|
Сегодня |
||
УНИВЕРСАЛЬНЫЙ УЧЕБНИК |
||
Предыдущий | Оглавление | Следующий
1. Настоящая книга посвящена общетеоретическому осмыслению права в основном на философском уровне его изучения.
Вместе с тем в книге предпринята попытка синтеза — такой философской трактовки права, которая опирается на общетеоретические разработки в рамках аналитического правоведения.
Как это ни парадоксально, такой «разворот» в философской трактовке права связан с тяжкой судьбой, причудливым развитием советской юридической науки.
В результате своего многосложного развития, оказавшись в некоторых отношениях бесплодной, она дала в то же время и позитивные результаты. Более того, в силу обстоятельств и логики науки по одному из направлений она вышла на своеобразный уровень изучения права в рамках аналитического правоведения.
2. Советская юридическая наука возникла и существовала под наименованием марксистская или марксистско-ленинская (что фиксировалось в ее официальных обозначениях). Она была выразителем и носителем марксистско-ленинской, прежде всего сталинской, идеологии, выполняя функцию теоретического оправдания тоталитарного коммунистического режима, режима беззакония и произвола.
Именно сталинская идеология, монополизировав и канонизировав положения марксизма (марксизма-ленинизма), сковала правоведение догмами, относящимися в основном к полити-
Алексеев С.С. Теория права.—М.:
Издательство БЕК, 1995. С.9
ко-идеологической стороне жизни общества, и прежде всего к положениям о классовости права.
Положения о классовости права не только свели этот институт цивилизации и культуры к одной политической стороне (причем ничего принципиально нового в существующие представления такого рода характеристики не добавили), но и исказили смысл его социальной силы и помешали подойти к его пониманию как объективированного институционного образования.
Рассматриваемый путь в сфере юридических знаний оказался тупиковым, бесплодным, а по ряду моментов дал отрицательный результат, отбросив юридическую науку назад по сравнению не только с мировым уровнем, но и с уровнем, достигнутым этой специальной отраслью знаний в дореволюционной России. Положение о классовости права в ортодоксальном правоведении марксистско-ленинского толка было в упрощенном виде абсолютизировано, превращено чуть ли не в единственную «методологическую основу» науки, канонизировано, приобрело значение непререкаемой догмы, символа непогрешимой веры. И хотя немало авторов, особенно в последние годы, путем хитроумных и порой внешне изящных научных построений пытались вырваться из тисков таких догм (обосновывая противоречивость классовой сущности права, его многоуровневый характер, роль права как общесоциального регулятора, его характеристику как меры свободы и т.д.), идеологические постулаты о классовости права глушили живую творческую мысль, препятствовали восприятию мировой юридической культуры.
Негативное значение такого рода идеологических постулатов в особенности проявилось в том, что они не только перекрывали путь к постижению глубоких общечеловеческих основ права, его действительной нравственно-человеческой природы, но и по сути дела оправдывали тоталитарную власть, административно-репрессивную направленность «правовой политики», доминирование командно-административных методов управления, низводили право до положения придатка, послушного, безропотного орудия в руках всесильного и вездесущего партийного государства.
После разоблачения в хрущевскую оттепель репрессий сталинского режима, прикрытых и облагораживаемых мифами о социалистическом праве, оказалось, что постулаты о классо-
Алексеев С.С. Теория права.—М.: Издательство
БЕК, 1995. С.10
вости права не только никак не способствуют утверждению в стране строгой законности и твердого правопорядка, защищающего личность, но и вообще бесплодны, не нужны. Вот и пришлось некоторым советским правоведам молчаливо обходить их, в частности, путем использования понятия «общенародное право», которое, будто бы оставаясь классовым явлением, уже не является орудием классового господства, а также путем придания доминирующего значения в праве его общерегулятивным функциям, повышенного внимания к личности, к ее правам и т.д.
3. Причудлива судьба аналитического правоведения в советской науке. Аналитическая юриспруденция неотделима от работы юридических органов, от самой практической юриспруденции, которая для достижения нужного уровня эффективности нуждается в определенной сумме аналитических данных (что, кстати сказать, потребовало с первых дней октябрьского переворота 1917 г. привлечения немалого числа «спецов», юристов-профессионалов к деятельности правотворческих органов, судов, к юридическому обслуживанию хозяйственной деятельности при всем «революционном» неприятии юридических ведомств прошлого, их аппарата).
Всплеск аналитического правоведения произошел в годы нэпа. Нэп ознаменовался развитием гражданского оборота, связанным с ним некоторым упрочением законности, развитием судебной деятельности. Аналитическая юриспруденция в период нэпа, воспринимая достижения дореволюционной юридической науки, продвинулась в разработке ряда проблем вперед, сосуществуя — не всегда, впрочем, мирно — с ортодоксальной марксистско-ленинской доктриной.
С крушением нэпа в результате возобладания на пороге 30-х годов тоталитарного режима пришел конец и оживлению аналитического правоведения. Его представители подверглись жесткой критике приверженцами ортодоксальной теории, были заклеймены как «догматики» и «схоласты», и само это направление правоведения чуть теплилось в университетах, в самой практике работы юридических учреждений. Многие высококлассные юристы-профессионалы, теоретики и практики, были изгнаны из научных учреждений и практических органов, оставили юридическое поприще, были репрессированы.
А потом, во второй половине 30-х годов произошло явление, на первый взгляд, странное, парадоксальное, труднообъясни-
Алексеев С.С. Теория права.—М.:
Издательство БЕК, 1995. С.11
мое. Когда многие приверженцы ортодоксальной теории, неистовые сторонники леворадикальных, военно-коммунистических взглядов в праве пали жертвами сталинского террора (какая жутко-символическая драма!) и утвердилась идеология сталинского тоталитаризма, в науку права вернулась сохранившаяся дореволюционная профессура. И она принесла с собой гражданско-либеральный пафос русской интеллигенции кануна революции, а главное, тот потенциал высокой культуры аналитической юриспруденции, ее достижений, который поставил Россию первых двух десятилетий нынешнего века на одно из ведущих мест в мировой юридической науке.
И как это ни покажется поразительным, годы неистовства беспощадного тоталитарного режима ознаменовались наряду со «сталинизированной» ортодоксальной теорией резким подъемом аналитического правоведения, в особенности в цивилистике, а также в трудовом праве, семейном праве, процессуальных отраслях, уголовном праве и др. Получили развитие и общетеоретические исследования специально-юридического профиля, вновь стали утверждаться фундаментальные общеправовые понятия — «право», «субъективное право», «правоотношение», «законность».
И пусть порой такого рода отраслевые и общетеоретические исследования уходили в область абстракций, стояли на грани игры в понятия; пусть не всегда были доведены до конца, в частности в силу отрицания идей естественного права общественного договора, разграничения права на публичное и частное; пусть они попали в зону жестокого огня, который вела ортодоксальная политизированная наука (беспощадная политическая бдительность неизменно рассматривалась как знак преданности сталинизму), — их развитие в нашей стране стало заметным явлением по мировым меркам, тем более в обстановке, когда на Западе специально-юридические исследования были оттеснены бумом социологических и философских исследований. И это не только привело к ориентации на восприятие ценностей мировой и отечественной правовой культуры, но и подготовило предпосылки для развития правоведения в новом, перспективном направлении (которому и посвящен данный фрагмент).
Как объяснить взлет аналитической юриспруденции с конца 30-х годов? Только ли тем, что специально-юридические исследования носили в немалой степени общекультурный, ака-
Алексеев С.С. Теория права.—М.:
Издательство БЕК, 1995. С.12
демический характер, находились в стороне от реальной политической жизни, фактической практики карательно-репрессивных органов, да и не входили, как ранее, в разящее противоречие с ортодоксальной юридической наукой, поскольку левый радикализм сменился прагматическим сталинским тоталитаризмом? Или еще и тем, что специально-юридические разработки, престижные и респектабельные, каким-то образом вписывались в невиданно гигантские фальсификации, вершившиеся сталинским тоталитаризмом? (Вышинский в промежутках своей изуверской деятельности, прикрываемой высокими понятиями «суд» и «процесс», а на деле несущей террор и расправы над безвинными людьми, упражнялся в утонченных рассуждениях о теории доказательств, о процессуальных гарантиях, о праве). Наверное, и тем, и другим.
Позволю себе высказать предположение, что самим фактом развития специальной юридической науки общество в его глубинных устоях, подорванных беззаконием и бесправием, отреагировало на ужасающую действительность, подало сигнал о том, что путь, по которому нужно идти, чтобы выбраться из пучины тоталитаризма и двинуться к правовому гражданскому обществу, — это путь права и законности. Ну и объективно самим ходом разработки правовых проблем тут были совершены хотя и непоследовательные, робкие, неуверенные, но все же первые реальные шаги в этом направлении.
4. Аналитическая юриспруденция в советской юридической науке получила своеобразное, в каком-то смысле неожиданное продолжение, которое в итоге подвело юридические знания к новому, судя по всему, перспективному направлению изучения права.
Исходный момент тут таков. Советская юридическая наука с конца 40-х; в 50—60-х годах стала весьма значительно развиваться, так сказать, в количественном отношении. В связи с существенно расширенным после Великой Отечественной войны юридическим образованием, когда появились новые юридические вузы, кафедры, дисциплины, в науку влилось большое число молодых ученых-юристов; были образованы новые научные юридические учреждения, расширены старые. А каждая наука, достигнув известного количественного уровня («критической массы»), начинает саморазвиваться; накапливаемая в ней познавательная энергия ищет выхода, ее потенциал должен каким-то образом и в чем-то реализоваться.
Алексеев С.С. Теория права.—М.:
Издательство БЕК, 1995. С.13
В чем же и как мог найти выход этот потенциал в те неблагоприятные для действительной науки годы? В тех ли направлениях углубления правовых знаний, которые стали в то же самое время передовыми и престижными в мировой науке, т.е. в правовой социологии и в философии права?
Да, в советском правоведении в этих направлениях произошло некоторое продвижение вперед. Оживились социологические исследования, хотя в основном только на уровне предварительных разработок, планов, уяснения понятий и подходов (в особенности по проблемам причин правонарушений, эффективности права). Стали развиваться философские исследования, состоящие в основном в «приложении» догматических марксистских постулатов к правовому материалу.
Но, к сожалению, правовая социология и философия права были все же намертво скованы идеологией сталинизма, ее догмами и постулатами. Соответствующие исследования по большей части замыкались на идеологических понятиях, идеологемах, мифических представлениях, жесткой «методологии», заранее заданных результатах и потому не могли достичь уровня плодотворного и перспективного творчества, утопая подчас в спекулятивных рассуждениях и спорах (и до настоящего времени эти сферы юридических знаний по-настоящему не развернулись).
Каким же образом могли быть реализованы накопленные в советском правоведении и ищущие выхода творческие возможности и импульсы?
Выход как будто бы один — развитие аналитической юриспруденции. Но тут надо видеть, что специально-юридическая обработка правового материала не дает широкого простора для исследователя: она сама по себе «конечна»; если не уходить в область одних лишь абстракций, то потребности работы юридических органов обусловливают надобность только в определенной сумме аналитических данных, не более того. Да и к тому же приверженцы ортодоксальных марксистско-ленинских взглядов постоянно и настойчиво продолжали обращать внимание на опасность «юридической догматики», на ее «буржуазный» характер.
Поэтому некоторые из советских правоведов не ограничились лишь одной простой специально-юридической обработкой правового материала, стремясь (после такого рода обработки, на основе полученных таким путем данных) достигнуть его углубленного теоретического осмысления. На помощь тако-
Алексеев С.С. Теория права.—М.:
Издательство БЕК, 1995. С.14
му повороту в правовых исследованиях пришли новые философские методы и приемы, прежде всего теория систем, структурный и функциональный подходы, механизменная интерпретация, аксиология, а также вырабатываемые в ходе исследований особые философско-правовые категории, такие, как «правовое регулирование», «правовая система», «механизм регулирования», «функции права». Определяющее же значение в данном отношении приобрели выводы о праве как институционном образовании, поскольку они позволили относиться к предмету науки как к объективированному явлению — в принципе подобному тому, какой имеет естествознание.
Это привело к неожиданным научным результатам. Оказалось, что право — именно как институционное образование (так сказать, правовая материя) — обладает специфическими свойствами и закономерностями. Они с достаточной определенностью обнаружились при изучении системы права, связей и соотношений между его отраслями и с еще большей определенностью — когда в рамках структуры права в целом были вычленены ее глубинные элементы — дозволения, запреты, позитивные обязанности, образующие, как выяснилось, в некоторых своих соотношениях особые типы и системы правового регулирования.
Что же представляет собой такое теоретическое осмысление правовой материи, ее элементов, в ходе которого раскрываются его свойства и специфические закономерности?
Оно уже не является простым исследованием юридико-аналитического порядка (хотя и имеет в своей основе специально-юридическую обработку правового материала, ее результаты). Но оно не может быть охарактеризовано и как чисто философское, во всяком случае в том специфическом смысле, в каком философия права приобретает самостоятельное и перспективное значение в юридической науке (хотя оно близко к философскому уровню).
Есть веские основания полагать, что в данном случае перед нами особый уровень изучения права, который имеет существенное значение для освоения права как своеобразной сферы социальной действительности и одновременно открывает новую специфическую сторону служения юридической науки практике (причем тоже на особом уровне — на уровне выработки правовой политики, решения исходных, фундаментальных вопросов законодательства).
Алексеев С.С. Теория права.—М.:
Издательство БЕК, 1995. С.15