Сегодня |
||
УНИВЕРСАЛЬНЫЙ УЧЕБНИК |
Предыдущий | Оглавление | Следующий
[Если бы предки наши не ставили блага государства превыше
всего, то Марк Камилл не] избавил бы Рима от нашествия [галлов, Маний Курий,
Гай Фабриций и Тиберий Корунканий не спасли бы его от нападения Пирра,] (1,1)
Гай Дуелий[2],
Авл Атилий[3]
и Луций Метелл[4] – от ужаса,
который Риму внушал Карфаген, а двое Сципионов[5]
кровью своей не потушили бы начинавшегося пожара второй пунической войны, Квинт
Максим[6]
не добился бы перелома в военных действиях, когда они возобновились после
увеличения сил врага, Марк Марцелл[7]
не сломил бы противника, а Публий Африканский[8]
не перенес бы войны в стены вражеских городов, отбросив ее от ворот нашего
города.
Далее, Марку Катону[9],
человеку малоизвестному и новому[10],
который всем нам, проявляющим такие же стремления, как бы подает пример
настойчивости и доблести, право, было дозволено наслаждаться досугом[11]
в Туекуле, здоровой местности близ Рима; но он, человек безрассудный, как
думает кое-кто[12], предпочел,
хотя его и не заставляла необходимость, до глубокой старости носиться по волнам
в бури[13],
а не вести приятнейшую жизнь в тишине и на досуге. Не говорю уже о бесчисленном
множестве мужей, из которых каждый служил благу нашего государства; о тех кто
[не] забыт нашим поколением, я упоминать не стану, дабы никто не мог посетовать
на то, что я пропустил его или кого-нибудь из его родных. Утверждаю одно:
природа наделила человека столь великим стремлением поступать доблестно[14]
и столь великой склонностью служить общему благу, что сила эта одерживала верх
над всеми приманками наслаждений и досуга.
(II,
2) Но отличаться доблестью, словно это какая-то наука, не достаточно, если не
станешь ее применять. Ведь науку, хотя ее и не применяешь, все же возможно
сохранить благодаря самому знанию ее; но доблесть зиждется всецело на том, что
она находит себе применение, а ее важнейшее применение – управление
государством и совершение на деле, а не на словах,
Цицерон. Диалоги. О государстве. О законах. – М., Наука. 1966.
– С. 8
всего того, о чем кое-кто твердит в своих углах. Ведь
философы не говорят ничего такого (я имею в виду то, что говорится действительно
по справедливости и чести), что не было бы создано и подтверждено людьми, составлявшими
законы для гражданских общин. И в самом деле, откуда возникло понятие о долге и
кем была создана религия? Откуда появилось право народов[15]
и даже наше право, называемое гражданским, откуда правосудие, верность,
справедливость? Отуда добросовестность, воздержность, отвращение к позорным
поступкам, стремление к похвалам и почету? Откуда стойкость в трудах и
опасностях? Да ведь все это исходит от тех людей, которые, когда ато благодаря
философским учениям сложилось, обычаями подтвердили одно, другое укрепили
законами. (3) Более того, Ксенократ[16],
один из самых известных философов, на вопрос о том, чего достигают его
слушатели, будто бы отвечал: они добровольно делают то, что им велят делать
законы. Следовательно, тот гражданин, который своим империей[17]
и страхом перед карой по закону заставляет всех людей делать то, к чему
философы своей речью могут склонить разве только немногих, заслуживает предпочтения
перед самими любителями наставлять, обсуждающими такие вопросы. И в самом деле,
какую их речь, как бы отточена она ни была, можно было бы предпочесть
правильному устройству гражданской общины, основанному на публичном праве[18]
и на обычаях? И в самом деле, как «большие и могущественные города» (как их
называет Энний[19]), по моему
мнению, следует предпочитать деревенькам и крепостцам, так тех, кто благодаря
своей мудрости и авторитету стоит во главе этих городов, следует именно за их
мудрость ставить гораздо выше людей, чуждых какой бы то ни было государственной
деятельности. А так как нас неудержимо влечет к умножению средств существования
человеческого рода и мы, помыслами и трудами своими, стараемся сделать жизнь
людей более безопасной и более богатой, причем искать этой радости нас побуждает
сама природа, то будем держаться пути, по которому всегда шли все лучшие люди,
и не станем слушать призывов тех, кто трубит к отступлению, желая повернуть
вспять даже тех, кто уже продвинулся вперед.
(III,
4) Этим столь определенным и столь ясным доводам люди, несогласные с нами,
противопоставляют труды, которые приходится совершать в защиту государства; для
бдительного и деятельного человека это, конечно, препятствие небольшое и не
только на таком важном поприще, но и при занятиях обыденных и при выполнении
обязанностей частного человека или даже в личных делах заслуживающее
пренебрежения. Говорят они и об опасностях, грозящих жизни, причем на позорный
страх смерти указывают храбрым мужам, которым естественное угасание в старости
кажется уделом более жалким, чем случай, когда им пришлось бы жизнь свою, которую
рано или поздно придется отдать природе, именно за отечество отдать[20].
В этом вопросе они признают себя особенно красноречивыми, когда пере-
Цицерон. Диалоги. О государстве. О законах. – М., Наука. 1966.
– С. 9
числяют несчастья, постигшие прославленных мужей, и обиды,
нанесенные им неблагодарными согражданами. Отсюда и примеры из истории греков:
Мильтиад, победитель и усмиритель персов, когда у него еще не зажили те раны на
груди, что он получил в час величайшей победы, жизнь свою, сохраненную им от
вражеских копий, окончил в оковах, наложенных на него согражданами[21];
Фемистокл, с угрозами изгнанный из отечества, которое он спас, бежал не в гавани
Греции, сохраненные им, а в глубь варварской страны, которую он когда-то
сокрушил[22]. Ведь в
примерах непостоянства афинян и их жестокости к виднейшим гражданам недостатка
нет. Такие события, происшедшие там и часто повторявшиеся,– говорят эти люди,–
многократно совершались также и в нашем могущественном государстве. (6)
Упоминают и об изгнании Камилла[23],
и о злобном отношении к Агале[24],
и о ненависти к Насике[25],
и об изгнании Лената[26],
и об осуждении Опимия[27],
и о бегстве Метелла[28],
и о величайшем несчастье, постигшем Гая Мария[29],
[а по его возвращении] об убийстве первенствовавших людей, и о происшедшей
вскоре после этого резне, унесшей много жертв[30].
При этом теперь не избегают называть также и меня и, пожалуй, именно потому,
что мудростью моей и ценой грозившей мне опасности считают себя спасенными для
этой мирной жизни, еще сильнее и с большей любовью ко мне сетуют на мои
злоключения[31]. Но мне
трудно сказать, почему, когда сами они, для получения образования или ради ознакомления,
ездят за море,... [Лакуна]
(IV,
7) [Когда] я, слагая с себя полномочия консула, на народной сходке поклялся в
том, что государство было спасено, причем римский народ поклялся в том же[32],
я, пожалуй, был вполне вознагражден за волнения и тяготы, связанные со всеми обидами.
Впрочем, в злоключениях моих было почета больше, чем лишений, и не столько было
тягот, сколько славы, и я от тоски, испытываемой честными людьми, почувствовал
радость большую, чем была боль, причиненная мне радостью бесчестных[33].
Но если бы, как я уже говорил, случилось иначе, то как мог бы я сетовать на это, когда на мою долю не выпало
ничего такого, чего я не предвидел ранее, и – в сравнении с моими столь великими
деяниями – ничего более тяжкого, чем я ожидал? Ведь я был таким человеком, что
я,– хотя мне ввиду разнообразных приятных занятий, которым я предавался с
отроческих лет[34], либо можно
было получать от своего досуга плоды большие, чем те, какие получают другие
люди, либо, если бы всех постигло более тяжкое несчастье, пришлось бы испытать
не какие-то особенные превратности судьбы, но равные тем, какие испытали бы и
другие,– что я, ради спасения граждан, не поколебался встретить грудью сильнейшие
бури и чуть ли не удары молний и, сам подвергаясь опасностям, принести
спокойствие всем остальным[35]. (8) Ибо отечество[36]
породило, вернее, взрастило нас не с тем, чтобы не ждать от нас никакой
поддержки и только, служа нашим выгодам, создавать для нас
Цицерон. Диалоги. О государстве. О законах. – М., Наука. 1966.
– С. 10
безопасное убежище для жизни на досуге и спокойное место для отдохновения, но для того, чтобы оно само, себе на пользу, взяло в залог многие и притом величайшие силы нашего духа, ума, мудрости и предоставляло нам для наших личных потребностей лишь столько, сколько может оставаться после удовлетворения его собственных нужд[37].
[1] Участники диалога
1. Публий Корнелий Сципион Эмилиан Африканский Нумантинский, сын Луция Эмилия Павла, усыновленный сыном Публия Корнелия Сципиона Африканского Старшего; в 147 г. он был избран в консулы; в 146 г., во время третьей пунической войны, взял и разрушил Карфаген; в 142 г. был цензором; в 134 г., будучи консулом вторично, взял Нуманцию Сторонник нобилитета, противник Тиберия Гракха; глава «Сципионовского кружка» любителей античной культуры.
2. Гай Лелий (младший), консул 140 г., ближайший друг Сципиона, участник третьей пунической войны, юрист. Современники прозвали его Мудрым (Sapiens).
3. Луций Фурий Фил, консул 136 г., известный оратор.
4. Маний Манилий, консул 149 г., участник третьей пунической войны, юрист.
5. Спурий Муммий, брат Луция Муммия, разрушившего Коринф в 146 г., сторонник нобилитета, стоик.
6. Квянт Элий Туберон, сын Эмилии, сестры Сципиона Эмилиана; трибун 133 г., претор 123 г., противник Гракхов.
7. Публий Рутилий Руф, Друг Сципиона и Лелия, ученик Панэтия; в 134 г. сражался под Нуманцией, трибун 114 г., претор 110 г., консул 108 г.; в 100 г. был противником Сатурнина, в 94 г. как легат сопровождал в провинцию Азию проконсула Квинта Муция Сцеволу, в 93 г. управлял этой провинцией и боролся со злоупотреблениями откупщиков (римских всадников); по возвращении в Рим был обвинен в хищениях и осужден всадническим судом, после чего жил в изгнании в Смирне, где его в 78 г. посетили Марк и Квинт Цицероны.
8. Квинт Муций Сцевола («Авгур»), зять Гая Лелия, тесть оратора Луция Лициния Красса; трибун 123 г., консул 117 г., юрист, стоик, ученик Панэтия.
9. Гай Фанний, зять Гая Лелия; трибун 142 г., претор 132 г., консул 122 г.; стоик, ученик Панэтия.
[2] Гай Дуелий во время первой пунической войны одержал победу над карфагенянами в морском бою под Милами в 260 г.
[3] Авл Атилий Калатин – консул 258 и 254 гг., диктатор 249 г., в 253 г. взял Панорм. См. Полибий, Всеобщая история, I, 38.
[4] Луций Цецилий Метелл – консул 251 и 247 гг., диктатор 222 г., разбил Гасдрубала под Панормом. Метеллы, важнейшая ветвь плебейского Цецилиева рода, дали многочисленных консулов. См. Гней Невий (около 270–200): Злой рок дает Метеллов Риму в консулы! (Перевод Ф. А. Петровского)
[5] Гней Корнелий Сципион Кальв – консул 222 г., был разбит Ганнибалом в 218 г, на реках Тицине и Требии; вместе с братом Публием Сципионом, консулом 218 г., пал в сражении с Гасдрубалом в Испании. Ср. Цицерон, речи: «I речь о земельном законе», 5; «В защиту Бальба», 34; «В защиту Планция», 60.
[6] Квинт Фабий Максим Веррукос – консул 233, 228, 215, 214 и 209 гг., диктатор 221 и 217 гг., за свою тактику изматывания противника получил прозвание Кунктатора (Медлитель). См. Энний, «Анналы», фрагм. 306 Уормингтон: Нам один человек республику спас промедленьем.
К Ганнибалу в то время примкнули некоторые италики, отпавшие от Рима, в частности Капуя. См. Цицерон, «Письма к Аттику», II, 19, 2 (46).
[7] Марк Ллаедий Марцелл– консул 222, 215, 214, 210, 208 гг., одержал в 216– 215 гг. победы под Нолой и взял Сиракузы в 212 г. См. Цицерон, «Речи против Берреса», (II) IV, 115.
[8] Публий Корнелий Сципион Старший разбил в 202 г. Ганнибала под Замой в Африке Как триумфатор он получил прозвание «Африканский». См. прим. 19 к кн. VI.
[9] Марк Порций Катон Старший (Цензорий)– (235–149), родом из Тускула, был консулом в 196 г. и цензором в 184 г. В глазах Цицерона – образец древней римской доблести. Цицерон назвал его именем свой трактат «О старости».
[10] Homo novus. Так называли человека, не принадлежащего к сословию сенаторов, который первым в своем роду добивался или добился избрания в консулы. См. Цицеро«, «Речь в защиту Мурены», 17; Квинт Цицерон, «Краткое наставление по соисканию консульства», I, 1; Саллюстий, «Югурта», 85, 13, 14, 25.
[11] Otium. В данном случае – отказ от государственной деятельности ради занятий литературой и философией. Противоположное понятие – negotium, общеполезная деятельность. См. Цицерон, «О дружбе», 104.
[12] Эпикурейцы, которых Цицерон осуждал за их политический абсентеизм; см. ниже, § 8 сл.: «Речь против Писона», 42, 59, 69; «Письма к близким», XIII, 1, 4 (198); Лукреций, «О природе вещей», II, 1 слл.
[13] Имеется в виду политическая деятельность. Частая у древних метафора. Ср. Алкей, фр. 47 А; Цицерон, «Речь в защиту Сестия», 46; Гораций, Оды, I, 14; Послания, II, I, 114.
[14] В данном случае имеется в виду понятие ananke (греч.) стоической философии: сознаваемый человеком долг поступать доблестно. См. Цицерон, «О природе богов».
[15] jus gentium. Во времена родового строя – междуродовое я междуплеменное право, субъектом которого был род или племя. С разложением родового строя и образованием государства оно разделилось на: 1) внутреннее право римской общины – право квиритов (ius Quiritium), впоследствии получившее название цивильного, или гражданского, права (ius civile), и 2) право, регулирующее внешние отношения римского государства, т. е. международное право, ius gentium; другие его названия – право войны и мира (ius belli et pacis), фециальный устав (ius fetiale); см. кн. II, § 31. Ius gentium определяло также и права иностранцев в римском государстве. См. прим. 53 к кн. II.
[16] Ксенократ – 396–314 гг., родом из Халкедона, был учеником Платона; после Спевсиппа стоял .во главе Академии.
[17] Imperium. В древнейшую эпоху совокупность прав царя. В эпоху республики полнота власти высших магистратов (консулов и преторов), ограниченная коллегиальностью и годичным сроком, а в пределах померия (сакральная городская черта города Рима) также и интерцессией плебейских трибунов и правом провокации (апелляция к народу), которым обладал римский гражданин. Империй слагался из права авспиций (см. прим. 11 к кн. II), набора войска и командования им, созыва куриатских комиций, права принуждения и наказания и юрисдикции. Различался Imperium domi, т. е. власть в предела« померия, и Imperium militiae, т. е. вся полнота власти вне померия – в Италии и в провинциях – как в мирное, так и в военное время. Магистрату, уже облеченному гражданской властью (potestas), империй предоставлялся изданием особого куриатского закона (lex curiata de imperio). Магистрат, обладающий империей, не имел права вступать в пределы померия. В I в. единый империй сохранился только у наместников провинций: он не был ограничен ни интерцессией, ни правом провокации и часто продолжался больше года. Под Imperium maius разумели верховное командование с особыми полномочиями.
[18] jus publicum – совокупность правовых норм, определяющих взаимоотношения между государством и гражданином, а также и между гражданами, когда эти взаимоотношения имеют значение для государства в целом.
[19] Энний, «Анналы», фрагм. 600 Мюллер. Квинт Энний (239–169), автор исторической хроники «Анналы» и ряда трагедий и комедий, ввел в римскую поэзию гексаметр, заменив им старинный сатурнический стих. Энний был связан дружескими отношениями с Корнелиями Сципионами. См. Цицерон, «Речь в защиту Архия», 22; «Об ораторе», II, 276; Гораций, послание II. I, 50.
[20] В § 4 приводятся возражения эпикурейцев. О самопожертвовании см. Цицерон, «Тускуланские беседы», I, 116.
[21] Мильтиад, греческий стратег V века, одержал победу над персами под Марафоком в 490 г. После неудачной експедиции против Пароса был обвинен афинянами в том, что дал себя подкупить, присужден к штрафу в 500 талантов и заключен в тюрьму, не будучи в состоянии его заплатить. См. Цицерон, «Речь в защиту Сестия», 141; Корнелий Непот, «Жизнь Мильтиада», VII, 5 – 6.
[22] Фемистокл участвовал в победе над персами в морском бою под Саламином; был изгнан из Афин в 471 г. и умер в Магнесии в 461 г. См. Цицерон, «Речь в защиту Архия» 20; «Речь в защиту Сестия», 141; «Речь в защиту Скавра», 3; «Письма к Аттику», VII, 11, 3 (303); IX, 10, 3 (364). «Варварская страна» – всякая страна, населенная не греками и не римлянами.
[23] Марк Фурий Камилл – военный трибун с консульской властью, в начале IV в. завоевал Вейи и одержал победу над вольсками; обвиненный в утайке военной добычи, он в 391 г. удалился в изгнание и был возвращен в Рим в 390 г., во время нашествия галлов. См. Ливии, VII, 1.
[24] Гай Сервилий Структ Агала – помощник диктатора Луция Квинкция Цинцинна-та (середина V в.), убил римского всадника Спурия Мелия, обвиненного в стремлении к единовластию; Агала такЬке был обвинен в таком же стремлении. См. Цицерон, речи: «I речь против Катилины», 3; «О даме», 86; 101; «В защиту Сестия», 143; «В защиту Милона», 18; «II филиппика», 26.
[25] Публий Корнелий Сципион Насика Серапион – консул 138 г, считался виновником гибели Тиберия Гракха (133 г.).
[26] Публий Папилий Ленат – консул 132 г., противник Гракхов, был изгнан в 123 г. по предложению Гая Гракха. См. Цицерон, речи. «В сенате по возвращении из изгнания», 37 сл.; «К квяритам по возвращении из изгнания», 6, 9, 11; «О доме», 82, 87.
[27] Луций Опимий – консул 121 г., противник Гая Гракха, в 115 г. был главой посольства, отправленного для переговоров с Югуртой; в 110 г. он был обвинен в получении взятки от Югурты и осужден на изгнание. См. Цицерон, речи: «К квиритам по возвращении из изгнания», 11; «В защиту Сестия», 140; «Против Писона», 95; «В защиту Планция», 69; «Брут», 128.
[28] Квинт Цецилий Метелл Нумидийский– консул 129 г., победитель Югурты, добровольно удалился в изгнание, отказавшись дать клятву в собчюдении земельного закона Луция Апулея Сатурнина. См. Цицерон, речи: «В сенате по возвращении из изгнания», 25; «О доме», 22; «В защиту Сестия», 37, 101; «Письма к Аттику», I, 16, 4 (22).
[29] Бегство из Италии после неудачи в борьбе против Суллы. Гай Марий, бывший родом из Арпина, как и Цицерон, был консулом в 107, 104–100 и 86 гг.; победитель кимвров и тевтонов. Цицерон часто говорит о Марии как о «спасителе отечества»; см. речи: «В сенате по возвращении из изгнания», 38; «К квиритам по возвращении иэ изгнания», 7, 9 сл.; «В защиту Сестия», 37 сл., 116; «Против Писона», 43; «В защиту Милона», 8 сл. 83.
[30] Имеются в виду жертвы сулланских проскрипций 82 г.
[31] Цицерон имеет в виду свое консульство 63 г. (подавление движения Катилины) и свое изгнание в 56 г. Из числа друзей Цицерона эпикурейцами были Тит Помпоний Аттик и Марк Марий; см. Цицерон, «Письма к близким», VII, 1 (127).
[32] В последний день консульства Цицерона (29 декабря 63 г.) трибун Квинт Цецилий Метелл Непот не позволил ему обратиться к народу с речью. См. Цицерон, «Речь против Писона», 6; письма: «К близким», V, 2, 7 (14); «К Аттику», I, 16, 5 (22).
[33] Оптиматы («честные люди») высоко оценили действия консула Цицерона, направленные «а подавление движения Катилины: Луций Аврелий Котта предложил устроить благодарственные Молебствия богам; Луций Геллий признал его заслужившим «гражданский венок», которым награждали за спасение жизни римского гражданина, Квинт Лутаций Катул провозгласил его «отцом отечества». См. Цицерон, речи: «III речь против Катилины», 15; «Против Писона», 6. См. ниже, прим. 125.
[34] Ср. Цицерон, «Брут», 305–319; «Об ораторе», I, 2.
[35] Ср. Цицерон, «III речь против Катилины», 1.
[36] Цицерон употребляет слово «родина» в двояком значении: 1) место рождения и 2) отечество – как понятие юридическое; ср. «О законах», II, 5; «Об обязанностях», I, 53.
[37] Ср. Платон, «Критон», 51 А –С. Весь § 8 направлен против политического абсентеизма эпикурейцев.