Предыдущий | Оглавление | Следующий

ГЛАВА. II. Северная война до 1710 года.

Дипломатические сношения накануне войны

Борьба между Швецией и Россией из-за Прибалтийского края началась еще за несколько столетий до Петра. Решаясь на разрыв с Карлом XII, он продолжал то, что было начато его предшественниками. Россия для более удобного сообщения с Западной Европой нуждалась в приобретении береговой линии заливов Финского и Рижского. Царь Иван IV старался овладеть Эстляндией и Лифляндией. Борис Годунов во время царствования Феодора Ивановича стремился к занятию Нарвы. Царь Алексей Михайлович осаждал Ригу.

Для России в это время представляла большую выгоду борьба Швеции с Польшей, начавшаяся еще при Густаве Вазе. Антагонизм между этими обеими державами мог считаться, некоторым образом, спасением для Московского государства. Трудно сказать, куда повели бы дружеские и союзные отношения между Швецией и Польшей, обращенные против России.

Еще в начале XVII века обнаружился сильный перевес Швеции над Россией в области политики и ратного дела. Шведские войска находились в центре Московского государства; шведский принц, брат Густава Адольфа, был избран в цари московские. Заключение Столбовского мира (1617) могло считаться большою выгодою, хотя Россия этим трактатом и была отрезана от моря. Преемники Михаила Феодоровича всячески старались ус-

Брикнер А. Г. История Петра Великого: В 2 т. Т. 2. — М.: ТЕРРА, 1996. C.28

транить условия этого договора. Малороссийские смуты около половины XVII века лишали Россию возможности бороться успешно против Швеции; царевна Софья не решалась действовать наступательно. И Петр в первые годы своего царствования не думал вовсе о разрыве с Швецией), хотя Россия и не упускала из виду своих притязаний на приморские области, Ингерман-ландию, Карелию, Ижору и прочие.

Вековая распря между Швециею и Россиею именно в это царствование повела к точно определенным результатам, изменившим совершенно политическую систему на северо-востоке Европы. Швеция благодаря России лишилась своего значения первоклассной державы, которое она приобрела при Густаве Адольфе. Успешными действиями в войне со Швециею Россия приобрела гегемонию в этой части европейской системы государств. Прежнее Московское полуазиатское государство превратилось во Всероссийскую империю. Находясь до этого вне пределов Европы, Россия, участием своим в делах восточного вопроса заслуживавшая все более и более внимание Запада, сделалась путем результатов шведской войны полноправным членом политической системы Европы. И в области внешней политики, так же как и преобразованиями внутри государства, царствование Петра составляло собою эпоху не только в истории России, но и во всемирной истории.

Трудно определить время, когда именно в царе Петре родилась мысль о нападении на Швецию. До путешествия за границу в 1697 году он был занят исключительно восточным вопросом. Неблагоприятный прием, оказанный царю в Риге весною 1697 года, послужил впоследствии отчасти поводом к объявлению войны Швеции; однако нельзя думать, чтобы этот ничтожный эпизод заставил царя решиться на разрыв со Швециею. По крайней мере, Петр во время пребывания в Кенигсберге не согласился на заключение наступательного союза против Швеции. Послание Лефорта к шведскому министру Бенгту Оксеншерна из Липштата от 1 августа 1696 года, в котором говорилось о польских и турецких делах, было писано в тоне

Брикнер А. Г. История Петра Великого: В 2 т. Т. 2. — М.: ТЕРРА, 1996. C.29

мира и дружбы и заключало в себе предложение возобновить прежний союз. Петр имел в виду отправить Лефорта в качестве посла в Швецию. Шведский канцлер в своем ответе на послание Лефорта обещал оказать последнему благосклонный прием в случае его приезда [1]. В Гааге русские путешественники находились в благоприятных отношениях с шведским дипломатом Лилиенротом. В это время Петр выразил шведскому королю благодарность за подаренные им для турецкой войны пушки. Одним словом, нельзя было ожидать разлада между обеими державами в ближайшем будущем.

С другой стороны, нельзя не заметить, что Петр во время пребывания в Курляндии говорил о своем желании стать твердою ногою на берегах Балтийского моря [2]. Для успешных действий в этом направлении он нуждался в содействии Польши.

После вековой вражды между Польшей и Московским государством, после окончания в пользу России упорной борьбы за Малороссию было заключено в 1686 году «вечное докончание». Несмотря на это, в Польше, как мы видели, питали надежду на приобретение вновь Малороссии, где постоянно являлись польские эмиссары и агитаторы. Мы помним, в какой степени завоевание Азова Петром не понравилось полякам. Осенью 1696 года русский резидент в Варшаве Никитин узнал, что в Польше мечтали о заключении против царя союза с крымским ханом и что к гетману Мазепе бывали беспрепятственные посылки от поляков.

Вскоре после этого произошла перемена на польском престоле. Московское правительство содействовало избранию саксонского курфюрста Фридриха Августа, неудаче французского кандидата принца Конти. Недаром Виниус поздравил царя с тем, что не был выбран «петуховый», т.е. поддерживаемый Франциею кандидат. В то время Московское правительство в особенности мечтало о союзе с Польшею против Турции; принц Конти, находившийся в зависимости от Людовика XIV,

Брикнер А. Г. История Петра Великого: В 2 т. Т. 2. — М.: ТЕРРА, 1996. C.30

едва ли оказался бы склонным содействовать дальнейшим успехам царя в борьбе с Оттоманскою Портою. За то Август, получив царскую поздравительную грамоту, объявил Никитину, что дает честное слово быть с царем заодно против врагов Креста святого и что изъявленный ему Петром аффект никогда не изгладится из его памяти [3]. При всем том, однако, и в первое время царствования короля Августа не прекращалась польская, враждебная России агитация в Малороссии. Оказалось чрезвычайно трудным устранить вековой религиозный антагонизм между поляками и русскими, католиками и православными.

Тогда именно личное знакомство Петра с Августом, свидание в Раве (от 31 июля до 3 августа 1698 года), положило начало весьма важному сближению между Польшею и Россиею. Вот что сказано об этом свидании в «Гистории Свейской войны», составленной под непосредственным наблюдением самого Петра: «Король Август говорил, что много поляков противных имеет, и примолвил, что ежели над ним что учинят, то не оставь меня. Против чего Петр ответствовал, что он готов то чинить, но не чает от поляков тому быть, ибо у них таких примеров не было; но просил его, дабы от своей стороны помог отмстить обиду, которую учинил ему рижский губернатор Дальберг в Риге, что едва живот спасся; что король обещал». Но понятно, что от такого летучего разговора до союза было еще очень далеко: «и так друг другу обязались крепкими словами о дружбе, без письменного обязательства, и разъехались» [4]. Мы знаем, что Петр был очень доволен встречею с королем и хвалил его в беседе с боярами.

Саксонский генерал-майор Карлович, находившийся в Москве в 1699 году, в записке, составленной для короля Августа в октябре этого года, замечает, что напомнил Петру о содержании беседы, происходившей в Раве, и затем продолжает: «Петр выразил желание, чтобы ваше королевское величество помогли ему занять те шведские области, которые по Божией милости и

Брикнер А. Г. История Петра Великого: В 2 т. Т. 2. — М.: ТЕРРА, 1996. C.31

по праву, в сущности, принадлежат России и были потеряны вследствие смуты в начале этого века» [5].

Во всем этом кроется настоящая причина Северной войны. Карлович не упоминает о жалобах царя на Дальберга, но обращает главное внимание на стремление царя к уничтожению условий Столбовского договора.

Одновременно с этим бывший подданный Швеции, лифляндец Иоганн Рейнгольд Паткуль, явившийся при дворе польского короля, старался уговорить Августа к нападению на Швецию. Союз Польши с царем в глазах Паткуля служил удобным средством для обеспечения интересов лифляндского дворянства. При этом, однако, указывая на возможность заключения союза с Да-ниею, Россиею и Бранденбургом, Паткуль при ожидаемом в будущем разделе добычи более всего боялся России. «Надобно опасаться, — писал Паткуль, — чтобы этот могущественный союзник не выхватил у нас из-под носа жаркое, которое мы воткнем на вертел; надобно ему доказать историей (и географиею, что он должен ограничиться одною Ингерманландиею и Карелией). Надобно договориться с царем, чтобы он не шел далее Нарвы и Пейпуса; если он захватит Нарву, то ему легко будет овладеть Эстляндиею и Лифляндиею» и проч.

Опасения Паткуля оказались не лишенными основания. Война сделалась ущербом для Польши, выигрышем для России. Непосредственным результатом агитации Паткуля было отправление польским королем Карловича в Москву и заключение тайного соглашения с лифляндским рыцарством в августе 1699 года.

В то самое время, когда Карлович, в свите которого находился Паткуль, пребывал в Москве, там находилось и шведское посольство, которому было поручено уговорить московское правительство к подтверждению Кардисского мифа [6]. Именно в ту минуту, когда Россия готовилась к войне для занятия береговой линии, Швеция надеялась, что она откажется от своих прежних владений у Финского залива. Шведское посольство было от-

Брикнер А. Г. История Петра Великого: В 2 т. Т. 2. — М.: ТЕРРА, 1996. C.32

правлено также для сообщения о вступлении на престол юного короля, Карла XII.

В октябре 1699 года был оказан торжественный прием шведским дипломатам — барону Бергенгиельму и барону Лилиенгиельму. С обеих сторон были высказаны заявления о дружбе и мире. При переговорах с послами было упомянуто и об эпизоде, случившемся в Риге весною 1697 года, однако без обращения особенного внимания на этот факт. Вообще переговоры оставались маловажными. Соблюдая обычные формальности, договаривавшиеся стороны скоро пришли к результату, т.е. к возобновлению прежних мирных соглашений.

Пустою формальностью оказалось и отправление князя Хилкова в качестве дипломата в Швецию; ему было поручено заявить о расположении царя к миру; в то же самое время, однако, он должен был собрать разные сведения об отношениях Швеции к соседним державам [7].

Впрочем, в это время в Швеции уже проявлялись некоторые опасения относительно намерений царя, что видно, например, из переписки шведского ученого Спарвенфельда с Лейбницем [8]. Шведский резидент в Москве Книперкрон обратился к Московскому правительству с вопросом о причинах усиления регулярного войска. В письме к Витзену Лейбниц высказал опасение, что Петр сделает нападение на Швецию. Витзен старался успокоить своего друга, указывая на содержание своих бесед с Петром, не думавшим о войне со Швецией и исключительно занятым мыслью о Турции [9].

11 ноября 1699 года был заключен наступательный союз царя с королем Августом. Петр обязался начать военные действия тотчас же после получения известия о заключении мира с Оттоманскою Портою, как было сказано, «не позже апреля 1700 года». Договор этот пока должен был оставаться тайною [10]. Легко

Брикнер А. Г. История Петра Великого: В 2 т. Т. 2. — М.: ТЕРРА, 1996. C.33

понять, какое значение имел при таких обстоятельствах успешный ход переговоров в Константинополе. Весьма немногие современники могли ожидать в ближайшем будущем важных событий, коренной перемены в системе внешней политики России.

В марте 1700 года Плейер доносил императору о слухах, будто царь, несмотря на только что возобновленный мир со Швециею, намеревается напасть на Ревель и Нарву[11]. О подобных слухах упоминал еще в июне 1700 года в своих донесениях к Генеральным Штатам голландский резидент фан дер Гульст, замечая, что все это не заслуживает внимания, так как царь, несмотря на случившийся в Риге эпизод, расположен к миру[12] . В июле фан дер Гульст заметил, что никто, кроме Головина, Меншикова и еще третьего лица, не посвящен в тайные намерения царя. В августе Головин в беседе с нидерландским резидентом, когда зашла речь о возможности войны со Швецией, заметил, что Петр не желает столкновения, но что в случае разлада он не сделает нападения на неприятеля до формального объявления войны [13].

Простодушный Книперкрон до последней минуты не ожидал разрыва и постоянно успокаивал свое правительство миролюбием царя. Между прочим, 16 мая он доносил королю: «Его царское величество на другой день по возвращении из Воронежа посетил мой дом и шутя выговаривал моей жене, зачем она писала к своей дочери в Воронеж, будто русское войско готовится идти на Лифляндию, отчего в Москве все шведы в великом страхе. «Дочь твоя, — говорил царь, — так расплакалась, что я насилу мог ее утешить. Глупенькая, сказал я ей, неужели ты думаешь, что я соглашусь начать несправедливую войну и разорвать вечный мир, мною подтвержденный?» Мы все так были тронуты его словами, что не могли удержаться от слез, и когда я просил у него извинения моей жене, он меня обнял, промол-

Брикнер А. Г. История Петра Великого: В 2 т. Т. 2. — М.: ТЕРРА, 1996. C.34

вив: «Если бы король польский и овладел Ригою, она ему не достанется — я вырву ее из его рук» [14].

Зато в августе, на другой день после получения известия о заключении мира с Портою, Петр писал польскому королю: «Сего дня к новгородскому воеводе указ послали, дабы как наискорее, объявя войну, вступил в неприятельскую землю и удобные места занял, такожде и прочим войскам немедленно идтить повелим, где при оных в конце сего месяца и мы там обретатися будем, и надеемся в помощи Божией, что ваше величество инако разве пользы не увидите» [15].

Надежда Петра, что Август «инако разве пользы не увидит», не исполнилась. В ту самую минуту, когда Петр готовился напасть на шведские области и занять там «удобные места», Карл XII весьма удачно справился со своими противниками, Даниею и Польшей. Петр напрасно рассчитывал на успешные действия этих союзников. Нападение саксонско-польских войск на Ригу окончилось полною неудачею. Тем настойчивее король Август желал открытия военных действий Петром. То обстоятельство, что России только в июле удалось заключить мир с Оттоманскою Портою, оказалось большою выгодой для Карла XII. Через это замедление он успел принудить Данию к заключению Травендальского мира до разрыва с Россиею. Этот договор состоялся 8 (20) августа в то самое время, когда Петр получил известие о заключенном Украинцевым в Константинополе мире с Портою. Целым месяцем позже, т.е. 7 сентября, Головин, не зная ничего о Травендальском трактате, писал царю: «По обнадеживанию датского посланника, конечно, мира у них со шведами не будет» [16]. Скоро, однако, через Гамбург было получено достоверное известие об окончании шведско-датской войны. Недаром фан дер Гульст 14 сентября в своем донесении Генераль-

Брикнер А. Г. История Петра Великого: В 2 т. Т. 2. — М.: ТЕРРА, 1996. C.35

ным Штатам замечает, что Петр, узнав заранее о Травендальском мире, едва ли решился бы объявить войну Швеции [17].

Между тем как князь Хилков в июне 1700 года был отправлен в Швецию с уверениями дружбы и расположения к миру царя, князь Трубецкой спешил в Берлин для сообщения курфюрсту тайны о предстоявшем в ближайшем будущем нападении России на Швецию и для испрошения помощи. Для скорейшего убеждения берлинского двора приступить к союзу, князю Трубецкому словесно было наказано обнадежить курфюрста в готовности Петра признать его королем [18].

На пути в Швецию Хилков собрал некоторые сведения о гарнизоне и укреплении Нарвы. «Солдат зело малое число, — писал он оттуда, — и те зело худы» [19]. В тот самый день, когда началось движение войска из Москвы в направлении к Нарве, Хилков имел аудиенцию у короля Карла XII, находившегося тогда в датских владениях. Хилкову был оказан ласковый прием. Затем он отправился в Стокгольм, где был взят под стражу, вследствие открытия военных действий. В рескрипте Петра к Хилкову от 21 августа ему было велено объявить войну «за многие их свейские неправды и нашим царского величества подданным за учиненные обиды, наипаче за самое главное бесчестие, учиненное нашим царского величества великим и полномочным послам в Риге в прошлом 1697 году, которое касалось самой нашей царского величества персоны», и проч.[20]

Предыдущий | Оглавление | Следующий