Сегодня |
||
УНИВЕРСАЛЬНЫЙ УЧЕБНИК |
Предыдущий | Оглавление | Следующий
IX. 1. После ознакомления с изложенным не представляет труда разрешение более частных вопросов. «Ребенка спасает возраст, женщину — ее пол [1]», — говорит Сенека в трактате, где он обрушивает свой гнев на гнев (кн. III, гл 24). Сам бог в войнах евреев даже после предложения и отклонения мира желает пощады женщин и детей, за исключением немногих племен, изъятых в силу особого права, война против которых была войной не людей, но войной самого бога и носила соответствующее название (Второзаконие, XX, 14). И когда он пожелал предать избиению медианитянских женщин за их собственное преступление, он исключил непорочных девиц (кн. Чисел, XXXI, 18). Мало того, пригрозив ниневитянам за тягчайшие преступления беспощадным избиением, он соизволил смягчиться, сжалившись над многими тысячами в том возрасте, который не имеет понятия о различии честного и бесчестия (Иона, IV, 2)
Сходно с этим такое изречение у Сенеки: «Возможно ли гневаться яа детей, чей возраст еще не ведает различия вещей?» («О гневе», кн. II, гл. 9). A v Лунана читаем:
За какие проступки дети заслужат убийство?
Если так поступал и постанавливал бог, в чьей власти предать умерщвлению без какой-либо причины, не нарушая справедливости, сколько угодно людей любого пола и возраста, поскольку он податель и владыка жизни, то как же поступать по справедливости людям, которым не дано никакого права над людьми, каковое не представлялось бы необходимым для человеческого благополучия и сохранения общества?
2. Прежде всего мы имеем касательно детей суждения тех народов и времен, при которых справедливость имела наибольшее значение (Витториа, «О праве войны», № 36). «Нам дано оружие, — по словам Камилла у Тита Ливия. — не против того возраста, который щадят даже при взятии городов, но про-
Глава XI 703
тив вооруженных воинов». Он же добавляет, что таково право войны, то есть право естественное.
Плутарх, толкуя об этом предмете, говорит: «У добрых людей даже война имеет определенные законы» (жизнеописание Камилла). Здесь следует заметить выражение «у добрых», дабы отличить это право от того, которое господствует в нравах и состоит в безнаказанности. Так, Флор отрицает возможность действовать иначе без нарушения честности (кн. I). У Ливия в другом месте встречается: «От причинения зла этому возрасту воздерживаются даже разъяренные враги» (кн. XXIV). И еще: «Жестокая ярость доходит иногда до избиения младенцев».
3. То же, что наблюдается в отношении детей, не достигших обладания рассудком, чаще всего относится также к женщинам, то есть поскольку они не совершили чего-либо, особо заслуживающего наказания, или поскольку сами они не отправляли каких-либо мужских обязанностей. В самом деле, по словам Стация, «пол этот чужд войны и незнаком с оружием». Нерону, назвавшему Октавию своим врагом («Октавия»), префект отвечает:
Названье это женщине даешь?[2]
Александр у Курция говорит: «Я не имею обыкновения вести войну с пленными и женщинами; тот, кто возбуждает мою ненависть, должен быть вооружен» (кн. V). Грип у Юстина заявляет: «В стольких внутренних и внешних войнах никто из его предков никогда после одержанной победы не свирепствовал над женщинами, самый пол которых должен ограждать их от военных ооасностей и от ярости победителей» (кн. XXXVIII). У Тацита другое лицо говорит: «Война ведется не против женщин, но против вооруженных воинов».
4. Валерий Максим называет жестокость Мунация Флакка в отношении детей и женщин дикой и невыносимой даже для слуха (кн. IX, гл. 1). У Диодора рассказывается, как карфагеняне в Селинунте избивали стариков, женщин и детей «без всякого чувства человеколюбия» (кн. XIII). В другом месте он называет то же самое «кровожадностью» (кн. XIV). Латин Па»ат говорит о женщинах: «Это — пол, который щадят войны». Сходное выражение есть у Папиния о старцах:
Никакого оружия силе
Не подвержена старцев толпа
X. 1. То же нужно установить для мужей, образ жизни которых несовместим с войной (Витториа, «О праве войны», № 36). «Согласно праву войны избиение распространяется на вооруженных и сопротивляющихся», — сказано у Тита Ливия (кн. XXVIII); имеется в виду именно то право, которое согласно с природой. Так, Иосиф Флавий считает справедливым наказывать в сражении тех, кто поднял оружие; невинным же вредить не следует («Иудейские древности», кн. XII, гл. 3). Камилл, взяв приступом Вейи, повелел воздержаться от избиения безоружных (Ливии, кн. V).
К соответствующему разряду людей в первую голову нужно отнести тех, кто отправляет обязанности священнослужителей. Ибо воздержание их от оружия издревле составляет обычай, общий у всех народов; а потому и должно воздерживаться от насилия над ними. Так, филистимляне, враги иудеев, не причинили вреда коллегии пророков [3], находившейся в Габе, как видно из книги I пророка Самуила (X, 5 и 10). И Давид вместе
704 Книга третья
с Самуилом бежал в другое место, где находилась такая же коллегия, столь же чуждая какого-либо насилия, причиняемого оружием (I Самуил, XIX, 18). Критяне, по рассказу Плутарха («Греческие вопросы»), во внутренних столкновениях воздерживались от причинения какого-либо вреда жрецам [4] и тем. кого называли «заведующими погребениями». Отсюда произошла греческая пословица: «Даже крематор не был оставлен». Страбон замечает [5], что когда вся Греция пылала войнами, элейцы, как посвященные Юпитеру, так и их гости, пребывали в ненарушимом мире (кн. VIII).
2. К священнослужителям справедливо приравниваются лица,
избравшие сходный образ жизни, «ак монахи и схимники, то есть кающиеся, которых
поэтому наравне со священнослужителями каноны находят необходимым щадить в
соответствии с естественной справедливостью (С. de treug. et
pace).
Сюда же правомерно относятся те, кто посвятил себя благородным занятиям словесностью и другим наукам, полезным роду человеческому.
XI. Затем необходимо также щадить земледельцев, что предписывают и каноны. Диодор Сицилийский сообщает с похвалой об индусах: «В сражениях враги взаимно избивают друг друга, но они оставляют в неприкосновенности земледельцев, как полезных для всех» («Библиотека», кн. II). О древних коринфянах и мегарянах Плутарх пишет: «Никто из них Не причинял зла земледельцам». И Кир повелел объявить царю ассириян о том, «что он готов земледельцев оставить в покое и неприкосновенности» (Ксенофонт, «О воспитании Кира», кн. V). О Велисарии Свидас сообщает: «Он настолько щадил земледельцев и настолько заботился о них, что под его командованием никогда никому из них не было причинено насилие».
XII. Канон добавляет торговцев, что нужно распространять не только на тех, кто временно пребывает в неприятельской стране, но и на постоянных подданных; ибо и их образ жизни чужд войне.
Под это название подходят также прочие мастера и искусники, промысел которых предпочитает мир войне.
XIII. 1. Касаясь вопроса о тех, кто вел войны, мы уже раньше привели изречение Пирра из Сенеки о том, что совесть, то есть уважение к справедливости, воспрещает нам лишать жизни пленных. Мы привели сходное мнение Александра, в котором он объединяет пленных и женщин. Сюда же относится следующее место у Августина: «Не воля, а необходимость уничтожает сражающегося врага [6]. Подобно тому как сражающемуся и сопротивляющемуся воздается насилие за насилие, так побежденному или взятому в плен оказывается милосердие, в особенности поскольку нет опасения нарушения им мира» (посл. I, «К Бонифацию»).
Ксенофонт об Агесилае говорит: «Он внушал солдатам не наказывать взятых в плен каи виновных, а охранять их как людей». У Диодора Силицийского мы читаем: «Все греки нападают на обороняющихся и щадят покорившихся» (кн. XIII). По мнению того же автора, македоняне под властью Александра «поступали суровее с фивянами, нежели то дозволял закон войны» (кн. XVII).
Глава XI 705
2. Саллюстий в «Югуртияской войне», сообщив об умерщвлении юношей после их сдачи, называет такой поступок противным праву войны; это должно толковать в смысле противоречия природе справедливости и обычаям тех, кто отличается человечностью. У Лактаяция есть изречение: «Побежденным оказывается пощада, и посреди боев уместно милосердие» (кн. V). Тацит восхваляет флавианских вождей Антония Прима и Вара за то, что вне сражений они не проявляли жестокости против кого-либо («История», кн. IV). Аристид говорит: «Человеку нашего образа мыслей свойственно сопротивляющихся принуждать оружием, с поверженными же обходиться с большей мягкостью» («О мире», II).
3. По поводу пленных пророк Елисей тая обращается к царю Самарии: «Неужели ты пленных умертвишь мечом своим и погубишь луком своим?» (кн. II Царств, VI). У Еврипида в «Гераклидах» на вопрос вестника:
Итак, закон ваш воспретил губить врага? —
хор отвечает:
Кого в живых оставил бог после сражения.
Там же пленный Еврисфей говорит:
Осквернена будет рука убийцы моего.
У Диодора Сицилийского византийцы и халкидоняне заслужили такие оценки за избиение довольно многих пленников: «Они продолжали творить злодеяния чрезвычайной жестокости» (кн. XII). Он же в другом месте называет пощаду пленных [7] «правом общим»; а тех, кто поступает иначе, он называет «бесспорно преступниками». Щадить пленников повелевает природа добра и справедливости, о чем мы недавно говорили, ссылаясь на философские сочинения Сенеки («О благодеяниях», кн. X, гл. 18). И мы видим, как хвалят в исторических сочинениях тех, кто предпочитает отпускать, нежели убивать пленных, поскольку чрезмерное множество их становится бременем и может стать опасным.
XIV. 1. По тем же причинам как в бою, так и при осаде городов не следует отвергать сдачу на волю победителя с условием сохранения жизни [8]. Оттого, по словам Арриана. избиение фивянами капитулировавших не было согласно с обычаями греков. Подобным же образом рассуждает Фукиднд в книге третьей: «Вы приняли нас под свою власть по нашей доброй воле; мы простирали к вам руки. Ведь таков обычай греков — не убивать при этих условиях». И у Диодора Сицилийского сиракузские сенаторы говорят: «Достойно великой души щадить молящего». По словам Сопатра, «согласно с обычаем щадить на войне жизнь молящих о пощаде».
2. То же соблюдалось римлянами при взятии городов до того, пока таран не ударял в стены. Цезарь объявляет адуатициям, что он сохранит их город в целости, если они сдадутся, прежде чем таран коснется их стен («Галльская война», кн. II). Этот обычай применяется даже в настоящее время по отношению н неукрепленным местам до открытия пушечной пальбы; по отношению же к местам, более укрепленным, — до сигнала к штурму.
А Цицерон, в свою очередь, так высказывается об этом предмете, имея в виду не столько то, что происходит в дейст-
706 Книга третья
вятельности, сколько то, что справедливо по природе: «Должно не только щадить тех, кого вы принудили к сдаче силой, но нужно давать пощаду тем, кто, положив оружие, сдастся на милость неприятельского вождя, если даже таран ударил в стену» («Об обязанностях», кн. I).
Еврейские толкователи сообщают, что у их предков было в обычае при штурме неприятельского города не окружать его со всех сторон, но оставлять свободный выход для желающих бежать, чтобы дело обошлось с наименьшим кровопролитием [9].
XV. Та же справедливость повелевает щадить тех, кто сдается победителю безусловно или же умоляет о пощаде. По мнению Тацита, «избивать сдавшихся — жестоко» («Летопись», кн. XII). Равным образом, Саллюстий, говоря о кампанцах, сдавшихся Марию, и сообщив о том, что достигшие совершеннолетия были убиты, добавляет, что это было преступлением против права войны, то есть против естественного права («Югуртинская война»). Он же в другом месте пишет: «Убиты были не вооруженные люди в сражении в соответствии с правом войны, а молящие о пощаде после сражения» («О государственном управлении», I).
И у Ливия, как мы уже сказали, «по праву войны дозволено убийство лишь вооруженных и оказывающих сопротивление». И в другом месте: «...он, который вопреки праву войны напал на сдавшихся» (кн. XLV). Напротив, следует скорее даже способствовать тому, чтобы принуждать страхом врагов к сдаче, нежели подвергать их истреблению. В Бруте заслуживает похвалы то, что он противника «не допускал брать лобовой атакой, а окружал конницей, повелевая щадить врагов как своих подданных в близком будущем».
XVI. 1. Против этих предписаний справедливости и естественного права обычно приводятся изъятия, наименее справедливые а именно — применение талиона, необходимость устрашения, случай упорного сопротивления. Что подобных оснований недостаточно для оправдания избиения, в этом легко убедится тот, кто только вспомнит сказанное выше о справедливых причинах лишения жизни (Витториа, «О праве войны», № 49 и 60). Нет опасности со стороны пленных и сдавшихся или же намеревающихся сдаться; для законности убийства, следовательно, необходимо предшествующее преступление, даже такое, которое беспристрастный судья признает заслуживающим смерти.
Мы бываем иногда свидетелями жестокости над пленными и сдавшимися или же отклонения сдачи на милость победителя молящих лишь о сохранении жизни, если будучи убеждены в несправедливости войны, они все же продолжали оставаться с оружием в руках; если они уронили славу противника причинением огромного урона; если они нарушили клятву или любую иную норму права народов, как, например, права послов; если они являлись перебежчиками.
2. Но природа не допускает воздаяния равным за равное в отношении кого-либо, кроме тех. кто совершил преступление. И не достаточно то соображение, что враги признаются как бы за некое единое тело, это можно заключить из того, что нами было сообщено выше о распространении наказания (кн. II, гл. XXI, § XVIII). У Аристида мы читаем: «Разве не бессмысленно хотеть следовать как благому примеру тому в чем обвиняешь
Глава XI 707
кого-либо и что называешь порочным?» («О мире», II). Плутарх осуждает сиракузян за убийство жен и детей Гикета, которое было совершено потому, что Гикет убил жену, сестру и сына Диояа (Плутарх, жизнеописания Тимолеона и Диона).
3. Даже польза, ожидаемая от устрашения на будущее, не создает права на убийство. Но если право на лишение жизни уже существует, то могут найтись и такие основания, которые могут помешать отказу от такого права.
4. Ревностная преданность делу своей партия, если только это дело не вполне преступно, не заслуживает смертной казни, как рассуждают у Прокопия неаполитанцы («Готский поход», кн. I). Если подобная преданность и заслуживает какого-либо наказания, то оно не должно доходить до смертной казни, так как такого решения не вынесет никакой беспристрастный судья. Когда Александр повелел предать избиению все взрослое население одного города, который отчаянно сопротивлялся, то этим он только доказал, что в Индии он воевал как разбойник; устрашенный такой репутацией царь начал пользоваться победой более милосердно (Полиэн, кн. IV).
Тот же Александр предпочел пощадить некоторых миле-тян, «потому что считал их великодушными и верными своим сторонникам», по словам Арриана. Фитон, регийский военачальник, схваченный и приговоренный по приказу Дионисия к пыткам и смерти за упорную защиту города, воскликнул, что приговорен к смерти за нежелание предать город и что бог в скором времени за это воздаст по заслугам. Диодор Сицилийский называет такое несправедливое наказание «преступной местью». Мне весьма нравится обет, приведенный у Лукана:
Пусть побеждает тот, кто не станет
На побежденных врагов простирать сурово железо,
Кто не почтет преступной слубжу враждебным знаменам
Своих сограждан.
Здесь под именем «сограждан» следует понимать не граждан той или иной страны, но граждан общего союза всего человеческого рода.
5. В гораздо меньшей мере оправдывает избиение досада за испытанное поражение; так, мы читаем о том, как Ахилл, Эней, Александр отмщали смерть своих друзей, проливая кровь пленных и сдавшихся. Гомер, стало быть, не напрасно приводит свой стих:
В сердце своем тогда замыслил неправое дело [10]
XVII. Но если преступления и таковы, что могут, казалось бы, заслуживать смерти, тем не менее долг милосердия состоит в том, чтобы несколько отступать от своего сурового права, принимая во внимание многочисленность преступников. Пример подобного милосердия нам являет сам бог, пожелавший, чтобы был предложен хананеянам и крайне нечестивым соседним с ними народам мир, которым им была дарована жизнь под условием уплаты дани. Сюда же относится следующее изречение Сенеки: «Суровость полководца распространяется на отдельных лиц. Но когда разбежится целое войско, то необходимо милосердие. Что обезоруживает гнев мудрого? Толпа виновных [11]» («О гневе», кн. II, гл. 10). И у Лукана читаем:
Сколько нещадною смертью погибло юношей, сколько Голод сгубил иль неистовство моря, земли колебанье, Мор от небес и земли, пораженья в военных походах, — Не было карою то.
708 Книга третья
«Во избежание наказаний, постигающих слишком многих, изобретен жребий», — говорит Цицерон («В защиту Клюенция»). Саллюстий обращается к Цезарю: «Никто не побуждает тебя ни « жестоким наказаниям, ни к вынесению суровых приговоров, которые скорее разрушают, чем исправляют город».
XVIII. 1. Что нужно установить о заложниках согласно праву природы, об этом можно заключить из сказанного нами выше. В старину было распространено мнение, что каждый имеет право на свою жизнь в такой же мере, как и на другие вещи, приобретаемые в собственность, и что это право в силу молчаливого или явно выраженного соглашения перешло от отдельных лиц к государству. Поэтому не удивительно, если мы читаем, как невинные лично заложники подвергались смерти за преступления государства либо как бы по своему особому согласию, либо как бы по согласию государства, в которое было включено и их собственное. После того как истинная мудрость научила нас тому, что собственность на нашу жизнь принадлежит исключительно богу, никто уже не может только одним своим согласием сообщить кому-либо право на свою жизнь или на жизнь своего гражданина (Витториа, «О праве войны», № 43).
Оттого-то милостивому вождю Нарсесу казалось бесчеловечным подвергать невинных заложников смертной казни, как об этом сообщает Агафий (кн. I). О других то же сообщают прочие авторы. Так, Сципион говаривал, что он намерен свирепствовать не против неповинных заложников, но против самих бунтовщиков и что он намерен карать не безоружных, но вооруженных врагов (Ливии, кн. XXVIII) [12].
2. Некоторые из числа небезызвестных новейших юристов полагают, что такого рода соглашения имеют силу, если они подкреплены нравами (Меночио, «Заключения», вопр. VII). Я готов с этим согласиться, если только они называют нравами одну лишь безнаказанность, которая здесь часто фигурирует под таким именем. Бели же они считают свободным от вины того, «то лишает жизни других в силу одного только соглашения, то я боюсь, что они ошибаются сами и вводят в заблуждение других своим опасным влиянием.
Несомненно; что когда кто-нибудь, являясь заложником, в настоящем или в прошлом находится в числе тяжелых преступников или нарушит данное им ручательство в важном деле, тогда может оказаться, что смертная казнь будет свободна от несправедливости.
3. Клелня, которая стала заложницей не по своей воле, а по повелению государства [13] и затем бежала, переплыв Тибр, «не только не была наказана царем этрусков, но еще удостоилась почестей за добродетель», по словам Тита Ливия в повествовании об этом событии (кн. II).
XIX. Сюда же следует добавить еще то, что все сражения, не служащие ни для получения должного, ни для прекращения войны, имеют целью исключительно служить честолюбию силой или, как говорят греки, являются «свидетельством силы, а не борьбы против врагов» (Арриан, кн. V), противоре-
Глава XI 709
чат долгу христианина и самой человечности. В связи с этим правители должны решительно воспрещать подобное, так как им надлежит дать отчет за напрасно пролитую кровь тому, от чьего имени ведут войну. И потому Саллюстий восхваляет полководцев, которые одержали победы без кровопролития. И об известном своим мужеством народе каттов Тацит говорит: «Они редко совершают набеги и избегают случайных стычек» [14].
[1] Плиний в «Естественной истории» (кн. VIII, гл. 16) пишет: «Когда лев свирепствует, сначала он кидается на мужей, а не на женщин; на детей же он бросается, только если сильно голоден». Здесь можно привести стихи Горация («Оды», IV, VI) об Ахилле:
Бессловесных младенцев ахеян Жег бы огнем, даже во чреве Матери скрытых.
Схолиаст эти стихи комментирует так: «Заслуживает внимания, что» поэт возмущен бесчеловечием Ахилла, который, если бы ему было; дано Аполлоном остаться в живых, до того свирепствовал бы, что даже не пощадил бы детей, находящихся во чреве матерей».
Филон («Об установлении государя») говорит: «Необходима отпускать девиц и женщин», и приводит основание: «Бесчеловечно обращаться с женщинами как с соучастницами мужей, ремесло которых — война». Он же («Об особых законах», кн. II) заявляет; «Можно найти тысячу благовидных предлогов для раздоров и вражды среди мужей разумного возраста. Против же детей, только что родившихся на свет и вступивших в человеческую жизнь, даже клевета не может измыслить ничего предосудительного, так как они,, без сомнения, невинны».
Иосиф Флавий («Иудейские древности», кн. IX) о Манаэме пишет: «Не пощадив даже детей, он не воздержался от крайних проявлений жестокости и зверства. Поступки, непростительные даже по отношению к чужестранцам, он совершал против своих соотечественников». Тот же Иосиф Флавий повествует, как Иуда Маккавей после взятия городов Босры и Эфрона предал избиению «все мужское население, пригодное для военной службы». И в другом месте наказание, наложенное на детей и женщин Александром, прозванным Фракийцем, Флавий называет «бесчеловечной карой».
Агафий (кн. III) замечает: «Ведь не считалось справедливым так свирепствовать и безумствовать против новорожденных младенцев, не повинных в родительских злодеяниях; оттого это их преступление не осталось безнаказанным». Никита Хониат — или продолжатель его истории до времен короля Генриха, — сообщая о скифах, взявших в плен Атиру, пишет: «Даже грудные младенцы не избегли гибели; они были скошены, как трава, или увяли, как цветы, вследствие деяний людей, недоступных милосердию и не видящих нарушения естественного порядка и священного человеческого права в том, что гнев простирается далее победы и одоления врагов». Добавь то, что имеется у Беды (кн. II, гл. 20) о жестокости Карэволлы, и отличный закон швейцарцев у Симлера, а также милосердные повеления королевы Елизаветы у Камдена (под годом 1596).
[2] Оттого Тукка и Вар считали заслуживающими устранения из второй книги «Энеиды» стихи, где Эней размышляет о том, следует ли умертвить Елену.
[3]
Гиркан при осаде Иерусалима, по словам евреев, послал жертвы в храм. Так, и
готы заслужили одобрение Прокопия («Готский поход», кн. II) за то, что они пощадили
священнослужителей церквей Петра и Павла за стенами Рима, Смотри добавление
Карла Великого к «Баварскому закону», а также «Законы лонгобардов» (кн. I, разд. XI, 14).
[4] Сервий («На «Энеиду», VII): «Ибо он был огражден от опасностей войны если не возрастом, то, по крайней мере, уважением, которым пользовались священнослужители».
[5] Также Полибий («История», кн. IV) и Диодор Сицилийский («Пейрезианские извлечения»). Равным образом и те, кто отправлялся состязаться на Олимпийские, Пифийские, Немейские и Ист-мийские игры, пользовались во время войны покровительством и защитой. Об этом сообщает Фукидид (кн. кн. V и VIII), а также Плутарх (жизнеописание Арата).
[6] Плутарх в жизнеописании Марцелла отмечает: «Эпаминонд и Пелопид не умерщвляли никого после одержанной победы и не обращали городские общины в рабство, и надо полагать, что если бы эти люди присутствовали, то фивяне не сделали бы того орхоменянам, что они сделали». Тому же примеру последовал Марцелл после взятия Сиракуз, как там же сообщает Плутарх. Смотри у Плутарха жизнеописание Катона Утического.
«Когда персидским царем Кабадом был взят город Амида и произошло великое избиение, старец-жрец сказал, что умерщвлять пленных недостойно царя». Об этом повествует Прокопий в «Персидском походе» (кн. I). В том же произведении (кн. II) он говорит «Свирепствовать над пленными противно благочестию». У него приведена отличная речь Велисария к войнам после взятия Неаполя («Готский поход», кн. I).
Император Алексий у Анны Комнины, когда ему был дан совет умертвить пленных скифов, возражал: «Хотя и скифы, — все же люди; хотя и враги, — все же достойны милосердия». Григора (кн. VI) пишет: «Все происшедшее в сражениях и во время ведения войны, что бы ни было совершено, требует прощения совершившему, потому что в такое время никто не владеет собой, не руководствуется-рассудком, господствующим над поступками. А когда минует острая опасность и свободный ум вновь получит возможность все рассматривать и обсуждать спокойно, приобретет власть руководить действиями руки, тогда всякий неподобающий проступок обнаруживает порочные намерения людей».
Добавь другое место из того же Григоры, помещенное в примечаниях в конце главы VII настоящей книги, а также то, что сказано о похвальном обычае поляков у Халкокондилы (кн. V). Юлиан во втором панегирике Констанцию, в лице которого он описывает доброго государя, говорит: «Победив врага оружием, он положил предел подвигам меча, считая нарушением священного права отнимать жизнь у человека, прекратившего самооборону».
[7] Капитолии о Марке Аврелии сообщает: «Он соблюдал справедливость даже по отношению к пленным врагам».
[8] Римляне обратились к персам, которые находились в цитадели Петры, со словами: «Мы жалеем вас, кто сбрасывает с плеч ярмо, мы хотим пощадить вас, жаждущих смерти, и сохранить презираемую вами жизнь, как приличествует христианам и гражданам. Римской империи» (Прокопий, «Готский поход», кн. IV). Смотри также у Серра в жизнеописаниях Франциска I и Генриха II.
[9] Так, Сципион Эмилиан, намереваясь разрушить Карфаген, издал приказ, чтобы «те, кто хочет, бежали оттуда» (Полибнй).
[10] как замечает Сервий в комментарии «На «Энеиду» (X), последующим векам это казалось жестоким.
[11] «Преступление, совершаемое многими, остается безнаказанным». — говорит схолиаст Ювенала, цитируя Лукана. У Ксифилина, цитирующего Диона, Ливия говорит: «Если кто и захочет сурово покарать за все это, он не станет, однакоже. стремиться к тому, чтобы губить большинство населения». Августин (посл. LXIV) указывает: «Следует действовать преимущественно внушением, а не угрозой; нужно поступать с наибольшей осторожностью по отношению к толпе; суровость же должно проявлять в случае преступлений немногих». Добавь Гайлия, «О государственном мире», кн. II, гл. IX, № 37.
[12] То же самое высказывает Юлиан у Эвнапия в «Извлечениях о посольствах» (IX).
[13] Сравни историю заложников, наказанных за отказ нести это бремя, у Никиты Хониата (кн. II).
[14] Плутарх порицает Димитрия «за то, что тот подвергал воинов опасностям и посылал их в бой скорее ради жажды славы, нежели ради пользы».