Предыдущий | Оглавление | Следующий

Возьмите самую умную, самую способную обезьяну, поместите ее в наилучшие, в наиболее человеческие усло­вия — и все же вы никогда не сделаете из нее человека. Возьмите самого закоренелого преступника и самого бед­ного умом человека; если только ни в одном из них нет какого-нибудь органического дефекта, определяющего его идиотизм или неизлечимое безумие, то вы убедитесь, что если один сделался преступником, а другой еще не возвысился до сознания своей человечности и своих чело­веческих обязанностей, то виноваты в этом не они сами, да­же не их натура, а социальная среда, в которой они родились и развивались.

Мы подошли здесь к самому важному моменту соци­ального вопроса и науки о человеке вообще. Мы уже не­однократно повторяли, что мы полностью отрицаем свободу воли в том смысле, какой приписывают этому слову тео­логия, метафизика и юридическая наука, т.е. в смысле спонтанного самоопределения индивидуальной воли человека, независимо от всякого природного или социаль­ного влияния.

Мы отрицаем существование души, существование духовной субстанции, независимой и отделимой от тела. Напротив, мы утверждаем, что, подобно тому, как тело индивида, со всеми

110       M. A. Бакунин

своими способностями и инстинктивными предрасположениями, является лишь равнодействующей всех общих и частных причин, определивших его индивидуальную организацию, — то, что непра­вильно называется душой человека, его интеллектуальные и мо­ральные качества являются прямым произведением или, лучше сказать, естественным, непосредственным выражением этой са­мой организации, а именно выражением уровня органического развития, которого благодаря стечению независимых от воли причин достиг его мозг.

Всякий, даже самый непритязательный индивид явля­ется продуктом веков; история причин, способствовавших его образованию, не имеет начала. Если бы мы имели дар, которым никто не обладает и не будет никогда обла­дать, —  дар познать и объять бесконечное многообразие превращений материи, или Сущего, которые происходи­ли с фатальной последовательностью от рождения наше­го земного шара до рождения этого индивида, то мы мог­ли бы, никогда его не видав, сказать с почти математиче­ской точностью, какова его органическая природа, опре­делить до малейших подробностей меру и характер его интеллектуальных и моральных способностей — одним словом, его душу в том виде, какова она есть в час его ро­ждения. Не имея возможности изучить и объять все эти последовательные трансформации, мы можем безоши­бочно утверждать, что всякий человеческий индивид в момент своего рождения является всецело продуктом исторического, т.е. физиологического и социального развития его расы, народа, ка­сты —  если в его стране существуют касты, — его семьи, его пред­ков и индивидуальных особенностей его отца и матери, передав­ших ему непосредственно, путем физиологического наследования, в качестве его естественного исходного пункта и определения его индивидуальности все неизбежные следствия их собственного пред­шествующего существования как материального, так и мораль­ного, как индивидуального, так и социального, включая их мысли, чувства и поступки, включая все превратности их жизни и все большие или малые события, в которых они принимали участие, включая также бесконечное многообразие случайностей, которые могли с ними произойти, вместе со всем тем, что они наследо­вали таким же образом от своих собственных родителей.

Федерализм, социализм и антитеологизм           111

Нам нет надобности напоминать о том, чего никто и не думает отрицать, а именно, что различия рас, наро­дов и даже классов и семей определяются причинами гео­графическими, этнографическими, физиологическими, экономическими (включая два больших вопроса: вопрос о занятиях, т.е. о разделении коллективного труда об­щества, о способе распределения богатств; и вопрос о пи­тании как в отношении количества, так и в отношении качества), а также причинами историческими, религиоз­ными, философскими, юридическими, политическими и социальными. Все эти причины, комбинируясь различ­ным образом для каждой расы, каждой нации и, более того, для каждой провинции и каждой коммуны, каждо­го класса, каждой семьи, придают всем им собственную физиономию, т.е. особый физиологический тип, сумму специальных предрасположений и способностей, —  неза­висимо от воли индивидов, входящих в их состав и всеце­ло являющихся их продуктом[1].

Таким образом, каждый человеческий индивид уже в момент своего рождения является материальной, органи­ческой равнодействующей всего того бесконечного разнооб­разия причин, которые, скомбинировавшись, произвели его. Его душа, т.е. его органическое предрасположение к развитию чувств, идей и воли, является лишь продук­том. Она вполне определяется индивидуальным физиоло­гическим качеством его мозговой и нервной системы, ко­торая, как и все его тело, полностью зависит от более или менее удачного сочетания этих причин. Она составляет то, собственно, что мы называем отличительной, изначаль­ной натурой индивида.

Существует столько же различных натур, сколько и индивидов. Эти индивидуальные различия проявляются тем яснее, чем более они развиваются или, лучше ска­зать, они не только проявляются с большей силой, они действительно увеличиваются по мере того, как развиваются индивиды, потому что различные вещи, внешние обстоятель­ства, одним словом, тысячи по большей части неуловимых при-

112       MA. Бакунин

чин, воздействующих на развитие индивидов, сами по себе весьма различны. Это обусловливает то, что чем более подвигает­ся в жизни какой-нибудь индивид, тем более вырисовыва­ется его индивидуальная натура, тем более он отличается как достоинствами, так и недостатками, от всех других индивидов.

В какой степени особая натура, или душа индивида, т.е. индивидуальные особенности мозгового и нервного устройства, развиты у новорожденного ребенка? Разреше­ние этого вопроса является делом физиологов. Мы знаем ^только, что все эти особенности обязательно должны быть наследственными в том смысле, который мы попы­тались объяснить, т.е. определенными бесконечным мно­жеством самых различных, самых разнообразных причин, причин материальных и моральных, механических и фи­зических, органических и духовных, исторических, гео­графических, экономических и социальных, больших и малых, постоянных и случайных, непосредственных и очень отдаленных в пространстве и во времени, сумма которых комбинируется в единое живое Существо и индивидуали­зируется е первый и в последний раз в потоке универсальных трансформаций только в этом ребенке, который, в узком значе­нии этого слова, никогда не имел и никогда не будет иметь себе подобного,

Остается узнать, до какой степени и в каком смысле эта индивидуальная натура действительно детерминирова­на в тот момент, когда ребенок выходит из чрева матери. Является ли эта детерминация только материальной или в то же время духовной и моральной, хотя бы в качестве тенденции естественной способности или инстинктивно­го предрасположения? Рождается ли ребенок умным или глупым, добрым или злым, наделенным волей или ли­шенным ее, предрасположенным к развитию того или иного таланта? Может ли он унаследовать характер, при­вычки, недостатки или интеллектуальные и моральные качества своих родителей и предков?

Вот вопросы, решить которые чрезвычайно сложно, и мы не думаем, чтобы экспериментальная физиология и экспериментальная психология были бы в настоящее время достаточно зрелыми и развитыми, чтобы суметь от­ветить на них с полным знанием дела. Наш славный со­отечественник г. Сеченов говорит в своем замечательном труде о деятельности мозга, что в громадном большинст­ве случаев, 999/1000 частей психического характера индивида*, конечно, более или менее заметны в челове­ке до самой его смерти. «Я не утверждаю, —  говорит он, —

Федерализм, социализм и антитеологизм           113

чтобы можно было посредством воспитания переделать дурака в умного человека. Это также невозможно, как дать слух индивиду, рожденному без акустического нерва. Я думаю лишь, что взяв с детства умного от природы не­гра, лапландца или самоеда, можно из них сделать при помощи европейского воспитания в самой среде европей­ского общества людей, очень мало отличающихся в пси­хическом отношении от цивилизованного европейца».

Устанавливая это отношение между 999/1000 частями психического характера, принадлежащими, по его мне­нию, воспитанию, и только одной тысячной, оставляемой им на долю наследственности, г. Сеченов не имел в виду, конечно, исключений: гениальных и необыкновенно та­лантливых людей или идиотов и дураков. Он говорит лишь о громадном большинстве людей, одаренных обык­новенными или средними способностями. Они являются, с точки зрения социальной организации, самыми интерес­ными, мы сказали бы даже, единственно интересными, ибо общество создано ими и для них, а не гениальными людьми и не для них одних, сколь безмерной ни казалась бы их сила.

В этом вопросе нас особенно интересует, могут ли по­добно интеллектуальным способностям и моральные ка­чества: доброта или злоба, храбрость или трусость, сила или слабость характера, великодушие или жадность, эго­изм или любовь к ближнему и другие положительные или отрицательные качества этого рода, быть физиологи­чески унаследованы от родителей и предков или незави­симо от наследственности сформироваться под влиянием какой-либо случайной, известной или неизвестной причи­ны в то время, когда ребенок находится еще в чреве мате­ри. Одним словом, может ли ребенок при рождении уже иметь какие-либо моральные предрасположенности?

Мы так не думаем. Чтобы точнее поставить вопрос, за­метим, во-первых, что если бы существование врожденных моральных качеств было допустимо, то это могло бы быть лишь при условии, что они были связаны в новоро­жденном ребенке с какой-нибудь физиологической, чи­сто материальной особенностью его организма: ребенок, выходя из чрева матери, не имеет еще ни души, ни ра­зума, ни чувств, ни даже инстинктов; он рождается для всего этого; так что он является лишь физическим суще­ством, и его способности и качества, если он их имеет, могут быть лишь анатомическими и физиологическими. Чтобы ребенок мог родиться добрым, великодушным,

114       М. А. Бакунин

надо было бы чтобы каждое из этих достоинств или недо­статков соответствовало какой-нибудь материальной и, так сказать, местной особенности его организма, а именно его мозга, —  это вернуло бы нас к системе Галля*, кото­рый думал, что он нашел для каждого качества и для каждого недостатка соответствующие шишки и впадины на черепе. Система эта, как известно, единогласно отверг­нута современными физиологами.

Но если бы она оказалась верной, что бы отсюда выте­кало? Раз недостатки и пороки, так же как и хорошие ка­чества, врожденны, то оставалось бы узнать, могут ли они быть побеждены воспитанием или нет? В первом случае вина за все преступления, совершенные людьми, падала бы на общество, не сумевшее дать им надлежащее воспи­тание, а не на них, которых можно было бы рассматри­вать, наоборот, как жертвы социальной непредусмотри­тельности. Во втором случае, поскольку врожденные пред­расположенности были бы признаны фатальными и непо­правимыми, обществу не оставалось бы ничего другого, как избавиться от всех людей, имеющих какой-либо при­родный или врожденный порок. Но, дабы не впасть в от­вратительный порок лицемерия, общество должно было бы признать, что оно делает это единственно в интересах своего сохранения, а не ради справедливости.

Есть еще одно соображение, которое может прояс­нить этот вопрос: в мире интеллектуальном и моральном, так же как и в мире физическом, существует только по­ложительное; отрицательное не существует, оно не соста­вляет обособленное бытие, это лишь более или менее значительное уменьшение положительного. Так, напри­мер, холод есть лишь иное свойство тепла, это лишь от­носительное отсутствие, лишь незначительное уменьше­ние тепла! Так же обстоит дело с мраком, являющимся лишь светом, уменьшенным донельзя... Абсолютный мрак и абсолютный холод не существуют. В мире интеллекту­альном глупость является не чем иным, как слабостью ума, а в нравственности недоброжелательство, жадность, трусость являются лишь доброжелательством, великоду­шием и храбростью, доведенными не до нуля, а до очень малого количества. Но, сколь ни мало это количество, все же это количество положительное, которое может быть развито, усилено и увеличено воспитанием в положитель­ном смысле, —  что было бы невозможно, если бы пороки или отрицательные качества являлись самостоятельными свойствами; тогда их надо было бы убивать, а не разви-

Федерализм, социализм и антитеологизм           115

вать, ибо развитие их могло бы в таком случае идти лишь в отрицательном направлении.

Наконец, не позволяя себе предрешать эти важные физиологические вопросы, относительно которых мы не скрываем своего полного невежества, добавим лишь, опи­раясь на единогласный авторитет всех современных фи­зиологов, последнее соображение: кажется установленным и доказанным отсутствие в человеческом организме от­дельных участков и органов для инстинктивных, эффек­тивных или моральных и интеллектуальных способно­стей; все они вырабатываются в одной и той же части мозга посредством одного и того же нервного аппарата[2]. Отсюда яс-

116       М. А. Бакунин

но следует, что не может стоять вопрос о различных нравственных или безнравственных предрасположениях, фатально определенных самим организмом ребенка с на­следственными и врожденными достоинствами и порока­ми, и что моральная врожденность ничем и ни в чем не от­личается от интеллектуальной врожденности, ибо и та и дру­гая сводятся к большей или меньшей степени совер­шенства, достигнутого вообще развитием мозга.

«Раз признаны анатомические и физиологические свойства ума, —  говорит г. Литтре (стр. 355), —  то можно проникнуть в самую глубь его истории. Покуда ум не был перестроен и обогащен цивилизацией, обладал лишь про­стыми идеями[3], производимыми как внутренними, так и внешними[4] впечатлениями, он находился, таким обра­зом, на низшей ступени развития; для того, чтобы подняться выше, ум обладает лишь способностью удерживания и ассоциации, но этого достаточно. Постепенно образуются сложные комбинации, увеличивающие силу и поле деятель­ности мозга[5]; наконец, подвигаясь вперед, человек прихо­дит к великим интеллектуальным свершениям. Умствен­ный аппарат увеличивается и совершенствуется, а без ин­струментария нельзя сделать ничего значительного ни в интеллектуальной области, ни в промышленности».

«По мере того как совершается это развитие, оно при­зывает себе на помощь важное свойство жизни, а именно наследственность, которая способствует закреплению его в настоящем и облегчению в будущем. Новые умственные способности, будучи раз приобретенными, передаются — это экспериментальный факт — потомкам в форме врожденных черт; врожденности вторичной, третичной, которая в умственной области создает своего рода улучшенные человеческие расы. Это заметно, когда встречаются народ­ности, прошедшие через разное развитие; низшая исчеза­ет или через длительный промежуток времени достигает уровня высшей»[6].

Ниже, процитировав слова г. Льюиса: «Мозговая сфе­ра, где царят аффективные страсти, как и та, где находят-

Федерализм, социализм и антитеологизм           117

ся чисто интеллектуальные проявления, тесно взаимосвя­заны», г. Литтре добавляет[7]: «Это совершенное подобие между интеллектом и чувством, а именно источником, откуда чер­пают нервы[8], и центром, где почерпнутое ими перераба­тывается[9], с учетом тождественности обоих центров, все это указывает на то, что физиология чувства не может раз­ниться от физиологии интеллекта».

Вследствие этого пришлось отказаться от поисков в мозге органов для влечения и страстей и признать в нем лишь различ­ного рода аффективные процессы, которые и надлежит опреде­лить.

Источником идей являются чувственные впечатления, источником чувств — впечатления инстинктивные. Назначе­нием нервных клеток является превращение инстинктив­ных впечатлений в чувства. Проблема происхождения чувств в точности параллельна проблеме происхождения идей.

Этот род деятельности мозга осуществляется через ин­стинктивные впечатления двух типов: впечатления, кото­рые принадлежат к инстинктам поддержания индивидуальной жизни, и те, которые принадлежат к инстинктам поддержа­ния жизни вида. Первая категория здесь трансформируется в себялюбие, вторая — в любовь к другому, в первоначальной форме половой любви друг к другу, любви матери к ре­бенку и ребенка к матери.

С этой точки зрения нелишне бросить взгляд на срав­нительную физиологию. У рыб, стоящих в отношении развитости мозга на самой низшей ступени среди позво­ночных и не знающих ни семьи, ни детенышей, инстинкт

118       М А Бакунин

остается чисто половым. Но чувства, порождаемые им, начинают проявляться у многих млекопитающих и птиц; устанавливается настоящее сожительство, но по большей части оно временное. Так же точно обстоит дело с заро­ждением семьи, которая требует заботы родителей о де­тенышах и детенышей о родителях. Наконец, у иных жи­вотных, и между прочим у человека, между различными семьями образуются такого же рода отношения, как меж­ду членами одной и той же семьи; там и сям, в некото­рых точках животного царства зарождается обществен­ность.

«Если таким образом положен фундамент, то нетруд­но понять, что из изначальных чувств, по мере того как су­ществование усложняется как для индивида, так и для об­щества, образуются вторичные чувства и комбинации чувств, делающиеся столь же нераздельными, как нераздельны в интел­лекте ассоциированные идеи» (стр. 357).

Итак, кажется, установлено, что в мозгу не существует специальных органов ни для различных интеллектуальных способностей, ни для различных моральных качеств, чувств и страстей, добрых или дурных. Следовательно, ни достоинства, ни недостатки не могут быть унаследованы, врожденны, ибо, как мы отметили, эта наследственность и врожденность может быть в новорожденном лишь фи­зиологической, материальной. В чем же может заклю­чаться постепенное исторически передаваемое совершен­ствование мозга как в интеллектуальном, так и в мораль­ном отношении? Единственно в гармоническом развитии всей мозговой и нервной системы, т.е. как в верности, тонкости и живости нервных впечатлений, так и в спо­собности мозга перерабатывать эти впечатления в чувства, в идеи и комбинировать, охватывать и удерживать все бо­лее и более широкие ассоциации чувств и идей.

Весьма вероятно, что если у какой-нибудь расы, нации, у какого-нибудь класса или в какой-нибудь семье, вследст­вие их отличительной природы, всегда обусловленной их географическим и экономическим положением, характе­ром их занятий, количеством и качеством пищи, также как их политической и социальной организацией, одним словом, всей их жизнью и большей или меньшей степе­нью интеллектуального и морального развития, —  что ес­ли, вследствие всех этих условий, одна или несколько си­стем органических функций, совокупность которых об­разует жизнь человеческого тела, будут развиты в ущерб

Федерализм социализм и антитеологизм            119

всем другим системам в родителях, —  весьма вероятно, почти несомненно, говорим мы, что их ребенок унаследу­ет в той или иной степени ту же плачевную дисгармо­нию — с возможностью только исправить ее до некоторой степени благодаря своей собственной будущей работе над самим собой, а иногда также благодаря социальным рево­люциям, без которых установление более полной гармо­нии в физиологическом развитии индивидов, взятых в от­дельности, может быть часто невозможным.

Во всяком случае, надо сказать, что абсолютная гармо­ния в развитии человеческих мускульных, инстинктив­ных, интеллектуальных и моральных способностей явля­ется идеалом, который никогда нельзя будет осуществить; во-первых, потому что история физиологически тяготеет более или менее (и да придет время, когда молено будет сказать: все менее и менее ) — над всеми народами и над всеми индивидами; и затем потому, что всякая семья и всякий народ всегда находятся в разных обстоятель­ствах и в различных условиях, по крайней мере некото­рые из которых будут препятствовать полному и нормаль­ному развитию людей.

Так что передаваемое наследственным путем из поко­ления в поколение и то, что может быть физиологически врожденным в индивидах, появляющихся на свет, —  это не достоинства или недостатки, не идеи или ассоциации чувств и идей, а только лишь мускульный и нервный ме­ханизм, более или менее усовершенствованные и гармонизирован­ные друг с другом органы, посредством которых человек дви­жется, дышит, ощущает себя, получает и удерживает внешние впечатления и воображает, судит, комбинирует, ассоциирует и понимает чувства и идеи, являющиеся теми лее самыми, как внешними, так и внутренними, впечатле­ниями, сгруппированными и трансформированными сна­чала в конкретные представления, затем в абстрактные понятия при помощи чисто физиологической и, добавим еще, совершенно непроизвольной деятельности мозга.

Ассоциации чувств и идей, развитие и последователь­ные трансформации которых составляют всю интеллекту­альную и моральную часть истории человечества, не обу­словливают образование в человеческом мозгу новых ор­ганов, соответствующих каждой отдельной ассоциации, и не могут быть переданы индивидам путем физиологи­ческой наследственности. То, что физиологически насле­дуется, —  это все более и более усиленная, расширенная

120       М А Бакунин

и усовершенствованная способность понимать их и созда­вать новые. Но сами ассоциации и представляющие их сложные идеи, как, например, идея Бога, отечества, нрав­ственности и т. д., не могут быть врожденными и переда­ются индивидам лишь путем общественной традиции и воспи­тания Они действуют на ребенка с первого дня его ро­ждения, и так как они уже воплотились в окружающей его жизни, во всех как материальных, так и моральных деталях социального мира, в котором он родился, то и проникают тысячью различных способов в его вначале еще детское, затем отроческое и юношеское сознание, ко­торое рождается, растет и формируется под их всесиль­ным влиянием.

Понимая воспитание в самом широком смысле этого слова, подразумевая под ним не только образование и уроки нравственности, но также и главным образом пример, который подают ребенку все окружающие его лица, влияние всего того, что он слышит, что он видит, не только его духовную культуру, но также развитие его те­ла посредством питания, гигиены, физических упражне­ний, —  мы утверждаем с полной уверенностью, что никто , серьезно не будет возражать против того, что всякий ре­бенок, всякий подросток, всякий юноша и, наконец, вся­кий взрослый человек является всецело произведением мира, который вскормил его и воспитал, произведением фатальным, невольным и, следовательно, безответствен­ным.

Человек приходит в жизнь без души, без сознания, без тени какой-нибудь идеи или чувства, но имея человече­ский организм, индивидуальность которого определена бесконечным числом обстоятельств и условий, предше­ствовавших самому рождению воли; она же, в свою оче­редь, обусловливает большую или меньшую способность человека к восприятию и присвоению чувств, идей и ассо­циаций чувств и идей, выработанных веками и передан­ных каждому как общественное наследство при помощи полученного воспитания. Плохое это воспитание или хо­рошее, но оно дано человеку, и он не несет никакой от­ветственности за него. Оно формирует человека, насколь­ко это позволяет более или менее восприимчивая инди­видуальная натура последнего, так сказать, по своему об­разу, так что он думает, чувствует и желает то же самое, что хотят, чувствуют и думают все окружающие.

Федерализм, социализм и антитеологизм           121

Но в таком случае нас могут спросить, как же объяс­нить, что одинаковое, по крайней мере внешне, воспита­ние часто приводит к совершенно различным результатам с точки зрения развития характера, ума и сердца? А разве не различны при рождении индивидуальные натуры? Это природное и врожденное различие, сколь оно ни мало, является, однако, положительным и реальным: различие в темпераменте, в жизненной энергии, в преобладании одного чувства, одной группы органических функций над другими, в живости и природных способностях. Мы по­стараемся доказать, что пороки, так же как и моральные качества, — факты индивидуального и общественного соз­нания и не могут быть физически унаследованы, что ника­кая физиологическая особенность не может обречь чело­века на зло, сделать его непоправимо неспособным к до­бру; но мы нисколько не хотим отрицать, что есть очень разные натуры, из которых одни, более одаренные, спо­собны к большему человеческому развитию, чем другие. Мы считаем, правда, что в настоящее время излишне пре­увеличивают природные различия между индивидами и что наибольшую часть ныне существующих различий надо приписывать не столько природе, сколько воспита­нию, полученному каждым. Для решения этого вопроса надо было бы, во всяком случае, чтобы две науки, приз­ванные разрешить его, а именно: физиологическая психо­логия, или наука о мозге, и педагогика, или наука о вос­питании и социальном развитии мозга, —  вышли из детс­кого возраста, в котором они обе еще пребывают. Но из признания физиологического различия между индивида­ми следует, что любая система воспитания, сама по себе превосходная, будучи абстрактной системой, может быть хороша для одного человека и дурна для другого.

Для того чтобы быть совершенным, воспитание дол­жно быть гораздо более индивидуализированным, чем те­перь, должно быть индивидуализировано в духе свободы и уважения свободы, даже и у детей. Его задачей должна быть не дрессировка характера, ума и сердца, а их пробу­ждение к независимой и свободной деятельности. Оно не должно преследовать иной цели, кроме созидания свобо­ды, не иметь другого культа или, лучше сказать, другой морали, другого объекта уважения, кроме свободы каж­дого и всех; кроме простой справедливости, не юридиче­ской, а человеческой; кроме простого разума, не теологи­ческого, не метафизического, а научного; кроме труда,

122       М. А. Бакунин

физического и умственного, первой и обязательной для всех основы всякого достоинства, всякой свободы и права. Такое воспитание, широко распространенное на всех, как на мужчин, так и на женщин, при экономических и соци­альных отношениях, основанных на строгой справедливо­сти, привело бы к исчезновению многих так называемых природных различий.

Нам могут возразить: хорошо, пусть современное вос­питание несовершенно, но, во всяком случае, им одним нельзя объяснить тот неоспоримый факт, что часто в сре­де семейств, наиболее лишенных нравственного чувства, можно встретить личности, поражающие нас благород­ством своих инстинктов и чувств, и, напротив, в среде са­мых развитых в нравственном и интеллектуальном отно­шении семей еще чаще встречаются индивиды, низмен­ные умом и сердцем. Этот факт как будто бы совершенно противоречит мнению, согласно которому большая часть интеллектуальных и моральных качеств человека являет­ся результатом полученного им воспитания. Но это лишь видимое противоречие. В самом деле, хотя мы и утверж­дали, что в огромном большинстве случаев человек явля­ется всецело произведением социальных условий, в кото­рых он формируется; хотя мы и оставили сравнительно малую долю влияния физиологической наследственности естественных качеств, с которыми рождается человек, тем не менее, мы не отрицали этого влияния. Мы призна­ли даже, что в некоторых исключительных случаях, на­пример, у людей гениальных или очень талантливых, как и у идиотов и людей нравственно очень испорченных, это влияние или природная детерминация развития индиви­да —  детерминация столь же фатальная, как и влияние воспитания и общества, — может быть очень велика. По­следнее слово по всем вопросам принадлежит физиоло­гии мозга, а она еще не достигла той степени развития, чтобы быть в состоянии в настоящее время разрешить их даже приблизительно. Единственное, что мы можем се­годня с уверенностью утверждать, это то, что все эти во­просы бьются между двумя фатализмами: фатализмом естественным, органическим, физиологически наслед­ственным и фатализмом общественной наследственности и традиции, воспитания и социально-политического и экономического устройства каждой страны. Здесь нет места для свободной воли.

Федерализм, социализм и антитеологизм           123

Но помимо естественной, положительной или отрица­тельной детерминации индивида, которая может поста­вить его в большее или меньшее противоречие с духом, царящим в семье, могут существовать для каждого от­дельного случая еще другие тайные причины, которые в большинстве случаев так и остаются неведомыми, но ко­торые должны быть нами приняты, тем не менее, в рас­чет. Стечение особых обстоятельств, неожиданное собы­тие, иногда даже очень незначительный, сам по себе, слу­чай, случайная встреча какого-нибудь человека, иногда книга, попавшая в руки данного индивида в надлежащий момент, —  все это в ребенке, в подростке, в юноше, когда воображение кипит и еще полностью открыто для жизнен­ных впечатлений, для жизни, может произвести корен­ной переворот как к добру, так и ко злу. Добавьте к это­му характерную для молодости гибкость, в особенности когда молодые люди одарены известной естественной энергией, которая заставляет их противиться всем излиш­не повелительным и настойчиво-деспотичным влияниям и благодаря которой иногда даже избыток зла может породить добро.

Может ли в свою очередь избыток добра или то, что обычно называется добром, породить зло? Да, когда доб­ро выступает как деспотический, абсолютный закон, рели­гиозный, доктринерски-философский, политический, юридический, социальный или как закон семейно-патриархальный, —  одним словом, когда, каким бы хорошим оно ни было или ни казалось, оно предписывается как от­рицание свободы, а не является ее продуктом. Но в таком случае бунт против добра, навязываемого таким образом, является не только естественным, но и законным; этот бунт не только не зло, а, напротив, добро; ибо не сущест­вует добра вне свободы, а свобода является источником и абсолютным условием всякого добра, которое поистине достойно этого слова, ведь добро есть не что иное, как свобода.

Единственной целью этой статьи является развитие и доказательство этой истины, которая нам представляет­ся такой простой. Возвратимся теперь к нашему вопросу

Примеры того же явного противоречия или аномалии часто встречаются в более широкой сфере, в истории наро­дов. Например, как объяснить, что еврейский народ, быв­ший некогда самым ограниченным и исключительным на­родом на свете, до того исключительным и ограничен-

124 М А Бакунин

 

 ным, что, признавая, так сказать, абсолютную привилеги­рованность, божественное избрание главным основанием своего национального существования, он выставлял себя богоизбранным народом, вплоть до фантазии, будто его Бог, Иегова, Бог-отец христиан, доводит свою попечительность о еврейском народе до самой дикой жестоко­сти ко всем другим народам, приказывая еврейскому на­роду уничтожить огнем и мечом все племена, занимав­шие раньше землю обетованную, для того чтобы очи­стить место для своего народа-Мессии; как объяснить, что в среде этого народа мог родиться Иисус Христос, основа­тель вселенской, мировой религии и тем самым разруши­тель самой еврейской нации как политического и соци­ального тела? Каким образом этот исключительно нацио­нальный мир мог породить такого преобразователя, рели­гиозного революционера, каким является апостол...*

Предыдущий | Оглавление | Следующий