|
Сегодня |
||
УНИВЕРСАЛЬНЫЙ УЧЕБНИК |
||
Предыдущий | Оглавление | Следующий
В чем же, однако, оправдание власти? Это оправдание еще в первой половине XVI столетия Гуго Греции видел в том, что государственная власть должна обеспечить гражданам известную сферу свободы и неприкосновенность их личности. Предпосылка для этого оправдания была найдена в теории общественного договора. Теория общественного договора— это учение о том, что люди, создавая государство, заключают общественный договор, на основании которого они отказываются лишь от части своей свободы и своих прав с тем, чтобы государство и власть гарантировали им безусловную неприкосновенность остальной части их свободы и их прав. Эта теория безраздельно господствовала в умах культурных людей Европы почти 200 лет вплоть до начала XIX столетия. Нам теперь трудно представить себе, какую силу эта идея завоевала себе в свое время в сознании образованных людей. Но мы — наследники XIX века, века по преимуществу исторического; этот век, всецело проникнутый идеалом историзма, привык преклоняться перед фактами и презирать идеи, он презирал и идею общественного договора как антиисторическую. Однако новейшие исследования теории общественного договора установили, что и сами создатели этой теории настаивали на значении договора не как на историческом факте, но как на регулятивной идее. Представители школы естественного права вовсе не думали, что все государства были основаны путем заключения общественных договоров. Они только утверждали, что для того, чтобы правильно судить о том, какими должны быть государство и государственная власть, мы должны исходить из того предположения, что они основаны на общественном договоре, или судить о них так, как будто бы они были основаны путем общественного договора. Для теоретиков естественного права важен был не исторический факт общественного договора, а его идея. Они считали, что только применительно к этой идее можно знать, какими должны быть государство, его власть, его правительство. Что касается нас, то для нас идея имеет значение только тогда, когда она согласована с фактами. Но то, что культурное человечество в течение почти 200 лет признавало оправданием для существования государственной власти общественный договор, есть также факт. Правда, нам скажут, что это факт заблуждения человечества, который характеризует известный исторический момент его умственного развития. Однако в том умственном движении, которое известно под именем школы естественного права и которое выдвинуло теорию общественного договора, не все было заблуждением. К таковым мы можем отнести только самую теорию общественного договора. Напротив, идея о том, что государство и власть нуждаются в оправдании своего существования и что это оправдание заключается в гарантии государством свободы и неприкосновенности личности, — эта идея должна быть признана драгоценнейшим приобретением умственного развития XVII и XVIII столетия. С этой идеей человечество уже не расставалось и не расстается. В XIX столетии, несмотря на весь его историзм, эта идея господствует так же, как и в XVIII веке.
Но как должна быть организована власть для того, чтобы она обеспечила неприкосновенность и свободу личности? Мыслители XVII и половины XVIII столетия требовали для обеспечения политической свободы и неприкосновенности личности разделения властей. Теория разделения властей была впервые выдви-
472
нута английским философом Джоном Локком, но вполне развил и придал ей законченную форму французский мыслитель Монтескье. Джон Локк жил с 1632 по 1704 гг. Его сочинение по политическим вопросам, к сожалению, еще не переведенное на русский язык, называется «Два исследования о правительстве» (Two treatises on Government)[1]. Это сочинение вышло только в 1689г. — через год после второй английской революции. В нем он развивал свою теорию разделения властей; он различает три власти: законодательную, исполнительную и федеративную. Под последней он понимает право объявления войны, заключения мира и вообще заключения трактатов. Так как, по мнению Локка, законодательная власть устанавливает общие принципы, то нет необходимости, чтобы она действовала непрерывно. Ее, однако, нельзя поручать тому лицу, которое призвано применять законы, так как оно могло бы освободить себя от обязанности исполнять их. Лучше всего поручать законодательную власть собранию многих лиц, и это осуществляется путем выборов и созвания народных представителей. Но изданные законы должны непрерывно исполняться. Поэтому необходимо, чтобы существовала власть, постоянно функционирующая и непрерывно наблюдающая за исполнением законов, приведением их в действие и их осуществлением. Властью этой является исполнительная власть. Таким образом, законодательная и исполнительная власть отделяются друг от друга. Судебная власть в теории Локка не играет никакой роли. Эту теорию разделения властей наиболее полно и законченно развил Монтескье (1689—1755). Главное его сочинение появилось в 1748 г. и называется «О духе законов» (De 1'esprit des loix). Оно много раз было переведено на русский язык, лучший перевод вышел в 1898 г. со вступительной статьей Максима Ковалевского. Свою теорию разделения властей Монтескье изложил в шестой главе одиннадцатой книги своего обширного сочинения. Глава эта озаглавлена «О государственном устройстве Англии». Монтескье выражается так точно, определенно и кратко, что для того, чтобы познакомиться с его теорией, лучше всего обратиться к его собственным определениям. По его словам, «в каждом государстве есть три рода власти: власть законодательная, власть исполнительная по предметам, входящим в область права международного, и власть исполнительная по предметам, относящимся к области права гражданского». Далее он говорит: «Если власть законодательная и власть исполнительная будут соединены в одном лице или учреждении, то свободы при этом не будет, так как можно опасаться, что обладающий ими монарх или сенат станут создавать тиранические законы для того, чтобы также тиранически применять их. Не будет еще свободы и в том случае, когда судебная власть не отделена от власти законодательной и исполнительной. Если она соединена с законодательной властью, то жизнь и свобода граждан окажутся во власти произвола, ибо судья будет законодателем. Если она соединена с исполнительной властью, то судья получает возможность стать угнетателем. Все погибло бы, если бы в бдном и том же лице или учреждении, составленном из сановников, или дворян, или из простых людей, были соединены эти три власти: создавать законы, приводить в исполнение общие обязательные постановления и судить преступления или тяжбы частных лиц»[2]. Установив эти принципы, Монтескье затем занимается подробным исследованием, как должны быть организованы отдельные органы, которым эти власти должны быть поручены. Он высказывается за то, что законодательная власть должна быть поручена народному представительству. Затем, так как судебная власть, по его мнению, не имеет настоящей силы, так как она действует не непрерывно и не обладает таким авторитетом, чтобы конкурировать с законодательной и исполнительной властью, то он предлагает разбить народное представительство на две палаты и создать, таким образом, два органа законодательной
473
власти, которые регулировали бы друг друга и вместе с тем являлись бы достаточным противовесом против насилий исполнительной власти. Затем Монтескье считает — и это наиболее характерно для него, — что власти эти должны друг друга ограничивать и умерять, что между ними должно постоянно устанавливаться равновесие; они должны balancer — балансировать, и одна власть должна тормозить действие другой, если эти действия сколько-нибудь нарушают свободу и права личности. Вот в чем заключается основа и сущность этой теории.
В конце XVIII столетия теорию разделения властей признавали непреложной истиной. Тогда думали, что обеспечить политическую свободу можно только путем разделения властей, организовав их так, чтобы они ограничивали и сдерживали друг друга. Поэтому все составители конституций того времени задавались целью создать прежде всего такое государственное устройство, в котором было бы произведено наиболее строгое разделение между властями. Мы должны теперь остановиться на анализе тех конституций, при составлении которых и преследовалось возможно полное разделение властей. Чтобы решить вопрос о правильности или неправильности теории разделения властей, мы должны сперва посмотреть, насколько это разделение осуществимо на самом деле. Его отстаивали самые выдающиеся теоретические мыслители и государственные деятели, и среди современных теоретиков у него есть еще видные сторонники. Одно время в теории разделение властей признавалось непреложной истиной, и в жизни некоторых государств было сделано все для того, чтобы эту теорию осуществить на практике. Но мы увидим, что иногда теории остаются бессильными, несмотря на то, что за них высказываются великие умы и даже государственные власти. Творцы конституций стремятся их воплотить в государственном строе, но несмотря на это, теории эти не могут войти в жизнь потому, что жизнь им противоречит, жизнь не согласна с ними, она их опровергает.
Первая конституция, проводившая полное разделение властей, была конституция, выработанная в 1787 г. учредительным конвентом Конфедерации Сев.-Американских Штатов и действующая до сих пор в С.-А. Соединенных Штатах. Отличительные черты этой конституции заключаются в том, что ни президент республики, ни назначаемые им министры не имеют права являться ни в одну из палат народных представителей и присутствовать на их заседаниях. Они не могут делать непосредственно никаких предложений представителям законодательной власти. Единственная допустимая форма прямых сношений между президентом республики и отдельными министрами, с одной стороны, и собранием народных представителей, с другой, заключается в писанных посланиях президента и отдельных министров, в которых они излагают перед народными представителями свой взгляд на современное положение дел вообще или в той или другой отрасли управления и указывают на необходимость издания новых законов по тем или другим вопросам. Но законодательной инициативы в точном смысле этого слова ни президент республики, ни министры не имеют. В свою очередь и собрание народных представителей С.-А. Соединенных Штатов не имеет права требовать отчета относительно тех или иных действий или распоряжений министра. Собрание народных представителей С.-А. Соединенных Штатов лишено права запросов министрам, того права, которое так широко применяется и имеет такое большое значение в европейских народных представительствах. Таким образом, палаты народных представителей в С.-А. Соединенных Штатах лишены возможности установить действительный контроль над действиями и политикой министерства и вообще исполнительной властью. Исполнительная власть в С.-А. Соединенных Штатах вообще подзаконна, но носители ее ответственны только по суду, но не перед народными представителями. Особенностью северо-
474
американского государственного устройства является также то положение, которое уделяется им высшему федеральному суду. Верховный федеральный суд в С.-А. Соединенных Штатах поставлен наряду с высшими органами государственной власти, наряду с президентом и народным представительством и в известных случаях даже над ними. Верховный суд имеет право контролировать согласованность с конституцией новоизданных и уже действующих обыкновенных законов. Если перед ним возбужден процесс относительно того, что тот или иной обыкновенный закон не согласен с конституцией и противоречит основным принципам государственного устройства С.-А. Соединенных Штатов, то верховный суд имеет право войти в обсуждение этого закона по существу и решить, насколько он согласован с принципами конституции. В случае признания оспариваемого закона противоречащим конституции, то, хотя бы этот закон был издан вполне правильно с формальной точки зрения, т.е. хотя бы он был принят большинством обеих палат и получил утверждение президента, верховный суд имеет право объявить его недействительным. Это право существует только в С.-А. Соединенных Штатах. Нигде в Европе суд не поставлен над законодательной властью и не имеет права обсуждать правильность законов по существу. Раз закон издан с формальной стороны правильно, т.е. в установленных конституцией формах, то всякий суд в европейских государствах должен беспрекословно применять этот закон, как бы он ни противоречил конституции. Итак, в С.-А. Соединенных Штатах не только народное представительство совершенно разобщено от органов исполнительной власти и между ними разорвана всякая связь, но здесь и созданы органы третьей верховной власти — судебной, которые вполне координированы с народным представительством и президентом республики, поставлены наравне с ними, а в некоторых случаях даже над ними.
Аналогичное разделение властей было проведено в конституции, выработанной французским национальным собранием 1789 г., т.е. в так называемой конституции 3 сентября 1791 г. Введением к этой конституции служит знаменитая Декларация прав человека и гражданина, а 16-я статья ее гласит: «Общества, в которых не обеспечены правовые гарантии и не установлено разделение властей, не имеют конституции». Таким образом, в этой конституции устанавливалось законодательным путем, что существо конституционного строя заключается в разделении властей. Впрочем, в первой французской конституции принцип разделения властей был несколько смягчен в своем осуществлении по сравнению с конституцией С.-А. Соединенных Штатов. Так, эта конституция предоставила законодательному собранию право требовать отчет у министров, а министры на основании этой конституции получали право являться в законодательные собрания и, по желанию, защищать те или другие мероприятия, относящиеся к их ведомству, или же давать объяснения по общим делам, в случае требования народного представительства. В ней было допущено очень важное отступление от теории Монтескье в том, что она вводила однопалатное народное представительство. Но эта конституция безусловно запрещала назначение министров из среды народных представителей. Следующая французская конституция, осуществленная на практике, так называемая директориальная конституция, или конституция третьего года республики, т.е. 1795г., отрицала у представителей власти право личных сношений с народным представительством и устанавливала ту же форму разделения властей, которая принята С.-А. Соединенными Штатами. Подобно последним, она создавала двухпалатное народное представительство. Однако обе эти французские конституции, проводившие разделение властей, были очень недолговечны, они обе привели к государственным переворотам, уничтожившим установленный ими государственный строй и упразднившим их действие. Столь
475
же недолговечна была и испанская конституция 1812 г., устанавливавшая строгое разделение властей. Она была отменена уже в 1814 г. Правда, благодаря двум переворотам в 1820 и в 1836 гг. она снова была вводима; но всякий раз на очень короткое время. Ныне действующая испанская конституция 1876 г. не имеет ничего общего с конституцией 1812 г. и не проводит разделения властей.
Неудача, постигшая конституцию, выработанную французским национальным собранием 1789—1791 гг., и вообще крушение всех конституций на Европейском континенте, следовавших этому образцу и проводивших строгое разделение властей, заставили задуматься над правильностью теории разделения властей. Однако сразу не решались подвергнуть сомнению правильность самого принципа разделения властей. В общественном сознании чересчур вкоренилось убеждение, что главной гарантией политической свободы в конституционном государстве является существование нескольких равных, взаимно ограничивающих и уравновешивающих друг друга властей. Критика была сперва направлена не на самый принцип, а на способ его осуществления. Пересмотр теории разделения властей был произведен теоретиком конституционализма времен королевской реставрации во Франции Бенжаменом Констаном, т.е. в самую смутную эпоху политической реакции. Б. Констан жил с 1767 по 1830 гг.; взгляды его выработались, с одной стороны, под впечатлением крушения конституционной монархии, созданной конституцией 1791 г., а это крушение привело в окончательном результате к военному деспотизму Наполеона I, с другой — под влиянием, во-первых, английской теории о королевской прерогативе, к которой причислялось законодательное veto короля и досрочное распущение палаты представителей, и, во-вторых, под влиянием особенностей французской конституционной монархии, созданной хартией 1814 г., т.е. той конституции, при которой Констану приходилось действовать как народному представителю. Размышляя над вопросом о соотношении властей в конституционных монархиях, он пришел к заключению, что в них должно существовать не три, а четыре власти. Четвертую власть он считал необходимым предоставить королю для того, чтобы устранять конфликты и сглаживать столкновения между тремя другими властями. Поэтому он назвал ее умеряющей или уравнивающей властью (le pouvoir modevoteur). Она состояла, по его мнению, в праве короля налагать veto на законодательные проекты палат, в праве его созывать палаты на чрезвычайные сессии и в праве досрочного роспуска палат. Одним словом, функции этой умеряющей и регулирующей власти, по мнению Констана, должны были заключаться в том, что традиционная английская теория конституционного права называет прерогативой короля. Учение о четырех властях Б. Констана для нас интересно потому, что оно не осталось без практических последствий. Так же, как и учение Монтескье о трех властях, которое как мы видели, отражалось на всех конституциях, выработанных в конце XVIII и начале XIX столетия, это учение о четырех властях тоже нашло свое отражение в конституционном законодательстве. Португальская конституция 1826 г., которая и поныне действует, целиком восприняла это учение и придала ему законодательную санкцию. 10 статья этой конституции гласит: «Обособление и гармония политических властей есть принцип, охраняющий права граждан, и наиболее надежное средство для действительности гарантий, предоставленных конституцией». В следующей, 11 статье говорится: «Политических властей, признанных конституцией Португальского королевства, четыре: власть законодательная, власть уравнивающая, власть исполнительная и власть судебная». Затем в особой главе конституции, озаглавленной «об уравнивающей власти», начинающейся с 71 статьи, власть эта характеризуется следующим образом: «Уравнивающая власть является основанием всякой политической организации и принадле-
476
жит исключительно королю как верховному главе нации, дабы он непрерывно мог заботиться о независимости, согласии и гармонии остальных властей». Таким образом, в этой конституции, которая действует и до этих пор, разделение властей вполне определенно предписано статьями закона. Однако в действительности оно далеко не проводится и, как об этом единогласно свидетельствуют все политические деятели Португалии, применение этой теории в законодательстве принесло Португалии только несчастье. Она в значительной мере усилила королевскую власть сверх тех пределов, которые допустимы в конституционном государстве. Если в последнее десятилетие Португалия переживала затяжной конституционный кризис, еще недавно приведший к трагедии, кончившейся убийством короля и наследника престола, то в этом отчасти виновата теория разделения властей именно в той форме, какую ей придал Б. Констан.
Мы видели, что первые французские конституции — конституции эпохи великой революции — потерпели крушение главным образом вследствие разделения властей. Но и конституция второй французской республики, т.е. конституция, созданная в эпоху революции 1848 г., тоже не была чужда тех же недостатков. Правда, эта конституция колебалась между принципом разделения властей и объединением их в парламентской системе. Однако ее постигла та же печальная участь, как и конституции, выработанные в эпоху великой французской революции. Она вместе с самой второй республикой была уничтожена государственным переворотом, произведенным Людовиком Наполеоном, первым и единственным президентом этой республики. Для своего государственного переворота Людовик Наполеон воспользовался теми элементами государственного строя второй республики, которые гарантировали разделение властей. Поэтому можно положительно утверждать, что ни одна идея не принесла Франции столько несчастий, как идея или теория разделения властей. Если рассмотреть историю французских переворотов в последнее столетие, особенно переворотов сверху, с идеологической точки зрения, то есть постольку, поскольку они были вызваны теми или другими идеями, и в частности, теми или другими учреждениями, осуществлявшими эти идеи, то нужно признать, что из всех идей наиболее способствовала им идея или теория разделения властей. Но французские конституции, проводившие разделение властей, не могут дать полного и определенного представления о государственном устройстве, основанном на разделении властей. Эти конституции существовали чересчур короткое время; правда, то, что они были низвергнуты государственными переворотами, служит, как мы сказали, свидетельством против целесообразности созданных ими учреждений; но государственные перевороты происходили не только от недостатков существовавших учреждений, но и от более реальных причин, от причин социальных и политических.
Таким образом, вопрос остается еще открытым: может быть, разделение властей все-таки возможно осуществить, и, может быть, там, где оно осуществляется, в нем действительно заключается главная гарантия политической свободы и ограниченности власти? Чтобы дать более точный ответ на этот вопрос, мы должны обратиться к той конституции, которая первая стремилась провести законодательным путем разделение властей и которая существует и до настоящего времени. Это, как уже отмечено выше, конституция С.-А. Соединенных Штатов, выработанная в 1787 г. Присматриваясь к этой конституции, мы приходим к заключению, что если бы установленные ею правила разделения властей точно соблюдались, то получалось бы совершенно невозможное положение вещей. Настоящее разделение властей, несомненно, привело бы к полному расстройству государственной жизни и создало бы совершенную анархию. В самом деле, всякое государство прежде всего нуждается в известной хозяйственной организации.
477
Хозяйственная организация эта определяется государственным бюджетом. Но чтобы выработать бюджет и установить статьи доходов и расходов, нужно знать практические нужды государства и народа в его целом. Иметь точные сведения об этих практических нуждах, хорошо знать их могут только представители исполнительной власти и прежде всего министры. Но в С.-А. Соединенных Штатах министры могут сообщать сведения и давать разъяснения конгрессу, т.е. палатам народных представителей, только письменно, а письменных сношений в таких случаях совершенно недостаточно. Для каждой статьи доходов и расходов нужна подробная мотивировка, нужно опровержение всех возникающих сомнений, нужно разъяснение недоумений и устранение всех возражений, которые могут быть приведены в собрании народных представителей. Несомненно, что все это можно излагать только в устных дебатах, только устно можно разъяснять известные потребности в детальных подробностях и опровергать те возражения, которые встречаются в собрании народных представителей. Если министры, хотя бы и не будучи членами собраний народных представителей, могут по крайней мере присутствовать на заседаниях народного представительства и участвовать в дебатах с совещательным голосом, как это установлено во всех германских конституциях и в том числе в конституции Германской империи, а также у нас в России, то все эти неудобства устраняются. Министры сами дают разъяснения и защищают предложенные ими статьи доходов и расходов. Но в С.-А. Соединенных Штатах министры лишены возможности участвовать в дебатах и отстаивать свои мнения в собрании народных представителей. Между тем не одна только выработка и утверждение бюджета требуют личных сношений министров как представителей исполнительной власти с собраниями народных представителей. При отмене старых законов и издании новых также необходимо знать, какие результаты давали те законы, которые должны быть отменены, дополнены или заменены новыми законами. Все эти сведения во всей их полноте могут быть сообщены только во время дебатов при детальном обсуждении отдельных параграфов закона, а между тем министры по конституции С.-А. Соединенных Штатов совершенно лишены этой возможности. Из такого невозможного положения в С.-А. Соединенных Штатах был создан парламентским регламентом и обычаем исход, который равносилен обходу конституции. Обход этот заключается в том, что главное обсуждение как бюджета, так и всех законопроектов переносится из общего собрания палаты депутатов в парламентские комиссии, ведающие соответствующими делами. Министры, начальники департаментов и другие должностные лица как представители исполнительной власти сносятся, как бы частным образом, с этими комиссиями и устно представляют им свои доводы в пользу тех или других мер и дают свои объяснения. Таким образом, главное обсуждение и решение всех важных вопросов в С.-А. Соединенных Штатах происходит в комиссиях конгресса. Перед общими собраниями обеих палат народных представителей выступают его комиссии с вполне готовыми решениями. Эти комиссии не ответственны за общий ход правительственных и общественных дел подобно парламентскому министерству. Их назначение заключается только в разработке и решении тех отдельных и определенных вопросов, которые были им поручены. Согласно регламенту палаты депутатов, они не избираются, а назначаются спикером, т.е. избираемым председателем палаты, и хотя косвенно они избраны народным представительством, они не ответственны перед ним. Народное представительство часто бывает вынуждено принимать те решения, которые вырабатывают его комиссии, так как оно не обладает достаточными данными и не располагает нужными фактами для того, чтобы проверить и оценить те или другие аргументы
478
в пользу их; оно знает только то, что докладчикам и членам комиссии угодно будет доложить ему.
Благодаря этому заседания обоих собраний палаты депутатов С.-А. Соединенных Штатов совершенно лишены того захватывающего интереса и драматизма, который свойствен европейским парламентам. Само значение и роль палаты депутатов в С.-А. Соединенных Штатах сделались до некоторой степени второстепенными; они перешли к отдельным комиссиям, решающим вопросы за палату народных представителей, которая в большинстве случаев утверждает их решения. Таким образом, система правления, водворившаяся в С.-А. Соединенных Штатах помимо конституции и путем обычного права, есть система правления посредством парламентских комиссий. В результате этой системы получается то же преобладание законодательного корпуса над всеми другими органами власти и то же концентрирование наиболее важных функций в руках народного представительства, которое мы наблюдаем в государствах с парламентской системой или с кабинетным правительством. Но американская система правления посредством парламентских комиссий представляет массу неудобств. Заседания всех парламентских комиссий не публичны, и потому большинство очень важных дел решается не гласно, а келейным способом. Этим путем делается невозможным действительный контроль над деятельностью правительства и министерства и создается почва для массы интриг, подкупов и предосудительных компромиссов.
Кроме того, надо признать, что система управления посредством парламентских комиссий, выработавшаяся в С.-А. Соединенных Штатах, не приводит к еще большим неудобствам и опасностям только благодаря высокой культурности, развитому правосознанию, свободолюбию и верности известным традициям, присущим американскому народу. Политическая история западно-европейских государств представляет примеры, когда та же система приводила к совершенно иным последствиям; она вызывала перевороты и способствовала уничтожению политической свободы. Так, во Франции с 1792 по 1795 гг. страна управлялась также посредством парламентских комиссий. Исполнительный совет, избранный после низложения Людовика XVI и учреждения первой республики, который должен был выполнять функции министерства, был поставлен вне конвента, и потому он, естественно, скоро был совершенно устранен от фактического заведования правительством страны. Вся государственная власть принадлежала в это время конвенту и главное руководство управлением страной постепенно целиком сосредоточивалось в его комиссиях и комитетах. Из них наиболее видную роль играли комитет государственной обороны, комитет общественной безопасности и комитет общественного спасения. Исполнительный совет, формально заменявший министерство, сперва не был упразднен, но он в своей деятельности, естественно, подчинялся конвенту и этим комитетам. Вследствие этого нарушалось равновесие между различными учреждениями, между которыми была разделена власть в первой французской республике, и произошло незаконное изменение государственного строя. Но это нарушение не остановилось на своей первоначальной стадии, а естественно пошло дальше и привело к тому, что скоро и сам конвент фактически был лишен власти. Комитет общественного спасения, с Робеспьером во главе, захватил на некоторое время всю власть в свои руки и деспотически управлял страной, пока его власть не была низвергнута народным восстанием. Этот первый захват власти создал прецедент для всех последующих захватов. Он проложил путь для захвата власти со стороны Наполеона I.
Надо признать, что американцы так легко справились с неудобствами своей конституции только благодаря способности англосаксонской расы приспособляться
479
и приспособлять к себе совершенно плохие учреждения, заставляя их служить своим нуждам. Это та замечательная способность, которая дала такие блестящие результаты при развитии конституционных учреждений Англии. Напротив, всякий другой народ далеко не так удачно и легко справился бы с теми же конституционными учреждениями, с какими имели дело американцы. Факты из истории республик Центральной и Южной Америки неопровержимо подтверждают это. Дело в том, что все эти республики, и самые большие из них, как Мексика, Перу, Бразилия, Аргентина, заимствовали свои конституционные учреждения у С.-А. Соединенных Штатов. Но политическая жизнь в этих республиках, населенных по преимуществу романской нацией, и в частности испанцами, народом очень живым и несдержанным, течет далеко не в том спокойном русле, как это мы видим в С.-А. Соединенных Штатах. В этих республиках постоянно происходят революции и государственные перевороты, и многие знатоки политической жизни Южной и Средней Америки утверждают, что среди причин, вызывающих эти перевороты, очень важную роль играют те недостатки в ходе государственных дел, которые создаются разделением властей. Особенно губительно в этом отношении то исключительное положение, которое при системе разделения властей уделяется носителю исполнительной власти — президенту республики. О президенте республики С.-А. Соединенных Штатов один английский писатель сказал, что это деспот, которого ничто не может пробудить. Действительно, полномочия североамериканского президента республики так велики, как, может быть, ни одного монарха; во всяком случае, эти полномочия значительно обширнее, чем полномочия английского короля. Когда в 1905 г. после отделения Норвегии от Швеции решался вопрос, быть лиНорвегии королевством или республикой, один норвежский министр высказался против республики именно потому, что современные республики по большей части суть замаскированные монархии и что только в Швейцарии демократическая республика; во Франции, по его словам, господствует монархическая республика, а в С.-А. Соединенных Штатах деспотическая. В этом парадоксальном мнении есть много истинного. Действительно, положение президента С.-А. Соединенных Штатов настолько независимо, настолько не подлежит никакому контролю, что это может переваривать только такой хладнокровный, такой свободолюбивый и такой организованный народ как народ С.-А. Соединенных Штатов. Напротив, в испанских республиках при том же государственном строе постоянно происходят перевороты и междоусобная борьба между различными претендентами за власть президента республики; там президенты республики постоянно низвергаются революциями или еще чаще на жизнь их производятся покушения со стороны их политических врагов; вот почему убийства президентов республик в Центральной и Южной Америке такое частое явление. Все эти факты показывают, что система разделения властей на практике не осуществляется, а некоторые неустранимые недостатки ее там, где она введена конституционным путем, вызывают массу очень опасных конституционных конфликтов.