНХ. 15 февраля 1919 г. сразу же после декрета о советских хозяйствах был издан декрет, предоставивший право объединениям государственных предприятий, а также отдельным крупным государственным предприятиям, городским Советам, профессиональным союзам и – кооперативам получать земельные участки для организации на них советских хозяйств для удовлетворения своих потребностей [27]. По некоторым данным, более 30 главков и центров получили в общей сложности около 800 тыс. десятин земли от имени фабрик, находившихся под их контролем [28]. Очевидно, предполагалось, что время от времени группы рабочих с самих фабрик будут пополнять ряды местных рабочих в этих промышленных совхозах: возвращение фабричного рабочего в свою деревню для сбора урожая было обычным явлением в российской промышленности. Этот проект являлся отклонением от принципов рационального и организованного распределения (хотя в декрете предусматривалось, что часть продуктов, превышавшая размеры пайка, не подлежала распределению, а должна была передаваться Наркомпроду). Однако он отвечал насущной потребности и являл собой еще одно подтверждение того кардинального факта, что обеспечение нормального питания для населения городов в конечном счете несовместимо с системой мелкокрестьянского земледелия.

Похоже, место, занимаемое коллективными хозяйствами в официальной пропаганде того времени, не отвечало скромным результатам, достигнутым ими. Согласно самым подробным имеющимся статистическим данным, в европейской части России, исключая Украину, насчитывалось 3100 совхозов в 1918 г., 3500 – в 1919 г. л 4400 – в 1920 г. Правда, это скромное увеличение объяснялось быстрым ростом числа хозяйств, "приданных" фабрикам, на долю которых в 1920 г. приходилась почти половина всех совхозов, так что число хозяйств, находившихся под непо-

527

средственным управлением государственных властей, на самом деле, может быть, даже сократилось. Большинство советских хозяйств того периода были совсем маломощными и не шли ни в какое сравнение с гигантскими совхозами конца 20-х годов: в 1920 г. было подсчитано, что более 80 % из них занимали площадь меньше 200 десятин. Общее качество почвы было невысоким, и меньше половины земли отводилось под пашню. Сообщалось, что в феврале 1919 г. под прямым управлением Наркомзема находилось всего 35 совхозов общей площадью 120 тыс. десятин (эти хозяйства можно было бы отнести к числу наиболее крупных); остальные находились под местными Советами и "влачили жалкое существование". В середине 1919 г. насчитывалось 2100 сельскохозяйственных коммун; впоследствии их число постепенно снижалось, по мере того как улетучивался энтузиазм, на волне которого родилась эта форма общественного хозяйствования. Число сельскохозяйственных артелей, напротив, увеличилось с 1900 в 1919 г. до 3800 в 1920 г., а со временем возрастало еще большими темпами; однако эта форма сельскохозяйственной кооперации не предусматривала коллективной обработки земли [29].

Эти цифры ясно показывают, сколь незначительна была спонтанная поддержка крестьян этих крупных производственных единиц в сельском хозяйстве, и свидетельствуют о полном крахе большевистской политики. Это стремление к крупному земледелию исходило исключительно из городов и от официальных кругов. Доводы в его пользу (как с точки зрения социализма, так и исходя из их практической эффективности) были неопровержимыми. В декретах предусмотрительно оговаривалось, что земля для создания этих хозяйств должна предоставляться исключительно за счет нераспределенных крупных имений и других пустующих и незанятых земель (в тексте ошибочно дается "занятых". – Ред.). Но такие вторжения вряд ли способствовали ликвидации недоверия у крестьян, страдавших от хронической нехватки земли. В равной степени трудно вообразить, какие чувства охватывали тех из них, кого призывали отказаться от их мечты стать мелким сельским собственником, а вместо этого работать в качестве "сельских пролетариев" в советских или других коллективных хозяйствах, особенно в такое время, когда материальные условия сулили слабое или никакого смягчения трудностей прошлого. Крестьянин думает: "Если крупное хозяйство, значит я опять батрак" [30]. В марте 1919 г., выступая на съезде, который был созван для создания профессионального союза сельскохозяйственных рабочих Петроградской губернии, Ленин говорил о преимуществах коллективного ведения хозяйства. И когда ему был задан вопрос о статье в декрете от 14 февраля, которая запрещала рабочим и служащим советских хозяйств заводить собственный скот, птиц и огороды, Ленин с некоторой неохотой признал, что иногда необходимо делать исключения и что, вероятно, можно будет после обсуждения

528

сделать для Петроградской губернии изъятие из этого положения "на известный короткий срок" [31]. Как всегда, крестьянин хранил молчание. Однако гражданская война отодвинула на задний план все другие вопросы, и крестьянская оппозиция и обструкция эффективно заблокировали любой рост советских и других коллективных хозяйств. Советское правительство не могло проводить никакой политики, которая – сколь бы желанной она ни была в долгосрочной перспективе – угрожала бы в дальнейшем непосредственным сокращением будущего урожая.

Однако к тому времени в советской аграрной политике произошло еще одно радикальное изменение. Создание комитетов бедноты в июне 1918 г. представляло собой в основном политическую меру, направленную на раскол крестьянства. Они выполнили одну политическую функцию – предоставили информаторов. До их возникновения государственные служащие или рабочие, не знакомые с положением на местах, не располагали средствами обнаружения спрятанных запасов хлеба и определения того, какими запасами может располагать тот или иной кулак, а отсюда происходило так много "ошибок" в оценках запасов [32]. На местных беднейших крестьян можно было положиться в том, что они донесут о кулацких нарушениях и уклонениях от сдачи, в результате чего злоба и враждебность только раздували пламя классовой борьбы в деревне. Тем не менее этот механизм не сработал. Теперь, когда земля оказалась распределенной, "крестьяне-бедняки" – то есть те крестьяне, которым нечего терять, – оказались менее многочисленными, чем предполагали большевики. Комбеды, там, где они были эффективны, похоже, возглавлялись ярыми большевиками, которые не всегда обладали опытом работы на селе и очень быстро вступали в столкновение с местными Советами, остававшимися к тому времени по своему составу преимущественно беспартийными. В результате началась борьба за власть, в ходе которой стало ясно, что в местных органах управления сельскими делами нет места как для комитетов, так и для Советов [33]. Съезд комитетов бедноты Петроградской губернии, состоявшийся в Петрограде в начале ноября 1918 г., был готов сделать логичный вывод: большинство делегатов прибыли туда, чтобы потребовать передачи всей политической власти из рук Советов комбедам. Однако для правительства этого оказалось слишком много. Вмешался ВЦИК, и съезд вынужден был принять единодушно резолюцию совершенно другого содержания. Резолюция взвешенно сочетала похвалу со скрытым порицанием. Комбеды вели борьбу с кулаками, но при выполнении этой задачи "неизбежно должны были выйти за пределы декрета 11 июня". В деревне, таким образом, "создалось двоевластие, приводившее к бесплодной растрате сил и путанице в отношениях". "Диктатура пролетариата и беднейших крестьян" могла быть проведена последовательно только "от высших органов Советской власти донизу"; и комбеды должны были "принять самое активное

529

участие в преобразовании волостных и сельскохозяйственных Советов в истинные органы Советской власти и коммунистического строительства". Неделю спустя эта резолюция была передана Зиновьевым, который председательствовал на этом съезде, на рассмотрение VI Всероссийского съезда Советов в бессвязной и довольно неуклюжей речи и получила единодушное одобрение без всякого обсуждения [34]. В результате комбеды потеряли свой независимый статус и им была отведена роль группы членов местных Советов, выступающей за более решительную, активную политику. В результате решения съезда ВЦИК обнародовал 2 декабря 1918 г. декрет, в котором провозглашалось, что ввиду сложившейся в деревне обстановки "двоевластия" насущно необходимо провести перевыборы в сельские Советы, что комбеды призваны сыграть активную роль в организации этих выборов и что, однако, после перевыборов Советы затем должны остаться "единственными органами власти", а комбеды должны быть распущены [35]. Ленин впоследствии, на очередном съезде партии, по этому вопросу высказал мнение, что комбеды "...настолько упрочились, что мы нашли возможным заменить их правильно выбранными Советами, т.е. реорганизовать сельские Советы так, чтобы они стали органами классового господства, органами пролетарской власти в деревне" [36]. Это была идеализированная картина. Ликвидация комбедов явилась своевременным признанием поражения – отход с непригодных для обороны позиций. Правда, решение это не было принципиальным и не мешало повторению этого же эксперимента где-либо в другом месте. В начале 1919 г., когда после поражения Германии на Украине была восстановлена Советская власть, там начали создаваться комитеты деревенской бедноты как раз в тот момент, когда перестали существовать комбеды на территории РСФСР [37].

Решение о роспуске комбедов был тесно связано со стремлением обеспечить Советской власти поддержку середняка. В России некоторое время перед революцией стало обычным подразделять крестьян не на две, а на три категории: зажиточные крестьяне, которые производили продукцию для рынка, равно как и для собственных нужд, используя наемный труд и продавая излишки своей продукции (кулаки); беднейшие крестьяне, безземельные или имевшие слишком мало земли, чтобы прокормить себя и свою семью, и вынужденные наниматься на работу к другим для того, чтобы жить (бедняки или батраки); и промежуточная категория крестьян, которые могли прокормить себя и свои семьи, однако, как правило, не использовали наемный труд и не имели излишков на продажу (середняки). Вполне понятно, что такая классификация не имела четких границ, а статистика, относящаяся к ней, носит ненадежный характер. Тем не менее было общепринято, что кулаки составляли менее 10 % крестьянства, на долю бедняков приходилось около 40 %, а

530

остальные 50 % были середняками [38]. Понятие "середняк" соответствовало тому, что в Западной Европе было известно как "мелкий крестьянин". Русский бедняк являлся, если исходить из западной терминологии, сельскохозяйственным рабочим, хотя некоторые из них владели мелкими участками земли, пусть и недостаточными для содержания своих семей, но технически исключавшими их из категории "безземельных" крестьян.

Ленин признал эту тройственную классификацию российского крестьянства во время Октябрьской революции, когда заявил, что политика Советской власти должна быть следующей: "...трудовому крестьянину надо помочь, среднего не обидеть, богатого принудить..." [39] Однако эта политика в тот момент находилась в состоянии неопределенности. Революция в деревне все еще переживала буржуазный этап; сохранял свою силу союз между большевиками и левыми эсерами; и главной задачей кампании зимы 1917/18 г. было провести экспроприацию крупных землевладельцев в интересах всего крестьянства в целом. Затем, летом 1918 г., последовал раскол с левыми эсерами и были созданы комитеты бедноты, чтобы начать социалистическую революцию против кулаков. Под восторженным впечатлением от нового шага середняки почти не принимались в расчет. В тот момент, когда вводилась эта мера, Ленин говорил, в частности, о необходимости "соглашения" и "союза" со средним крестьянством и "уступок ему" [40]; и в августе 1918 г. циркуляр за подписью Ленина и Цюрупы был разослан всем местным властям, в котором указывалось, что Советское правительство ни в коем случае не выступает против "крестьянства среднего достатка, не эксплуатирующего трудящихся", и что льготы декрета от 11 июня 1918 г. должны распространяться как на бедняков, так и на середняков" [41]. Однако, до той поры покуда комбеды продолжали активно действовать и располагали силой, оставалась непреодолимой тенденция сконцентрировать все усилия на удовлетворении интересов беднейших крестьян и приравнять середняков к кулакам.

Было бы ошибочно рассматривать изменение в советской аграрной политике, которое последовало после роспуска комитетов бедноты зимой 1918/19 г., либо как шаг вправо, либо как шаг в предвкушении новой экономической политики 1921 г. Однако это означало определенное смягчение наиболее острых проявлений военного коммунизма и возврат к политике компромиссов с теми, кого до сих пор считали мелкобуржуазными элементами деревни. Это произошло в самый решающий момент гражданской войны, когда советское руководство почувствовало необходимость привлечь на свою сторону всех возможных союзников в этой отчаянной борьбе. Уступка среднему крестьянину совпала по времени с неудавшейся попыткой подрезать крылья Чека и с проявлением более терпимого, правда, ограниченного отношения к меньшевикам и эсерам, которое началось в ноябре 1918 г. и продолжалось всю зиму [42], равно как и с

531

более широким призывом к буржуазной интеллигенции и "специалистам" всех профилей поступать на службу к новому режиму. Ленин с особым акцентом писал о соглашении "с средним крестьянином, с вчерашним меньшевиком из рабочих, с вчерашним саботажником из служащих или из интеллигенции" как о части единой политики [43]. Все они рассматривались как колеблющиеся элементы с мелкобуржуазной окраской, выступающие то за буржуазию, то за пролетарское дело и склонные принимать то ту, то другую сторону [44]. Победа в гражданской войне не была бы достигнута,, если бы в этот момент не произошла определенная консолидация данных элементов на стороне Советской власти. Однако это изменение означало также признание со стороны большевистских лидеров того факта, что они недооценили рост численности и влияния среднего крестьянства в результате аграрной реформы. Большевистские теоретики всегда утверждали, что распределение земли на мелкие крестьянские наделы должно вести к усилению элементов мелкобуржуазного капитализма в деревне. Теперь теория подверглась проверке практикой. Ленин писал впоследствии, что "крестьянская "беднота"... превратилась в середняков" [45]. Попытка внедрить социализм при помощи ударной тактики, проводимой через комитеты бедноты, провалилась, и на повестку дня встал вопрос о компромиссе. В определенной степени изменение фронта было предтечей более широкомасштабной операции, проведенной в марте 1921 г.

Умиротворение среднего крестьянина было существенной и важной частью советской политики в течение всего 1919 г. К моменту проведения VIII съезда партии в марте 1919 r. оно было в полном разгаре. Ленин возвращался к этому вопросу на съезде не менее трех раз – в своей речи при открытии съезда, в отчете Центрального Комитета и в отдельном докладе "О работе в деревне". Теперь было недостаточно "нейтрализовать" среднее крестьянство; на достигнутой стадии социалистического строительства было необходимо поставить отношения "на почву прочного союза". Ленин дважды цитировал примиренческие рекомендации, данные Энгельсом в его последней статье "Крестьянский вопрос во Франции и Германии", против применения средств принуждения в отношении к мелкому крестьянину [46]. Конечно, не могло быть и речи об умиротворении кулаков. "Мы стояли, стоим и будем стоять в прямой гражданской войне с кулаками". Однако было серьезной ошибкой, когда "по неопытности советских работников..." удары, которые предназначались для кулаков, падали на среднее крестьянство [47]. Аграрный отдел новой партийной Программы, одобренной съездом, после подтверждения принципа поддержки советских и других коллективных хозяйств и сельскохозяйственных кооперативов перешел к единоличному крестьянину. "Считаясь с тем» что мелкое крестьянское хозяйство еще долго будет существовать", партия стремится к проведению ряда мер, "направленных к поднятию

532

производительности крестьянского хозяйства". Таким образом, должна быть оказана практическая помощь крестьянину в мелиорации его земель и в снабжении улучшенными семенами; подчеркивается необходимость широкого и планомерного привлечения промышленных рабочих к "коммунистическому строительству" в земледелии; должно быть решительно подавлено сопротивление "кулачества, деревенской буржуазии"; а последний абзац был посвящен отношению к среднему крестьянству:

"Партия ставит своей задачей отделять его (т.е. среднее крестьянство) от кулаков, привлекать его на сторону рабочего класса внимательным отношением к его нуждам, борясь с его отсталостью мерами идейного воздействия, отнюдь не мерами подавления, стремясь во всех случаях, где затронуты его жизненные интересы, к практическим соглашениям с ним, идя на уступки ему в определении способов проведения социалистических преобразований".

С целью усиления этого вывода съезд принял специальную резолюцию "Об отношении к среднему крестьянству". В силу того что оно имеет "сравнительно крепкие экономические корни", а также учитывая отсталость сельскохозяйственной техники России, среднее крестьянство "будет держаться довольно долгое время после начала пролетарской революции"; советские работники в деревне должны осознать, что "оно не принадлежит к эксплуататорам, ибо не извлекает прибыли из чужого труда". Поэтому, поощряя товарищества всякого рода, а равно и сельскохозяйственные коммуны средних крестьян, власти "не должны допускать ни малейшего принуждения" при создании таковых. Всякие "произвольные реквизиции" должны беспощадно преследоваться; тяжесть налога должна ложиться "целиком на кулаков"; среднее же крестьянство должно облагаться "чрезвычайно умеренно, лишь в размере вполне посильном и необременительном для него" [48].

Не было упущено ни одного повода для внедрения этих довольно-таки трудных директив. Накануне съезда умер Свердлов, занимавший почетный и представительный пост председателя ВЦИК. Его преемником стал Калинин, петроградский рабочий, бывший крестьянин-середняк из Тверской губернии, который, по словам Ленина, имеет "тесную связь с крестьянским хозяйством... и каждый год ее (деревню) посещает". Символизм этого назначения был открыто провозглашен: "Мы знаем, что нашей главной задачей в стране мелкоземледельческой является обеспечить нерушимый союз рабочих и среднего крестьянства" [49]. Однако у курса, столь уверенно проводимого на протяжении всего 1919 г., также были свои недостатки. В среднем крестьянине проявились многие черты, традиционно приписываемые кулаку, и если поддержка беднейшему крестьянину не смогла стимулировать производство, то поддержка среднему крестьянину все в большей степени способствовала произ-

533

водству того, что появлялось на "черном рынке". Первые нотки тревоги прозвучали у Ленина в речи на совещании по работе в деревне в ноябре 1919 г.

"Средний крестьянин производит продовольствия больше, чем ему нужно, и таким образом, имея хлебные излишки, он становится эксплуататором голодного рабочего. В этом – основная задача и основное противоречие. Крестьянин, как труженик, как человек, который живет своим трудом, как человек, вынесший гнет капитализма, – такой крестьянин стоит на стороне рабочего. Но крестьянин, как собственник, у которого остаются излишки хлеба, привык смотреть на них, как на свою собственность, которую он может свободно продавать".

И вновь:

"Но крестьяне далеко не все понимают, что свободная торговля хлебом есть государственное преступление. "Я хлеб произвел, это мой продукт, и я имею право им торговать", – так рассуждает крестьянин, по привычке, по старинке. А мы говорим, что это государственное преступление" [50].

Среднее крестьянство заняло традиционную крестьянскую позицию в отношении правительственного регулирования, рассматривая его как наступление города на святые прерогативы деревни. Смещение акцента в поддержке с беднейшего на среднее крестьянство вновь открыло путь для сил мелкобуржуазного крестьянского капитализма. Однако в создавшихся условиях делать было нечего. VII Всероссийский съезд Советов в декабре 1919 г. принял жесткую резолюцию, рекомендуя перейти к политике реквизиции и требуя, чтобы продразверстка была распространена с хлеба и мяса на "картофель и по мере необходимости также и на другие продукты сельского хозяйства" [51].

В равной степени смещение акцента с беднейшего на среднего крестьянина ничем не помогло советским хозяйствам и другим формам крупного земледелия. Ленин на IX съезде партии в марте 1919 г., когда была провозглашена политика умиротворения среднего крестьянина, затронул один из наиболее болезненных вопросов коллективного сельского хозяйства. Среднее крестьянство будет завоевано на сторону коммунистического общества "только тогда... когда мы облегчим и улучшим экономические условия его жизни". Но в этом как раз и был камень преткновения.

"Если бы мы могли дать завтра 100 тысяч первоклассных тракторов, снабдить их бензином, снабдить их машинистами (вы прекрасно знаете, что пока это – фантазия), то средний крестьянин сказал бы: "Я за коммунию" (т.е. за коммунизм). Но для того, чтобы это сделать, надо сначала победить международную буржуазию, надо заставить ее дать нам эти тракторы" [52].

Ленин не продолжил этот силлогизм. Построение социализма в России было невозможно без обобществленного сельского хозяйства; обобществление сельского хозяйства было невозможно без тракторов; получение тракторов было невозможно без

534

всемирной пролетарской революции. Тем временем лозунг крестьян был: "За Советскую власть, за большевиков, долой коммунию!" [53]. Начали раздаваться протесты против того, что совхозы есть не что иное как более или менее "восстановление помещиков под советским флагом" [54]. На Всероссийском совещании в ноябре 1919 г. по работе в деревне Ленин признал "недоверие и возмущение" среди крестьянства против совхозов, особенно если там в качестве заведующих и специалистов сидят "старые эксплуататоры", однако решительно встал на защиту такой практики.

"...Нет, если не умеете сами устроить хозяйство по-новому, надо брать на службу старых специалистов, без этого из нищеты не выйти" [55].

Тем не менее VII Всероссийский съезд Советов в декабре 1919 г. стал местом бескомпромиссного наступления на совхозы. Их обвиняли в том, что они чуждаются местных Советов, привлекают специалистов, предлагая высокие ставки, а также в том, что они вмешиваются в процесс распределения земель. Директора совхозов живут в роскоши, занимая дома бывших землевладельцев; в некоторых случаях изгнанные помещики фактически возвращались к своим владениям под личиной директоров совхозов: "Советские хозяйства превратились в орудия контр-революционной агитации против Советской власти" [56]. В своем ответе Ленин признал, что такого рода злоупотребления могли иметь место, и мог только возразить, что выход для совхозов заключался в том, чтобы установить тесную связь "и с окрестным крестьянством и с коммунистическими группами" [57]. Середняк оставался закоренелым индивидуалистом. Когда летом 1920 г. на II Конгрессе Коминтерна немецкий делегат укорял Советское правительство за поддержку мелкому крестьянству в ущерб крупному земледелию, сопровождавшуюся "рецидивом изжившего себя мелкобуржуазного образа мышления" и "принесением интересов пролетариата в жертву крестьянства", Ленин ответил в резкой форме, что "иначе мелкий крестьянин и не заметит разницы между тем, что было прежде, и советской диктатурой" и что, "если пролетарская государственная власть не будет проводить этой политики, она не сможет удержаться" [58]. И все же эта точка зрения, до тех пор покуда она превалировала, служила серьезным препятствием для осуществления того, что Ленин и все марксисты считали – и в условиях России совершенно справедливо – единственным путем к более эффективному земледелию.

Поэтому, когда гражданская война осенью 1920 г. в конце концов завершилась и бывшие территории Российской империи, объединенные теперь под властью Советов, были предоставлены самим себе в деле выполнения тяжелой задачи восстановления, стало совершенно ясно, что революция в преобразовании лица русской деревни не решила ни одной из стоявших перед ней фундаментальных проблем. Важные производящие продо-

535

вольствие районы были возвращены в советскую экономику к моменту сбора урожая 1920 г. [59]. По некоторым данным, в Сибири, ставшей доступной после разгрома Колчака, насчитывалось огромное количество хлеба, собранного в прошлые годы, и различными декретами предусматривались все возможные принудительные меры для изъятия этих запасов у их владельцев [60]. Но такие неожиданные удачи, хотя и приносили, возможно, некоторое смягчение теперь уже хронической нехватки продовольствия в городах, не могли повлиять на прогрессировавшее снижение его производства, которое угрожало остановкой всей экономики. Вполне естественно, что на статистические данные о сельском хозяйстве в период военного коммунизма нельзя полагаться. Сколь бы велико ни было желание, получить хотя бы приблизительные данные из деревни было невозможно; у крестьянина были все основания для сокрытия информации о своем производстве и запасах [61]; а анализ и сопоставление получаемых сообщений оставляли желать лучшего. Различными властями предоставлялись различные цифры, и не всегда было ясно, к каким районам они должны были относиться. Однако со всеми этими оговорками можно в общих чертах нарисовать статистическую картину сельского хозяйства России накануне НЭПа.

Перераспределение земли, начатое Октябрьской революцией, было фактически завершено к концу 1918 г. в районах, находившихся под властью Советов, и распространилось к лету 1920 г. на всю территорию советских республик. Это привело к разительному уравниванию размеров производственных единиц. Таблица, распространенная в это время, классифицировала земельные участки разного размера соответственно в 1917, 1919 и 1920 г г.

	1917	1919	1920
	%	%	%
Беспосевных земель	11,3	6,6	5,8
С посевными до 4 десятин	58,0	72,1	86,0
С посевными от 4 до 8 десятин	21,7	17,5	6,5
С посевными свыше 8 десятин	9,0	3,8	1,7 [62]

Мелкие земельные наделы, обрабатываемые крестьянином и членами его семьи, которые имели в своем хозяйстве одну лошадь (явление, типичное даже для 1917 г.), в 1920 г. стали преобладающими в земледелии России. Полностью исчезли крупные помещичьи владения. Попытки восстановить крупные хозяйства в виде совхозов и земледельческих коммун повсеместно встречали упорное сопротивление и пользовались незначительным успехом. Среди многочисленных причин снижения объема производства в течение первых трех послереволюционных лет (опустошение деревни, потери рабочих рук, уничтоже-

536

ние поголовья скота, нехватка орудий производства и удобрений) было бы несправедливо отводить более чем незначительное место меньшей эффективности мелких хозяйств по сравнению с крупными. Однако последнее являлось постоянным препятствием, которому суждено было пережить неблагоприятные факторы, возникшие непосредственно из-за мировой и гражданской войн, и которое представляло собой основную дилемму советской экономики.

Рост мелкокрестьянского земледелия за счет крупного имел определенные специфические последствия. Прежде всего он способствовал переходу с производства более ценных технических культур на производство простых средств к существованию. На III Всероссийском съезде Советов народного хозяйства в январе 1920 г. отмечалось, что "наблюдается опасный переход от технических и специальных сельскохозяйственных культур к культурам хлебным (уменьшение посевов льна, пеньки, масличных растений, хлопка и т.д.), равно как и уменьшение животноводства" [63]. Согласно докладчику по аграрному вопросу на VIII Всероссийском съезде Советов в декабре 1920 г., обрабатываемые площади в советских республиках уменьшились в период между 1917 и 1919гг. на 16 %; однако снижение было наименьшим на площадях под рожью (6,7 %) и наибольшим – под специальными культурами (27 % – под коноплей, 32 – под льном, 40 % – под фуражными культурами) [64]. Во-вторых, мелкие крестьянские хозяйства не только производили меньше, но и потребляли большую часть того, что производили. Так что остаток, попадавший в города, сокращался вдвое; а там, где существовали излишки, процесс сбора оказывался несравненно более трудным и опасным, поскольку было невозможно как материально, так и морально применять к массе мелких и средних крестьян меры принуждения, которые могли быть использованы против немногочисленных зажиточных крупных земледельцев или в отношении коллективных хозяйств, поддерживаемых государством или городским пролетариатом. Как Ленин всегда предсказывал, распределение земли среди крестьян, приведя к уменьшению среднего размера производительной единицы, оказалось непреодолимым препятствием на пути увеличения притока продовольствия и сырья в города, что было необходимо для увенчания победы пролетарской революции. Еще раз была ясно продемонстрирована трудность построения социалистического порядка в стране, экономика которой зависела от отсталого крестьянского земледелия.

Однако, не говоря обо всех препятствиях, возникающих в аграрной системе, основная трудность в обеспечении городов продовольствием заключалась в том, что крестьянину нельзя было предложить соответствующее возмещение за производимое им продовольствие и что реквизиция в той или иной форме была фактически единственным законным способом получения хлеба. Советские руководители, не имея никакой иной реаль-

537

ной альтернативы, упорно не хотели признать этот суровый факт [65]. Однако к осени 1920 г. недовольство крестьян достигло слишком широких масштабов, чтобы его скрыть. Начиная с сентября демобилизация армий привела к бандитизму (традиционная форма крестьянских волнений) повсеместно в центральных и юго-восточных областях; центром этих беспорядков, похоже, была Тамбовская губерния [66]. Враждебность крестьян открыто проявилась на совещании председателей волостных и сельских исполкомов Московской губернии, на котором выступил Ленин. В своем заключительном слове он признал, что "большинство крестьян слишком больно чувствует... и голод, и холод, и непосильное обложение" и что именно за это "...и прямо, и косвенно большинство говоривших ругали центральную власть" [67].

Последнее серьезное исследование сельскохозяйственной проблемы в период военного коммунизма состоялось на VIII Всероссийском съезде Советов в декабре 1920 г. С разгромом Врангеля завершилась наконец гражданская война, и съезд занимался почти исключительно проблемами восстановления хозяйства. В своей вступительной речи (это был доклад ВЦИКа и Совнаркома о внешней и внутренней политике. – Ред.) Ленин все еще придерживался той точки зрения, что "в стране мелкого крестьянства наша главная и основная задача – суметь перейти к государственному принуждению, чтобы крестьянское хозяйство поднять" [68]. Меньшевик Дан суммировал обвинительный акт действиям Советов: "Продовольственная политика, основанная на насилии, обанкротилась, ибо, хотя она выкачала 300 миллионов пудов, но это куплено повсеместным сокращением посевной площади, достигшим почти четверти прежних засевов, сокращением скотоводства, прекращением посевов технических растений, глубоким упадком сельского хозяйства" [69]. В резолюции, предложенной делегатом от левых эсеров, предлагалось, что "в целях стимулирования развития сельского хозяйства" разверстка должна распространяться только на ту часть продуктов, в которой нуждается потребляющая сторона, а остальную часть продукта "оставлять в руках производителя либо для его собственного удовлетворения, либо для обмена ее через потребительскую кооперацию на необходимые для трудового крестьянского хозяйства предметы" [70]. Резолюция меньшевиков пошла еще дальше, признав, что "русское крестьянство есть класс товаропроизводителей, развивающий или сокращающий свою хозяйственную деятельность по принципам товарного хозяйства", то есть класс мелких капиталистов, и предложив, чтобы "все излишки, остающиеся за выполнением государственных повинностей, строго определенных, крестьянство имело возможность сбывать на основе добровольного товарообмена или устанавливаемых по соглашению с ним цен" [71]. Предложение меньшевиков было встречено враждебно, причем один из большевистских делегатов сравнил его с тем, что "мы слышали не раз от всех кулаков и бандитов, особенно на Украине" [72]. Однако

538

дебаты были выдержаны в мрачных и бесперспективных тонах. Докладчик Теодорович вскрыл три основные черты сложившейся ситуации: "общее обеднение деревни", сокращение сельскохозяйственного производства, сопровождающееся переходом от специальных к "натуральным" культурам, и "процесс нивелировки хозяйства". Эти условия порождают два "основных дефекта": упадок посевной площади и падение урожайности ("примерно в 3-4 раза меньше, чем в некоторых странах Западной Европы"). Теодорович еще раз изложил вечную дилемму – "заколдованный круг" – города и деревни и их соответствующих требований друг к другу:

"Чтобы возродить деревню, надо снабдить ее в нормальном количестве продуктами городского производства; но для эюго, в свою очередь, город должен быть снабжен определенным количеством сырья и продовольствия" [73].

Однако концепции о том, как вырваться из этого "заколдованного крута" и получить "определенное количество" продовольствия, в котором нуждался город, все еще отдавали наивностью и диктовались преимущественно городскими интересами. В 1919 г. исполнительный комитет Тульского губернского Совета выдвинул идею создания "посевного комитета", чтобы вести кампанию среди крестьян за расширение производства" [74]. Эта идея была подхвачена повсюду и казалась подходящей для общего использования [75]. Было решено установить губернские, уездные и волостные сельские "посевные комитеты". На Наркомзем была возложена выработка "общегосударственного плана обязательного посева". "Установление планов засева по уездам, волостям и селениям..." было возложено на губернские комитеты по расширению посевов и улучшению обработки земли, а проведение в жизнь этих планов – на нижестоящие комитеты. Было решено "объявить государственной повинностью обсеменение площади земли, устанавливаемой государственным планом посева" [76].

Дебаты на VIII Всероссийском съезде Советов привели к определенном прогрессу. На протяжении первых трех лет большевистского режима нехватка продовольствия рассматривалась как проблема сбора и распределения, а не производства. Это предложение, естественное в стране, до недавнего времени являвшейся экспортером зерна, было теперь наконец-то признано трагическим заблуждением. Гражданская война, аграрная реформа и забастовка производителей из-за реквизиции – все это, вместе взятое, привело к последовательному сокращению возделываемых площадей и собираемого урожая. Когда гражданская война закончилась, стало очевидно, что основной задачей советской аграрной политики является теперь не изъятие у крестьянина несуществующего излишка, а стимулирование сельскохозяйственного производства. Это-то и было признано съездом. И все же вопреки всей практике вновь было выдвинуто предположение, что крестьянина можно заставить силой или

539

обещаниями согласиться с этими требованиями. На этот раз заблуждение оказалось кратковременным. Когда три месяца спустя Ленин объявил о Новой экономической политике, ее направления не очень сильно расходились с теми, которые были бегло набросаны левыми эсерами и меньшевиками на VIII Всероссийском съезде Советов.

Предыдущий | Оглавление | Следующий