Предыдущий | Оглавление | Следующий

Глава 4. ОЦЕНКИ УЧЕНИЯ ГЕГЕЛЯ В СССР

 

1. Учение Гегеля в оценках Ленина

2. Интерпретации гегелевского учения в советской литературе

 

1. Учение Гегеля в оценках Ленина

В произведениях Ленина, начиная с работы «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?» (1894) и кончая статьей «О значении воинствующего материализма» (март 1922 г.), заметное место уделено оценке гегелевского учения в его связи с марксизмом.

Гегель, согласно ленинской трактовке, – один из великих предшественников марксизма, а его диалектика – один из теоретических источников марксистского учения. В этих своих оценках Ленин опирался на соответствующие суждения Маркса и Энгельса о роли гегелевской философии, особенно – его диалектики, в формировании их материалистических и коммунистических воззрений.

Главное достижение гегелевской и в целом немецкой философии, по Ленину, – это «диалектика, т.е. учение о развитии в его наиболее полном, глубоком и свободном от односторонности виде.. »[1].

Наличие консервативных и революционных моментов во взглядах Гегеля Ленин отмечал уже в статье «Фридрих Энгельс» (1895). Хотя

1. Учение Гегеля в оценках Ленина      305

отношение Гегеля к Прусскому государству было примиренческим, писал он, однако «учение Гегеля было революционным»[2]. Далее он добавляет: «Вера Гегеля в человеческий разум и его права и основное положение гегелевской философии, что в мире происходит постоянный процесс изменения и развития, приводили тех учеников берлинского философа, которые не хотели мириться с действительностью, к мысли, что и борьба с действительностью, борьба с существующей неправдой и царящим злом коренится в мировом законе вечного развития. Если все развивается, если одни учреждения сменяются другими, почему же вечно будут продолжаться самодержавие прусского короля или русского царя, обогащение ничтожного меньшинства на счет огромного большинства, господство буржуазии над народом?»[3].

В своем конспекте гегелевской «Науки логики» Ленин признавал: «Я вообще стараюсь читать Гегеля материалистически: Гегель есть поставленный на голову материализм (по Энгельсу) – т.е. я выкидываю большей частью боженьку, абсолют, чистую идею etc.»[4].

Обращение к философии Гегеля Ленин рассматривал как важнейшую и необходимую форму систематического изучения и познания диалектики с материалистической точки зрения – для уяснения и понимания диалектики «Капитала», других исторических и политических произведений марксизма. Интересно в этой связи следующее его положение: «Нельзя вполне понять «Капитала» Маркса и особенно его I главы, не проштудировав и не поняв всей Логики Гегеля. Следовательно, никто из марксистов не понял Маркса 1/2 века спустя!!»[5].

Касаясь задач вновь организованного журнала «Под знаменем марксизма» (1922), В.И. Ленин отмечал важность пропаганды диалектики и призывал сотрудников журнала стать «своего рода «обществом материалистических друзей гегелевской диалектики»[6]. При этом он обращает внимание на необходимость связи изучения диалектики с актуальной современностью, с новейшей революционной практикой и исторической действительностью. «Опираясь на то, как применял Маркс материалистически понятую диалектику Гегеля, – писал он, – мы можем и должны разрабатывать эту диалектику со всех сторон, печатать в журнале отрывки из главных сочинений Гегеля, истолковывать их материалистически, комментируя образцами применения диалектики у Маркса, а также теми образцами диалектики в области отношений экономи-

306       Глава 4. Оценки учения Гегеля в СССР

ческих, политических, каковых образцов новейшая история, особенно современная империалистическая война и революция дают необыкновенно много»[7].

В «Конспекте книги Гегеля «Лекции по философии истории» Ленин отмечает устарелость (по сравнению с марксистской концепцией исторического развития) гегелевской философии истории и вместе с тем подчеркивает, что во «Введении» к этой гегелевской работе есть «много прекрасного в постановке вопроса»[8]. Он отмечает и «зачатки исторического материализма у Гегеля»[9]. Таков же смысл и следующего ленинского положения: «исторический материализм как одно из применений и развитии гениальных идей – зерен, в зародыше имеющихся у Гегеля»[10]. Это положение перекликается с утверждением Энгельса о том, что без немецкой философии не было бы и научного социализма. Цитируя это высказывание Энгельса, Ленин добавляет: «Маркс и Энгельс не раз указывали, что они в своем умственном развитии многим обязаны великим немецким философам, и в частности Гегелю»[11].

В работе «Государство и революция» Ленин, рассматривая положения марксистского учения о государстве как продукте общества на известной ступени его развития, приводит большую цитату из работы Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства», в которой, в частности, содержится критика гегелевской трактовки государства как «действительности нравственной идеи», «образа и действительности разума»[12].

В целом следует отметить, что отношение Ленина к учению Гегеля развивалось в русле тех подходов и оценок этого учения, которые в своей основе были сформулированы Марксом и Энгельсом. Здесь, как впрочем и в других случаях, Ленин выступает как творческий и вместе с тем ортодоксальный марксист, как хороший знаток диалектики вообще и гегелевской диалектики, в частности.

В этой связи представляются несерьезными суждения такого рода, будто Ленин «не понял» ни Гегеля, ни смысла отношения к нему Маркса[13].

Напротив, со всей определенностью можно сказать, что Ленин очень хорошо понял Гегеля, но только с марксистских, с коммунистических

1. Учение Гегеля в оценках Ленина      307

позиций, в контексте идейных связей и расхождений марксизма с гегелевским учением. В этом смысле можно согласиться с высказанной Бернгартом характеристикой Ленина как «внука Гегеля»[14], но с обязательным уточнением: коммунистический «внук Гегеля».

О марксистско-коммунистической позиции Ленина (в том числе и применительно к Гегелю) забывает и Г. Эдлин, когда он пишет, что Гегель и Ленин занимают аналогичную позицию, «отрицая отдельную волю в пользу государственного руководства»[15]. По отношению к Гегелю это в общем верно, но с оговорками (о правовом этатизме Гегеля и т.д.). У Ленина же (в контексте тоталитарной коммунистической идеологии и соответствующей практики) речь идет об отрицании не только «отдельной воли», но и государства (и права) как такового. Большая разница!

Эту принципиальную противоположность позиций Гегеля и Ленина игнорирует и Д. Таршис, когда он уже Гегеля трактует как «лениниста»[16]. Гегель и Ленин, по его представлениям, расходятся не по существу их позиций, а, скорее, по «концептуальному языку». Чтобы подкрепить свои произвольные аналогии между Гегелем, Марксом и Лениным, Таршис превращает их всех в «утопистов» (но поскольку, считает он, принцип «утопии» уже с XVIII в. принят в теорию исторического прогресса, сама «утопия» преобразовалась в «ухронию»)[17]. «Ухрония» – это, по Таршису, будущее в настоящем. В этой «ухронии» Таршиса все кошки, как ночью, серы, и коммуниста от буржуа не отличишь.

Различные стороны темы «Гегель и Ленин» разрабатывались и с марксистских позиций. Много внимания этому уделено в работах организатора и многие годы президента Международного гегелевского общества В. Байера. На шестом гегелевском конгрессе (Прага, 1966) он выступил с докладом «Революция в философии права: 1817 г. – Гегель, 1917 г. – Ленин». Аналогичные положения В. Байер развивал и в статье «О философии права Гегеля»[18]. Говоря о преемственности от Гегеля к Ленину, В.Байер делал упор на революционный характер гегелевского и ленинского учений о государстве и праве, что применительно к Гегелю звучит как явное преувеличение. «Философия права Гегеля, – писал он, – в существенной своей части есть революционная философия

308       Глава 4. Оценки учения Гегеля в СССР

права, в которой введено понятие революционной победы»[19]. Показательно, что в попытке обосновать это положение Байер вынужден ссылаться на ранние гегелевские произведения, поскольку сама «Философия права» – неподходящий источник для аргументов в пользу его тезиса.

Весьма несостоятельными представляются и байеровские параллели между гегелевской и ленинской критикой исторически отживших государственно-правовых институтов. «В известном смысле, – писал Байер, – здесь можно было бы провести параллель между указанными словами Гегеля, призывающими к низвержению устаревших государственных учреждений, и положением В.И. Ленина о том, что все предшествующие революции лишь совершенствовали государственную машину, но ее следует разбить, разрушить»[20]. Очевидно, что этатисту Гегелю была абсолютно чужда коммунистическая идея отрицания государства вообще.

2. Интерпретации гегелевского учения в советской литературе

Содержащиеся в работах Маркса, Энгельса и Ленина оценки учения Гегеля определили основные направления разработки гегелевской проблематики в советской литературе.

В 20-е гг. при освещении гегелевской тематики в советской печати главное внимание уделялось уяснению роли гегелевской философии как одного из теоретических источников марксизма, отношению Маркса, Энгельса и Ленина к учению Гегеля, сопоставлению идеалистической и материалистической диалектики, аспектов их связи и принципиального различия[21]. При этом в ходе рассмотрения общефилософских проблем некоторые авторы касались также ряда вопросов идеологического, политико-правового профиля – таких, например, как социально-классовые корни гегелевской философии, смысл идейно-теоретической борьбы между представителями марксистско-ленинского и неогегельянского подходов к политико-правовой философии Гегеля и т.д.

Так, ряд исследователей (П.И. Стучка, И.П. Разумовский, A.M. Деборин. К Миттпнпр ч др ) акцентировали внимание па диалектических

2. Интерпретации гегелевского учения в советской литературе        309

аспектах учения Гегеля об обществе, государстве и праве, на роли гегелевской диалектики общественно-политической жизни в процессе генезиса историко-материалистического подхода к данной проблематике[22].

При этом многие авторы (и не только в 20-е, но также в 30–40-е гг.), положительно оценивая некоторые моменты гегелевского диалектического метода (его «рациональное зерно») и резко критикуя его идеалистическую систему, трактовали его «Философию права» и вообще политическую доктрину Гегеля преимущественно как лишенное достоинств диалектичности, концентрированное выражение негативных, консервативных и реакционных черт гегелевской системы. При таком механическом разделении и противополагании метода и системы политико-правовое учение Гегеля автоматически причислялось к «реакционной» системе в противовес «прогрессивному» методу.

От такой трактовки отличался подход A.M. Деборина, который отмечал, что Гегель пользовался диалектическим методом не только при анализе общефилософских проблем, но и в своей социальной философии. «Не только метод Гегеля, – писал он, – но и определенные, необходимо связанные с методом, результаты его исследования в области общественных наук не прошли бесследно для Маркса»[23].

Другой исследователь тех лет, К. Милонов, критикуя «политическую реакционность» Гегеля, вместе с тем писал: «Гегель учит диалектике общественной жизни... И никто иной, как марксисты, должны показать, что Гегель, несмотря на весь свой идеализм, значительно ближе нам, чем любому оттенку политического, философского и прочего мракобесия»[24]. Исследование проблем гегелевской диалектики общественной жизни, подчеркивал он, необходимо для изучения и понимания взглядов Ленина, в том числе на политику.

Интерес к политическому и правовому учению Гегеля в его соотношении с марксистской теорией государства и права заметно оживился в связи с опубликованием в 1927 г. (под редакцией и с предисловием Д.Б. Рязанова) впервые на языке оригинала рукописи Маркса 1843 г. «К критике гегелевской философии права». Политико-правовые аспекты этой работы были обстоятельно освещены И.П. Разумовским. В поле

310       Глава 4. Оценки учения Гегеля в СССР

его внимания были как проблемы гегелевской философии права (ее диалектическая методология, буржуазный социально-классовый характер, черты компромисса нового со старым в системе гегелевских политических воззрений и т.д.), так и вопросы генезиса марксистского учения о государстве и праве (роль и место гегелевской философии права в процессе этого генезиса, сопоставление философских и политических взглядов молодого Маркса, Гегеля и Фейербаха)[25].

Этой теме была посвящена и статья А.Макарова[26]. Раскрывая значение критики Марксом гегелевской «Философии права» в качестве важного этапа формирования диалектико-материалистического учения о государстве и праве, А. Макаров писал, что произведение Гегеля было закономерным итогом его теоретической деятельности в качестве идеолога немецкой буржуазии и представляет собой вершину домарксовой социологии и буржуазной государственно-правовой теории.

Большая серия публикаций в начале 30-х гг. была связана со 100-летием со дня смерти Гегеля[27]. Положительные оценки революционныхчерт диалектического метода Гегеля сочетались в этих публикациях срезкой критикой его политической доктрины и государственно-правовых взглядов.

В ходе анализа государственно-правовых взглядов Гегеля Е. Пашуканис критиковал обожествление Гегелем государства и его трактовку государства в качестве надклассовой силы. Одновременно он отмечал глубину гегелевского учения о гражданском обществе, о буржуазных правах и свободах. В своей оценке ряда положений «Философии права» (в частности § 185, где речь идет о внутренних противоречиях гражданского общества) Е. Пашуканис отмечал «зачатки материалистического учения о государстве» у Гегеля. «Классовая теория государства, – писал он, – уже стоит на пороге»[28].

Много внимания в эти годы уделялось критике неогегельянства. Критическому анализу данной проблематики была посвящена и книга М. Аржанова[29]. В этой работе, как и в большинстве журнальных публи-

2. Интерпретации гегелевского учения в советской литературе        311

каций 20–40-х тт., в ходе критики социально-политических идей неогегельянства зачастую не проводится различие между положениями собственно «Философии права» Гегеля (о соотношении силы и права, роли государства, войне и международном праве, нациях и др.) и их неогегельянскими интерпретациями. С более адекватных позиций освещали эту проблематику в 30–40-е гг. М. Каммари и В.Ф. Асмус[30].

Значительным событием стало издание в 1934 г. «Философии права» на русском языке. В «Предисловии» Института философии Коммунистической академии к этой работе отмечалось, что изучение «Философии права» будет способствовать «более глубокому пониманию философии марксизма, которая имеет одним из своих истоков гегелевскую философию, составной частью которой является «Философия права»[31].

С критикой такого подхода выступил Аржанов, полагавший, что указанный тезис «затушевывает принципиально различное отношение Маркса – Энгельса, марксизма-ленинизма к методу и системе гегелевской философии», поскольку «в действительности Маркс воспринял диалектический метод Гегеля, материалистически его переработав, преодолев и отвергнув гегелевскую систему, в частности и в особенности его систему взглядов на право и государство»[32].

Очевидно, однако, что Аржанов здесь смешивал вопрос о внутреннем противоречии между методом и системой Гегеля (диалектическим принципом развития, с одной стороны, и метафизическим системосо-зиданием, с другой) с вопросом о том, что «Философия права» содержит в себе систему (в значении внутренне согласованной целостности) политико-правовых воззрений Гегеля и, в свою очередь, является составной частью всей системы его философии (в смысле совокупности всех разделов гегелевской философии).

Отрицая вообще наличие диалектики в «Философии права» Гегеля, Аржанов писал, что в этой работе нашли «свое наиболее яркое, резкое, сгущенное отражение и воплощение консервативные, реакционные, отрицательные стороны гегелевской философии»[33].

Буржуазный смысл гегелевской философии права отстаивался в упомянутой статье М. Каммари. Он подчеркивал необходимость исто-

312       Глава 4. Оценки учения Гегеля в СССР

рического подхода к политическому учению Гегеля (учета социально-классовой, политической и идеологической обстановки в тогдашней Германии, ее внутреннего и внешнего положения и т.п.). От распространенных в то время представлений о Гегеле как апологете войны, шовинисте и т.п. выгодно отличается его содержательный анализ гегелевских суждений о войне и нации (требование Гегелем «правовой основы» для применения силы, признание им принципов и норм международного права, выступление против антисемитизма и т.д.).

К началу 40-х гг. Гегель характеризовался в советской литературе как прогрессивный буржуазный идеолог, отвергавший феодальный строй и философски обосновавший разумность буржуазного общества и государства. Однако вскоре, в связи с критикой выпущенного в 1943 г. Институтом философии АН СССР третьего тома «Истории философии», в партийном журнале «Большевик» было указано, что в третьем томе «не подвергнуты критике такие реакционные социально-политические идеи немецкой философии, как восхваление прусского монархического государства, возвеличение немцев как «избранного» народа, пренебрежительное отношение к славянским народам, апологетика войны, оправдание колониальной, захватнической политики и т.д.»[34]. Подчеркивалось также, что авторы третьего тома «необоснованно приписывают Гегелю распространение диалектики на общественную жизнь»[35].

Несколько позже, в ходе обсуждения в 1947 г. работы Г.Ф. Александрова «История западноевропейской философии», вся классическая немецкая философия стала характеризоваться как «аристократическая реакция на французскую революцию и французский материализм»[36]. По смыслу этого тезиса, представители немецкой классической философии (Кант, Фихте, Шеллинг и Гегель) оказывались не буржуазными, а феодальными, дворянскими идеологами. Ввиду фактической ошибочности такой оценки на дискуссии наряду с теми, кто прямо отстаивал тезис об «аристократической реакции» (М.В. Эмдин, Г.М. Гак, В.И. Светлов, B.C. Кружков и др.), выступили и другие философы (М.Д. Каммари, Б.М. Кедров, Б.А. Чагин, Я.А. Мильнер, О.Л. Резников)[37], которые предприняли попытку согласовать данный тезис с характеристикой представителей немецкой философии в качестве буржуазных, а не феодально-дворянских идеологов. Конечно, такое сочетание

2. Интерпретации гегелевского учения в советской литературе        313

«аристократической реакции» с «буржуазной идеологией» внутренне противоречиво, но, памятуя об условиях сталинизма, следует сказать, что в этом смешении были все же элементы исторической правды и политической смелости.

Тезис об «аристократической реакции» имел широкое хождение в литературе конца 40-х и первой половины 50-х гг. В целом он отрицательно сказался на исследованиях истории философской и политической мысли. И хотя исследования учения Гегеля после дискуссии 1947 г. затормозились, однако отдельные работы, в которых анализировались различные аспекты этого учения, продолжали выходить.

Так, в 1947 г. вышла работа А.А. Пионтковского «Уголовно-правовая теория Гегеля в связи с его учением о праве и государстве»[38]. Данная публикация, естественно, не свободна от ряда распространенных в те годы односторонних и ошибочных положений (о гегелевском учении как «аристократической реакции», апологии войны и колониальной политики, о политической реакционности и «контрреволюционной сущности» воззрений Гегеля и т.п.). Однако ценная сторона его состояла в содержательном анализе большого комплекса проблем гегелевской философии права.

Политико-правовые воззрения Гегеля освещались и в учебнике 1953 г. для юридических вузов по истории политических учений[39]. Наряду с неизбежными в тех условиях оценками гегелевского учения в духе тезиса об «аристократической реакции» П.Н. Галанза (автор раздела о Гегеле) отмечал и прогрессивные моменты этого учения по сравнению с воззрениями Галлера и представителей исторической школы права, подчеркивал буржуазный смысл гегелевской концепции личности и гражданского общества.

Новый период гегелевских исследований относится ко второй половине 50-х гг. и совпадает со 125-летием со дня смерти Гегеля. В это время появился ряд публикаций, где были подвергнуты критике прежние оценки взглядов классиков немецкой философии, в том числе Гегеля[40]. Заметную роль в этом плане сыграли работы А.А. Пионтковского, в

314       Глава 4. Оценки учения Гегеля в СССР

которых содержится обстоятельная критика тезиса об «аристократической реакции»[41].

Преодоление ошибочной формулы об «аристократической реакции» – неверной по существу и вредной как общеобязательная установка – позволило перейти от идеологически предвзятых оценок и характеристик к собственно исследовательской работе в данной области.

Оценка гегелевского учения как «аристократической реакции» по существу адресована конкретно-исторической стороне этого учения, что, конечно, неверно ввиду как раз исторически прогрессивного (в условиях полуфеодальной Германии), а именно – буржуазного, но никак не феодального, характера политико-правовой философии Гегеля. При прежней ошибочной оценке оставались в тени многие действительно консервативные, антилиберальные и антидемократические аспекты гегелевской политико-правовой доктрины (ее этатизм, антилиберализм гегелевской конструкции соотношения личности – общества – государства и т.д.).

Для работ по гегелевской проблематике, вышедших в 60-е и последующие годы, характерны расширение профиля исследований и обращение к новым аспектам гегелеведения, повышенный интерес к методологическим проблемам, трактовка гегелевского учения в тесной связи с актуальной тематикой современной философии и юриспруденции, с реальными социально-политическими явлениями современности. В исследованиях философского профиля (в работах Т.И. Ойзермана, А.В. Гулыги, М.А. Кисселя, В.А. Малинина, Н.В. Матрошиловой, М.Ф. Овсянникова, М.В. Эмдина и др.) значительно больше внимания стало уделяться политическим, правовым, этическим аспектам гегелевского учения[42].

В работах юридического профиля основное внимание в эти годы уделялось освещению вопросов политической характеристики гегелевского учения, анализу соотношения философии права Гегеля и марк-

2. Интерпретации гегелевского учения в советской литературе        315

систской теории государства и права, исследованию ряда политико-правовых концепций Гегеля (личность и государство, общество и государство, диалектика права и политики, воля и право, мораль – нравственность – право, война и мир и др.), уяснению места и роли гегелевской доктрины в истории правовых и политических учений[43]. Мои гегелеведческие публикации были по преимуществу посвящены специфике гегелевской концепции философии права в контексте взаимосвязей истории и современности[44]. С учетом предшествующих исследований гегелевской тематики политико-правового профиля мной была предпринята попытка целостного освещения проблем юридического гегелеведения как единой темы[45].

В эти годы заметно расширилось участие советских философов и юристов в работе различных гегелевских обществ, форумов и конгрессов. Активное участие наши юристы приняли в работе VI Международного гегелевского конгресса (Прага, 1966 г.), юбилейной научной сессии «Гегель и актуальные проблемы марксистской теории» (Москва, 1971 г.), X Международного гегелевского конгресса (Москва, 1974 г.),

316       Глава 4. Оценки учения Гегеля в СССР

Международного симпозиума по проблемам диалектики в философии Гегеля (Москва, 1980 г.)[46].

Большое значение для дальнейшего развития отечественного гегелеведения имеют перевод и публикация в 1978 г. впервые на русском языке ряда важных политико-правовых произведений Гегеля[47], и особенно новое русское издание его «Философии права» в 1990 г.[48]

Существенно новые возможности открылись перед нашим гегелеведением (философским и юридическим) в условиях постсоциалистического развития страны. Здесь предстоят поиски новых путей к Гегелю в новой духовной и исторической ситуации смены веков и тысячелетий.

Предыдущий | Оглавление | Следующий