Сегодня

Добавить в избранное

УНИВЕРСАЛЬНЫЙ УЧЕБНИК
 
Главная| Контакты | Заказать | Рефераты

Предыдущий | Оглавление

Глава XII. ПУБЛИЧНЫЕ ПРАВА И ОБЯЗАННОСТИ РУССКИХ ГРАЖДАН

Установление субъективно-публичных прав граждан тесно связано, как мы видели, с введением конституционного строя. В России до государственной реформы 1905—1906 гг. личность не имела никаких субъективных прав по отношению к государству, и ее положение определялось исключительно объективным правопорядком. Это приводило в конце концов к бесправию личности перед государством и властью. Поэтому о «правах человека и гражданина» у нас можно говорить, только начиная с Манифеста 17 октября 1905г. Соответственное положение Манифеста гласит: «На обязанность правительства возлагаем мы выполнение непреклонной Нашей воли: 1. Даровать населению незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов». После этого в Основные Законы 23 апреля 1906 г. была введена особая 8 глава «О правах и обязанностях российских подданных», состоящая из пятнадцати статей (статьи 69—83).

В вышеприведенной формуле Манифеста 17 октября можно провести разницу между свободами и неприкосновенностью личности. В то время как свободы даруются Манифестом впервые, неприкосновенность личности получает в нем особое подтверждение и характер, что выражено в словах «действительная неприкосновенность личности». Это объясняется тем, что неприкосновенность личности формально уже существовала у нас, по крайней мере, она была гарантирована нашим объективным правопорядком. Еще в Судебные Уставы Александра II 20 ноября 1864 г. были включены правила, которые должны были вести к установлению неприкосновенности личности. Правила эти изложены в 8, 9 и 10 статьях Устава Уголовного Судопроизводства. Они гласят: «Никто не может быть ни задержан под стражей, иначе, как в случаях, законами определенных, ни содержим в помещениях, не установленных на то законом» (ст. 8). «Требование о взятии кого-либо под стражу подлежит исполнению лишь в том случае, когда оно последовало в порядке, определенном правилами сего устава» (ст. 9). «Каждый судья и каждый прокурор, который в пределах своего участка или округа удостоверится в задержании кого-либо под стражею без постановления уполномоченных на то мест и лиц, обязан немедленно освободить неправильно лишенного свободы» (ст. 10). Эти три статьи могли бы достаточно гарантировать неприкосновенность личности в России, если бы они действительно соблюдались. Но неприкосновенность личности не могла у нас развиться путем строгого соблюдения судебного порядка и процессуальных форм, как это было в Англии. Для этого у нас не было ни достаточно независимых от центральной правительствен-

559

ной власти судов, ни достаточно совершенного судебного персонала. Даже та доля независимости, которая предоставлена нашим судебным учреждениям по закону, обыкновенно тем или другим путем устраняется нашей центральной властью. Так, например, судебные следователи по закону у нас несменяемы, но в последние десятилетия правительство назначало только исполняющих должность судебных следователей, а последние, конечно, никакими правами несменяемости не пользуются.

Однако неприкосновенность личности не осуществлялась у нас при старом режиме не только вследствие зависимости наших судебных учреждений от центральной правительственной власти. Кроме того, наше правительство целым рядом законодательных положений создало массу исключений, в которых судебные уставы вообще и 8, 9, 10 статьи Уст. Угол. Судопр. в частности не применяются. Часть из этих положений введена в самые судебные уставы, и это привело к так называемой порче их. Другая часть существует в виде временных правил об исключительных положениях, т.е. об усиленной и чрезвычайной охранах и военном положении. Все эти новые и исключительные законы предоставляли административным властям такие широкие полномочия, что при них неприкосновенность личности ничем не была гарантирована.

Порча судебных уставов заключалась в том, что, начиная с 1871 г. (после Неча-евского процесса), к ним был издан целый ряд дополнений, вводивших различные исключения из нормального судебного и процессуального порядка. Так, в эпоху Александра II 1035 статья Устава Уголовного Судопроизводства неоднократно, по крайней мере 16 раз, была снабжена добавлениями. Развитие 1035 статьи привело к тому, что все преступления, так называемые государственные или политические, были изъяты из ведения общей следственной власти и переданы для дознания в жандармские управления, что и было выражено в форме: «Дознания о государственных преступлениях производятся вообще офицерами отдельного корпуса жандармов». Благодаря этому гарантии, созданные 8, 9 и 10 статьями Уст. Угол. Судопр., были совершенно парализованы и их охранительное по отношению к личности действие уничтожено. Применение их было ограничено только уголовными преступлениями; напротив, наиболее важные преступления, политические, при преследовании которых больше всего можно опасаться превышения власти и произвола со стороны должностных лиц, были изъяты из их действия и других гарантий. Еще большие ограничения судебных уставов были введены в эпоху Александра III. Вскоре после вступления его на престол 14 августа 1881 г. были изданы знаменитые временные правила о местностях, находящихся на положении усиленной охраны, и это положение было распространено на целый ряд городов и губерний. Правда, не вся Россия была поставлена на положение усиленной охраны, но самые важные местности ее, наиболее культурные и центральные; а так как это положение господствовало в столицах, то хотя формально оно и не распространялось на провинции, фактически оно применялось и там благодаря циркулярам и вообще более широким полномочиям провинциальных властей по отношению к местному населению. Временными правилами о местностях, находящихся на положении усиленной охраны, созданы чрезвычайно обширные полномочия административных властей, и в частности министров, генерал-губернаторов и губернаторов, по отношению к свободе и неприкосновенности частных лиц. На основании этих правил генерал-губернаторам и губернаторам предоставлялось право издавать обязательные постановления, за нарушения которых они могли устанавливать без следствия и суда наказания, как заключение под арест не свыше трех месяцев и высылка из вверенной их управлению местности. Те же правила предоставляли министру внут-

560

ренних дел право входить в соглашение с министром юстиции и назначать тем же административным путем лицам, привлеченным к дознанию по обвинению в политических преступлениях, более тяжелые наказания вплоть до высылки в отдаленные местности империи на пять лет. Таким образом, даже та неприкосновенность личности, которая была провозглашена в Судебных Уставах Александра И, фактически совсем не осуществлялась, и это показывает, что даже она не могла существовать в России без известных конституционных гарантий. Впрочем, мы должны вспомнить, что и в Англии она осуществлялась параллельно с развитием прав английского парламента и отчасти благодаря борьбе парламента за нее.

Поэтому обещание Манифеста 17 октября «даровать населению незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности» имеет громадное формальное и принципиальное значение. Благодаря Манифесту и нашим новым Основным Законам неприкосновенность личности, по крайней мере в принципе, объявлена основой нашего нового государственного строя. Правила, гарантирующие неприкосновенность личности, формулированы в наших Основных Законах в тех же выражениях, как и в Судебных Уставах Александра П. Вместе с правилом, устанавливающим неприкосновенность жилища, они изложены в четырех статьях: 72-75, которые гласят: «Никто не может подлежать преследованию за преступное деяние иначе, как в порядке, законом определенном» (ст. 72). «Никто не может быть задержан под стражею иначе, как в случаях, законом определенных» (ст. 73). «Никто не может быть судим и наказан иначе, как за преступные деяния, предусмотренные действовавшими во время совершения сих деяний уголовными законами, если притом вновь изданные законы не исключают совершенных виновными деяний из числа преступных» (ст. 74). «Жилище каждого неприкосновенно. Производство в жилище без согласия его хозяина обыска и выемки допускается не иначе, как в случаях и порядке, законом определенных» (ст. 75). Несмотря, однако, на тождественность формулировки, между этими статьями и соответствующими им статьями Уст. Угол. Су-допр. есть большая принципиальная разница, так как теперь ими определяются не только нормы объективного процессуального права, но и субъективные «права российских подданных», о чем свидетельствует их включение в Основные Законы и наименование главы, часть которой они составляют.

Впрочем, пока это принципиальное изменение в правовом положении русской личности не отразилось на ее фактическом правовом положении. Это объясняется тем, что наше детальное законодательство и полномочия наших судебных и административных властей еще не согласованы с принципами, введенными в наши Основные Законы. Первая и вторая Государственная Дума подготовляли особые законопроекты о неприкосновенности личности, но они не успели быть проведенными через все законодательные стадии и не сделались законами. Все же наше процессуальное право пока осталось старым, а в последние годы созданы даже новые изъятия из нормальных форм судопроизводства для политических преступлений. Даже после государственной реформы фактически существующее правовое положение русских подданных ухудшилось, так как исключительные положения распространены на более широкие пространства России и введены в более тяжелых формах. Так, многие местности были объявлены на довольно продолжительные сроки на военном положении, в других еще до сих пор существует чрезвычайная охрана. Одновременно еще шире стали применяться исключительные формы суда; наряду с сохранением для менее значительных политических преступлений административных форм судопроизводства, само существование которых есть нарушение гарантий неприкосновенности личности (так как адми-

561

нистративное судопроизводство не есть судопроизводство в точном смысле слова и часто ведет к наказанию без установления вины), у нас введены особые по своему составу суды для политических преступлений и получили широкое применение военные суды для более тяжких политических и уголовных преступлений, совершенных и гражданскими лицами; военные суды связаны с введением не только ненормальных форм судопроизводства, но и очень жестокой системы наказания и особенно частым применением смертной казни. Правовая основа для введения у нас исключительных положений заключается в самих наших Основных Законах. Так, на основании ст. 15 Осн. Зак. «Государь Император объявляет местности на военном или исключительном положении», а исключительные положения временно упраздняют нормальные гарантии неприкосновенности личности и ее свободы. Это установлено ст. 83 Осн. Зак., последней статьей в главе «о правах и обязанностях российских подданных», она гласит: «Изъятия из действия в сей главе постановлений в отношении местностей, объявленных на военном положении или в положении исключительном, определены особыми законами». Однако этих законов у нас пока нет, вместо них у нас действовали временные правила 14 августа 1881 г., о которых сказано выше; они были установлены сперва на пять лет и затем постоянно утверждались опять на определенное число лет. После издания Осн. Зак. 23 апреля 1906 г. срок их истекал 4 сентября того же года, но Высочайшим указом от 5 августа срок действия их был продолжен на один год, до 4 сент. 1907 г. После этого еще два раза срок действия их был продлен на один год; в последний раз указ 28 авг. 1908 г. продлил их действие до 4 сент. 1909 г. Так как в Осн. Зак. прямо сказано, что отклонения от нормального правопорядка, создаваемые военным и исключительным положениями, должны быть определены законами, а у нас пока не изданы законы об исключительных положениях и существуют лишь временные правила с ограниченным сроком действия, то обыкновенно ставят вопрос, согласно ли с Осн. Законами удлинение срока действия этих временных правил Высочайшими указами, изданными не в порядке ст. 87 Осн. Зак. Несомненно, с формальной стороны это есть несоблюдение точного смысла Осн. Законов, но объясняется оно тем, что в данной области законодательства продолжается еще переходное состояние. Надо признать, что издание временных правил об исключительных положениях в порядке ст. 87 Осн. Зак. с обязательством внесения их затем в Государственную Думу в качестве законопроекта представляло бы тоже значительные неудобства.

Возвращаясь к статьям наших Осн. Законов, устанавливающих неприкосновенность личности и свободы, мы должны прежде всего обратить внимание на то, что, как показывает название главы — «о правах и обязанностях русских подданных», которую они составляют, у нас усвоена система установления не только прав, но и обязанностей. В первых двух французских декларациях прав человека и гражданина перечислялись только права граждан, об обязанностях ничего не говорилось, так как на них достаточно настаивал старый режим. Притом само собой подразумевалось, что правам соответствуют обязанности, как обязанностям — права; вероятно, считалось достаточным, что об обязанностях говорило все остальное законодательство. Но когда во время революции обнаружилось непомерное предъявление претензий относительно своих прав со стороны отдельных общественных групп и крайняя забывчивость по отношению к своим обязанностям, то было признано ошибкой то, что декларации говорили только о правах, но не об обязанностях. Поэтому в третьей французской конституции 1795 г., выработанной конвентом, наряду с правами говорится и об обязанностях граждан: та же система усвоена и конституцией второй республики 1848 г.

562

У нас из пятнадцати статей 8-й главы Осн. Зак. об обязанностях русских подданных говорят две — 70 и 71-я статьи. Они устанавливают: «Защита Престола и Отечества есть священная обязанность каждого русского подданного. Мужское населения без различия состояний подлежит воинской повинности согласно постановлениям закона» (ст. 70). «Российские подданные обязаны платить установленные законом налоги и пошлины, а также отбывать повинности согласно постановлениям закона» (ст. 71). Но этими двумя статьями, конечно, не исчерпываются обязанности русских граждан, как вообще к воинской повинности и уплате податей нельзя свести все обязанности граждан в современном правовом или конституционном государстве. Даже в наших Осн. Зак. можно указать статьи, которые, несомненно, устанавливают другие, более общие обязанности русских граждан. Так, в следующей, 9 главе Осн. Зак. ст. 85 гласит: «Сила законов равно обязательна для всех без изъятия российских подданных и для иностранцев, в Российском государстве пребывающих». Эта норма, выраженная в общем утвердительном суждении, дополняется затем нормой, выраженной в отрицательном и грамматически частном (партикулярном) суждении, заключающемся в ст. 95, именно — «никто не может отговариваться неведением закона, когда он был обнародован установленным порядком». Повиновение законам есть первая и наиболее общая обязанность граждан. В конституционном государстве эта обязанность приобретает особое значение и нравственную санкцию благодаря принципу господства права. На основании его обязанность повиновения законам является взаимной; повиноваться законам обязаны не только граждане, но и все власти и даже сам глава государства; притом каждый должен повиноваться законам и исполнять их в той сфере деятельности, которая ему предоставлена. Так как при современном развитом правопорядке законов очень много и большинство из них устанавливает какую-нибудь обязанность граждан, то количество отдельных обязанностей граждан совершенно необозримо и детальное перечисление их невозможно; да оно и ненужно, так как вело бы лишь к пересказу различных статей законов.

Но если детальное перечисление обязанностей совершенно бесполезно, то их классификация чрезвычайно важна, так как она дает возможность более рельефно представить себе их главное содержание и гораздо легче обозреть их объем и распространение. Выше мы классифицировали права граждан и установили три категории их, здесь мы должны указать на то, что все обязанности граждан могут быть сведены к двум категориям обязанностей. Граждане обязаны проявлять по отношению к государству, во-первых, верность и, во-вторых, повиновение. Обязанность верности государству с первого взгляда — чисто этическая обязанность. В самом деле, любить свое отечество, защищать его всеми средствами, жертвовать для него всем — это прежде всего высокий нравственный долг. Всякий человек должен получать от своей совести указание на то, в какой мере и в какой степени они должен выполнять этот долг. Но с этой этической обязанностью связаны и известные юридические последствия; здесь гражданину приходится иметь дело не только со своей совестью, но и с известным публичным правопорядком. Публичный правопорядок в современных государствах предписывает также и юридическую обязанность верности. В этом отношении чрезвычайно знаменательна вышецитированная ст. 70 наших новых Осн. Зак., которая устанавливает, что «защита Престола и Отечества есть священная обязанность каждого русского подданного». Здесь при установлении этой публично-правовой обязанности прямо отмечена словом «священная» и ее религиозная, а следовательно, и этическая санкция. Обязанность верности существует одинаково как для обыкновенных граждан, так и для должностных лиц и представителей власти. Для последних

563

выполнение этой обязанности даже гораздо сложнее и труднее. Она не исчерпывается лишь отрицательным требованием — не совершать государственной измены, а заключается в положительных требованиях — везде и всегда служить и способствовать пользе и благу государства, а в этом направлении проявлять свою деятельность имеют, конечно, больше случаев, средств и прямых обязательств представители власти. Поэтому, если всякий должен защищать свое отечество и проливать за него кровь, то власти не должны легкомысленно подвергать государство опасности войны, а тем более не должны вовлекать его в безумные и бесцельные войны. Так же точно, если каждый гражданин должен способствовать всевозможным успехам своего отечества, то представители власти должны прежде всего заботиться о внешнем и внутреннем престиже и авторитете государства, а потому они ни в коем случае не могут пользоваться преступными деяниями в интересах государства, хотя бы временно это было действительно полезно государству, а тем более они не могут принимать на государственную службу лиц, заведомо для них преступных.

Обязанность верности есть по преимуществу гражданская обязанность; только граждане обязаны быть верными своему государству, но не иностранцы, и гражданин никогда не освобождается от этой обязанности даже вне пределов своего отечества. Напротив, обязанность повиновения распространяется на всех пребывающих на территории данного государства, что и выражено в вышецитированной ст. 85 Осн. Зак. Так как эта правовая норма усвоена всеми современными государствами, то из этого следует, что и для русских подданных в случае выезда их за границу обязанность повиновения законам своего государства в значительной мере, хотя и не совсем, прекращается; вместо нее для них наступает обязанность повиноваться законам того государства, на территории которого они находятся.

Обязанностям российских подданных соответствуют их публичные права. Этот принцип открыто признан нашим законодательством, как было уже сказано выше, только начиная с Манифеста 17 октября. Основное право русских подданных есть неприкосновенность личности, постановка которой в нашем современном правопорядке была рассмотрена выше. Наряду с ним и не менее важное значение имеют свободы русских граждан. Они являются абсолютно новыми в нашем законодательстве и характеризуют наш современный правопорядок, созданный государственной реформой 1905—1906 гг., так как старый режим их не знал. Свободы, предоставленные русским гражданам, изложены в пяти статьях 8 главы Осн. Зак. Они устанавливают: «Каждый российский подданный имеет право свободно избирать место жительства и занятие, приобретать и отчуждать имущество и беспрепятственно выезжать за пределы государства...» (ст. 76). «Российские подданные имеют право устраивать собрания в целях, не противных законам, мирно и без оружия...» (ст. 78). «Каждый может в пределах, установленных законом, высказывать изустно и письменно свои мысли, а равно распространять их путем печати или иными способами...» (ст. 79). «Российские подданные имеют право образовывать общества и союзы в целях, не противных законам...» (ст. 80). «Российские подданные пользуются свободою веры...» (ст. 81). Как видно из этих статей, нашими Основными Законами гарантированы русским гражданам все те свободы, которые устанавливаются обыкновенно декларациями прав. В сравнении с декларацией прав 1789 г. наш список свобод даже более полный, так как у нас гарантируется и свобода обществ и союзов. Надо отметить, что подобно статье 17 французской декларации прав 1789 г., ст. 77 наших Осн. Зак. устанавливает: «Собственность неприкосновенна. Принудительное отчуждение недвижимых имуществ, когда сие необходимо для какой-либо государственной или

564

общественной пользы, допускается не иначе, как за справедливое и приличное вознаграждение». Теперь, однако, несколько изменился взгляд на собственность, и многие под влиянием экономического развития и социалистических учений утверждают даже, что собственность способствует не свободе, а рабству. Однако это не совсем верно, так как только собственность на орудия и средства производства ведет часто к нравственно недопустимой и общественно вредной зависимости, почему она даже современным государством ограничивается социальным законодательством. Напротив, собственность, тесно связанная с личностью и ее проявлениями, способствует только свободе и развитию личности. Такая собственность не будет отменена и в социалистическом строе. Хотя правовое государство, окончательно утвердив абстрактный принцип частной собственности, и виновато в том, что оно допускало и допускает злоупотребления вредными сторонами собственности, но оно оказало и неоценимую культурную услугу человечеству, так как одновременно заставило признать неприкосновенной общественно необходимую и нравственно справедливую собственность. Эта хорошая сторона, гарантирующая неприкосновенность личных прав не иначе, как в известных правовых формах, заключается и в ст. 77 Осн. Зак. Она не допускает лишения имущественных прав по политическим причинам, что применялось у нас, например, при конфискации польских имений после восстаний или в последние годы путем наложения административными властями непредусмотренных законом очень высоких штрафов уже с явным нарушением этой статьи.

Все вышеприведенные статьи, говорящие о свободах граждан, устанавливают их только в принципе. Это вытекает из тех ограничений, которые обыкновенно заключаются во второй части этих статей, процитированных выше с сокращениями. Они довольно однообразно устанавливают, что «ограничения в сих правах» или «условия пользования этою свободою определяются законом». Ограничения эти заключаются по большей части в нашем общем законодательстве старого режима и часто по существу противоречат новым принципам. Поэтому для действительного осуществления свободы русских граждан необходимо должно быть детально пересмотрено все наше общее законодательство и изданы новые законы об условиях пользования гражданской свободой. Это одна из важнейших задач нашего народного представительства. Впрочем, и действительное публично-правовое положение русских граждан изменилось благодаря государственной реформе 1905—1906 гг., так как в переходную эпоху был издан и ряд законоположений относительно осуществления отдельных свобод. Все эти законоположения носят название «временных правил», что указывает на их переходное значение и на предполагаемую замену их постоянными законами, изданными с согласия народного представительства; они имеют громадное значение, несмотря на массу их недостатков.

Переходя к более детальному рассмотрению публично-правового положения русских граждан, мы должны прежде всего отметить, что наши Основные Законы, в противоположность другим конституциям, не заключают в себе статьи, формально провозглашающей принцип гражданского равноправия всех русских подданных. Равенство перед судом всех русских подданных у нас установлено еще Судебными Уставами Александра II, и о более последовательном применении его говорится в пункте 3 Высочайшего указа 12 декабря 1904г.; но полного гражданского равноправия у нас не было и нет. Ст. 76 наших новых Осн. Зак. провозглашает лишь принцип свободы передвижения и избрания места жительства, свободы занятий и приобретения имуществ, а следовательно, ею принципиально установлено и равенство всех по отношению к этим правам. Но фактически ни свободы, ни равенства — этих основных гражданских прав — у нас не существу-

565

ет. В этой свободе у нас и теперь крайне ограничены некоторые инородцы, главным образом евреи, а до последнего времени она не существовала и для широких слоев коренного русского населения, принадлежащего к так называемым податным сословиям. Русские подданные еврейского вероисповедания по общему правилу могут свободно жить и передвигаться только в узких пределах черты еврейской оседлости. Вне ее правом свободного жительства пользуются только евреи — купцы первой гильдии, ремесленники и получившие диплом об окончании высшего учебного заведения. Но и в пределах черты еврейской оседлости евреи могут селиться на постоянное жительство не везде, а только в городах и местечках; кроме того, они ограничены в свободе приобретения некоторых имущественных прав, и им доступны далеко не все виды промыслов и занятий. Государственная реформа и переходное законодательство не внесли в положение евреев никаких существенных перемен, некоторые облегчения их положения чересчур незначительны и не имеют принципиального значения.

В противоположность этому бывшим податным сословиям и главным образом крестьянскому населению теперь уже в значительной мере предоставлены как свобода передвижения, так и гражданское равноправие. Эта реформа проведена Высочайшим указом 5 октября 1906 г., изданным в порядке ст. 87 Осн. Зак. — «об отмене некоторых ограничений в правах сельских обывателей и лиц других бывших податных состояний». Во вступлении к этому указу сказано, что «за воспоследованием Манифестов Наших от 6 августа и 17 октября минувшего года, призвавших сельское население к участию в законодательстве, предстоит завершить мудрые предначертания Царя-Освободителя на возвещенных Нами началах гражданской свободы и равенства перед законом всех российских подданных». Таким образом, здесь принцип равенства, формально не включенный в Манифест 17 октября и Основные Законы, предполагается установленным ими, что, несомненно, соответствует их общему смыслу и духу. Главное содержание указа 5 октября 1906 г. заключается в предоставлении всем одинаковых прав в отношении государственной службы и в даровании «сельским обывателям», т.е. прежде всего всем крестьянам, права повсеместного жительства без увольнения из сельского общества, права перехода в другие общественные состояния без того же увольнения и права получения бессрочных паспортных книжек.

Свободу собраний, обществ и союзов русские граждане начали осуществлять в 1904—1905 гг. явочным порядком помимо всяких законов и даже вопреки прямым воспрещениям, заключавшимся в законах. Необходимость в этих свободах, несомненно, уже вполне назрела к этому времени и особенно вызывалась исключительностью исторического момента. Ввиду этого законодательные ограничения их становились анахронизмом, и у русских граждан явилось достаточно решимости прямо и открыто осуществлять свои естественные права. С другой стороны, русское правительство оказалось совершенно бессильным бороться с таким настроением русских граждан и с создавшимся благодаря ему положением вещей. Поэтому даже до Манифеста 17 октября Высочайшим указом 12 октября 1905 г. были изданы временные правила об устройстве собраний без испро-шения на то, как требовалось раньше, разрешения, а лишь с подачей в известный срок заявления по известной форме и с соблюдением определенных обязательных условий. Эти правила затем были более полно и точно формулированы в Высочайшем указе 4 марта 1906 г. «о временных правилах о собраниях». Двумя этими указами вместе с вышецитированной статьей 78 Осн. Зак. и регулируется ныне действующее наше общее право собраний. Временные правила о собраниях проводят различие между частными и публичными собраниями. Частными собраниями считаются те, которые состоят из лиц, лично известных устроителю,

566

или из одних членов какого-нибудь общества и союза, если они происходят не в театрах, концертных залах, зданиях общественных и сословных учреждений или в помещениях, специально предназначенных для публичных собраний. Они могут устраиваться без предварительного заявления или разрешения. Для созыва публичного собрания устроитель должен подать письменное заявление начальнику полиции за три дня до собрания или публикации о нем; если собрание устраивается не в месте постоянного пребывания начальника полиции, то заявление должно быть подано за семь дней. Если собрание угрожает общественному спокойствию и безопасности или преследует противозаконные цели, оно может быть запрещено начальником полиции, о чем устроители должны быть извещены не позже, чем за сутки до назначенного срока. На всяком публичном собрании может присутствовать должностное лицо по назначению губернатора или начальника полиции; в целом ряде случаев, которые формулированы очень растяжимо, это должностное лицо может потребовать, чтобы председатель или устроитель собрания закрыл собрание, или же после двукратного предупреждения само закрыть его. Несколько большая свобода предоставлена подготовительным собраниям избирателей и выборщиков в Государственную Думу. Правила об этих собраниях содержатся в Положении о выборах в Государственную Думу, именно в ст. 76-82.

Свобода обществ и союзов регулируется у нас, кроме вышецитированной статьи 80 Осн. Зак., также Высочайшим указом «о временных правилах об обществах и союзах», изданным 4 марта 1906г. Обществом, в смысле этих правил, называется соединение нескольких лиц, которое преследует не получение прибыли от ведения общего предприятия, а какую-нибудь идеальную цель. Союз есть соединение нескольких обществ, хотя бы через посредство их уполномоченных. Общества и союзы, преследующие религиозные цели или образуемые учащимися в учебных заведениях из своей среды с разрешения учебного начальства, подчиняются особым правилам. Лица, желающие организовать общество, должны подать об этом письменное заявление в точно установленной форме губернатору или градоначальнику, который в случае встреченного им препятствия к образованию общества передает заявление на рассмотрение губернского и городского по делам об обществах присутствия. Если в течение двух недель со времени получения заявления губернатором или градоначальником не будет сообщено определение об отказе в удовлетворении заявления с точным указанием оснований этого отказа, то общество может открыть свои действия. Для того чтобы общество пользовалось всеми правами юридических лиц, оно должно быть внесено в особый реестр. В этом случае должен быть представлен устав, составленный с соблюдением известных форм, и губернскому или городскому присутствию для рассмотрения его предоставляется месячный срок. Служащие в правительственных установлениях, казенных и частных железных дорогах и телефонных предприятиях общего пользования, хотя бы они служили по вольному найму, могут образовывать в своей среде общества не иначе, как на основании устава, утверждаемого начальством. Такие общества не могут преследовать политические цели или цели, несовместные с требованием служебного долга и с порядком и условиями службы; соединение их в союзы воспрещается. Особым более стеснительным правилам, чем общие правила об обществах и союзах, подчиняются профессиональные общества. Профессиональными обществами считаются те, которые имеют целью выяснение и согласование интересов, улучшение условий труда своих членов или поднятие производительности принадлежащих им предприятий. Профессиональные общества могут открывать отделения, но не могут соединяться в союзы. В общем, все эти правила так неточно и растяжимо формулированы и

567

предоставляют такие широкие дискреционные полномочия административным властям по отношению к отказу в регистрации и закрытию обществ, что установленный ими «явочный» (заявительный) порядок свелся фактически к «концессионному» (разрешительному). При действии этих правил свобода собраний, обществ и союзов всецело зависит от усмотрения административных властей и от той или иной практики, усвоенной ими. Между тем практика у нас создается пока при действии положений об усиленной и чрезвычайной охране, а при таких условиях «свобода» собраний, обществ и союзов в точном значении этого слова почти совсем упраздняется.

Более свободные условия для печати у нас стали создаваться, начиная с конца 1904 г., тоже сперва фактически без законодательного расширения ее свободы и даже вопреки существующим законодательным и административным ограничениям. Редакторы и издатели газет и журналов начали игнорировать многие из этих ограничений, и правительство было не в силах с этим бороться; это показывало, что ограничения эти являлись анахронизмом и не соответствовали новым условиям жизни. Поэтому правительство решило отменить и формально некоторые из этих ограничений, что и было исполнено Высочайше утвержденным 23 мая

1905 г. мнением Государственного Совета «об изменении и дополнении некоторых из действующих законоположений о печати». После издания Манифеста 17 октября первое время у нас господствовала фактически неограниченная свобода печати для существующих уже органов печати, не подчиненных предварительной цензуре. С целью регулирования и ограничения этой свободы и был издан Высочайший указ 24 ноября 1905 г. «о временных правилах о повременных изданиях». Он был дополнен Высочайшим указом 18 марта 1906 г. «об изменении и дополнении временных правил о периодической печати». Затем 26 апреля 1906 г. был издан Высочайший указ «о временных правилах для неповременной печати». Этими временными правилами вместе с ст. 70 Осн. Зак. и регулируется наше современное законодательство о печати. Ими отменена предварительная цензура, как общая, так и духовная, для повременных изданий, выходящих в городах, и всех неповременных изданий. Цензурные комитеты переименованы в комитеты по делам печати, а цензоры — в членов этих комитетов или в инспекторов по делам печати. Для основания новых повременных изданий разрешительный порядок был заменен явочным. Постановления об административных взысканиях, налагаемых на повременные и неповременные издания, и правила о залогах для них отменены, а ответственность за преступные деяния, учиненные посредством печати, определена в судебном порядке. Каждый номер повременного издания и каждое неповременное издание объемом более пяти печатных листов представляется одновременно с выпуском его из типографии в установленном количестве экземпляров местному установлению или должностному лицу по делам печати. Повременные издания, содержащие в себе рисунки, эстампы и другие изображения, должны представляться не позже, как за 24 часа до их выхода, а неповременное издание не более пяти печатных листов в различные сроки, от двух до семи дней, до их выхода из типографии. Как на отдельные номера повременного издания, так и на всякое неповременное издание может быть наложен арест, заключающийся в отобрании всех экземпляров, предназначенных к распространению, в том случае, если в издании, подлежащем аресту, содержатся признаки преступного деяния, предусмотренного уголовным законом. Одновременно с арестом вопрос о нем и в подлежащем случае о привлечении виновного к уголовной ответственности должен быть передан на решение суда; суд или утверждает арест, или отменяет его; повременное издание суд может приостановить до судебного приговора или совсем прекратить после него. Несмотря на то что сво-

568

бода, предоставленная нашей печати этими правилами, далеко не так велика и всякое злоупотребление ею может быть немедленно прекращено судебными и административными властями, даже в этих пределах свобода печати в данное время у нас не существует. Очень большие ограничения создаются для нее благодаря тому обстоятельству, что почти все местности, где выходят наши повременные и неповременные издания, находятся на положении усиленной или чрезвычайной охраны. Обязательными постановлениями, издаваемыми в порядке исключительных положений генерал-губернаторами или губернаторами, между прочим снова введены административные взыскания, налагаемые на печать; в последнее время они практиковались как в виде очень высоких и разорительных денежных штрафов, так и в виде приостановки и полного запрещения издания. Ограничения свободы веры являются наиболее бессмысленными и безобразными; в эту область, определяемую совестью каждого отдельного человека, государство менее всего имеет право и возможность вторгаться. Но при старом режиме наше правительство не решалось оставить в покое даже совесть русских подданных и отказаться от ограничения прав лиц, принадлежащим к некоторым вероисповеданиям, от преследования раскольников и сектантов и от запрещения переходить из православия в другие вероисповедания. В царствование императора Александра III была введена только некоторая, очень ограниченная терпимость по отношению к старообрядцам. Укрепление веротерпимости было возвещено и в Манифесте Императора Николая II, изданном еще 26 февраля 1903г. Затем в Высочайшем указе 12 декабря 1904г. было повелено «подвергнуть пересмотру узаконения о правах раскольников, а равно лиц, принадлежащих к инославным и иноверным исповеданиям, и независимо от сего принять ныне в административном порядке соответствующие меры к устранению в религиозном быте их всякого, прямо в законе не установленного, стеснения». Наконец, среди свобод, созданных государственной реформой 1905—1906 гг., религиозная свобода естественно явилась первою. Уже 17 апреля 1905г. был издан Высочайший указ «об укреплении начал веротерпимости». Манифестом 17 октября и вышецитированной ст. 81 Осн. Зак. свобода веры была признана основой нашего нового государственного строя. Так как от отсутствия свободы веры особенно страдали старообрядцы и сектанты, то для действительного осуществления этой свободы особенно важное значение имеет изданный 17 октября 1906 г. на основании ст. 87 Осн. Зак. Высочайший указ «о порядке образования и действия старообрядческих и сектантских общин и о правах и обязанностях входящих в состав общин последователей старообрядческих согласий и отделившихся от православия сектантов». На основании всех этих законоположений и прежде всего указа 17 апреля 1905 г. православные получили право переходить в другие христианские вероисповедания. Лица, перешедшие в православие из нехристианских вероисповеданий, или хотя бы потомки таких лиц, могут возвращаться в свою первоначальную веру или веру своих предков. Между вероучениями, которые прежде назывались одним общим именем «раскол», проведено различие, и они разделены на три группы: 1) старообрядческие согласия, 2) сектантство и 3) последователи изуверных учений, самая принадлежность к которым наказуема в уголовном порядке. Само название раскольников исключено из нашего законодательства, а последователям толков и согласий, приемлющих основные догматы православной церкви, но не признающих некоторых ее обрядов и отправляющих богослужение по старопечатным книгам, присвоено наименование старообрядцев. Старообрядцам и всем другим сектантам, не придерживающимся изуверных учений, разрешено свободное исповедание их веры и отправление религиозных обрядов по правилам их вероучений. Духовным лицам, избирае-

569

мым общинами старообрядцев и сектантов для отправления духовных треб, присвоено наименование «настоятелей и наставников», и они наделены всеми правами духовных лиц других вероисповеданий. Этим духовным лицам разрешено свободное отправление богослужений и всех духовных треб как в частных и молитвенных домах, так и в иных случаях, с воспрещением лишь в некоторых случаях надевать священнослужительское платье. Распечатаны все молитвенные дома, закрытые как в административном порядке, так и по определению судебных мест, и разрешен ремонт старых и постройка новых молитвенных домов и церквей всех христианских вероисповеданий при условии соблюдения известных правил. Установлено, что в учебных заведениях всякого рода в случае преподавания в них Закона Божия инославных христианских исповеданий это преподавание должно вестись на природном языке учащихся и должно быть поручаемо лицу того же вероисповедания.

Старообрядческие и сектантские общины подчинены не общим правилам об обществах и союзах 4 марта 1906 г., а особым, установленным указом 17 октября 1906 г.; необходимость особых правил вытекала из того обстоятельства, что старообрядческие и сектантские общества, состав которых до известной степени определяется принадлежностью к определенной секте или вероучению, естественно должны иметь отчасти публично-правовой характер. Публично-правовой характер этих общин выражается в том, что некоторые лица при известных условиях являются обязательно их членами. Так, не может быть отказано в приеме в общину, образуемую на основании указа 17 октября 1906 г., лицам, входившим до издания этого указа в состав того старообрядческого общества, из членов которого образуется община. Некоторые лица являются членами общины по рождению, именно лица, записанные в книгу рождений общины. Соответственно этому старообрядческие и сектантские общины наделены особыми правами и обязанностями. Между прочим, государство их уполномочивает и обязывает исполнять некоторые функции, которые в других случаях исполняют должностные лица государства или представители государственной церкви. Так, например, членам этих общин, главным образом их духовным лицам, поручено вести книги гражданского состояния старообрядцев и сектантов.

Осуществление различных свобод мы могли здесь рассмотреть только в самых общих чертах, поскольку им определяется общее положение граждан и отношение их к государству в целом. Исследование детальных юридических вопросов, возникающих при этом осуществлении, есть дело не государственного, а отчасти процессуального и главным образом административного права.

Подводя итоги и давая общую характеристику публично-правового положения русских граждан, мы должны признать, что неприкосновенность и свобода личности далеки еще у нас от полного осуществления. Последнему особенно мешают «исключительные положения», распространенные на столицы и большинство наиболее центральных и культурных мест империи. Но даже в данный момент, при крайне ненормальных условиях переходного состояния, все-таки заметна принципиальная перемена, происшедшая в правовом положении русских граждан; теперь даже в местностях, объявленных на положении усиленной и чрезвычайной охраны, русские граждане пользуются большими правами и свободой, чем они пользовались до 1903 г. Конечно, при существовании этих положений невозможно сколько-нибудь нормальное осуществление прав и свобод граждан, и потому надо пожелать возможно более скорого снятия их и освобождения от них всех местностей империи. Это будет зависеть от поведения и деятельности нашего народного представительства. От Государственной Думы будет зависеть и действительное осуществление свобод на основании тех временных правил, которые

570

были изданы в 1905—1906 гг., а также их дальнейшее законодательное обеспечение и развитие. Все эти временные правила должны быть заменены постоянными законами, как это было предусмотрено при самом издании их. Во второй Думе в своей программной речи председатель Совета Министров развил систематический план тех законопроектов, которые правительство намеренно внести в Думу для действительного обеспечения гражданской свободы и осуществления правового строя; в третьей Думе об этом намерении правительства было подтверждено, хотя уже и не так определенно. Но третья Дума уже принялась за разработку законопроектов о свободе вероисповедания и об организации старообрядческих общин, и эти вопросы она в общем решила удовлетворительно.

Однако неприкосновенность личности и свободы будут неизменно осуществляться у нас только тогда, когда они будут гарантированы как субъективно-публичные права русских граждан. Для сообщения им этого формально-юридического свойства мало еще одних законов о свободах, а нужны также правильные законы об ответственности должностных лиц. Эти последние законы должны предоставить каждому гражданину, субъективно-публичное право которого нарушено, возможность преследовать нарушившее его должностное лицо в уголовном и гражданско-правовом порядке, предъявляя к нему иск о возмещении убытков. Только такое юридическое обоснование прав личности делает их действительно неприкосновенными.

Надо не забывать, что все это может быть достигнуто только путем спокойной и упорной настойчивости в преследовании определенной цели; цель эта в дальнейшем мирном развитии нашего конституционного строя.

Предыдущий | Оглавление

[an error occurred while processing this directive]