|
Сегодня |
||
УНИВЕРСАЛЬНЫЙ УЧЕБНИК |
||
Предыдущий | Оглавление | Следующий
К понятию «специальные знания» в процессуальной доктрине обращаются обычно при изучении института судебной экспертизы. Такой подход связан с тем, что термин «специальные познания» законодатель употребляет лишь применительно к основанию назначения судебной экспертизы, не раскрывая при этом его содержания (ст. 79 ГПК РФ, ст. 57,80,195 УПК РФ, ст. 82 АПК РФ).
Важность правильного понимания указанного понятия осознана в доктрине процессуального права. «Сложным вопросом, связанным с раскрытием сущности экспертизы, является понятие “специальные знания”»[1], – пишет М. К. Треушников. Соглашаясь с этим утверждением по сути, дополним: уяснение содержания понятия «специальные знания» актуально не только применительно к экспертизе.
Специальные знания могут быть использованы в различных формах, поэтому важно определить данное понятие как процессуальную категорию, что возможно с учетом двух критериев: а) специального, отражающего внутреннюю специфику содержания данного явления; б) юридического, предполагающего определенную форму «включения» специальных знаний в норму права.
Остановимся на этом подробнее.
Термином «специальные» обычно обозначают сферу профессиональных знаний, которыми оперирует эксперт и которые не относятся к общеизвестным, аккумулированным в повседневном, житейском опыте человека, а также не являются правовыми[2]. Главный акцент в определении делается на то, что специальные знания – это те, которые получены в результате профессиональной подготовки и опыта занятием какой-либо деятельностью[3].
Обобщая принятые формулировки, М. К. Треушников заключает: «...под специальными познаниями в гражданском (арбитражном) процессе понимаются такие знания, которые находятся за пределами правовых знаний, общеизвестных обобщений, вытекающих из опыта людей»[4].
Недостатком такого определения является попытка очертить сферу специального через отграничивающие (негативные) критерии («это не повседневное и не правовое знание»). Определение же (дефиниция) как логический прием предполагает возможность выделения определяемого явления (предмета) по его специфическим характеристикам (свойствам и отношениям)[5]. Указания одних границ, за которые не должно выходить данное явление, для дефиниции недостаточно.
Очерченные выше пределы следует рассматривать как элемент отношения (взаимосвязи) специального и житейского знания, специального и правового знания. Это отношение, как видим, носит отрицательный характер. Однако для того, чтобы выяснить, относится ли познаваемое обстоятельство к сфере житейского опыта или для его установления необходимы специальные знания, также нужны критерии. Например, в начале XIX в. полагали, что для определения вменяемости преступника в судебном процессе достаточно житейского опыта судьи; использование психиатрических знаний казалось излишним, не добавляющим ничего нового и лишь «загромождающим» процесс (Elias Regnolt, Франция). Во второй половине XX в. в России многие юристы–практики не задумываются над вопросом использования специальных знаний при анализе поведения человека в конфликтной или аварийной ситуации, полагая, что достаточно собственного опыта для уяснения причин и мотиваций[6].
В реальном процессе потребность в специальных знаниях (в любой форме) в большинстве случаев (исключая обязательные указания закона, которых немного – ст. 283 ГПК РФ, ст. 196 УПК РФ) определяется усмотрением суда. Применительно к экспертизе можно говорить о том, что такое усмотрение должно строиться на объективных предпосылках, к которым мы относим: 1) включенность в норму материального права, предположительно подлежащую применению по делу, специальных элементов в определенной форме (правовая предпосылка); 2) уровень развития научных знаний, позволяющий при помощи специальных методик устанавливать факты предмета экспертизы (специальная предпосылка); 3) связь между возможным предметом экспертизы и искомым юридическим фактом (логическая предпосылка).
Например, при признании гражданина недееспособным потребность в специальных (психиатрических) знаниях обусловлена: а) наличием в составе юридического факта, с которым норма материального права (ст. 29 ГК РФ) связывает признание недееспособным, специального элемента (психическое расстройство, повлекшее неспособность понимать значение своих действий или руководить ими); б) установлением психического расстройства, его формы (диагностика), степени влияния на полноценность интеллектуальной и волевой сферы – компетенция психиатрии, которая имеет в своем арсенале достаточно разработанные методики экспертного выявления указанных фактов; в) профессиональной оценкой эксперта-психиатра выявленных им в ходе исследования фактов (диагностика психического заболевания, степень деформированности и сохранности различных свойств личности), способной выступить фактом, подтверждающим (опровергающим) наличие юридического факта, называемого ст. 29 ГК РФ.
Указанные предпосылки являются, на наш взгляд, также и критериями, позволяющими отграничить обыденное и специальное знание в конкретной ситуации, связанной с определением потребности в применении специальных знаний в форме судебной экспертизы.
Методологически тот же прием может быть использован при определении критериев разграничения обыденного и специального знания применительно к иным процессуальным формам.
Так, необходимость участия специалиста определяется: а) включением в норму права – но уже процессуальную – специальных элементов в определенной форме (например, фотографирование вещественных доказательств, уяснение их индивидуализирующих признаков при описании – ст. 74 ГПК РФ); б) степенью адаптированности научных знаний для практических целей, например, голограмма более информативна, чем фотография и / или описание, но соответствующие методики, позволяющие использовать данный метод фиксации в судебных целях, пока не выработаны; в) наличием объективной связи между способом использования определенных специальных знаний и юридической целью их применения (например, нельзя признать корректным применение медицинских знаний для определения специального основания назначения психологической экспертизы).
Обобщая изложенное, можно сделать следующий вывод.
Критериями использования специальных знаний в гражданском (арбитражном, уголовном) процессе являются: 1) норма права (материального или процессуального), содержащая специальные элементы в определенной форме; 2) уровень развития научных знаний, позволяющий использовать их для практических целей (профессиональной оценки специальных элементов); 3) наличие объективной связи между способом применения определенных научных знаний и юридической целью их использования.
Таким образом, специальные знания – это всегда научные знания неправового характера, сопровождаемые адекватными (признанными) прикладными методиками, используемые для достижения определенных юридических целей.
Анализ понятия «специальные знания» требует уточнения терминологии. Законодатель использует формулу «специальные познания», в литературе оперируют также словосочетанием «специальные знания».
С философской и лингвистической точек зрения эти термины не синонимичны, хотя их содержание частично перекрывается.
Термином «знание» в лингвистике обозначают как совокупность закрепленных в сознании и мышлении фактов действительности, относящихся к той или иной ее области, так и закрепленность в чьем-либо сознании и мышлении тех или иных фактов действительности. «Познание» толкуется как приобретение знания о закономерностях объективного мира, а также как совокупность знаний в какой-либо области[7]. В философии знание рассматривается как продукт общественной и духовной деятельности людей; идеальное выражение в знаковой форме объективных свойств и связей мира, природного и человеческого. Познание же – это процесс творческой деятельности людей, формирующей их знания[8]. Аналогичное понимание сложилось и в других отраслях наук, изучающих особенности человеческого познания и формирования знания[9].
Таким образом, совокупность знаний более точно отражается термином «знания», тогда как познанием охватывается сам процесс достижения знания[10].
При юридическом толковании формулы «специальные знания» учитывают как общие признаки их содержания (это научные, профессиональные знания, получаемые специальным обучением, а потому не относящиеся к общеизвестным), так и частные, ограничивающие круг специальных знаний, которые могут быть использованы судом (из их числа исключаются правовые знания). Такое понимание имеет универсальное значение – для гражданского, арбитражного и уголовного процессов.
Важность и целесообразность применения специальных знаний можно проиллюстрировать следующим примером из судебной практики. Так, 15 марта 1999 г. в Арбитражный суд Воронежской области от имени Клеменкова В. М. было подано исковое заявление, в котором он утверждал, что им и частным предпринимателем Броновицким А. Р. был заключен договор сроком действия с 28.11.1998 г. по 18.12.1998 г. о реализации 20 000 кг. свежемороженой рыбы на сумму 600 000 руб.
По накладной от 01.12.1998 г. истец отпустил продукцию представителю покупателя А. Г. Корневу, которому А. Р. Броновицким была выдана доверенность. В исковом заявлении истец указывал, что несмотря на истечение сроков для оплаты, а также направляемые претензии на имя Броновицкого А.Р., расчет по договору не производится.
В связи с изложенными обстоятельствами истец просил суд взыскать с частного предпринимателя А. Р. Броновицкого сумму задолженности по договору, а также неустойку за просрочку платежа.
Возражая против требований, содержащихся в исковом заявлении, ответчик пояснил, что отрицает сам факт заключения договора с Клеменковым В. М., поскольку в указанное время он находился на лечении в медицинском учреждении. Кроме того, он заявил, что все документы, представленные истцом, и подписи в них являются поддельными. Их наличие возможно, благодаря тому, что ответчиком в июне 1998 г. были утрачены документы и печать предпринимателя.
В ходе судебного рассмотрения дела, истцом было заявлено ходатайство о назначении почерковедческой экспертизы. Согласно заключению эксперта Воронежской лаборатории судебной экспертизы от 07.07.2000 г. подписи на представленных для исследования документах следует считать выполненными А. Р. Броновицким.
Арбитражный суд Воронежской области, оценив в совокупности все доказательства, представленные по делу, вынес решение о взыскании с ответчика суммы долга по исполненному договору, а также неустойку за несвоевременную оплату, сумму расходов на проведение экспертизы и госпошлину[11].
Требования гражданско-процессуальной формы предполагают формализацию критериев и определение форм использования специальных знаний для достижения определенных юридических целей. Соответственно, такие критерии (основания), формы и цели должны быть опосредованы законодательно. Фактическое использование специальных знаний вне процессуальных правил не может иметь никаких юридических последствий, ибо любые общественные отношения в процессе существуют только в правовой форме[12].
Однако одного указания в норме права на возможность применения специальных знаний недостаточно – необходимо определить их форму; в противном случае возникают проблемы в практической реализации правового предписания, его системном толковании.
Например, ст. 283 ГПК РФ, регламентирующая назначение экспертизы для определения психического состояния гражданина, предусматривает участие психиатра при решении в судебном заседании вопроса о возможности принудительного направления гражданина на судебно-психиатрическую экспертизу. Очевидно, что специальные знания психиатра здесь необходимы, чтобы помочь суду уяснить, существуют ли медицинские предпосылки для сомнения в способности гражданина в полной мере осознавать значение своих действий, в полной мере разумно руководить ими, а соответственно – существует ли объективная потребность в принудительном направлении на экспертизу. Это важно учитывать, чтобы обеспечить законность процессуального принуждения. Однако на вопросы: в каком процессуальном порядке следует привлекать психиатра для участия в судебном заседании, каков правовой статус психиатра, действующее законодательство ответа не дает (кроме одного: в качестве эксперта, что, как будет показано далее, не соответствует задачам психиатра в контексте ст. 283 ГПК РФ). Введение в гражданский процесс фигуры специалиста снимет, думается, эту проблему.
Определенные вопросы вызывает положение ст. 14 АПК РФ «Применение иностранного права», в котором п. 2 определяет, что «в целях установления существования и содержания норм иностранного права арбитражный суд может в установленном порядке обратиться за содействием и разъяснениями в компетентные органы и организации в Российской Федерации и за границей либо (привлечь специалистов, как это было предусмотрено в АПК РФ 1995 г.) привлечь экспертов». Однако законом не определялся статус привлекаемых специалистов (АПК РФ 1995 г. процессуальной фигуры «специалист» не знал), что повлекло рекомендацию назначать в таком случае эксперта[13]. К сожалению, возможность участия специалиста как лица, содействующего осуществлению правосудия в арбитражном процессе, АПК РФ 2002 г. по непонятным причинам законодателем не предусмотрена.
Вместе с тем, правило ст. 14 АПК РФ не означает включения правовых знаний (хотя бы только в отношении норм иностранного права) в сферу специальных в процессуальном понимании. В данном случае речь идет, на наш взгляд, не о самостоятельной форме применения специальных знаний, а о доказательстве иностранного права. По существу, ст. 14 АПК РФ воспринята концепция англосаксонского права, по которому для доказательства иностранного права используются показания свидетеля-эксперта (в отличие от континентальной практики, в соответствии с которой правительство может быть запрошено об официальном разъяснении права по конкретному вопросу)[14].
Тенденция к расширению сферы и форм использования специальных знаний в гражданском процессе иногда опережает нормативное регулирование. Это с очевидностью проявляется при анализе действующего процессуального законодательства.
Действующие ГПК РФ и АПК РФ нормативно регулируют одну форму и, соответственно, один процессуальный порядок применения специальных знаний в виде судебной экспертизы – ст. 79, 80, 82–87 ГПК РФ, ст. 82–86 АПК РФ (в отличие от УПК РФ, допускающего еще и участие специалиста – ст. 168, 251, 270 и другие).
В настоящее время необходимость участия специалиста в гражданском процессе является общепризнанной, что нашло отражение в ГПК РФ (ст. 16, 18, 20, 58, 81, 94–96, 113, п. 8 ст. 150, 157, 168, 171, 179, 181, 183–185, 188 и др.).
Однако и действующее процессуальное законодательство допускает de fakto использование иных – помимо судебной экспертизы – форм специальных знаний, хотя систематического законодательного регулирования они пока не имеют.
Анализ ГПК РФ и АПК РФ позволяет выявить эти формы.
Ряд статей и нормативных правил предусматривают такие случаи участия эксперта в гражданском процессе, которые с очевидностью свидетельствуют о функциях не эксперта, а специалиста (что следует признать законодательной недоработкой). Так, в уже упомянутой ст. 283 ГПК РФ функции психиатра в судебном заседании при решении вопроса о принудительном направлении гражданина на судебно-психиатрическую экспертизу не могут быть ничем иным, как функциями специалиста. Психиатр участвует в судебном заседании не для проведения специального исследования, а для содействия суду в правильном осуществлении процессуального действия. Однако с формальной точки зрения действующее законодательство позволяет определить его статус только как статус эксперта.
Сходная по существу ситуация, возникает при допросе несовершеннолетнего свидетеля (ст. 179 ГПК РФ). Законодатель предусмотрел, что при допросе свидетелей в возрасте до 14 лет, а по усмотрению суда и при допросе свидетелей в возрасте от 14 до 16 лет, в судебное заседание вызывается педагог. Однако его процессуальный статус не определен. Такое же по содержанию правило существует в уголовном процессе (ст. 191 УПК РФ), а статус педагога однозначно определяется как статус специалиста. Нет причин считать, что в гражданском процессе педагог в приведенной ситуации занимает иное процессуальное положение; проблема заключается только в отсутствии законодательной регламентации[15].
Другой случай. Согласно ч. 2 ст. 74 ГПК РФ («Хранение вещественных доказательств») «вещественные доказательства, которые не могут быть доставлены в суд, хранятся по месту их нахождения или в ином определенном судом месте. Они должны быть подробно описаны, а, в случае необходимости сфотографированы и опечатаны». Сходное правило содержится в ч.1 ст. 77 АПК РФ: «Вещественные доказательства хранятся по месту их нахождения. Они должны быть подробно описаны, опечатаны, а в случае необходимости засняты на фото- или видеопленку». Очевидно, что фото- и видеосъемка могут быть отнесены к способам применения, специальных знаний при осуществлении процессуальных действий по закреплению доказательств. Поэтому здесь помощь судье должен оказать специалист. Это положение находит свое признание не только в теории, но и в практических комментариях[16].
Специалист может помочь в составлении описания вещественного доказательства, обратив внимание судьи на наиболее важные индивидуализирующие признаки, но само описание как процессуальное действие осуществляется судьей.
Целесообразным является участие специалиста и в таком процессуальном действии, как осмотр письменных или вещественных доказательств (ст. 58, 75 ГПК РФ, ст. 78, 79 АПК РФ); в гражданском процессе de lege ferenda это нашло свое признание.
Консультационная помощь специалиста может быть актуальной при исследовании в судебном заседании доказательств: звуко- и видеозаписей, вещественных и письменных доказательств, допросе свидетелей.
На наш взгляд, консультационная и справочная деятельность специалиста требует обособления в самостоятельных процессуальных формах, о чем будет сказано далее.
Существует, как упоминалось, проблема определения доказательственного значения так называемых несудебных экспертиз (проводимых по инициативе стороны до и / или вне суда, ведомственных, расследования несчастных случаев и т. п.). Несмотря на отсутствие процессуального регулирования результаты такого способа применения специальных знаний фактически используются в процессе в качестве письменных доказательств. В проекте ГПК РФ внимания этому аспекту не уделяется. Аналогичная проблема актуальна и для арбитражного процесса.
В гражданском и арбитражном процессе предусматривается и возможность заинтересованных лиц пользоваться услугами переводчика (ч. 2 ст. 9, 162 ГПК РФ, ст. 12 АПК РФ), который также обладает специальными знаниями, но является самостоятельным субъектом процесса, относящимся к числу содействующих осуществлению правосудия. Функции переводчика в процессуальном смысле не тождественны функциям специалиста; это два различных субъекта процесса.
В литературе иногда выделяют в
качестве самостоятельных процессуальных форм специальных знаний «использование
специальных знаний сведущих лиц без привлечения их к участию в судебном
расследовании (консультации, различного рода справки по специальным вопросам и
пр.)[17],
а также допрос сведущих свидетелей[18].
На наш взгляд, к процессуальным формам использования специальных знаний это отнесено быть не может.
Если консультация, справка получены за пределами процессуальных отношений, то уже по этой причине их нельзя отнести к процессуальным формам специальных знаний. Если же речь идет о том, что в рамках процессуальных отношений суд обязывает орган, иное лицо, не являющееся субъектом процесса, представить какой-либо документ в суд, то здесь имеется в виду письменное доказательство, но не особая форма использования специальных знаний. Подобная ситуация возникает, когда по ходатайству стороны, испытывающей затруднения в истребовании от иного лица письменного доказательства, суд своим определением обязывает это лицо направить доказательство в суд (ст. 57 ГПК РФ).
В других случаях, как будет показано далее, справочная информация, не требующая проведения исследования, может быть получена судом от специалиста.
Что касается сведущих свидетелей, то (если признавать необходимость такого института) информация, получаемая от них, должна быть отнесена не к особой форме специальных знаний, а к разновидности свидетельских показаний. Соответственно, и правовая регламентация возможна в рамках данного института, как это имеет место за рубежом.
В то же время мы поддерживаем предложение А. Г. Давтян о необходимости законодательного урегулирования судебного эксперимента, к участию в котором мог бы привлекаться специалист[19].
Заслуживают также внимания и законодательной проработки такие новые формы применения специальных знаний в гражданском процессе, как использование преобразующих информацию технологий (для получения судебного доказательства) и компьютерное моделирование (в основном, как процессуальный способ проверки доказательств)[20]. Последний аспект нуждается, думается, в самостоятельной регламентации ввиду специфики применяемых специальных средств и способов. Использование компьютерного способа преобразования информации в судебном доказывании допускается в странах англо-саксонской системы, чей опыт относительно критериев допустимости полученных таким путем доказательств может быть полезен и для нас[21]. Заметим, что моделирование может быть частью эксперимента, что вполне традиционно для уголовно-процессуальной доктрины и практики[22]. Однако возможно и самостоятельное использование моделирования в судебном познании; именно последний аспект требует самостоятельной нормативной проработки – как это и предлагается нами при регламентации доказательств и доказывания.
Таким образом, можно сделать вывод, что специальные знания, понимаемые как процессуальная категория, должны отвечать не только специальным критериям (это научные, профессиональные знания неправового характера, которыми обладают специалисты), но и требованиям гражданско-процессуальной формы, быть обособленными от других способов и средств осуществления процессуальной деятельности, в том числе связанных с судебным познанием.
Понятие «экспертиза» прочно вошло в научный и практический оборот и не только как процессуальная категория. Им пользуются при проведении различных исследований, требующих применения профессиональных знаний.
К понятию судебной экспертизы обращаются при освещении проблем судебных доказательств[23]; имеются и специальные работы как в области гражданского, так и уголовного процесса[24].
Вместе с тем многие вопросы судебной экспертизы однозначного разрешения не получили, а в условиях реформы гражданского процессуального права исследование природы судебной экспертизы приобретает особую актуальность.
Само слово «экспертиза» производно от латинского expertus, которое употреблялось в двух значениях: 1) знающий по опыту, опытный; 2) испытанный, изведанный. Таким образом, любая экспертиза по определению – это прежде всего применение специальных, профессиональных знаний и именно таких, которые прошли апробацию опытом. Экспертиза также предполагает, что ее результатом являются сведения, полученные «из опыта», на основе прикладного исследования конкретного объекта, проведенного знающим лицом при помощи специального инструментария.
Уяснение природы судебной экспертизы предполагает учет как родовых, так и видовых признаков. Родовые признаки с наглядностью проявляются в современной практике применения экспертизы в различных сферах.
Так, одним из новых видов экспертиз в последние годы стала правовая экспертиза документов, проектов нормативных актов. Минюстом РФ в обязательном порядке проводится юридическая экспертиза правовых актов, принимаемых высшими законодательными (представительными) органами субъектов Российской Федерации, – конституций, уставов, законов[25].
Особый статус имеет государственная экспертиза, например, государственной экологической экспертизе подлежат такие проекты, реализация которых может привести к негативным воздействиям на окружающую природную среду[26]; государственной экспертизе подлежат запасы полезных ископаемых.
Признаки судебной экспертизы исследовались в процессуальной литературе; при этом разные авторы выделяют различный «набор» таких признаков, перечисляя их в различной последовательности. Анализ литературных источников позволяет констатировать отсутствие системности в определении критериев выделения признаков судебной экспертизы.
Так, А. Я. Палиашвили к самостоятельным признакам относит: процессуальную форму, использование экспертом специальных знаний, процессуальную форму назначения судебной экспертизы, процессуальную самостоятельность и индивидуальную ответственность судебного эксперта, непосредственное исследование объектов экспертизы, объективное и всестороннее проведение судебной экспертизы, процессуальное оформление результатов экспертизы[27].
Ю. К. Орлов называет признаками экспертизы использование специальных знаний, проведение исследования с целью установления обстоятельств, имеющих значение для дела, специального субъекта экспертизы, определенную процессуальную форму производства, оформление результатов в специальном процессуальном документе – заключении эксперта[28].
Ю. М. Жуков относит к существенным признакам судебной экспертизы дачу заключения, самостоятельное исследование с применением специальных знаний, непосредственное исследование обстоятельств дела экспертом[29].
Основными признаками, характеризующими судебную экспертизу, А. Г. Давтян называет предмет, объект и субъект[30]. И. Л. Петрухин выделяет такие черты, как субъект, объекты исследования, исследование как процесс применения специальных знаний в целях обнаружения доказательств, процессуальную форму исследования[31].
На наш взгляд, системное представление о признаках судебной экспертизы может быть получено исходя из характеристики ее родовых и видовых черт. Тем самым уясняется и сущность судебной экспертизы.
Итак, экспертиза – это прежде всего эмпирическое исследование обособленного объекта, проводимое сведущим лицом (экспертом), основанное на специальных (профессиональных) знаниях, с применением особых методов (их совокупности – методик), имеющее целью получение нового знания об объекте, которое оформляется в виде заключения.
По гносеологической природе экспертиза – разновидность практического познания конкретных фактов, явлений с использованием положений науки, научных средств и методов, по научно разработанной и практически апробированной методике. В основе экспертизы как исследования лежат как известные (исходные) эмпирические данные, так и научные факты, функции которых заключаются в установлении предмета экспертизы, выявлении видов связей между эмпирическими данными, определении возможности существования искомого (нового) факта[32].
[1] Треушников М. К. Судебные доказательства. – М., 1997. – С. 267.
[2] См., например: Треушников М. К. Доказательства и доказывание в советском гражданском процессе. – М., 1982. – С. 129; Орлов Ю. К. Заключение эксперта и его оценка по уголовным делам. М., 1995. С. 6; Давтян А. Г. Экспертиза в гражданском процессе. – М., 1995. – С. 16; Сахнова Т. В. Основы судебно-психологической экспертизы по гражданским делам. – М., 1997. – С. 9; Она же. Экспертиза в суде по гражданским делам. – М., 1997. – С. 9.
Такое понимание термина «специальные познания» является традиционным (см., например: Эйсман А. А. Заключение эксперта: (структура и научное обоснование). – М., 1967. – С. 89; Лилуашвили Т. А. Применение специальных познаний в советском гражданском процессе: Автореф. дис. ... д-ра юрид. наук. – М., 1970. – С. 6; Теория доказательств в советском уголовном процессе / Отв. ред. Н. В. Жогин. – М., 1973. – С. 702; Орлов Ю. К. Производство экспертизы в уголовном процессе. – М., 1982. – С. 5–6).
[3] См.: Аверьянова Т. В. Интеграция и дифференциация научных знаний как источники и основы новых методов судебной экспертизы. – М., 1994. – С. 110; Алимджанов Б., Вальдман В. Компетенция эксперта в уголовном процессе: Теоретические и практические аспекты. – Ташкент, 1986. – С. 64.
[4] Треушников М. К. Судебные доказательства. – М., 1997. – С. 269.
[5] Философский словарь / Под ред. И. Т. Фролова. – М., 1986, – С. 342.
[6] Об этом см.: Сахнова Т. В. Судебно-психологическая экспертиза в гражданском процессе: Проблемы теории и практики. – Красноярск, 1990. – С. 8–16.
[7] См.: Лопатин В. В., Лопатина Л. Е. Малый толковый словарь русского языка, – М., 1990. – С. 170, 401.
[8] Философский словарь / Под ред. И. Т. Фролова. – М., 1979. – С. 150–151, 368.
[9] См., например: Ломов Б. Ф. Когнитивные процессы как процессы психического отражения // Когнитивная психология: Материалы финско-советского симпозиума. – М., 1986. – С. 8–18.
[10] Сходная, по сути, попытка соотнести понятия «специальные знания» и «специальные познания» предпринималась в уголовно-процессуальной литературе. Так, В. Д. Арсеньев и В. Г. Заблоцкий специальными знаниями обозначают систему сведений, полученных в результате научной и практической деятельности, а специальными познаниями – знания, полученные соответствующими лицами в результате теоретического и практического обучения. Таким образом, эксперты обладают познаниями, но применяют знания (см.: Арсеньев В. Д., Заблоцкий В. Г. Использование специальных знаний при установлении фактических обстоятельств уголовного дела. – Красноярск, 1986. – С. 4).
[11] Архив Арбитражного суда Воронежской области. 2000. Дело № А14–12365/00.
[12] Это положение является общепризнанным в доктрине гражданского процессуального права.
Впервые на эту особенность процессуальных отношений обратила внимание Р. Ф. Каллистратова (см.: Каллистратова Р. Ф. Институт «особого участия» государственных и общественных организаций в советском гражданском процессе: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. – М., 1954. – С. 5).
Обзор различных взглядов и обоснование данного тезиса см.: Чечина Н. А. Гражданские процессуальные отношения. – Л., 1962. – С.5–10; Она же. Основные направления развития науки советского гражданского процессуального права. – М., 1987. – С. 56–67; Клейнман А. Ф. Новейшие течения в советской науке гражданского процессуального права. – М., 1967. – С. 5–25; Мельников А. А. Правовое положение личности в советском гражданском процессе. – М., 1969. – С. 69–87; Ванеева Л. А. Гражданские процессуальные правоотношения. – Владивосток, 1974. Гл. I.
Встречающиеся иногда утверждения о том, что процессуальная форма – вчерашний день теории процесса, не выдерживают критики и не содержат сколько-нибудь основательных аргументов (см.: Протасов В. Н. Основы общеправовой процессуальной теории. – М., 1991. – С. 141).
[13] Комментарий к Арбитражному процессуальному кодексу Российской Федерации. – М., 1996. – С. 31.
[14] См.: Норт Ч. Международное частное право. – М., 1982. – С. 149–156.
[15] На это обращал внимание еще Ю. М. Жуков в 1965 г. (см.: Жуков Ю. М. Указ.соч. – С. 10),
[16] См., например: Давтян А. Г. Экспертиза в гражданском процессе. – М., 1995. – С. 17; Сахнова Т. В. Экспертиза в суде по гражданским делам. – М., 1997. – С. 17.
Косвенное
признание специального характера указанных действий отражено в Комментарии к
АПК РФ 1995 г.: «Фото- и киносъемки судья может произвести, если уверенно владеет профессиональными навыками
и приемами» (С. 148).
В уголовно-процессуальной доктрине выполнение подобной функции специалистом (фиксация с помощью научно-технических средств хода и результатов процессуальных действий) не вызывает сомнений (см., например: Петрухин И. Л. Экспертиза как средство доказывания в советском уголовном процессе. – М., 1964. – С. 65; Орлов Ю. К. Производство экспертизы в уголовном процессе. – М., 1982. – С. 25).
[17]
Давтян А. Г. Экспертиза в гражданском
процессе. – М., 1995. – С. 17. На это суждение ссылается также
М. К. Треушников (см.: Треушников М. К. Судебные
доказательства. – М., 1997. – С.
263–264).
[18] См.: Орлов Ю. К. Заключение эксперта и его оценка по уголовным делам. – М., 1995. – С. 24–26.
[19] См.: Давтян А. Г. Указ.соч. – С. 23–24.
[20] Впервые применительно к ГПК РФ использование преобразующих технологий в доказательственных целях было предложено при инициативной проработке проекта Основ гражданско-процессуального законодательства и разработке структуры будущего ГПК РФ в 1990–1991 гг. (см., например: Сахнова Т. В. Регламентация доказательств и доказывания в гражданском процессе: (К разработке нового ГПК Российской Федерации) // Государство и право. – 1993. № 7. – С. 54–55; Она же. О структуре будущего Гражданско-процессуального кодекса Российской Федерации // Судебная власть: надежды и реальность. – М., 1993. – С. 133, 139).
[21] См. об этом: Решетникова И. В. Доказательственное право в Российском гражданском судопроизводстве: Автореф. дис. ... д-ра юрид. наук. – Екатеринбург, 1997, – С. 40–41.
[22]
См., например: Белкин Р. С.
Эксперимент в следственной, судебной и экспертной практике. – М., 1964.
– С. 187; Грановский Г. Х.
Моделирование и эксперимент при решении диагностических трасологических задач в
условиях дефицита информации // Вопросы методики производства отдельных родов
судебной экспертизы: Сб. науч. тр. ВНИИСЭ. – М., 1989. – С. 73.
[23] См., например: Иванов О. В. Судебные доказательства в гражданском процессе. – Иркутск, 1974. – С. 31, 89, 107–108; Клейнман А. Ф. Основные вопросы теории доказательств в советском гражданском процессе. – М. 1950. – С. 55, 58, 59.; Коваленко А. Г. Исследование средств доказывания в гражданском судопроизводстве. – Саратов, 1989. – С. 77–81 и след.; Курылев С. В. Основы теории доказывания в советском правосудии. – Минск, 1969, – С. 158, 177, 179–181; Молчанов В. В. Собирание доказательств в гражданском процессе. – М. 1991. – С. 71, 84–92; Мухин И. И. Важнейшие проблемы оценки доказательств в уголовном и гражданском судопроизводстве. – Л., 1974. – С. 59, 97, 102; Строгович М. С. Материальная истина и судебные доказательства в советском уголовном процессе. – М., 1955. – С. 320–331; Теория доказательств в советском уголовном процессе. – С. 701–731; Треушников М. К. Доказательства и доказывание в советском гражданском процессе. – С. 126–131 и след.; Он же. Судебные доказательства. – С. 258– 259, 263–269 и след.; Фаткуллин Ф. Н. Общие проблемы процессуального доказывания. – Казань, 1976. – С. 114, 142; Юдельсон К. С. Проблема доказывания в советском гражданском процессе. – М., 1951. – С. 179 и др.
[24]
См., например: Давтян А. Г. Указ.соч.
– С. 5–82; Жуков Ю. М. Судебная
экспертиза в советском гражданском процессе. – С. 3–16; Лилуашвили Т. А. Экспертиза в советском гражданском процессе. –
Тбилиси, 1967. – С. 3–216; Орлов Ю. К.
Производство экспертизы в уголовном процессе. – С. 3–77; Палиашвили А. Я. Экспертиза в суде по уголовным делам. – М., 1973.
– С. 3–139; Петрухин И. Л. Экспертиза
как средство доказывания в советском уголовном процессе. М., 1964. С. 3–262; Тихиня В. Г. Теоретические проблемы
применения данных криминалистики в гражданском судопроизводстве. – Мн., 1983. – С. 3–157; Шляхов А. Р. Судебная экспертиза:
Организация и проведение. – М., 1979.
– С. 3–163; Эйсман А. А. Заключение эксперта: (структура и научное
обоснование). С. 5–287.
[25] О порядке проведения в Министерстве юстиции Российской Федерации юридической экспертизы правовых актов субъектов Российской Федерации: Приказ Министерства юстиции РФ от 08.08.95 № 19–01–83–95.
[26]
Об экологической экспертизе: Федеральный закон РФ от 23.11.1995 г. № 174–ФЗ: (в ред. Федерального Закона от
15.04.1998 г. № 65–ФЗ) // СЗ РФ.
1995. № 48.Ст. 4556; 1998. № 16. Ст. 1800; Об утверждении положения о
порядке производства государственной экологической экспертизы: пост. Правительства РФ от 11.06.1996 г.
№ 698 // СЗ РФ. 1996. № 40. – Ст.
4648.
[27] См.: Палиашвили А. Я. Экспертиза в суде по уголовным делам. – М., 1973. – С. 3–19.
[28] См.: Орлов Ю. К. Производство экспертизы в уголовном процессе. – М., 1982. – С. 4–5.
[29] См.: Жуков Ю. М. Указ.соч. – С.10.
[30] См.: Давтян А. Г. Указ.соч. – С. 19.
[31] См.: Петрухин И. Л. Экспертиза как средство доказывания в советском уголовном процессе. – М., 1964. – С. 4.
[32]
См.: Тригулова А. Х. Экспертное
исследование как процесс познания: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук.
– Харьков, 1987. – С. 9–10.