Сегодня |
||
УНИВЕРСАЛЬНЫЙ УЧЕБНИК |
Предыдущий | Оглавление | Следующий
1. Правовое регулирование в конечном итоге выражается в таком поведении участников общественных отношений, в котором воплощаются требования и возможности, содержащиеся в праве.
Реализация права имеет несколько форм, особенности которых ближайшим образом зависят от способов правового регулирования, от того, реализуется ли в данном случае дозволение, запрет или обязывание.
В соответствии с этим различаются три формы реализации права: использование, соблюдение, исполнение.
Использование — форма реализации, которая выражается в осуществлении возможностей, вытекающих из дозволений. Характерная черта данной формы реализации — активное поведение субъектов. Речь идет о субъективных правах, правах на свое собственное активное поведение, на использование предоставленных правом юридических возможностей (использование, например, права на защиту, права юридического распоряжения объектами собственности, избирательных прав).
Соблюдение — форма реализации, которая выражается в том, что субъекты сообразуют свое поведение с юридическими запретами. Для этой формы характерно пассивное поведение субъектов: они не совершают действий, запрещенных юридическими нормами, т.е. выполняют возложенные на них пассивные обязанности.
Исполнение — форма реализации, которая выражается в выполнении правого предписания. При данной форме реализации поведение субъектов имеет активный характер: они совершают действия, предписанные юридическими нормами, т.е. выполняют возложенные на них обязанности к активному поведению.
В наиболее точном смысле о реализации права можно говорить при такой форме, как исполнение. Здесь действительно в юридических нормах, призванных вместе с другими правовыми средствами обеспечить гарантированный результат, закладываются известные программы поведения, которые затем
Алексеев С.С. Теория права.—М.:
Издательство БЕК, 1995. С.252
должны в самом точном, прямом смысле осуществиться, перенестись в фактические отношения, претвориться в жизнь, реализоваться в активной деятельности субъектов.
Что же касается двух других форм реализации права (использования и соблюдения), особенно в сфере частного права, то здесь общие положения о реализации права нуждаются в уточнениях и, пожалуй, даже в оговорках.
Прежде всего обе указанные формы должны рассматриваться в единстве, в сочетании и в зависимости от типа регулирования. При использовании всегда имеет место и соблюдение: при общедозволительном регулировании — в виде ненарушения конкретных запрещающих норм, при разрешительном — в виде строгого следования поведению в границах, очерченных субъективным правом, в несовершении выходящего за эти границы.
Но главное не в этом. Как при обще дозволительном, так и при разрешительном регулировании управомоченный субъект действует активно. И это активное поведение лишь весьма условно можно рассматривать как реализацию того, что заложено в праве. В активном поведении субъектов реализуются главным образом материальные, политические, духовные и иные интересы, основанные на объективно обусловленных потребностях социальной жизни. Реализация же соответствующих юридических норм — управомочивающих и запрещающих, а также общих дозволений и запретов — заключается, в сущности, лишь в том, что создаются как бы типовые конструкции, общие и абсолютные правоотношения, в соответствии с которыми субъекты строят свое активное поведение, продиктованное социальными потребностями.
Тут можно сделать замечания и более общего характера. Приведенная трактовка особенностей реализации права, рассматриваемых в связи с общедозволительным и разрешительным типами регулирования, предупреждает от упрощенного понимания ценности права и преувеличения его роли в жизни общества, против таких представлений, в соответствии с которыми будто бы асе (и целиком), что происходит в окружающей нас жизни, суть не что иное, как реализация правовых установлений.
Мы уже видели, что подобные представления в какой-то мере справедливы применительно, пожалуй, лишь к исполнению — такой форме реализации, которая относится в основ-
Алексеев С.С. Теория права.—М.:
Издательство БЕК, 1995. С.253
ном к деятельности государственной власти, к исходящим от нее предписаниям и устанавливаемым ими позитивным обязанностям, и которая действительно позволяет (далеко не всегда, впрочем, эффективно, социально оправданно, а порой и с немалым ущербом) довольно свободно использовать правовые формы по усмотрению органов государственной власти.
Если же обратиться к таким формам реализации, как использование и соблюдение, которые связаны с самыми глубинами правовой системы, то тут подтверждается уже ранее обрисованная в общих чертах картина. В данной плоскости право — и это решающая его характеристика — предстает как такой регулятивный и эффективный охранительный социальный механизм (вспомним образ рамы), который на базе необходимой организованности в основном призван дать простор и гарантировать правомерное поведение, основанное на экономических, социальных и иных интересах, требованиях условий жизнедеятельности. Функционирование этого механизма, следовательно, находится в глубокой, органичной взаимосвязи и во взаимодействии со всей системой регуляторов поведения людей, их интересов.
Именно в данной плоскости, как представляется, лежит магистральный путь развития правовой формы, использования ее потенциала и резервов, повышения роли права в сочетании и гармонии с оптимизацией всего существующего в данном обществе комплекса социальных, материальных, духовных и других регуляторов, которые по мере укрепления основ либеральной цивилизации начинают, будем надеяться, играть все большее значение, утверждая главный компонент социальной жизни либерального общества — свободу личности. Нетрудно заметить, что рассматриваемый подход к праву, предупреждая от упрощенных трактовок и преувеличений его роли, позволяет раскрыть действительную ценность права в жизни общества, его органическую, закономерную роль в системе социальных отношений, которая была предвосхищена великими русскими правоведами-либералами.
И еще один момент, касающийся реализации права. То, что понимается под реализацией права, нельзя сводить только к трем ранее указанным формам. Все же главное тут — утверждение в обществе высоких принципов цивилизации и культуры, «атмосфера права», воплощение в жизнь его начал, его духа, его ценности, так, чтобы исключались из общественной жизни произвол, своеволие, беззаконие.
Алексеев С.С. Теория права.—М.:
Издательство БЕК, 1995. С.254
2. К процессу правового регулирования на заключительной его стадии (а в ряде случаев и при возникновении правоотношений) присоединяется применение права.
Это властная индивидуально-правовая деятельность, которая направлена на решение юридических дел и в результате которой в ткань правовой системы включаются новые элементы — индивидуальные предписания. Обеспечивая проведение в жизнь юридических норм, подкрепляя их властность своей (для данного конкретного жизненного случая) властностью, индивидуальные предписания обладают юридической силой, могут быть критерием правомерности поведения, т.е., условно говоря, источником юридической энергии. Именно в данном качестве они не только выполняют правообеспечительную функцию: в них выражается индивидуальное поднормативное регулирование общественных отношений, которое в зависимости от конкретных социальных, политических условий способно либо обогатить право, либо деформировать его.
Применение права — это второй по значению после правотворчества, а при известных социальных условиях и не менее важный фактор, столь существенно влияющий на правовое регулирование, притом влияющий в самом ходе, в процессе воздействия права на общественные отношения (хотя не будем упускать из поля зрения тот негативный эффект, который может наступить в случаях произвольной индивидуальной регуляции). И именно существенным юридическим значением индивидуально-правовой деятельности, осуществляемой компетентными государственными органами, объясняется подмеченная в литературе возможность применения этими органами в соответствии с коллизионными правилами норм иностранного права, а также норм международного публичного права (в связи с чем объем права, применяемого судом и другими правоприменительными органами, оказывается большим, нежели объем внутригосударственного права)[1]. Если органы правотворчества в какой-то мере закладывают в правовую систему общие программы поведения участников общественных отношений, то органы применения права в оптимальном случае продолжают «дело», начатое правотворчеством. Они призваны обеспечить проведение в жизнь юридических норм, выраженных в
Алексеев С.С. Теория права.—М.:
Издательство БЕК, 1995. С.255
них общих программ поведения, конкретизированное их воплощение в реальных жизненных процессах с учетом особенностей той или иной конкретной ситуации.
Среди обстоятельств, вызывающих применение права, есть такие, которые связаны с возникновением правоотношений (например, при возникновении прав и обязанностей, связанных с назначением пенсий, когда орган социального обеспечения на основе закона определяет для конкретного пенсионера размер пенсии и дает «команду» на ее выдачу).
Но в большинстве случаев обстоятельства, предопределяющие применение права, выражают главную функцию применения — необходимость юридической обеспечительной деятельности при использовании в процессе правового регулирования государственного принуждения.
Необходимость использования государственного принуждения главным образом и обосновывает потребность в специальной деятельности по применению права.
Здесь важен такой момент. Государственное принуждение в сфере права приводится в действие в условиях режима законности не автоматически. Правовые нормы предусматривают лишь возможность государственного принуждения. Реально же оно должно применяться компетентными органами, которые обязаны проверить законность, обоснованность и целесообразность использования государственно-принудительных мер, а в необходимых случаях в предусмотренных законом рамках конкретизировать их, определить порядок их применения, т.е. осуществить индивидуально-правовое регулирование.
Следовательно, применение права, причем преимущественно в форме правосудия, является единственным (в условиях строгой законности) каналом, через который фактически осуществляется государственное принуждение в процессе правового регулирования. Это касается всех форм реализации права — и использования, и соблюдения, и исполнения, к которым присоединяется применение права.
Фактическими обстоятельствами, обусловливающими деятельность, обеспечивающую правовое регулирование и в связи с этим применение государственного принуждения, как правило, являются: а) наличие препятствий к осуществлению субъективного права, неисполнение юридических обязанностей, б) правонарушение, требующее возложения юридической ответственности.
Алексеев С.С. Теория права.—М.:
Издательство БЕК, 1995. С.256
Связь юридической ответственности с формальным актом — актом применения права — существенна. С точки зрения требований законности юридическая ответственность, выраженная в виде карательных мер, может быть приведена в действие судом лишь на основе особого акта — обвинительного приговора, вынесенного в установленных законом процессуальных формах, с соблюдением всех демократических процессуальных гарантий.
3. Отмечая признанное науковедческое и политико-правовое значение понятия «применение права», воплощающее в себе идею законности, нужно учитывать и другое. Данное понятие (как и ряд других понятий, выработанных и утвердившихся в советскую эпоху) имеет и отрицательную сторону: охватывая «на равных» индивидуально-правовую деятельность всех властных субъектов, оно затеняет на данном участке правовой действительности правосудие, которое играет в области права юридически основательную, качественно своеобразную, незаменимую роль.
Суть вопроса здесь состоит в том, что властные органы, относящиеся к законодательной и исполнительной ветвям власти, должны действовать строго на основании норм писаного права. Применение права — это основанные на государственно-властных полномочиях правотворческих или административных органов действия по претворению юридических норм в жизнь. И хотя тут есть существенные особенности в зависимости от своеобразия правовых систем (прежде всего речь идет о системах общего прецедентного права англосаксонской группы), все же в любом случае орган, применяющий право, имеет дело с действующими юридическими нормами писаного права, установленными или принятыми (санкционированными) государством.
Другое дело, по убеждению автора этих строк, органы правосудия, их функции. Они тоже действуют на основании закона. Но их деятельность не сковывается жестким прокрустовым ложем одного лишь применения права в точном значении этого понятия. Правосудие — это не механическое претворение в жизнь писаных юридических предписаний (как это было в советскую эпоху), а само живое право, право в жизни.
Поэтому органы правосудия призваны прежде всего утверждать дух права, глубокие правовые начала. В соответствии с таким своим предназначением они обязаны руководствовать-
Алексеев С.С. Теория права.—М.:
Издательство БЕК, 1995. С.257
ся в своей деятельности основополагающими принципами права, выраженными в действующем законодательстве (особенно в сложных жизненных случаях, в коллизионных ситуациях).
Другое существенное основание деятельности органов правосудия — права человека.
4. В демократическом обществе, в котором утверждается верховенство права, принципы и идеалы правового общества, фундаментальные прирожденные права человека приобретают непосредственно юридическое значение. В настоящее время такое значение прав человека прямо закреплено в Конституции России, где они объявлены (как и в ряде демократических стран, например в Германии) непосредственно действующими.
Но что это означает практически? А то, что определенные действия, акции, основанные на правах человека, обретают юридически обязательную силу через решения органов правосудия.
К сожалению, ни по существующим законодательным установлениям, ни по сложившейся юридической практике такое юридически обязательное действие прав человека не получило признания в российском обществе.
Правда, до недавнего времени (до распада СССР и прекращения действий союзных органов) такого рода непосредственное действие прав человека, притом закрепленных в международно-правовых документах, достигалось через акты Комитета конституционного надзора: он был управомочен на принятие решений (заключений) с опорой на эти документы. Ныне же, когда признана международная юрисдикция по вопросам прав человека (путем присоединения к Факультативному протоколу к Международному пакту о гражданских и политических правах) и в действующей Конституции содержится положение об их прямой юридической силе, непосредственно-юридическое действие прав человека должно быть распространено на все случаи, когда они попадают в орбиту компетентной деятельности всех органов правосудия; на всех субъектов общественных отношений.
5. Одним из ярких показателей глубоко юридического, конститутивного с правовой стороны характера деятельности органов правосудия в процессе применения права является восполнение ими в процессе применения права пробелов в законодательстве.
Алексеев С.С. Теория права.—М.:
Издательство БЕК, 1995. С.258
Суть вопроса вот в чем: важнейшая черта нормативно-законодательных систем заключается в том, что нормативные акты (законодательство) являются, в сущности, единственным источником права. Они построены на следующем принципе: все входящее в сферу правового регулирования основывается на законе, других нормативных юридических актах. Жизненные случаи, не охватываемые законодательно-нормативной регламентацией, находятся вне права, юридически не урегулированы и потому не могут быть предметом рассмотрения судов, иных правоприменительных органов. Само понятие «применение права» опирается именно на такое построение нормативно-законодательных систем.
Но здесь возникают сложные вопросы. Таков, в частности, вопрос о неполных пробелах в законодательстве, при которых данный жизненный случай хотя и находится в сфере правового регулирования, не предусматривается, однако, конкретным нормативным положением. При подобных пробелах, вызванных неполным или неточным изложением содержания нормы, недостаточным использованием средств юридической техники, судебные органы обладают (правда, за рядом исключений) весьма значительными возможностями, относящимися к самой нормативной основе правового регулирования. Они уполномочены законом на то, чтобы, используя особые юридические институты (институты аналогии), ликвидировать «брешь» в нормативной основе, восполнить пробел и таким путем решить юридическое дело, касающееся данного случая. В настоящее время возможность применения права по аналогии в развернутом виде регламентирована в части первой Гражданского кодекса Российской Федерации (ст. 6).
Необходимость правоисполнительной деятельности компетентных государственных органов (судов) вытекает из особенностей права как динамической регулятивной системы, носит закономерный, естественный характер.
Следует заметить, что пробел — не всегда просчет законодателя. Ведь наряду с первоначальной прабельностыо, обусловленной тем, что законодатель не смог охватить формулировками нормативного акта все жизненные случаи, требующие правового регулирования, допустил просчеты в использовании юридической техники, в частности юридических конструкций, существует последующая пробельность, вызванная появлением
Алексеев С.С. Теория права.—М.:
Издательство БЕК, 1995. С.259
новых отношений, которые хотя и охватываются правом, но в деталях не могли быть предусмотрены законодателем.
В связи со всем этим в правовой системе предусматривается возможность восполнения пробелов в законодательстве, причем не путем правотворчества, а путем использования особых институтов в процессе применения права. Право как стабилизирующий фактор социальной жизни призвано решать долгосрочные задачи — регламентировать общественные отношения вперед на единых общих началах. Вместе с тем право — не только стабильная, структурно сложная, функциональная, но и динамическая, в известной степени саморегулирующаяся, самонастраивающаяся система. Конечно, изменение, развитие правовой системы, ее приспособление к новым условиям происходит главным образом в результате правотворческой работы компетентных органов. Однако и в самом праве выработаны такие внутренние механизмы, которые дают возможность как бы смягчить в том или ином конкретном случае просчеты законодателя, обеспечить действие юридических норм в соответствии с требованиями развивающихся общественных отношений. Этим и достигается саморегулирование, самонастройка правовой системы, ее эффективное функционирование в условиях изменчивой, развивающейся среды, причем таким образом, что право сохраняет все время качество стабильной нормативно-правовой системы общественного регулирования. В право как бы закладывается особая программа на случай появления пробелов, предусматриваются приемы их восполнения в процессе применения права. При этом не имеет решительно никакого значения, что в условиях совершенной, развитой нормативно-законодательной системы некоторые приемы восполнения пробелов в законодательстве, например аналогия права, на практике используются крайне редко. Главное — надлежащая оснащенность правовой системы необходимым набором юридических средств, при помощи которых восполняются пробелы. И все эти средства независимо от частоты их использования при решении юридических дел должны находиться s абоевой готовности».
6. Правоприменительная деятельность — это организационное выражение применения права, представляющее собой систему разнородных правоприменительных действий основного и вспомогательного характера, выраженных в правоприменительных актах.
Алексеев С.С. Теория права.—М.:
Издательство БЕК, 1995. С.260
Уместно отметить, что при теоретическом осмыслении правоприменительных актов следует учитывать смысловые различия, которые существуют между понятиями «решение юридического дела», «индивидуальное государственно-властное предписание» и «акт применения». Если первое из указанных понятий охватывает завершающее правоприменительное действие, второе указывает на результат правоприменения, то третье выражает результат решения юридического дела, рассматриваемый в единстве с его внешней, документальной формой, т.е. является актом-документом.
Достойно особого внимания то, что соотношение между понятиями «решение юридического дела», «индивидуальное государственно-властное предписание», «акт применения» в принципе такое же, как и соотношение между понятиями «правотворческое решение», «юридическая норма» и «нормативный юридический акт».
Характер зависимости, «сцепления» между правотворческим решением, юридической нормой, нормативным актом, с одной стороны, и между решением юридического дела, индивидуальным государственно-властным велением и актом применения — с другой, является практически одинаковым. Не свидетельствует ли это о том, что и тому и другому ряду правовых явлений присущи некоторые общие закономерности? Положительный ответ на этот вопрос, думается, связан с тем, что в обоих случаях (и только в этих случаях) перед нами выражение активной государственной деятельности в сфере правового регулирования, направленной, в частности, на правовое (в одном случае — нормативное, а в другом — индивидуальное) регулирование общественных отношений и объективируемой в праве как институционном образовании.
7. В сфере реализации права, особенно частного, гражданского, приобретает значение самостоятельной юридической категории понятие «правовая активность». Оно в определенной мере является однопорядковым с понятием «применение права», может быть охарактеризовано в качестве его альтернативы для случаев, когда участники общественных отношений обладают правомочиями на индивидуальное автономное регулирование и в то же время не обладают статусом органов, наделенных властными полномочиями. И то и другое понятие отражает активную инициативную деятельность лиц, которая влияет на функционирование механизма правового регулирова-
Алексеев С.С. Теория права.—М.:
Издательство БЕК, 1995. С.261
ния. И именно потому, что чрезвычайно существенно обособить в процессе реализации права деятельность органов, наделенных государственно-властными полномочиями (с этой целью и ограничивается в смысловом отношении понятие «применение права»), и в то же время осветить юридически значимую деятельность всех иных участников общественных отношений, прежде всего по частно-правовым, цивильным вопросам, понятие «правовая активность» в указанном выше специально-юридическом значении достойно занять весьма заметное место в понятийном аппарате общей теории права.
Конечно, известный познавательный эффект может быть достигнут и при прямом наложении категории «социальная активность» в ее философском, общесоциологическом значении на правовые явления. С этой точки зрения, например, возможно говорить об активности правоприменительных органов. Но и в том и в другом случаях мы все же имеем дело с социальной активностью в философском, общесоциологическом, а не в специально-правовом значении. Не случайно поэтому инициативная работа, например, правоприменительных органов может быть хорошо освещена и при помощи других понятий, таких, как качество, эффективность и др.
В сфере же реализации права понятие «правовая активность» в специально-юридическом значении не перекрывается никаким другим и занимает свою свободную «клеточку» в понятийном аппарате науки.
Надо заметить также, что при указанном подходе к рассматриваемым понятиям отпадают какие-либо основания для такого смыслового расширения научных представлений о применении права, когда под последними понимаются все активные формы участия субъектов в процессе правового регулирования: каждое из указанных выше понятий, дополняя друг друга, «работает» на своем участке теоретического освоения правовой действительности.
В ряде отраслей права, в частности гражданском, трудовом, в целом в сфере частного права, правовая активность субъектов, связанная с использованием права, может достигнуть весьма значительной степени интенсивности, глубины воздействия на правовое регулирование, на функционирование его механизма (например, гражданско-правовые договоры являются не только юридическим фактом, но и средством автономного индивидуального регулирования). В указанных случаях деятельность субъектов, обладающая известной юридической энергией,
Алексеев С.С. Теория права.—М.:
Издательство БЕК, 1995. С.262
хотя и отличается по своей природе от правоприменительной деятельности, в то же время значительно приближается к ней.
Отсюда возможен особый подход к вопросам реализации права в рамках конкретных отраслей, входящих в сферу частного права, подход, при котором целесообразно объединенное рассмотрение всех активных форм реализации, что не должно, однако, нивелировать качественные различия между применением права и правовой активностью.
8. Применение права связано с юридической практикой, среди которой особое место занимает судебная практика, что связано со значением правосудия. По основным своим характеристикам с правовой стороны судебная практика представляет собой объективированный опыт индивидуально-правовой деятельности судов, складывающийся в результате применения права при решении юридических дел.
Судебная практика так или иначе объективирована. Это значит, что наряду с юридическими нормами существует внешне объективированная, весьма специфическая, подвижная и гибкая сфера правовой реальности — элемент правовой системы, участвующий в правовом регулировании[2]. Эта сфера в нормативно-законодательных системах хотя и относится не к правотворчеству, а к применению права, тем не менее вплотную примыкает к нормативной основе механизма правового регулирования. Значительно меньшую с юридической стороны роль играют иные (несудебные) разновидности юридической практики; их значение, как правило, сводится к функциям обычаев, деловых обыкновений, к сигнальным функциям по цепи «обратной связи», свидетельствующим об эффективности действия нормативных юридических актов.
Предельно четкое размежевание между правотворчеством и индивидуально-правовой деятельностью и соответственно между нормативной основой правового регулирования и судебной (юридической) практикой — характерная черта нормативно-законодательных правовых систем[3].
Алексеев С.С. Теория права.—М.:
Издательство БЕК, 1995. С.263
Социальное значение юридической практики состоит прежде всего в том, чтобы обеспечить более тесную связь права с жизнью, с практической деятельностью и ее последствиями. В известном отношении практика выполняет ту же функцию, что и аналогия в праве, обеспечивает вместе и в единстве с институтами применения права по аналогии динамизм права — такое положение, при котором право как система стабильных норм, не изменяясь по содержанию, способно в определенной степени учитывать изменяющиеся условия общественной жизни.
А это возможно потому, что именно в юридической практике сразу же, зримо, в адекватном для юриспруденции виде выявляются недостатки, несовершенства, возможные пути развития действующих юридических норм. Притом юридическая практика служит здесь не только своего рода сигналом для законодателя, обеспечивающим обратную связь между правом и жизнью, но и механизмом, способным еще до законодательных нововведений в какой-то мере смягчить негативный эффект от несовершенного закона.
Посредством судебной практики в ткань правовой действительности может включаться новый элемент — правоположение. Дело в том, что каждый акт суда, связанный с применением права к конкретному жизненному случаю,— это крупицы опыта, из суммы которых складывается практика. Со временем в отношении однотипных, повторяющихся ситуаций, тех или иных категорий дел этот опыт проверяется жизнью, обогащается, становится устойчивым, обобщается в актах вышестоящих судебных и иных юридических органов. Но все же основа его — первичный живой опыт применения закона, содержащийся в актах повседневной, текущей практики.
Суть этого опыта состоит в том, что в актах суда, содержится новое понимание данной юридической ситуации, воплощено конкретизированно усвоенное применительно к ситуации содержание юридических норм. Словом, фиксируется суждение
Алексеев С.С. Теория права.—М.:
Издательство БЕК, 1995. С.264
правоприменительного органа, так или иначе конкретизирующее содержание закона по отношению к данным фактическим обстоятельствам. Если бы это суждение не было результатом судебной деятельности, то оно вообще не выходило бы за пределы правосознания. Но оно объективировано в правопримени-тельном акте, воплощено в самом решении дела и потому представляет собой нечто большее и юридически более значимое, чем просто явление правосознания, а именно объективированное правоконкретизирующее суждение. Это и есть правоположение.
Под рассматриваемым углом зрения правоположения представляют собой как бы оторвавшиеся от самого правосознания его уплотненные, активные сгустки — специфические правовые явления из сферы правоприменения, находящиеся на грани правосознания и таких объективированных форм правовой деятельности, как правовые предписания — нормативные и индивидуальные. Причем степень отрыва правоположений от правосознания и приближения к предписаниям различна в зависимости от формы юридической практики; степень такого приближения, например, наиболее значительна в актах руководящей практики, исходящих от судов высшей юрисдикции (Конституционного Суда, Верховного Суда, Высшего Арбитражного Суда).
Правоположения нераздельно связаны с действующими юридическими нормами, со смыслом, духом действующего законодательства, носят подзаконный, поднормативный характер. Они не входят в нормативную основу механизма правового регулирования, не могут служить самостоятельным основанием возникновения прав и обязанностей, критерием правомерного поведения. Во всех случаях они остаются явлениями, относящимися к области правосудия. Но будучи объективированным результатом судебной, иной индивидуально-правовой деятельности судов, правоположения, не сливаясь с действующими нормами, представляют собой относительно самостоятельные правовые явления, специфическую разновидность правовой реальности.
Вместе с тем нужно учитывать и другое. Поскольку судебная практика выражена в положениях, которые весьма близки к юридическим нормам и к тому же нередко формулируются в качестве нормативных, эти положения при известных обстоятельствах (при формировании правовой системы, при значи-
Алексеев С.С. Теория права.—М.:
Издательство БЕК, 1995. С.265
тельном отставании законодательства от требований жизни) могут приобрести и первичное значение, когда соответствующие акты, например нормативные постановления Пленума Верховного Суда, становятся источниками права (хотя при отставании законодательства правотворчество центральных юрисдикционных органов все же не согласуется с требованиями законности и в лучшем случае может рассматриваться лишь в качестве «меньшего зла»). Да и вообще грань между нормативными положениями практики и юридическими нормами не является резкой. Именно в практике постепенно формируются, отрабатываются положения, которым как бы тесно в области правоприменения и которым суждено стать впоследствии юридическими нормами. Более того, следует думать, что путем развития прецедентной практики (приобретающей все большую весомость в нормативно-законодательных системах) само право обогащается.
[1] См.: Игнатенко Г.В. Международное сотрудничество в борьбе с преступностью. Свердловск, 1980. С. 39 и сл.
[2] Братусь. В книге «Судебная практика в советской правовой системе» (М, 1975) правильно указали на то, что судебная практика выступает относительно самостоятельным объективным явлением, специфической областью проявления общих закономерностей, обусловливающих практическую деятельность.
[3] В нормативно-судебных системах решения судебных органов приобретают функции прецедентов — первичных источников юридических норм, и по тому объективированный опыт судебных органов, как только он получает нормативное значение, сразу же вливается в нормативную основу механизма правового регулирования. В связи с этим в таких системах в принципе отсутствует почва для существования судебной практики (кроме текущей) как особой юридической реальности, т.е. чего-то отличного от действующей системы правовых норм.