Предыдущий | Оглавление | Следующий

ГЛАВА II. Методологические основы политико-правового учения Полибия

 

Исторические воззрения Полибия и его государственническая концепция всемирной истории

Автор «Всеобщей истории» предваряет свое повествование рядом замечаний общего, теоретического характера. Останавливаясь на причинах, побудивших его предпринять историческое исследование, первой он называет необычайность событий, составивших политическую историю современного ему Рима. Необычайность эта заключается в том, что римляне при известных предпосылках (способе государственного устройства) «подчинили себе весь мир»: «Где найти человека столь легкомысленного или нерадивого, который не пожелал бы уразуметь, каким образом и при каких общественных учреждениях почти весь известный мир подпал единой власти — власти римлян — в течение неполных пятидесяти трех лет?» (1,1,3). Завоевание Римом «почти всего известного мира» Полибий считает важнейшим событием своей эпохи, ее содержанием и выделяет как центральную проблему своего исследования. Тезис о необычайности событий он подкрепляет сопоставлением римского владычества с завоевательными успехами других государств, делая безусловный вывод о том, что подвиги римлян и их могущество превосходят все подобные

23

деяния предшественников и что в будущем ни один народ не превзойдет римлян (1,3).

Другая причина, заставившая Полибия обратиться к историческим изысканиям, — особый, универсальный характер свершавшихся событий: «Особенность нашей истории и достойная удивления черта нашего времени состоят в следующем: почти все события мира судьба направила насильственно в одну сторону и подчинила их одной и той же цели» (1,4). Эта же мысль, но уже как требование соответствия познавательных средств исторической действительности, прослеживается и далее: «Невозможно понять общего хода событий из отдельных историй. В самом деле, какая есть возможность, читая отдельно, сами по себе, рассказы о происшествиях в Сицилии или Иберци, понять всю важность происшедшего в это время или, что самое главное, уразуметь, каким образом и с помощью каких государственных учреждений судьба осуществила поразительнейшее в наше время и небывалое до сих пор дело, именно: все известные части обитаемой земли подчинила единой могущественной власти?» (VIII,4; 1,4,7).

Намечая «точку отсчета», момент, с которого начнется его повествование, Полибий избирает два критерия. Во-первых, события, о которых он намерен рассказать, следуют за теми, о которых писали другие авторы, например Арат (1,3,2). Во-вторых, и это самое главное, история в его время приобретает новое свойство: «Раньше события на земле совершались как бы разрозненно, ибо каждое из них имело свое особое место, особые цели и конец. Начиная же с этого времени история становится как бы одним целым, события Италии и Ливии переплетаются с азиатскими и эллинскими, и все сводится к одному концу» (1,3, 3—4). Конкретно это выразилось, например, в том, что с некоего времени «Филипп (царь Македонии) и руководящие власти эллинов, начинали ли они войну друг с другом или заключали мир, не только сообразовывались с отношениями в Элладе, но и обращали свои взоры к италийским соглядатаям. Вскоре подобное положение дел наступило и для жителей островов и Азии» (V, 105,1—6).

Представления Полибия об ойкумене и ее границах, покоившиеся на данных античной географии[1], неразрывно связывались со Средиземноморьем. Встре-

24

чающиеся в тексте «Всеобщей истории» понятия «Восток» и «Запад» означали Восток — эллинистические государства, прежде всего Грецию и Македонию, Запад— римское и некоторые другие государства, и несли преимущественно политическую нагрузку. Полибий нередко связывал часть света с конкретным государством или их совокупностью. В таком контексте «тучи с Запада», например, означали угрозу Греции, исходившую от Рима.

Началом всемирной истории Полибий полагает то время, когда римляне, одолев карфагенян во II Пунической войне, впервые получили возможность «протянуть руку» к прочим землям, переправив свои войска в Элладу и азиатские государства (1,3,6). Все события мира историческая судьба «направила в одну сторону», подчинила единой цели — превращению Рима в мировую державу. Историк указывает и конкретную дату — третий год 140-й олимпиады, т.е. 217г. до н.э.

Сказанное помогает уяснить специфику понятия «всемирная история» в полибиевом исследовании. Представляется, что собственно географический его аспект используется историком только в связи с необходимостью привязать повествование к определенному региону «мира». Ойкумена ограничена им, скорее, как политическая арена, место, где разворачиваются наиболее важные события — войны, гибель и расцвет государств и т.д., в силу чего прежние географические ориентиры изменили у Полибия свое значение, наполнились новым содержанием.

Трудно согласиться с точкой зрения, согласно которой Полибий все свое повествование строит на отдельном рассмотрении событий на «Западе» и на «Востоке»[2]. Раздельное исследование исторических событий по странам и последовательное их изложение (сначала Италия, затем Азия, Египет, Греция), по нашему мнению, обусловливаются трудностями подачи огромного количества материала. Техническая разделенность событий служит средством показать во взаимодействии их единый характер. Полибий стремится преодолеть известную антиномичность понятий «Восток» и «Запад» и соединить их в своем исследовании. В основе представлений историка о дицамике мира лежит идея о постепенном сближении Востока и Запада, что вообще признавалось им «прекрасней-

25

шим и благотворнейшим деянием судьбы» (1,4,4). Средиземноморский круг земель приобрел у него значение мира в силу того, что дуализм Востока и Запада преодолевался самой исторической «судьбой». Полибий подчеркивает важность осознания этого факта, особенно с точки зрения новизны происходящего: судьба, «обретая много нового и непрестанно проявляя свою силу в жизни людей, никогда еще не совершала ничего подобного и не давала такого свидетельства своей мощи» (1,4,6). В этом высказывании — мироощущение историка, понимавшего свое время как эпоху расцвета, подъема новых форм государственной жизни, расширения политических горизонтов.

В то же время необходимо отметить ограниченность Полибия в трактовке понятий «всемирная», «всеобщая» история. В литературе справедливо указывались на то, что всемирная история началась гораздо раньше — с возникновением эллинизма[3]. Вторжение Рима привело к разобщению эллинистического мира, а не соединило его, как считал Полибий.

В качестве одной из причин написания «Всеобщей истории» Полибий называет несовершенство известных ему исторических произведений. Не останавливаясь подробно на отношении Полибия к предшествующим и современным ему историкам (этот вопрос достаточно освещается в литературе)[4], ограничимся указанием на то, что тщательный критический анализ их трудов и выявление даже «не слишком значительных ошибок» он использовал для формулирования и развития своей концепции истории как науки. По его мнению, подход к историческим явлениям как к изолированным, ни внешне, ни внутренне не связанным между собой, порождал «частные», «частичные», «отдельные» истории, содержащие описания отдельных войн и сопровождающих их событий (1,4), истории отдельных народов и т.п. (111,47,7—11).

Не сохранилось сколько-нибудь содержательных высказываний Полибия о трудах Геродота и Фукидида. Имя первого встречается в связи с упоминанием о ливийском лотосе (ХП,2). О Фукидиде говорится в связи с трудом Феопомпа, продолжившего после него изложение событий истории (VIII, 13,3). Гораздо чаще встречается имя другого греческого историка — Эфора, Полибий противопоставляет его тем авторам, которые хотя и говорят о намерении написать «всемирную ис-

26

торию», но не в состоянии выполнить такую задачу. Его отношение к Эфору не однозначно. Называя «Историю» Эфора трудом исключительным, первым опытом «всеобщей истории» (V,33,2), Полибий указывает и на ряд его серьезных недостатков. Эти недостатки, отмечал Полибий, определяются тем, что Эфор не понимал разницы между критским и спартанским государственным устройством, не различал видов истории, в одном труде соединил разнородный материал, излагал события весьма отдаленного прошлого и т.п. (V,45,l; VI,20,5; IX,1,4; ХП,28). Поэтому-то всеобщий охват событий в произведении Эфора оборачивался, по сути, простым перечислением множества ничем не связанных событий.

С учетом сказанного становятся понятными следующие суждения Полибия: «Никто на нашей памяти не брался за составление всеобщей истории... Весьма многие историки описали отдельные войны и некоторые сопровождавшие их события, но, насколько нам известно, никто даже не пытался исследовать, когда и каким образом началось объединение и устроение всего мира, а равно и то, какими путями осуществлялось это дело» (1,4,3). Отсюда — последовательный вывод о необходимости исследования, которое охватывало бы события в их всеобщей (всемирной) связи, что позволило бы постичь сущность исторических явлений.

Для проведения подобного исследования, по мнению Полибия, имеются две важные предпосылки: во-первых, в связи с тем, что с некоторого времени стали известны «все моря и земли, не подобает более ссылаться на поэтов и баснописцев как свидетелей неведомого» (IV,40,2); во-вторых, на основе достижений «в точных науках и искусствах» достигнуты такие успехи во всех знаниях, что большая часть знаний образует настоящие науки (Х,47,12), а значит, «человек любознательный имеет возможность как бы подчинять все, что от времени до времени случается, определенным правилам» (IХ, 5,6).

Кроме того, полагает Полибий, политическая история предъявляет требования и к личности историка. Человек, старательно изучавший сочинения предшественников и накапливавший знания лишь из их содержания, не готов к написанию исторического произведения (ХП,25с). Необходимо подготовить себя

27

«обозрением городов,,стран, рек, гаваней, вообще достопримечательностей и расстояний на суше и на море» (ХП,25с,1). Помимо этого, невозможно описать правильно военные события, «если не имеешь никакого понятия о военном деле, равно как нг может писать о государственном устройстве человек, сам не участвовавший в государственной жизни и в государственных отношениях» (XII, 25d).

Полибий — продолжатель тех идей древнегреческой историографии, которые нашли свое выражение в универсалистском подходе к событиям истории, в понимании характера тех или иных событий как всеобщих, «всемирных».

Изложенное позволяет понять, как родилась и сформировалась у Полибия общая концепция исследования, которую он, подобно Аристотелю, выражает в общем (композиционном) плане: «Вообще люди, надеющиеся приобрести из отдельных историй понятие о целом, похожи, по моему мнению, на тех, которые при виде разрозненных членов живого и некогда прекрасного тела вообразили бы себе, что созерцают с надлежащей ясностью жизненную силу и красоту живого существа. Если бы вдруг сложить эти члены воедино и, восстановивши целое существо с присущею ему при жизни прелестью, показать снова тем же самым людям, то, я думаю, все они скоро убедились бы, что раньше были слишком далеки от истины и находились как бы во власти сновидения. Правда, по какой-нибудь части можно получить представление о целом, но невозможно точно познать целое и постигнуть его. Отсюда необходимо заключить, что история по частям дает лишь очень мало для такого уразумения целого. Достигнуть этого можно не иначе как посредством сцепления и сопоставления всех частей, то сходных между собой, то различных. Только тогда и возможно узреть целое, а вместе с тем воспользоваться уроками истории и насладиться ею» (I. 4,7-11).

В соответствии со своим планом Полибий разрабатывает систему методов подхода к историческому материалу. Решая основную исследовательскую проблему— становление мировой римской державы в контексте всеобщего охвата событий, — Полибий ищет и находит причины происходящего в сфере государственно-политической. Отсюда зависимость методов ис-

28

следования от избранного историком предмета, которая особенно ярко проявилась в том, что история для него прежде всего есть история государственная, политическая и в этом смысле — прагматическая. Поэтому государственно-правовая проблематика занимает значительное место в общем комплексе воззрений Полибия.

В своем сочинении Полибий нередко обращается к проблемам специфики исторического изложения. В отличие от Аристотеля, который, отталкиваясь от сочинений Геродота и других историков, ставит поэзию выше истории, Полибий противопоставляет историю трагедии: «Цели истории и трагедии не одинаковы, скорее противоположны. Тогда как для писателя трагедий главное ввести зрителей в заблуждение... для историков главное — принести пользу любознательному читателю правдою повествования» (II,56,11 —12). Критерий правдивости положен им и в основу различия истории и риторики: правдивость и скромность изложения, соответствие приводимых в историческом сочинении речей действительности (ХII,25,28а).

Исторические сочинения, посвященные событиям политического прошлого отдельных народов, истории правления царей, войн и т.п., согласно Полибию, должны именоваться прагматическими. Он определяет этот жанр как «вид истории, которая занимается судьбами государств» и обосновывает ее выбор тем, что «события (политические) непрестанно меняются и требуют все нового оповещения», кроме того, «этот вид истории наиболее полезен» (IХ,2).

Вокруг определения содержания термина «прагматическая история» в литературе ведутся споры. Ф.Г. Мищенко переводит его как «история действительных событий» (III,47,8), «правдивая история» (ХII,25а,1; ХII,27а,1), «политическая история» (XXXVI,17,1; XXXVII,9,1). В противовес Ф.Г. Мищенко, М. Гельцеру и другим исследователям А. И. Немировский утверждает, что термин «прагматический» «не обозначает ни метода объяснения причин, ни специально политической истории», а употребляется Полибием в значении «современная история»[5].

Подобное сужение одного из центральных теоретических понятий Полибия представляется необоснованным. Такое, в общем верное, толкование термина «прагматический» как современность материалов ис-

29

следования, современное «звучание» истории и т.п. носит характер подчиненный и в известной мере условный. Полибий, излагая события, имевшие особое значение для последующего времени и происшедшие за несколько десятилетий до его рождения (например, события 140-й олимпиады), не считает себя их современником. Утверждение же А.И. Немировского о том, что «прагматическая» история обращена не к потомкам, а к современникам, опровергается самим автором «Всеобщей истории»: «Письменное повествование о событиях, которое назначается для потомства, должно быть свободно от всякой неправды» (XXXVIII,6,8).

Проведенный А А. Тахо-Годи филологический анализ слов «прагматейя», «прагматикос», используемых греческим историком, дает основание утверждать, что, помимо значений «опыт», «опытный», «фактический», проистекающих из широкого понимания указанных слов, существует наиболее адекватное толкование «прагматической истории» именно как истории государственной и политической[6]. Справедливым представляется указание того же автора, что термин «прагматический» подразумевает последовательность событий и наличие причинной связи между ними. Действительно, Полибий достаточно часто подчеркивает важность задачи выяснения причинной связи событий (1,5,2; 111,31; VI,4,12; ХХИД6; ХХХ1,1,23).

При условии всеобщего охвата событий можно понять их общий и закономерный ход, уяснить, как из одной войны рождалась другая, из нее — третья, что промежуточные события политического характера также вели к одной и той же цели (111,32).

Стремясь выявить причинные связи между событиями, Полибий применяет формулу анализа исторических данных, включающую в себя три вопроса: как? когда? почему? Например: как, когда и почему мир оказался во власти римляр? (111,1,4). Заметим, что почти все частные проблемы, для разрешения которых применяется эта формула, касаются политико-правовой тематики (VII,38,4; VI,4,12; VIII,32,13).

Утверждая, что «наиболее необходимые элементы истории — это выяснение событий и обстоятельств, но особо их причин» (111,32,6), Полибий формулирует такие понятия, как повод (профасис), причина (аития), начало (архе), прослеживает различия между ними:

30

«Причина и повод занимают во всем первое место, а начало — лишь третье. Со своей стороны, началом всякого предприятия я называю первые шаги, ведущие к выполнению уже принятого решения, тогда как причины предшествуют решениям и планам: под ними я разумею помыслы, настроения, расчеты в связи с ними, наконец, то, что приводит нас к определенному решению или замыслу» (III,6,6,7). Следует подчеркнуть, что приведенные рассуждения Полибия посвящены различным аспектам политического действия.

Особое внимание он уделяет обсуждению причин, поводов и начала войн, причем многочисленные описания войн недавних он сопровождает примерами из прошлого, привлекая их для изучения и сравнительного анализа (111,6,3—5). В соответствии с приведенной схемой Полибий исследует в войнах и предшествующих им событиях аспекты политические и моральные, выделяя в результате анализа одну или несколько очевидных, по его мнению, причин. При этом он стремится различать объективное и субъективное, например психическое, состояние конкретных лиц (IХ,22). Историческая ограниченность взглядов Полибия на причинность выражается в том, что они находятся на уровне исторически-событийного ряда и не проникают в глубь социально-экономических явлений.

Таким образом, под «прагматической историей» Полибия мы понимаем исследование, имеющее целью изучение развивающихся во времени государственных и политических феноменов с точки зрения их пространственно-временной упорядоченности, обусловленной причинной связью между ними, В этом смысле Полибий называет свою историю «аподейктической», т.е. «доказательной», «достоверной», или «логически необходимой» (11,37,3; 111,1,3; IV,40,1).

Отсюда же его идеи о пользе истории и ее правдивости. Данные аспекты общеисторических воззрений получили в литературе достаточное освещение, и мы не будем останавливаться на них подробно[7].

Учение Полибия о причинности во многом основывается на им же выдвинутом общем принципе закономерности событий как проявлении действия исторической судьбы. Неоднозначность этого понятия у Полибия вызывала широкие дискуссии. Действительно, то он видит в римских завоеваниях проявле-

31

ние силы судьбы (VIII,4,3—4), то утверждает, что Рим достиг победы не с ее помощью, а вполне естественным образом — «благодаря изощрениям в великих предприятиях» (1,63,9). Предположение о том, что подобная противоречивость объясняется эволюцией взглядов историка (соответственно различными редакциями текста «Всеобщей истории»), подверглось обоснованной критике в советской литературе[8].

Особенности эпохи кризиса полисного строя, напряженного экономического и военно-политического соперничества эллинистических государств, в недавнем прошлом процветавших, а во времена Полибия уже подавленных мощью Рима, не могли не отразиться на столь содержательном у Полибия понятии, как судьба. Стоическая философия постепенно заменила классическое понимание судьбы-«мойры» (доли) эллинистическим понятием «тюхе» (удача, случайность). Нетрудно заметить, что «тюхе», понимаемая как непреложная и всеохватывающая детерминация событий, свободная от воли индивида, созвучна некоторым теоретическим положениям Полибия.

Представляется обоснованной следующая интерпретация данного понятия, в контексте «Всеобщей истории»: «Историческая судьба у Полибия понимается как исток, содержание и в то же время синоним внутренних закономерностей и необходимостей единого процесса политической истории»[9]. Такая трактовка позволяет преодолеть приведенные выше «противоречия».

Наряду с судьбой важным фактором исторического процесса, силой, действующей в истории, Полибий считал исторических деятелей. В их оценке он сознательно стремился к объективности и правдивости. Так, полемизируя с Феопомпом, Полибий указывает на то, что человек, добившийся замечательных успехов на политическом поприще (речь шла о Филиппе II, отце Александра Македонского), не может быть средоточием пороков (VIII,9—11). Историк, по его мнению, должен остерегаться неумеренности как в осуждении, так и в восхвалении (XII,15,9).

В подходе к характеристике той или иной исторической личности автор «Всеобщей истории» диалектичен. Он по разным поводам часто указывает на зависимость «природы», характера человека от окружающей его политической действительности: Клео-

32

мен (спартанский царь), в частной жизни кроткий, добрый человек, был жестоким тираном; Ганнибал был жестоким и корыстолюбивым в силу соответствующих обстоятельств (IХ,26,10). Однако это не значит, говорит Полибий, что политический деятель всегда игрушка в руках судьбы. Личность играет активную роль во взаимоотношениях с народом, она способна оказывать решающее воздействие на его настроения: «Со всякой толпой бывает то же, что и с морем. По природе своей безобидное для моряков и спокойное море всякий раз, как забушуют ветры, само получает свойства ветров, на нем свирепствующих. Так и толпа всегда проявляет те самые свойства, какими отличаются вожаки ее и советчики» (ХI,29,9— 10). Следовательно, «и характер народов меняется в связи с различными характерами правителей» (IX, 23,8). Личность, таким образом, будучи фактором, воздействующим на историю, одновременно сама подчинена истории.

Народ, по мнению Полибия, также имеет способность осуществлять исторически значимые действия, но отводимую ему роль нельзя признать сколько-нибудь значительной. В плане общей характеристики отношения историка к народу, широким слоям населения необходимо отметить его аристократизм и консерватизм.

Высоко оценивалась некоторыми авторами объективность Полибия. В.П. Бузескул, например, почитал его как историка беспристрастного[10]. Необходимо, тем не менее, подчеркнуть, что в своих оценках Полибий тенденциозен, его отношение к излагаемому носит классовый характер. Социальная направленность теоретических изысканий Полибия отражает его аристократическое презрение к «толпе». Резко отрицательно относится он к социальным движениям. Его консерватизм особенно ярко проявился в неприятии им деятельности Клеомена, Набиса, Хилона и других реформаторов, которых он называл не иначе как «тиранами».

В систему факторов исторического процесса Полибий включает также географическую среду.

Суждения Полибия о границах ойкумены, об использовании географических понятий и сведений в изложении политической истории позволяют понять его методологию исторического исследования. Поли-

33

бий пользуется представлениями и категориями современной ему географии, но упор делает не на простое перечисление названий рек, гор, областей и т.п., а на систематически объединенные географические понятия. Основную цель обращения к этой науке он видел в том, чтобы с ее помощью «привязать» изложение к определенным географическим ориентирам и тем самым облегчить понимание большого количества материала. Ойкумена делится им на Европу, Азию, Ливию (Африку): «Между Нилом и Танаидом [Доном] лежит Азия, помещаясь под небесным пространством между летним востоком [северо-восток] и югом. Ливия лежит между Нилом и Геракловыми Столбами, находясь под южным делением небесного свода и следующим за ним зимним западом [юго-запад] до равноденственного запада, что у Геракловых Столбов... Европа лежит против них к северу, простираясь без перерыва с востока к западу» (111,36— 38). Географические особенности отдельных регионов также используются Полибием для достижения необходимой ясности изложения (V,21,2—9). Кроме того, вслед за Платоном и Аристотелем он отмечает влияние географической среды на быт и нравы людей: «Нравы их [аркадцев] суровы вследствие холодного и туманного климата, ибо природные свойства всех народов неизбежно складываются в зависимости от климата. По этой, а не по какой-либо иной причине народы представляют столь резкие отличия в характере, строении тела и в цвете кожи, а также в большинстве занятий» (IV,21,1—3). Географическая среда может иметь решающее значение для военных действий. Так, игнорирование римлянами характера местности под Каннами привело их к поражению в сражении с карфагенянами (III,71,1). Большая протяженность стен Мегалополя делала задачу их охраны весьма затруднительной (V,93,5).

Помимо перечисленных факторов политической истории, большое значение Полибий придавал государству, его политическому устройству (1,15,5; ,111,2,6; VI,12; VIII,2,3; XXIX,8). Он подчеркивал особую роль государства: «Важнейшею причиною успеха 'или неудачи в каком бы то ни было предприятии должно почитать государственное устройство. От него, как от источника, исходят все замыслы и планы предприятий, от него же зависит и осуществление их» (VI,l

34

9—10). Под воздействием идей Платона Полибий занял позицию, названную в литературе государственнической[11]. Книгу VI своего сочинения он полностью посвятил анализу римского государства, по его мнению, наилучшим образом устроенного, а потому оказавшегося наиболее способным к мировому владычеству.

Взгляды Полибия на историческое развитие вытекают из античных представлений о движении — бесконечном по времени, но конечном по своему пространству, «вполне материальном и вечно вращающемся в конечных пределах одного универсального космического шара»[12].. «Специфичность этой категории всеобщего, универсального, нескончаемого движения определялась тем, что «наиболее понятным и максимально очевидным для античных мыслителей было движение небесного свода, вечно правильного по форме (круговой или шарообразной)»[13].

Полибий находит весьма своеобразный и концептуально последовательный способ выражения внешней формы «исторического движения» — посредством прослеживания эволюции форм государства. Источник же этого движения он усматривает в противоречивом характере монистического начала (принципа) каждой отдельной формы государства, необходимо изменяющейся в свою противоположность. В данном моменте видится влияние идей Гераклита и его последователей о противоположностях и переходе одной противоположности в другую. Заметно также влияние учений Платона и Аристотеля на полибиеву морфологию государственности и на его органистический подход к характеристике состояния в эволюции этих форм.

Все вышесказанное позволяет судить о той доле историзма, которая присуща взглядам Полибия, и о своеобразии его подхода к политико-правовой проблематике. Прежде всего необходимо отметить попытки последовательно проследить цепь политических событий в контексте их универсальной «всемирной» связи, как движение политико-правовых реалий во времени, в их непрестанном изменении. В этом плане активное отрицание Полибием полиса как государственно-правовой системы[14] указывает, по существу, на понимание им времени Рима как нового времени, с которого начинается всеобщая история.

35

Изучение всеобщего изменения и движения политико-правовых феноменов должно, по мысли Полибия, происходить адекватными способами и методами, т.е. с помощью всеобщей истории, что позволит обнаружить смысл истории, сокрытый в общем и закономерном ходе событий, не исключающем, однако, действия случайности (111,32). На историзм подхода Полибия указывают также его замечания о моментах новизны в историческом движении явлений, суждения о том, что судьба, проявляя силу в делах людей, изобретает «много нового» (1,4,5), а политические события непрестанно меняются и требуют нового освещения и осмысления (IХ,2). Об этом свидетельствуют и уже приводившиеся суждения о значении географической среды, о необходимости объективного и беспристрастного изложения событий и т.д.

Забегая вперед, отметим начатки исторической диалектики у автора «Всеобщей истории»: смешанная форма государства есть отрицание и преодоление простоты и неустойчивости обычных (односложных) форм; содержание смешанной формы есть «снятые» черты всех лучших обычных форм на новом этапе; само существование смешанной формы, государства исторически предельно (например, допускается возможность крушения Рима). Сюда же следует отнести и поиски Полибием смысла и целей истории, имманентных ей, научно-историческую и рациональную трактовку сложных феноменов жизни общества — государства, политики, права, отрицание мистики и мифологии в познавательной деятельности и проч.

В то же время нельзя упускать из виду ограниченность теоретических положений Полибия. Например, «всеобщность» истории у него, по существу, означала охват исторических событий, непосредственно предшествовавших и сопутствовавших возвышению Рима. Узка цель этого охвата — осветить политическое происхождение великодержавного Рима.

Своеобразный и во многом новаторский подход к освещению событий с точки зрения «всемирной истории» дает все основания для следующей общей оценки Полибия: «Если Геродот — «отец истории», то Полибия по справедливости следует считать «отцом всеобщей истории»[15].

Подводя некоторые итоги изложенному, отметим, что в понимании Полибия история как наука имеет

36

ряд соподчиненных целей; основное же назначение ее состоит в определении факторов, способствующих стабильности государства и успешному выполнению им своих задач в историческом процессе. Историческая наука оснащена Полибием причинно-следственным методом исследования, сравнительным анализом, нацелена на выявление системы исторических факторов и т.д. История как процесс помещается им в циклические рамки и рассматривается как движение под воздействием органических закономерностей.

Историческая концепция Полибия внутренне подчинена его теоретическим изысканиям и представлениям в области государства, политики, права. Она послужила формой, методологическим средством выражения его взглядов и отношений к этим явлениям.

Предыдущий | Оглавление | Следующий