|
Сегодня |
||
УНИВЕРСАЛЬНЫЙ УЧЕБНИК |
||
Предыдущий | Оглавление | Следующий
Труды Ленина, в том числе о государстве, не были теорией в
собственном смысле слова и даже не носили частного теоретического характера,
хотя бы уже по уровню их идейного содержания. Но не только это. Выставляя их
читающей публике, Ленин самой своей грубостью и нетерпимостью исключал даже
возможность их развития единственно теоретическим методом – методом научной
дискуссии. Наоборот, по мере укрепления его личной власти, речь шла уже не о
полемике, а о слепом следовании ленинским догматам под угрозой кровавой
физической расправы с любым вольномыслием. Это к тому, что вне контекста
огосударствления ленинской идеологии самим ее автором ее рас-
Розин Э. Ленинская мифология
государства. М.: Юристъ, 1996. С. 274
пространенность просто не может быть понята. Таким образом,
как это и не покажется необычным для теоретического анализа, но в данном случае
он окажется не полным без ссылки на систему подавления, при помощи которой
насаждалась ленинская идеология.
Мы уже писали о том, что в предоктябрьский период В.И. Ленин
заложил основы своей борьбы с инакомыслящими и предпринял попытки представить
идеологию большевизма в качестве единственной «истинной» доктрины. Уже тогда он
создавал предпосылки для утверждения идеократии, монополии единой идеологии в
государственном масштабе. Его мысли о монополии государства в политической,
экономической и духовной жизни, о неограниченной монополии большевистской
идеологии открывали возможности для создания духовного тоталитаризма,
государственной идеологии, находящей свое отражение в государственном терроризме.
Превращение большевистской партии после октябрьского
переворота в партию правящую открывало возможность усилить борьбу с
инакомыслием, возвести ее на государственный уровень. Это и было всемерно
использовано Лениным, постепенно превращающим, по мере усиления Советского
государства, большевистскую идеологию в государственную религию, за оппозицию к
которой налагались всевозможные кары. 1
В предоктябрьский период, когда большевизм был лишь одним из
направлений в социалистической теории и социалистическом движении, Ленин
достаточно резко, порой возмутительно грубо, высказывался о Каутском и многих
других, с кем он разошелся по идейным соображениям. Он проявил удивительную
нетерпимость ко многим экономистам и философам из противоположного лагеря. При
этом Ленин не стеснялся в выражениях.
В какой-то мере можно понять почти патологическую неприязнь
Ленина к Каутскому, которого Ленин считал своим личным врагом, и этим объяснить
его резкие выпады против одного из ближайших последователей Маркса и Энгельса.
Может быть, бранчливость Ленина в адрес его оппонентов объясняется, как это
полагают некоторые исследователи, сложным ленинским характером, его
нетерпимостью к своим противникам, любому, кто осмеливался ему возражать?
Видимо, в этих суждениях есть какой-то резон. И все-таки ленинская резкость объясняется,
главным образом, не характерологическими чертами Ленина, а его общим отношением
к инакомыслию, к противоположным взглядам, а может, даже усердно подавляемым в
себе комплексом неполноценности, осознанием собственной идейной ущербности.
Известно общее отношение Ленина к Л.Н. Толстому, которого он
считал зеркалом русской революции. Но Ленин ни в коем случае не приемлет идей
ненасилия, которые развивал Толстой. Это была его, так сказать, официальная
позиция. А вот, что пишет Ленин в письме
Розин Э. Ленинская мифология
государства. М.: Юристъ, 1996. С. 275
Горькому 3 января 1911г., высказываясь о Толстом и основателе
социал-демократии в России Плеханове: «Насчет Толстого вполне разделяю Ваше
мнение, что лицемеры и жулики из него святого будут делать. Плеханов тоже
взбесился враньем и холопством перед Толстым» (48,11). И это написано о
Плеханове, в известной мере учителе Ленина. И грубые слова о вранье и холопстве
перед ушедшим только что из жизни великим русским писателем.
Конечно, превращение вождя большевистской партии в создателя
и руководителя государства было благоприятным для трансформации ленинской идеологии
в неограниченную монополию государственной идеологии, как одной из важнейших
предпосылок, да и характерных черт тоталитаризма. И Ленин немедленно
воспользовался открывшимися новыми благоприятными для него возможностями.
Однако прежде чем перейти к вопросу об оценке ленинской
нетерпимости к инакомыслящим после октябрьского переворота (и тому, что за этим
последовало), следует еще раз посмотреть аналогичное отношение Ленина к
соратникам по партии и к руководящим деятелям других партий социалистического
толка в предоктябрьский период. Для этого вновь перелистаем несколько томов
собрания сочинений Ленина. Всего несколько томов, чтобы не очень утомить
читателя.
В другом письме Горькому в феврале 1912 г. Ленин с восторгом
пишет о том, что наконец-то удалось, вопреки соратникам по партии, которых он
называет «ликвидаторской сволочью», возродить партию и Центральный Комитет.
(48, 44) Ленин просто патологически нетерпим. О своем соратнике и товарище,
будущем наркоме в советском правительстве Луначарском Ленин в письме Г. Л.
Шкловскому 12 марта 1912 г. писал: «...Ну, не мерзавец ли сей Луначарский?»
(48,49). В письме Л.Б. Каменеву 25 февраля 1913 г. Ленин писал: «Прочел «Темы
дня». Ну и сволочь» (48,169). «Сволочь» – одно из любимых в лексиконе бранных
слов Ленина.
Как теперь ясно, недостаточно образованный философски, В.И.
Ленин требовал «восстать против поганого эмпириомонизма и т. под. мерзостей,
позорящих пролетарскую партию». (48, 190). Уже отмечалась явная неприязнь
Ленина к интеллигенции, граничащая с ненавистью. В письме Л.Б. Каменеву 27
февраля 1914 г. Ленин писал: «Как говорят, уход Богданова вызвал недовольство
(среди интеллигентской швали)» (48, 262).
А вот, что было написано в письме А.Г. Шляпникову 27 октября
1915 г. об одном из основателей и лидере голландской социал-демократической
партии Трульстре Питере Йеллесе. «...Жалею, что Вы метали бисер перед ним...
Трульстры + сволочь оппортунистов в Vorstande (правлении, или ЦК.– Ред.) немецких
социал-демократов ведут сейчас пакостную интрижку, чтобы все замазать» (49,
21). И еще о Плеханове в письме В.А. Карпинскому и С.Н. Равич 21 ноября 1914
г.: «Сейчас по-
Розин Э. Ленинская мифология
государства. М.: Юристъ, 1996. С. 276
лучили Ваше письмо. Кто свинья, Сиг или Плеханов? Или оба?»
(49, 33). Пожалуй, похлеще о Каутском и Бернштейне в письме К.Б. Раде-ку,
написанном позднее 19 июня 1915 г.: «Мое мнение, что «поворот» Каутского +
Бернштейн + КО (+500+1000+??) есть поворот говна (= Dreck), которое почуяло, что массы
дальше не потерпят, что «надо» повернуть налево, дабы продолжать «надувать массы».
Это ясно...
Съедутся говняки, скажут, что они «против политики 4
августа», что они за «мир», «против аннексий» и... тем помогут буржуазии
тушить зачатки революционного настроения» (49, 81–82). Характерна здесь ссылка
на то, что Каутский, Бернштейн и КО почувствовали изменение настроения масс и
повернули «налево». В дальнейшем такие ссылки на массы, массовые движения
станут у Ленина непременными. А пока он ограничиваемся обвинениями в адрес
Каутского и Бернштейна в том, что они помогают буржуазии тушить зачатки
революционного настроения масс.
В письме к И.Ф. Армайд 7 ноября 1916 г. Ленин о Роберте
Гримме – одном из лидеров социал-демократической партии Швейцарии (давшей
убежище Ленину), участнике Циммервальдской и Кинталь-ской конференций и
председателе Интернациональной социалистической комиссии, писал: «Гримм нахал и
сволочь: он подло нападает не на меня (как ошибочно думает Григорий, плохо
осведомленный Зиной), а на Радека» (49, 322). И в другом письме к той же
И.Ф. Арманд 8 января 1917 г. говорится: «Подлец Гримм во главе всех правых провел
(против Нобса, Платтена, Мюнценберга и Нэпа решение отложить на
неопределенное время партийный съезд...
...Председатель Циммервальда и пр. – и такой подлец в
политике!» (49, 357). О своем будущем наркоме и председателе Реввоенсовета
Республики в письме к И.Ф. Арманд 19 февраля 1917 г Ленин писал: «...Приехал
Троцкий, и сей мерзавец сразу же снюхался с правым крылом «Нового Мира»
против левых циммервальдовцев!!» (49,390). Подобные высказывания могут быть
приумножены. Но и те, что приведены, свидетельствуют об удивительной
нетерпимости Ленина к малейшим отклонениям от его взглядов. О нем можно сказать
словами поэта: «Скажите, Вы, смеясь или в печали, ошибкою добро о ком-нибудь
сказали?»
Не случайно все сочинения, авторы которых выступают как
апологеты Ленина, подчеркивают его «непримиримую борьбу», борьбу возглавляемой
им большевистской партии против антипартийных групп и течений. На собрании
партийных работников Москвы 27 ноября 1918 г., в заключительном слове по
докладу об отношении пролетариата к мелкобуржуазной демократии, Ленин отметил в
очередной раз, что учение Маркса и Энгельса не догма, которую заучивают, и
подчеркнул, что об этом он говорил всегда. Но на самом деле для него не догмой
была лично определенная интерпретация им соответствующих
Розин Э. Ленинская мифология
государства. М.: Юристъ, 1996. С. 277
положений Маркса и Энгельса, которые он считал вправе
толковать, как ему вздумается. Однако все то, что изрекалось Лениным, превращалось
в догму, освящаемую его положением как вождя большевистской партии и
руководителя Советского государства.
Сразу же после государственного переворота в октябре 1917
г., т.е. вскоре после написания «Государства и революции», Ленин столкнулся с
проблемой «что делать?», конкретно осложнившейся вопросом «как делать?». Не
имея ясного плагна государственного строительства, большевики и их вождь
действовали по наитию, шли ощупью. Одно было ясно: надо было подчинить массы
своему идеологическому и политическому влиянию любой ценеой. А такой ценой был
тотальный идеологический государственный террор. Конечно же, в идейном арсенале
Ленина и большевиков были лозунги, способные увлечь часть населения, особенно охлос.
Это – призывы к свободе, равенству, власти «народа», «экспроприации экспроприаторов»,
«грабь награбленное», о всемирном счастье и т.п.
Если прежде Ленин ограничивался в своей непримиримости
руганью в адрес оппонентов, к тому же, как правило, в частной переписке, то
после захвата большевиками государственной власти своим взглядам на все
процессы жизни, в том числе и государственные, онпридал всеобщий, обязательный
характер. Они стали как бы нормами, малейшее отклонение от которых
рассматривалось как государственное преступление и каралось по всей строгости
революционной «законности». По сути дела идеи Ленина превратились в
государственную идеологию с ее тотальной непререкаемостью, в самую нетерпимую
из всех, когда-либо существовавших идеологий архиагрессивных религиозных сект.
С приходом Ленина к власти началось проведение в жизнь идей
«социализма» и «коммунизма» путем насильственного внедрения большевистской
теории в сознание масс. При этом спутником такого внедрения было уничтожение
каких бы то ни было проявлений воли и собственной критической мысли. Ленинский
тоталитаризм в идеологии вовсе не интересовался мнением масс и не считался с
ним. Идеология была подчинена уже не просто непримиримости, а тотальному
террору. Установленный «порядок» был куплен самой дорогой ценой – ценой
свободы. Ленинское учение о классовой борьбе, классовой ненависти, диктатуре
«пролетариата» и тому подобном стало государственной идеологией Советов.
Ленин как вождь приучал видеть высшую добродетель в покорном
следовании идеям большевизма. Это и была высшая ценность большевиков,
отвергающих все иньле ценности и отменяющих их. При этом Ленин умело оперировал
обвинениями своих противников: эсеров, меньшевиков и других, что было важным
средством объединить людей в массы в годы его восхождения к власти.
Розин Э. Ленинская мифология государства.
М.: Юристъ, 1996. С. 278
Таким образом, превращение идей вождя в тотальные идеи
государства было началом установления тоталитарного режима. Ни Муссолини, ни
Гитлер не были основателями тоталитаризма, как это полагают многие западные
исследователи. Основателем тоталитаризма был вождь большевистской партии и
создатель Советского государства В.И. Ленин. В последующем изложении проблемы
мы еще вернемся к этому вопросу.
Пока же отметим, что своих идейных противников Ленин
постоянно упрекает в социал-демократическом уклоне, в оппортунизме и т.п. При
этом четких определений этих понятий не дается. Они, как правило, носят
расплывчатый характер. Например, на собрании актива Московской организации
РКП(б) 6 декабря 1920 г. «О концессиях» оппортунизм был определен следующим
образом: «Оппортунизм состоит в том, чтобы жертвовать коренными интересами,
выгадывая временные частичные выгоды» (42, 58). Подобное определение
оппортунизма ни о чем не говорит: оно не характеризует его как определенное
отклонение от той или иной идеологии.
Исследователи, рассматривающие и анализирующие исторические
взгляды Ленина, часто приводят его слова в письме к И.Ф. Арманд 30 ноября 1916
г. о том, что «весь дух марксизма, вся его система требует, чтобы каждое
положение рассматривать лишь... исторически;... лишь в связи с другими;... лишь
в связи с конкретным опытом истории» (49, 329). Конечно, эти принципы не
выдуманы Лениным, они – плод развития всей исторической мысли. Но в устах
автора приведенного письма они звучат как произвольное толкование любого
теоретического положения, толкование, которое удобно и выгодно в конкретной
ситуации.
Ленин – принципиальный противник свободы мысли, свободы
слова, свободомыслия вообще. Отсюда и изданный им декрет о трибуналах для
печати, появившийся почти сразу же после октябрьского переворота. Согласно
этому декрету был учрежден особый революционный трибунал по борьбе с
преступлениями... против народа, совершаемыми посредством печати. Но покушение
на один какой-либо вид свободы означает покушение на свободу вообще.
Октябрьский переворот почти сразу привел к ликвидации в России свободы печати
для всех оппозиционных партий. В письме Г. Мясникову б августа 1921 г. Ленин
прямо утверждал, что лозунг «свободы печати» является непартийным,
антипролетарским лозунгом. «Свобода печати, – писал он, – во всем мире, где
есть капиталисты, есть свобода покупать газеты, покупать писателей,
подкупать и покупать и фабриковать «общественное мнение» в пользу буржуазии...
Буржуазия (во всем мире) еще сильнее нас и во много раз.
Дать ей еще такое оружие, как свобода политической
организации (= свободу печати, ибо печать есть центр и основа политической
организации), значит облегчить дело врагу, помогать классовому врагу.
Розин Э. Ленинская мифология
государства. М.: Юристъ, 1996. С. 279
Мы самоубийством кончать не желаем и потому этого не
сделаем.
Мы ясно видим факт: «свобода печати» означает на
деле немедленную покупку международной буржуазией сотни и тысячи кадетских,
эсеровских и меньшевистских писателей и организацию их пропаганды, их борьбы
против нас» (44, 79). Полагая, что свобода печати поможет мировой буржуазии, но
не очистке коммунистической партии России от целого ряда ее слабостей, ошибок,
болезней и бед, Ленин считал, что свобода печати станет оружием в руках мировой
буржуазии. Так было положено начало главлитам, горлитам, официальной цензуре и
уничтожению свободы печати, продолжавшемуся более семидесяти лет в бывшем
Советском Союзе. Свобода печати, как один из видов свободы, которую требовали
Маркс и Энгельс, оказалась задушенной их учеником. Так было положено начало не
просто главлитам и цензуре, но выкорчевыванию свободомыслия, всякой оппозиции
большевистским, ленинским взглядам. Борьба с инакомыслием на государственном
уровне вела к созданию и утверждению государственной тоталитарной идеологии, к
объявлению всех антиленинских, антикоммунистических идей антипролетарскими,
антинародными, с которыми следовало не просто идейно бороться, но и
расправляться физически с их носителями^ Путь к авторитарному господству
прокладывается тогда, когда хотят послушания и когда отсутствует и не допускается
личная ответственность.
В тезисах ко II конгрессу Коммунистического Интернационала, написанных в
июне – июле 1920 г., Ленин отмечал, что все партии, которые хотят принадлежать
к Коммунистическому Интернационалу, должны признать «необходимость полного и
абсолютного разрыва с реформизмом и с политикой «центра» и пропагандировать
этот разрыв в самых широких кругах членов партии. Без этого невозможна
последовательная коммунистическая политика» (41, 207). Более того, Ленин
говорит, что Коммунистический Интернационал безусловно и ультимативно требует в
кратчайший срок осуществить этот разрыв. Итак, по Ленину, ставшая государственной,
большевистская идеология напрочь исключает реформистский путь и требует
осуществить разрыв с реформизмом и с политикой «центра» ультимативно и в
кратчайший срок. Эта мысль повторяется основателем III Интернационала неоднократно. Так, в
речи по итальянскому вопросу 28 июня 1921 г. на III конгрессе Коминтерна, Ленин говорил:
«В состав Коммунистического Интернационала не может входить партия, терпящая в
своих рядах оппортунистов и реформистов вроде Турати» (44,17). Так борьба с
инакомыслием все более и более распространялась на самые широкие партийные
круги не только большевистской партии в России, но и на различные зарубежные
партии. Идеологический тоталитаризм, идеологический террор становились нормой
взаимоотношений различных коммунистических партий, верных диктатуре Москвы и
Розин Э. Ленинская мифология
государства. М.: Юристъ, 1996. С. 280
лично Ленина. Ведь именно он диктовал основные принципы
организации и функционирования международной коммунистической организации
«меченосцев».
Ленин не допускал никаких компромиссов с теми, кто проявлял
себя как реформист или «центровик». В тех же тезисах ко II конгрессу Коминтерна Ленин указывал:
«Всякая непоследовательность или слабость в разоблачении тех, кто проявляет
себя как реформист или «центровик», означает прямое увеличение опасности
свержения власти пролетариата буржуазией, которая использует завтра для
контрреволюции то, что кажется близоруким людям лишь «теоретическим разногласием»
сегодня» (41, 189). Отказ от всяких идейных компромиссов – это та же ленинская
линия непримиримости классовой борьбы в идейной сфере, классовой ненависти.
Возведенная в ранг не только государственной, но и международной большевистской
идеологии, она и составила один из принципов тоталитарного режима,
установленного в октябре 1917 г.
Борьба с инакомыслием и инакомыслящими занимала не мало
времени у руководителя большевистского государства. Об этом свидетельствуют
следующие указания Ленина. Так, в письме в Наркомзем и в Госиздат 7 августа
1921 г. в связи с получением от Госиздата книги Г.Л. Маслова – правого эсера –
«Крестьянское хозяйство» и просмотром ее Ленин писал: «Из просмотра видно, что
– насквозь буржуазная пакостная книжонка, одурманивающая мужичка показной
буржуазной «ученой» ложью.
Почти 400 страниц и ничего о советском строе и его политике
– о наших законах и мерах перехода к социализму и т.д.
Либо дурак, либо злостный саботажник мог только пропустить
эту книгу.
Прошу расследовать и назвать мне всех ответственных
за редактирование и выпуск этой книги лиц». Под письмом стоит не просто подпись
читателя, частного лица, а подпись: «Пред. СНК В. Ульянов (Ленин)» (53, 104).
Из этого вытекало предписание необходимости ужесточения цензуры только за то, что
в книге ничего не было о советском строе и его политике, о советских законах,
мерах перехода к социализму. И это при том, что в книге С.Л. Маслова ничего не
было сказано против Советской власти и автор ее после октябрьского переворота
работал в хозяйственных и научных учреждениях. И фактически за то, что автор не
выступил апологетом советского строя, его книга была аттестована Лениным как
«насквозь буржуазная пакостная книжонка».
В записке «И.В. Сталину и всем членам Политбюро ЦК РКП(б)»
26 августа 1921 г. уже прямое указание арестовать по обвинению в инакомыслии
против правительства. «Прокоповича, – писал Ленин,– сегодня же арестовать по
обвинению в противоправительственной ре-
Розин Э. Ленинская мифология
государства. М.: Юристъ, 1996. С. 281
чи (на собрании, где был Рунов, и продержать месяца три,
пока обследуем это собрание тщательно.
Остальных членов «Кукиша» («кукиши» – члены Всероссийского
комитета помощи голодающим. Название «кукиши» комитет получил по имени его
участников – Е.Д. Кусковой и Н.М. Кишкина. – Э.Р. ) тотчас же, сегодня
же, выслать из Москвы, разместив по одному в уездных городах и по возможности
без железных дорог» (53,141). Между тем на самом деле ничего
противоправительственного в речи С.Н. Прокоповича – экономиста и публициста –
не было. Поражает вмешательство Ленина в такое дело и требование ареста С.Н.
Прокоповича. Вот она истинная нетерпимость к оппозиции, которую Ленин видел
повсюду. В 1922 г. С.Н. Прокопович был выслан за границу за так называемую
«антисоветскую деятельность».
Этого Ленину казалось недостаточным. Борьбу с инакомыслием
он переносит в сферу ЧК. В связи с изданным в 1922 г. в Москве сборником статей
Н.А. Бердяева, Я.М. Букшпана, Ф.А. Степуна, С.Л. Франка «Освальд Шпенглер и
закат Европы» В.И. Ленин в записке Н.П. Горбунову 5 марта 1922 г., направляя
книгу Н.С. Уншлихту – заместителю председателя ВЧК, писал: «О прилагаемой книге
я хотел поговорить с Уншлихтом.
По-моему, это похоже на «литературное прикрытие
белогвардейской организации».
Поговорите с Уншлихтом не по телефону, и пусть он мне
напишет секретно, а книгу вернет» (54,198). Так из области идеологии Ленин
переносит вопрос в область политики, давая ясное указание, что надо делать с
«белогвардейской организацией». И к тому же не обходится без любимого слова
Ленина «секретно» (часто также «архисекретно») и т.д.
Борьба с инакомыслием захватила все стороны деятельности
большевиков, включая даже борьбу с бывшими сподвижниками по марксистской партии
– меньшевиками. Об остальных не приходится и говорить. Все они, не стоящие на
«пролетарски-классовой позиции», все эти «попутчики», вольнодумцы были
подвергнуты остракизму. Действовал жесткий принцип: кто не с нами, тот против
нас. Оставался небольшой выбор: покориться этой антисвободе, этому тотальному
идеологическому насилию или лоб в лоб столкнуться с органами ВЧК.
В статье «О значении воинствующего материализма»,
опубликованной в марте 1922 г. и бывшей фактически программной работой в
области идеологии, Ленин отмечал, что обязанностью коммунистов является
систематическая наступательная борьба с буржуазной идеологией, с
противоположными марксизму философскими школами, с идеализмом, «мистикой» и
т.п. Ленин писал: «...Журнал, который хочет быть органом воинствующего
материализма, должен быть боевым органом, во-первых, в смысле неуклонного
разоблачения и преследования всех современных «дипломированных лакеев поповши-
Розин Э. Ленинская мифология
государства. М.: Юристъ, 1996. С. 282
ны», все равно выступают ли они в качестве вольных стрелков,
называющих себя «демократическими левыми или социалистическими» публицистами.
Такой журнал должен быть, во-вторых, органом воинствующего
атеизма» (45, 25).
Вождь большевистской партии и Советского государства
становится зачинателем авторитарной политики, доходящей до духовного террора. В
результате многие носители «идеалистической11 культуры, линии
Платона, предвидя возможность «случайных» репрессий вплоть до расстрела,
вынуждены были эмигрировать. Среди них такие выдающиеся философы, как
Мережковский и другие) композиторы, как Рахманинов. Других, как Бердяев,
Сорокин, Ильин, заставили выехать за границу. Россия теряла замечательных
мыслителей, писателей, философов, поэтов, являвшихся ее гордостью, надеждой и
опорой.
Ленинские оценки выдающихся русских мыслителей начинают
приобретать угрожающий xapaictep
в его неофициальном письме Дзержинскому 19 мая 1922 г. Это письмо Ленин написал
в связи с подготавливаемой высылкой за границу «антисоветски» настроенной
интеллигенции. Ввиду особой значимости этого письма, высказанных в нем
положений приводим его почти полностью.
«т. Дзержинский! К вопросу о высылке за границу писателей и
профессоров, помогающих контрреволюции.
Надо это подготовить тщательнее. Без подготовки мы наглупим. Прошу
обсудить такие меры подготовки...
Обязать членов Политбюро уделять 2–3 часа в неделю на просмотр ряда
изданий и книг, проверяя исполнение, требуя письменных отзывов и
добиваясь присылки в Москву без проволочки всех неком-'мунистических изданий...
Вот другое дело питерский журнал «Экономист», изд. XI отдела Русского технического
общества. В № 3 (только tperbeMl!!
это nota benety
напечатан на обложке список сотрудников. Это, я думаю, почти все – законнейшие
кандидаты на высылку за границу.
Все это явные контрреволюционеры, пособники Антанты, организация ее
слуг и шпионов и растлителей учащейся молодежи. Надо поставить дело так, чтобы
этих «военных шпионов» изловить и излавливать постоянно и систематически и
высылать за границу.
Прошу показать это секретно, не размножая, членам Политбюро с
возвратом Вам и мне, и сообщить мне их отзывы и Ваше заключение» (54,
265–266).
В этом письме оценки Ленина становятся угрожающими. Он
называет профессоров, писателей, интеллигентов явными контрреволюционерами,
пособниками Антанты, организацией ее слуг, шпионами и
Розин Э. Ленинская мифология государства.
М.: Юристъ, 1996. С. 283
растлителями учащейся молодежи. Сказано это, правда, в адрес
журнала «Экономист», представленного как «центр белогвардейцев». Но это
высказывание приобрело универсальный характер, каковой и был придан ему в
последующие годы и десятилетия. Интеллигенцию высылают за границу, лишая
Родины, арестовывают, расстреливают.
Обращает внимание указание Ленина Дзержинскому, председателю
ВЧК, «обязать членов Политбюро» к просмотру книг, в том числе даже
некоммунистических изданий. Не есть ли это ясное указание на то, что Ленин как
диктатор дает указание Дзержинскому, организацию которого ставит над Политбюро.
При этом по указанию Ленина следовало получать соответствующие отзывы не только
на антикоммунистические, но и просто некоммунистические издания.
Так ленинское неприятие инакомыслия обернулось в России
после октябрьского переворота идеологическим террором, столь характерным для
тоталитарного режима, уничтожением свободы слова, печати, борьбой даже просто
со свободомыслием. И, разумеется, в таких условиях удушения истинно научной
мысли стало возможным как проповедование, так и «практическое применение» самых
антигуманных и недемократических государствоведческих идей вождя Октября.