|
Сегодня |
||
УНИВЕРСАЛЬНЫЙ УЧЕБНИК |
||
Предыдущий | Оглавление | Следующий
А. Приращение недвижимости к
недвижимости представляет несколько случаев.
С. Наконец, возможно приращение движимости
к движимости.
Мы видели, что завладение возможно в отношении а) вещей, никому не принадлежащих и не принадлежавших, b) вещей, принадлежавших кому-нибудь, но покинутых. Кроме бесхозяйности вещи, необходимо еще установление фактического господства над объектом или поступление вещи в действительное обладание лица (т. X, ч. I, ст. 409, по аналогии). Это выражается в убийстве птиц, зверей, в ловле рыбы. Право собственности на дичь или животное принадлежит, следовательно, не тому, кто первый подстрелил, и не тому, кто овладел птицей или зверем, неспособным к дальнейшему движению, а тому, кто нанес им смертельный удар. На покинутые собственником вещи, пока никто другой не приобрел над ними господства, может сам собственник вновь установить право собственности.
К способам приобретения права собственности иностранные законодательства относят открытие клада. Французское (§716 п. 1) и германское (§ 984) право присуждают клад в половине случайно открывшему его, а в половине - собственнику той вещи, в которой клад был скрыт. Наше законодательство проводит несколько иной взгляд на значение открытия клада. Кладом наш закон называет сокрытое в земле сокровище (т. X, ч. 1, ст. 430). В этом определении недостает некоторых признаков клада, а иные, приведенные, представляются слишком узкими сравнительно с другими указаниями закона. Во всяком случае открытие клада близко подходит к завладению, потому что в том и другом способе предполагается бесхозяйность вещи.
1) Клад должен быть прежде всего сокровищем, т.е. вещью, которая имеет довольно значительную ценность. Нахождение в кургане костяных стрел или каменных орудий, при всем их научном интересе, не может считаться открытием клада.
2) Закон считает кладом вещь, скрытую в земле (Улож. о нак., нал. мир. суд., ст. 178), но нет необходимости держаться буквального значения слов закона, тем, более, что в изд. Св. Зак. 1832 было прибавлено «и строениях». Требуется только, чтобы вещь была скрыта: зарыта в землю, поставлена в дупло дерева, заложена в стену здания, положена на дно реки или озера.
3) Сокровище предполагается скрытым в весьма отдаленное время, так что не сохранилось лиц, которые могли бы доказать принадлежность им вещей.
Шершеневич
Г.Ф. Учебник русского гражданского права - М.: «СПАРК», 1995. С.195
Квартирант во время пожара дома зарывает свои драгоценности в саду и потом не может найти места; если вещи, при постройке нового здания на месте сгоревшего, открываются собственником земли, они все-таки не будут ему принадлежать.
4) Безразлично, будет ли клад открыт случайно или же намеренно, например при искании кладов по преданию или при археологических раскопках.
По взгляду нашего закона клад принадлежит собственнику земли и без позволения его не только частными лицами, но и местным начальством отыскиваем быть не может (т. X, ч. I, ст. 430). Такое решение вопроса основывается на положении, что собственник земли имеет право на все, заключающееся в ее недрах (т. X, ч. 1, ст. 424). Но это основание оказывается совершенно непригодным в тех случаях, когда клад скрыт в движимой вещи. Таковы случаи, например, когда читатель чужой старой книги находит между склеенными страницами бумажные деньги, когда старьевщик, взявший продать подержанную подушку, находит в пуху выигрышные билеты. Таков общеизвестный случай обнаружения клада в раме картины («Портрет» Гоголя).
Приведенная выше статья исторически основывается на строгом выговоре, сделанном Сенатом в 1803 году тверскому губернатору за искание клада на земле одной помещицы вопреки указу 1782 года. Ст. 430 т. X ч. 1 представляет собой, как видимо, неправильный вывод, так как запрещение частным лицам или начальству разыскивать на чужой земле клады против воли собственника имеет очень мало общего с вопросом о принадлежности открытого клада. Относительно владельца заповедного имения в законе подтверждено, что ему принадлежат находимые в заповедном имении клады, на основании общих о том узаконений (т. X, ч. 1, ст. 486).
Поэтому с точки зрения действующего права не может быть никаких сомнений в том, что право собственности на объект, вступающий снова в оборот, приобретает только собственник вещи, в которой был найден клад. Не может быть и речи о подведении открытия клада под правила о находке, как это делает г. Муллов.
Нельзя, однако, не заметить, что указанное решение вопроса о принадлежности клада не соответствует бытовому воззрению на этот предмет, примыкающему к точке зрения западных законодательств. Обыкновенно клад считается принадлежащим тому, кто его нашел, на чьей бы то ни было земле, например рабочим, нашедшим его при перестройке дома. Да и сам закон не выдерживает своей точки зрения. В Черниговской и Полтавской губернии, следуя началом Литовского Статута, законодатель наш признает за открывшим клад право на его половину. В виде особого права постановлено, что «лица, представившие подлежащему начальству найденные старые монеты или другие древности, получают всю настоящую цену золота, серебра или иного вещества, из которого они сделаны» (т. X, ч. 1, ст. 5391). По-видимому, законодатель желал бы отнести это правило к находке, но здесь все признаки клада, а не находки. Несомненно также, что эти вещи были добыты в земле, принадлежащей казне или частным лицам, и потому собственникам земли должно бы принадлежат право на получение ценности. Но закон отступает от своего взгляда на последствия открытия клада.
Шершеневич
Г.Ф. Учебник русского гражданского права - М.: «СПАРК», 1995. С.196
По определению русского законодательства находкой называется обретение вещей и другого движимого имущества, которых владелец неизвестен (т. X, ч. I, ст. 538). Отличие находки от клада состоит в том, что а) клад - намеренно скрытая вещь, тогда как находка - вещь потерянная, b) хотя в том и другом случае собственник неизвестен, то находка основывается на предположении, что собственник может быть найден, тогда как клад внушает предположение, что отыскание собственника уже невозможно. Поэтому закон присуждает клад собственнику земли, на которой он открыт, тогда как субъектом права по найденной вещи остается прежний собственник и только, если он не явится или не докажет своих прав, то право собственности на нее приобретает лицо нашедшее (вещное последствие). Если же собственник найденной вещи своевременно объявится, то лицо нашедшее сохраняет лишь право требовать вознаграждения в размере третьей части стоимости вещи (обязательственное последствие).
. Возникает вопрос, какое основание приобретения найденной вещи в собственность, если не открывается ее собственник ? Таким основанием можно было бы признать завладение (occupatio) вещью, у которой нет собственника, потому что, не явившись в срок с доказательствами своего права собственности, собственник внушает предположение о своем отречении. Однако, нельзя не заметить, что в момент, когда происходит «обретение» вещи, нашедший не проявляет непременно намерения присвоить ее себе, и так как добросовестность предполагается, то не должно существовать даже и предположения о том. Без этого элемента отношение нашедшего к найденной вещи не может быть признано владением, а представляет собой только держание. Эту мысль, по-видимому, и выражает закон (т. X, ч. I, ст. 537), говоря, что «пользование движимым имуществом составляет особенное право, когда оно достается кому-либо находкою». Признавая право собственности за нашедшим вещь, собственник которой своевременно не объявился, закон превращает держание в право собственности, подобно тому, как при давностном владении он превращает владение в такое же право, Объяснить, почему именно закон так делает, - чрезвычайно трудно.
Не менее трудным с юридической точки представляется обоснование вознаграждения, которое закон предоставляет лицу, нашедшему чужую вещь. То обстоятельство, что вещь была потеряна собственником, т.е. утрачено владение, не устраняет права собственности, а потому где бы и у кого бы он ее ни нашел, он всюду имеет право взять ее без всякого вознаграждения.
Это не есть возмещение сделанных по сохранению вещи издержек, потому что убытки должны быть доказаны в каждом отдельном случае, а между тем в большинстве случаев находки их вовсе не бывает (поднятие бумажника на улице), а во-вторых, потому что закон в некоторых случаях указывает на возмещение издержек совместно с вознаграждением.
Совершенно несостоятельно предположение, будто награда за находку составляет взыскание с хозяина за небрежность в хранении своей вещи. В силу чего нашедший призван наказывать потерявшего? Может ли быть вообще вложе-
Шершеневич
Г.Ф. Учебник русского гражданского права - М.: «СПАРК», 1995. С.197
на современному законодательству идея кары собственника за хозяйственное обращение с принадлежащей ему вещью?
Нельзя считать последнее наградою за труд, так как чаще всего находка не соединяется с каким-либо трудом. Между тем Сенат стал именно на эту точку зрения. Основываясь на воинском артикуле 1716 г., в котором сказано: «ежели кто что найдет и оное по должности объявит и отдаст, оному надлежит за труд дать тринкгельд (или на пропой), дабы с третьею долею найденного равно могло быть ценою», Сенат выводит и для настоящего времени, что награда дается нашедшему не за то, что он не покусился на преступление, а за труды при находке, объявлении и отдаче найденной вещи (кас. реш. 1890, №99). Во-первых, поднять вещь, отдать ее в обычном представлении не вяжется с понятием о трудовой деятельности; труд можно бы видеть в объявлении, но сам Сенат, в том же решении, не признал объявление существенным условием приобретения права на вознаграждение за находку. Во-вторых, стать на эту точку зрения даже опасно - придется в каждом отдельном случае решать, был ли приложен труд нашедшим, и в случае отрицательного ответа, необходимо отказать нашедшему в вознаграждении.
Остается признать, что закон вознаграждает добросовестность лица нашедшего за то, что оно не утаило вещь, и побуждает его к возвращению собственнику обещанием частичной имущественной выгоды. Так, очевидно, и думает законодатель, обещая треть ценности нашедшему «в награду», а не в вознаграждение или в возмещение. В своем роде премия за добродетель! Во всяком случае это вознаграждение можно было бы совершенно исключить из русского законодательства, как это делает французский кодекс, отказывающий нашедшему в какой-либо награде, или, по крайней мере, значительно уменьшить размер вознаграждения, как это делает германское уложение, обещающее нашедшему вещь ценностью ниже 300 марок - 5%, а свыше - 1% ценности (§ 971).
Условия приобретения права собственности на найденную вещь, или вознаграждения состоят в следующем:
1) По нашим гражданским законам требуется неизвестность собственника найденной вещи. Поэтому, когда нашедший знает, кому принадлежит вещь, или может определить собственника по некоторым признакам, то случай этот не подходит под понятие находки, например, если он видел, как владелец обронил вещь или если в бумажнике были визитные карточки с адресом, или если найдены именные ценные бумаги. Поэтому хозяин гостиницы не приобретает никакого права на забытые у него вещи, так как ему известно, в каком номере и кто оставил их. Неизвестность собственника для нашедшего должна существовать только в момент нахождения. Поэтому, если впоследствии, по газетной, например, публикации со стороны потерявшего, нашедший узнает имя собственника, то он не теряет права на вознаграждение.
Следует, впрочем, заметить, что между нашими гражданскими и уголовными законами существует некоторое разногласие, так как последние признают, по-видимому, находку и в том случае, когда нашедшему известен был собственник (Уст. о нак. мир., ст. 178, Прав, о вол. суде, ст. 19 п. 2). Да и в самом деле, неизвестность собственника, не признаваемая иностранными законода-
Шершеневич
Г.Ф. Учебник русского гражданского права - М.: «СПАРК», 1995. С.198
тельствами (герм. улож. § 965) существенным признаком, тем не менее необходима для вознаграждения, что основанием последнего является поощрение к возвращению найденного, что не имеет никакого отношения к известности собственника.
2) Предметом находки могут быть вещи в смысле физическом. Наравне с ними находятся бумаги на предъявителя, потому что в них право связано неразрывно с вещью и имя собственника неизвестно. Напротив, именные бумаги не могут послужить основанием к приобретению собственности или к вознаграждению, не только неодушевленные, но и одушевленные предметы могут составить предмет находки. Закон, противополагая «и другие движимые имущества» вещам, по всей вероятности, имел в виду домашних животных, например собак (т. X, ч. 1,ст. 5391).
3) Находка может иметь место только там, где есть потерянная вещь, т.е. вещь, в отношении которой собственник утратил возможность фактического господства. Наравне с потерянными вещами стоят упавшие в воду (т. X, ч. 1, ст. 539 прим. 1), забытые (т. II Общ. учр. губ., ст. 792), даже украденные у собственника, но потерянные вором. Закон не дает никаких оснований для того, чтобы сделать исключение в пользу вещей краденых: возвращение их собственнику не устраняет обязанности вознаграждения. Нет потери в том случае, когда собственник намеренно оставляет вещь в известном месте, где другое лицо видит ее без хозяина, например, вынеся чемодан из дома, собственник ставит его на тротуар и отправляется искать извозчика. Вещь не считается потерянной, хотя собственник и не может найти ее, если она находится в его доме (кас. реш. 1883, № 83). Но потеря в театре, на пароходе, в вагоне открывает возможность находки, хотя Сенат (кас. реш. 1897, № 16) отверг находку в вагоне. Сенат основывает свой взгляд на том, что в вагонах установлен надзор со стороны железнодорожных служащих и что собственник может надеяться еще отыскать потерянную в вагоне вещь. Но против этого взгляда говорит признание со стороны закона находки на корабле: «кто найдет потерянную вещь на корабле во время морского путешествия, тот должен объявить оную офицеру и положить у мачты» (т. X, ч. 1, ст. 5393).
4) Нашедший чужую вещь должен объявить о том полиции (т. X, ч. 1, ст. 53,8), но не отдавать ей непременно свою находку. Необъявление полиции в течение 3 недель о найденных, неизвестно кому принадлежащих, деньгах или вещах а) лишается возможности приобретения права собственности, так как от объявления стоит в зависимости публикация, а от публикации - приобретение права собственности, а также b) лишается права на вознаграждение, если у нашедшего открыты будут найденные вещи и собственник их объявится, наконец с) подвергает уголовному наказанию за утайку находки (Уст. о нак. мир., ст. 179). Проводя ранее (кас. реш. 1870, № 798) взгляд, что объявление полиции составляет необходимое условие для получения вознаграждения, Сенат в последнее время (кас. реш. 1890, №99) отступил от этого взгляда и признал, что явка в полицию и публикация указаны в законе лишь как средства к обнаружению хозяина потерянной вещи нашедшим ее, но средства эти не могут быть признаны единственными, что поэтому право на награду не зависит от соблю-
Шершеневич
Г.Ф. Учебник русского гражданского права - М.: «СПАРК», 1995. С.199
дения формальностей. Однако в такой безусловно выраженной форме с мнением Сената согласиться нельзя. Закон не может брать на себя задачу учить, как надо искать хозяина найденной вещи. Закон устанавливает 3-недельный срок: до истечения его нашедшему предоставляются какие угодно средства для отыскания собственника, но по истечении этого срока он становится виновным в утайке, а следствием такого преступного действия должно быть отпадение всяких гражданских последствий в его пользу.
5) Объявление полиции имеет своим последствием троекратную публикацию в местных губернских ведомостях (т. X, ч. I, ст. 539). Если настоящий хозяин явится с полным и достоверным доказательством о принадлежности ему найденной вещи, то она должна быть ему возвращена, нашедший же потерянную вещь получает в награду третью часть ее цены. Если же по публикации собственник не объявится, то находка обращается в предмет права собственности нашедшего (т. X, ч. 1, ст. 538 и 539). К сожалению, закон наш не устанавливает срока, в течение которого может найтись собственник, так что право собственности может быть приобретено немедленно после третьей публикации, хотя и она имеет своей целью вызвать хозяина. Такое упущение тем более странно, что подобный срок существовал в нашем законодательстве (2 года), но в издании Свода Законов 1842 года был выпущен, вероятно потому, что он без достаточного основания (сенатский указ 1779г.) попал в Свод Законов 1832 года. Германское уложение устанавливает в данном случае годовой срок (§ 973).
Особые правила о находке содержатся в нашем законодательстве относительно пригульного скота (т. X, ч. 1, к ст. 539' прил.). Особенность этих правил заключается в том, что нашедший пригульный скот может получить вознаграждение, но не приобретает вовсе права собственности на найденное. Под именем пригульного понимается неизвестно кому принадлежащий скот, рогатый или мелкий, который пристанет к чужому стаду или забредет на чужую землю. Каждый, на чьей земле окажется или к чьему стаду пристанет чужой скот, обязан не позже как в 7-дневный срок заявить о том местной полиции или сельскому начальству, которое делает надлежащие розыски. Впредь до явки хозяина пригульного скота, последний оставляется у того, кто его нашел, или же отдается в присмотр другому благонадежному лицу из местных жителей, кто пожелает принять скот на свое содержание. Если по истечении 14 дней со дня первоначального заявления собственник явится, то скот ему возвращается, причем он обязан заплатить нашедшему скот шестую часть цены последнего и, кроме того, вознаградить его за прокорм. В противном случае, по требованию лица нашедшего, пригульный скот продается с публичного торга. Вырученные от продажи деньги хранятся в местном волостном правлении в продолжение 6 месяцев. Если хозяин скота явится до истечения этого срока, деньги выдаются ему за удержанием шестой части в пользу нашедшего и издержек за прокорм. В случае же неявки его в течение 6 месяцев, вырученные деньги получают особое, указанное в законе, назначение, причем в пользу нашедшего скот отделяется уже не шестая, а третья часть.
Плоды, пока находятся в естественной связи с плодопроизводящей вещью, разделяют судьбу последней и подчиняются праву
Шершеневич
Г.Ф. Учебник русского гражданского права - М.: «СПАРК», 1995. С.200
того лица, которому она принадлежит. Но, как только плоды отделяются от плодопроизводящей вещи, сами собой, (яблоки с дерева), или же при содействии труда (жатва), так тотчас же создаются и вступают в оборот новые вещи. Право собственности на плоды приобретает собственник плодопроизводящей вещи (т. X, ч. 1, ст. 425 и 431) и, так как они не были еще объектом права, то его приобретение будет первоначальным.
В некоторых случаях, однако, право собственности на плоды приобретается не собственником, а другими лицами.
1) В силу соглашения с собственником, другое лицо может приобрести право на отделенные плоды, например при аренде имения, фруктового сада (т. X, ч. 1, ст. 536). Право на плоды должно быть точно определено или указанием на плоды или на срок. Само по себе пользование вещью не дает право на плоды ее. Право такого лица основано на праве собственника, оно приобретается не непосредственно, а от собственника, только не действительной, физической передачей, так как собственник предоставил ему сам возможность господства над вещами. Поэтому такое приобретение является производным.
2) Право на плоды приобретается не собственником помимо согласия собственника в том случае, когда кто-либо имеет на плодопроизводящую вещь самостоятельное вещное право, исключающее пользование со стороны собственника, а именно при пожизненном пользовании (т. X, ч. 1, ст. 5334), чиншевом праве. Здесь право независимо от права собственника, а потому приобретение должно быть признано первоначальным.
3) Право на плоды приобретается также добросовестным владельцем независимо от собственника. Владелец приобретает право собственности на плоды, собранные уже в момент возвращения вещи собственнику (т. X, ч. 1, ст. 626). Право же на доходы или так наз. гражданские плоды определяется моментом обнаружения неправильности владения, в том смысле, что доходы, например арендная плата, которые приходятся на время до решающего момента, идут в пользу владельца, хотя бы они и не были еще получены, а доходы, которые приходятся со времени указанного момента, поступают к собственнику, хотя бы они уже были раньше получены владельцем. Право добросовестного владельца основано не на согласии собственника, а на законе, а потому должно быть признано первоначальным.
Под это понятие подходит тот случай, когда собственник одной вещи приобретает право собственности на другую, хотя бы и принадлежащую иному лицу вещь, если она присоединяется к первой в качестве придаточной. Следовательно, рассматриваемый способ приобретения права собственности предполагает: а) соединение двух вещей, не допускающее разъединения без существенного повреждения, b) отношение между соединившимися вещами, в силу которого она становится в положение главной, а другая - в положение придаточной, с) принадлежность соединившихся вещей разным лицам. За отсутствием первого признака соединенные вещи возвращаются в прежнее положение, за отсутствием второго - приращение переходит в смещение; за отсутствием третьего - отпадает способ приобретения собственности, так как обе вещи и ранее принадлежали тому же лицу, которому будут принадлежать и по соединении. В силу того положения, что принадлежность следует судьбе глав-
Шершеневич
Г.Ф. Учебник русского гражданского права - М.: «СПАРК», 1995. С.201
ной вещи, собственник последней приобретает право на придаточную вещь. Право на приращения вытекает, по взгляду закона, само собой из права полной собственности (т. X, ч. I, ст. 425). Приращение представляется в трояком виде: недвижимость к недвижимости, движимости к недвижимости и движимости к движимости.
I. Поземельный участок, прилегающий к реке, постепенно и незаметно увеличивается от примываемой водой земли. Такой случай приращения составляет намыв. Происхождение такого увеличения обыкновенно обуславливается наносом песку или земли силой течения и нередко с соответствующим уменьшением другого берега, земляные частицы которого действием воды перемещаются на участок другого лица. На образовавшийся таким путем участок право собственности приобретает собственник той земли, к которой он присоединился (т. X, ч. I, ст. 428). Очевидно, что такое приращение идет в пользу прибрежного собственника в глубь реки только до ее середины. Если на реке имеется остров, который увеличивается от намыва, то право собственности на приращение приобретается собственником острова, хотя бы это было и не то лицо, которому принадлежит берег (кас. реш. 1884, № 15).
1. Возможно, что такое увеличение одного берега на счет другого произойдет не путем постепенного наслоения, а сразу, перемещением целого куска земли под сильным действием воды. Это будет отрыв. Хотя закон наш настоящего случая не предусматривает (в т. X ч. 1 ст. 429, п. 2, слово «оторван» употреблено не в соответствующем значении, что обнаруживается из смысла всей статьи), но, ввиду сходства его с предыдущим, сращения земельных участков и невозможности возвращения оторвавшегося куска на прежнее место, необходимо признать, что право собственности на оторванную от одного участка и приросшую к другому участку землю принадлежит собственнику второго. Разрешить этот вопрос в противоположном смысле и признать право собственности на оторванную землю за тем собственником, от участка которого она отделилась, как это делает французский кодекс (§ 559), представляется нелогичным и нецелесообразным. Такие оторванные участки едва ли могут быть значительны, - обыкновенно это небольшие глыбы, хотя бы с деревьями. Если право на такую глыбу будет признано за собственником участка, от которого она отделилась, то необходимо лишить собственника участка, к которому она пристала, соответственного пользования береговым правом, может быть открыть дорогу к этой глыбе через его землю. Между тем такие глыбы прирастают потому чаще всего, что садятся у берега на мель, т.е. садятся на землю прибрежного собственника, и в этом отношении такая глыба совершенно приравнивается строению, воздвигнутому на чужой земле. Сравнение между лодкой и глыбой земли, приводимое Мейером в подтверждение взгляда, в силу которого в праве собственности не происходит никакой перемены, следует признать неудачным. Лодка, оторванная от парохода и приставшая к берегу, не срастается с последним, между ними не устанавливается постоянной и прочной связи, нет никакого затруднения отвести лодку обратно к пароходу; между тем приставшая глыба
Шершеневич
Г.Ф. Учебник русского гражданского права - М.: «СПАРК», 1995. С.202
прирастает к земле, часто неотделима без того, чтобы она не рассыпалась на мелкие части. Очевидно, что юридическая судьба того и другого случая не может быть одинаковой.
3. Увеличение прибрежного участка может произойти путем обнажения дна реки, вследствие ли того, что она мелеет, или потому, что изменяет свое русло, Однако, если река обоими берегами находилась во владениях одного лица, то увеличение земельного участка на счет воды не представляет в юридическом отношении ничего особенного. Если берега принадлежали разным лицам, то обнажение дна до половины русла идет в пользу того собственника, на чьей стороне оно произошло (т. X, ч. 1, ст. 426 и 428). Когда река внезапно изменит свое течение, то границей между прежними прибрежными собственниками должно остаться старое русло (желобовина) с тем, что каждый продолжает пользоваться им от своего берега до середины. А по новому течению реки оба ее берега должны принадлежать тому, по чьей земле она протекает. Если на реке был остров, то обнажение дна у его берегов вдет в пользу собственника острова, если лицо не совпадает с лицом собственника берегов.
4. Часть земли, находившейся под водой, обнажаетбя вследствие обмеления или нанесения земляных частиц и образует остров. Относительно этого нового объекта возникает вопрос о принадлежности его. Основанием для решения вопроса служит право прибрежных собственников на водное пространство до половины реки. По этой воображаемой линии возникший остров делится вдоль реки пополам между прибрежными собственниками (т. X, ч. 1, ст. 427). Таким образом, остров делится на неравные части: если он целиком находится между воображаемой линией и одним берегом, то право собственности принадлежит исключительно собственнику того берега, так что остров вовсе не делится. Закон наш говорит о делении острова между собственниками противоположных берегов.
Однако, остров при значительной длине может образоваться против владений нескольких лиц: очевидно, каждый приобретает право только на то пространство, на какое тянется остров против его берега.
1. При принадлежности земли и строительного материала различным лицам, застроение создает право собственности в лице собственника земли, как главной вещи (т. X, ч. 1, ст. 386). Сравнительная ценность участка и здания не имеет никакого значения. Необходимо только, чтобы связь строения и земли под ним была прочной и неразрывной без нарушения сущности. Возможны два случая.
а) Собственник земли застраивает ее чужим материалом. Все равно, были ли его действия добросовестными или нет, все же право собственности на здание приобретает собственник находящейся под ним земли. Но, так как он нарушил право собственника материала, то он обязан возместить стоимость последнего и все причиненные убытки.
Шершеневич
Г.Ф. Учебник русского гражданского права - М.: «СПАРК», 1995. С.203
b) Собственник материала воздвигает здание на чужой земле. В силу того же отношения принадлежности к главной вещи, право собственности на здание приобретается собственником земли. Однако, так как никто не должен обогащаться на чужой счет без достаточного основания, то для собственника земли с приобретением права на строение соединяется обязанность возвращения стоимости употребленного материала, Когда же собственник земли не соглашается на вознаграждение, то собственнику материала предоставляется отделить от земли материал, если только это возможно сделать с удобством и без ущерба для земельного участка (т. X, ч. 1, ст. 611). Когда же такое отделение невозможно, то необходимо различать, был ли собственник материала добросовестным владельцем или нет, так как, очевидно, застроение чужой земли недостижимо без владения, Если владение было недобросовестным, то право на здание приобретается собственником земли без обязанности вознаграждения (т. X, ч. 1, ст. 611). В противном случае собственник материала приобретает право на вознаграждение со стороны собственника земли, в том объеме, насколько увеличилась ценность застроенной земли.
2. Если право собственности на землю и на посаженные в нее растения принадлежало разным лицам, то насаждение возбуждает те же вопросы, что и застроение. а) Собственник земли посадил чужое растение, например устроил фруктовый сад из растений, присланных ему садовником и не оплаченных. b) Собственник растений сажает их в чужую землю, например квартирант разводит дорогой цветок в саду хозяина. Вопрос о праве собственности и о вознаграждении разрешается, как и в первом случае.
3. При принадлежности земли и семян разным лицам засев устанавливает подобные же отношения, как застроение и насаждение. Здесь также возможны два случая: а) Собственник земли засевает чужие семена или b) собственник семян сеет их на чужой земле. Вопрос о праве собственности и о вознаграждении разрешается, как и в первых двух случаях, с той только разницей, что, ввиду неотделимости семян от земли, не может быть речи об отделении натурой.
Если в рассмотренных выше случаях не было сомнения в том, что должно считаться главной вещью, а что принадлежностью, то здесь этот вопрос возбуждается в каждом отдельном случае. Опять-таки, присоединение должно быть такого рода, чтобы отделение было невозможно без существенного повреждения. Так, например, помещение картины в чужую раму или камня в кольцо не послужит основанием для приобретения собственником картины или кольца права на раму или камень. Здесь мы имеем перед собой то владение, которое может по давности превратиться в право собственности, но может также, по иску собственника, прекратиться, Но, например, инкрустация, вставленная в чужую мебель, или ось, приделанная к чужому экипажу, дают собственникам мебели и экипажа право на инкрустацию и ось. Предполагается, конечно, что такое соединение вещей произошло помимо соглашения собственников.
К числу предусмотренных нашим законодательством случаев приобретения права собственности относится смешение, т.е. такое соединение вещей, принадлежащих разным лицам, в результате которого получа-
Шершеневич
Г.Ф. Учебник русского гражданского права - М.: «СПАРК», 1995. С.204
ется единая вещь. Смешение близко подходит к приращению, но в то же время и отлично от него. Оба понятия совпадают настолько, насколько в обоих случаях а) вещи соединяемые принадлежат разным лицам и b) установившаяся, в результате соединения, связь представляется неразрывной, Но в случае приращения одна вещь, присоединяясь к другой, получает по отношению к ней значение придаточной, так как при смешении вещи, будучи каждая самостоятельной, образуют новую вещь, а это создает и иные юридические последствия. Так, например, во время пожара ломбардного склада спаиваются от огня находившиеся ам в залоге золотые и серебряные вещи. Интересный пример смешения представляет в наше время отдача зернового хлеба в товарные склады, где он смешивается с подобным же зерном, не лишая собственника вещного права.
Для того, чтобы признать наличность смешения, необходимы следующие условия: а) Вещи должны принадлежать разным лицам. Поэтому не будет смешением в юридическом значении слова, когда нечаянно смешаются разные сорта вина, принадлежащие одному виноторговцу. b) Смешение должно быть такого рода, чтобы обнаружилась полная невозможность разъединения, восстановления индивидуальности, иначе оно не произведет никаких юридических результатов.
Так, например, при перевозке с квартиры на квартиру смешаны были две библиотеки, или на водопое сошлись два стада, принадлежащие разным деревням. В том и другом случае собственники, после некоторого труда, могут отделить свои вещи, а потому каждый из них сохраняет свое право. Но при смешении муки, зерен, фруктов и т.п. отделение практически невыполнимо, с) При смешении ни одна вещь не становится по отношению к другой ни главной, ни придаточной; этим смешение отличается от приращения.
Последствия смешения иные, чем приращения. В то время, как последствием приращения является приобретение права собственности на всю вещь со стороны собственника главной, последствием смешения является потеря права собственности на отдельные вещи и приобретение права на идеальную часть всей образовавшейся массы. Между собственниками смешанных вещей устанавливается право общей собственности. Оно может прекратиться путем соответствующего соглашения или ценности смешанных вещей раздела массы в натуре или раздела вырученной от ее продажи суммы денег.
Собственник материала имеет полное право придавать ему какую угодно форму, подвергать его какой угодно обработке. При всех видоизменениях право собственности на продукты труда принадлежит собственнику материала - «владельцу принадлежит все то, что трудом и искусством его произведено в том имуществе» (т. X, ч. 1, ст. 425). Сомнение возбуждается тем случаем, когда труд прилагается к чужому материалу. Одно лицо обрабатывает материал другого и создает новую вещь. За кем должно быть признано право на продукт: за представителем труда или за собственником материала? Этот случай, известный в римском праве под именем спецификации, не предусмотрен русским законодательством, но может встретиться и в нашей практике. Так, например, на чужом холсте художник создает картину, на чужой бумаге поэт пишет стихи, из чужой кожи сделаны сапожником башмаки и т.п. Предполагается, конечно, что приложение труда не основано на договоре, потому что тогда соглашение определяет принадлежность вещи, - рабочий по договору ус-
Шершеневич
Г.Ф. Учебник русского гражданского права - М.: «СПАРК», 1995. С.205
тупает результаты своего труда в пользу нанимателя. Не следует смешивать этот случай с приращением, потому что здесь нет соединения двух вещей, главной и принадлежности, а есть только приложение труда к вещи.
Если стать на ту точку зрения, что объектом права собственности является материал, а не форма, что при разнообразии последней остается неизменным первый, то мы придем к тому выводу, что и в новом виде вещь остается принадлежностью того лица, кто имел право на материал. Так именно решает вопрос французский кодекс (§ 570), делая исключение в том случае, когда созданная вновь вещь ценностью своей значительно превосходит материал.
Если же мы признаем, что существенное значение имеет не материал, а труд, создающий для людей все необходимые предметы, что с изменением формы под влиянием обработки возник совершенно новый предмет, который не имеет ничего общего с прежним объектом права собственности, то придем к заключению, что в обработанном виде вещь должна принадлежать представителю труда. Таково решение германского уложения (§ 950), которое, однако, делает исключение в том случае, когда стоимость переработки значительно уступает ценности материала.
Вот два единственно возможных решения поставленного вопроса, Решение, предложенное юстиниановским законодательством, и основанное на различии в способности материала менять свою форму без повреждения существа, представляется вполне несостоятельным. Почему ваза, сделанная из серебра, принадлежит собственнику материала, а ваза, сделанная из яшмы - представителю труда?
Между тем, именно последнее решение предлагается некоторыми (Васьковский и Анненков) учеными для нашего законодательства, - право собственности на вновь созданную вещь признается за переработавшим материал, если только последний не может быть приведен в первоначальное состояние. Опорою для такого взгляда служит т. X ч. I ст. 673, в силу которой в случае истребления или повреждения чужого имущества виновный обязывается вознаградить собственника, если исправление имущества (приведение в прежнее состояние) почему-либо окажется невозможным. Но положение это нельзя распространять на спецификацию, потому что здесь нет ни повреждения, ни тем менее истребления материала.
Напротив, принимая в соображение, что всякий, неправовладевший чужой вещью, обязан возвратить ее собственнику (т. X ч. 1 ст. 609), а спецификация без владения невозможна, следует думать, что более согласно с общим смыслом русского законодательства будет признать право собственности на переработанную вещь за собственником материала, из которого она сделана.
Конечно, труд вполне заслуживает уважения. Несомненно также, что благодаря именно труду ничтожная вещь приобретает громадную ценность, например клочок бумаги превращается в рукопись знаменитого писателя, кусок холста - в картину известного живописца. В этих случаях невольно возникает желание признать право собственности на рукопись или картину за автором и художником, а не за собственником материала. Но возьмем другие случаи. Дорогой севрский фарфор разрисовывается ничтожным живописцем, дом украшается фресками - едва ли в этих случаях обнаружится склонность к отнятию
Шершеневич
Г.Ф. Учебник русского гражданского права - М.: «СПАРК», 1995. С.206
права собственности на фарфор и дом у прежних собственников. Очевидно, следовательно, что эта точка зрения не может быть руководящей в настоящем вопросе и необходимо признать, что от перемены формы материал не перестает быть объектом того же права собственности. Но так как собственник материала обогащается неосновательно, вследствие возрастающей ценности принадлежащей ему вещи, то следует признать его обязанность вознаградить представителя труда за этот излишек стоимости.
Может быть, было бы правильнее возвести исключения, допускаемые французским и германским законодательствами, в общее правило, и поставить право собственности в зависимость от преимущественной ценности труда или материала.