Сегодня |
||
УНИВЕРСАЛЬНЫЙ УЧЕБНИК |
Предыдущий
| Оглавление | Следующий
Доктрина Адама Смита и Вентама. Отсутствие в этой доктрине
проблемы личности в подлинном смысле слова. Воззрения Бастиа. Его взгляд на
проповедь братства. Вера в силу свободы. Сопоставление с теорией Руссо.
Учения этой второй группы нашли свое первоначальное и
наиболее яркое выражение в Англии. Согласно особым условиям английского
развития к концу XVIII
века здесь получили преобладание взгляды, выдвигавшие на первый план личную
свободу и самодеятельность. Французская доктрина ожидала от свободного
государства, что оно создаст свободную и счастливую личность; английская теория
от свободной личности ожидала создания свободного и счастливого государства.
Два мыслителя придали этой теории значение господствующей догмы и надолго
обеспечили ей исключительное положение — Адам Смит и Бентам. Представители
современного английского либерализма до сих пор указывают на них как на главных
творцов того направления, которое и теперь еще приходится оспаривать и опровергать.[1]
В своем «Исследовании о природе и причинах богатства народов» Адам Смит
пришел к убеждению, что главным и основным условием народного богатства
является личная свобода или, как он выражался, «свободное преследование
собственного интереса». Всякое вмешательство в «ясную и простую систему свободы
«, «вместо того чтобы ускорить прогресс общества к действительному богатству и
величию, замедляет его». «Каждый человек, поскольку он не нарушает законов
справедливости, может совершенно свободно преследовать свой собственный интерес
своим собственным
237
путем». Государственная власть, стремящаяся к
усовершенствованиям, для которых никакая человеческая мудрость и никакое
познание не могут быть достаточны, обречена на бесчисленные разочарования.[2]
Таковы известные положения Смита, изложенные в конце IV книги «Исследования о богатстве
народов».
В другом месте Адам Смит говорит: «естественное усилие
каждого отдельного лица улучшить свое положение... представляет собой начало
настолько могущественное, что оно одно и без всякого содействия способно не
только привести общество к богатству и благосостоянию, но и преодолеть
множество досадных препятствий, которыми изобилие человеческих законов часто
загромождает его действия».[3]
Эти мысли, в разных формах повторяющиеся у Смита, свидетельствуют о его
убеждении, что правомерный частный интерес совершенно совпадает с интересом
общим. Он думал, что свободное развитие частных сил создаст и
наилучшие общественные отношения («as nearly as possible in the proportion
which is most agreeable to the interest of the whole society»). Ему
также была свойственна мысль о полной гармонии, о совершенном единстве частного
с общим. Он был одним из тех, которые наиболее способствовали распространению
этой мысли в умах.
Те начала, которые Смит положил в основу экономической
теории, были развиты Бентамом в виде общих оснований социальной философии и
практической политики. В этой форме, подкрепленные философской теорией
утилитаризма и получившие характер законченной индивидуалистической доктрины,
они долго сохраняли в Англии господствующее значение.[4]
Исходным положением Бентама являлось убеждение, что каждый человек стремится к
наибольшему счастью. Рассматривая человека как простую единицу арифметического
ряда, он просто и легко вычислял задачу общественных стремлений как наибольшее
счастье наибольшего количества людей. Так как в этом арифметическом сложении
сумма составлялась из простого итога равных единиц, в котором не было ничего
иного и большего, чем содержали в себе слагаемые, тут не было места
противоречиям и недочетам. Общество прекрасно поддерживается отдельными лицами,
а эти последние находят в нем наилучшую среду для своего развития, если только
не встре-
238
чают препятствия со стороны власти. Необходимо поэтому,
чтобы правительственная власть была сведена к возможно узким пределам. При
идеальных условиях она должна принадлежать самим же гражданам, так чтобы
посредством выборов и представительства принцип большинства получил свое
реальное воплощение.
Моральная арифметика Бентама как нельзя более выражала тот
упрощенный взгляд на личность, который был присущ мыслителям XVIII и начала XIX столетий. Как в других ранее
рассмотренных системах, так и здесь личность берется как одно из звеньев ряда,
в существе сходное со всеми другими. При всем внимании к счастью лиц, тут
нет собственно проблемы, личности в подлинном смысле этого слова, Бентама,
как и Смита, интересует, в сущности, механика частных сил, слагающих в своем
взаимодействии великое целое общественной жизни. Смит превозносит мудрое и
могущественное действие частного интереса, незаметно образующего богатство
народов; Бентам, считавший себя призванным законодателем, постоянно наблюдает
любопытное для законодателя соотношение лиц в обществе и государстве, игру их
сил и страстей, приводящую в результате к стройному синтезу. Моральная арифметика
не знает трагических конфликтов и неразрешимых противоречий личного и
общественного интересов. Упрощенный расчет математического сложения устраняет
всякие противоречия предположением о равенстве слагаемых единиц, и как
убедительный результат произведенной операции показывает в итоге наибольшее
счастье «аибольшего количества людей.[5]
В настоящее время можно считать установленным, что Смит, как
и Бентам, отстаивая свободу личности, не исключали, однако, известного, хотя и
узкого проявления государственной инициативы.[6]
Это была незначительная уступка практической
239
действительности, нисколько не нарушавшая общего тона их
воззрений. Но в верности этому тону можно было идти и далее: можно было
настаивать на принципе свободы с такою последовательностью, чтобы для
правительственного вмешательства не оставалось никакого места. Это сделала
манчестерская школа, выступившая со знаменитым лозунгом: laissez faire, laissez passer. Для характеристики
этого направления нам достаточно будет остановиться на одном из самых видных
его представителей, который самым заглавием своего наиболее значительного
сочинения обнаруживает принадлежность свою к школе экономического оптимизма. Я
говорю о Бастиа и его сочинении «Экономические гармонии» (1850 г.). В наше время
к знаменитому некогдаБастиа относятся с полным пренебрежением, но по
законченной ясности своих идей он представляет собою писателя в высшей степени
любопытного.[7] Поклонник
Кобдена и Манчестерской Лиги, Бастиа особенно интересен в том смысле, что он отстаивает
идею свободы не только против правительственного вмешательства, но и против
проповеди братства и солидарности, которая казалась ему проявлением вредного
сентиментализма. Это последнее обстоятельство тем более любопытно, что со
времени Французской революции на родине Бастиа идея братства неразрывно
сочеталась с принципами свободы и равенства и что именно здесь, во Франции, мы
наблюдаем в настоящее время новый расцвет этой идеи. «Развивать среди людей,
под предлогом человеколюбия, искусственную солидарность, — думает Бастиа, — это
значит — делать личную ответственность все менее и менее действительною».[8]
Единственным правильным началом общественных отношений должна служить
свобода. «Интересы, предоставленные самим себе, стремятся к гармоническим сочетаниям,
к прогрессивному преобладанию общего блага».[9]
«Пусть люди трудятся, меняются продуктами, учатся, входят в союзы, взаимно
действуют друга на друга, потому что по законам Провидения из разумной
самодеятельности их могут возродиться только порядок, гармония, прогресс,
благо, все большее и большее совершенствование, совершенствование без конца».[10]
Возможный упрек в опти-
240
мизме этого воззрения Бастиа отражает разъяснением, что он
не отрицает в мире зла и страдания, а думает только, что силою самого страдания
человек выходит на путь истины и добра. Он резко нападает на социалистов,
которые вместо гармонии видят в естественных отношениях только антагонизм —
«антагонизм между собственником и пролетарием, между капиталом и трудом, между
народом и буржуазией, между земледелием и фабрикой, между поселянином и
горожанином, между уроженцем и иностранцем, между производителем и потребителем,
между цивилизацией и организацией, чтобы сказать короче — между свободой и
гармонией».[11] «Дают всем
интересам искусственные основы, приводят их в столкновение и потом восклицают:
видите — интересы враждебны друг другу. Все зло от свободы. Проклянем и задушим
эту свободу».[12]
«Экономическая школа,— поясняет Бастиа, — напротив, отправляясь от естественной
гармонии интересов, пришла к свободе».[13]
Свое мнение о неизменном значении свободы Бастиа, между
прочим, подкрепляет одним очень простым аргументом, который в наглядной форме
воспроизводит общую мысль его направления о совпадении частного с общим. «Даже
и тогда, когда люди руководствуются только личным интересом, они стараются
сблизиться, сочетать свои усилия, соединить свои силы, работать друг для друга,
оказывать друг другу взаимные услуги, соединяться в общество... Они
соединяются, потому что находят это выгодным; если бы это было им невыгодно, то
они не соединялись бы вместе. Индивидуализм совершает здесь дело, которое
сентименталисты нашего времени хотели бы вверить братству, самоотречению...
Одно из двух: или общение вредит индивидуальности, или оно выгодно для нее.
Если оно вредно, то как возьмутся за дело гг. социалисты и какие разумные
мотивы могут они указать для осуществления того, что оскорбляет всех? Если,
наоборот, общение выгодно, то оно осуществится в силу личного интереса, самого
могущественного, постоянного, единообразного, всеобщего принципа, что бы там ни
говорили его противники».[14]
Приведенные нами взгляды французского экономиста не отличаются
ни глубиной, ни проницательностью, но они чрезвычайно
241
характерны для своего направления. В прозрачном по своей
ясности изложении у Бастиа еще виднее, чем у Смита или Бентама, раскрывается та
особенность всех учений этого рода, что понятие личности они берут лишь как
элемент целого. Экономическая школа, как говорит Бастиа, от естественной
гармонии пришла к свободе. Успехи общественного развития, накопление богатств,
процветание промышленности приводили их к основному элементу, обусловившему эти
успехи, к личному интересу, и они восхваляли этот интерес как могущественный
рычаг общественного прогресса. Личность опять-таки берется здесь не сама по
себе, а как часть целого, как элемент общей гармонии. Теории, шедшие от Руссо
или развивавшиеся в духе его «Общественного договора», требовали все отдать
государству, учения, шедшие от Адама Смита и Бентама, требуют все
предоставить личности. Как уже было замечено выше, оба требования
методологически находятся на общей почве, и оба одинаково упрощают действительность.
Но вся трудность вопроса заключается в том, что каждое из этих требований
грешит отвлеченностью и что правильный выход заключается в отыскании границ
между личностью и государством. Признание этой мысли составляет первый шаг
той эволюции, которую мы должны теперь проследить.
[1] См., напр., Herbert Samuel в его книге о современном либерализме.
[2] The Wealth of Nations. Book IV, ch.
IX.
[3] Ibid. Book IV, ch. V.
[4] Dicey. Law and Public Opinion in England — считает порой господства бентамизма годы 1825-1870.
[5] Мысли о естественной связи частного интереса с общим, о гармонии и единстве общественных отношений рассеяны в разных местах сочинений Бентама. См., напр., Deontologie ou science de la morale. Paris, 1834. Seconde partie. Principes generaux. Очень яркий образчик моральной арифметики Бентама был приведен выше, из его писем к графу Торрено.
[6] Относительно Ад. Смита см., напр., новейшее исследование: Biermann. Staat und Wirtschaft. Bd. 1: Die Anschauungen des okonomischen Individualismus. В., 1905. S. 64. О Бентаме — Чичерин. История политических учений. Часть 3. С. 308. Я должен сделать здесь оговорку, что в характеристике практических выводов Бентама я имею в виду его позднейшие воззрения, в которых он явился защитником демократических начал. В практической политике он менял свои взгляды, но своей моральной арифметике, связанной с основами его утилитаризма, он остался верен до конца. Демократический принцип открыл даже для него возможность провести числительную методу с большей ясностью.
[7]
Меткую и беспристрастную оценку Бастиа дает Schatz. Individualisme economique et social. P., 1907.
P. 264 et suiv.
[8] Bastiat. Harmonies economiques. 2-me ed. P., 1851. P. 10.
[9] Ibid. P. 5.
[10] Ibid. P. 8.
[11] Ibid. Р. 3.
[12] Ibid. P. 10.
[13] Ibid. P. 4.
[14] Ibid. Р. 356. Ср. Р. 536-543. Ch. XXI: Solidarite.