Предыдущий | Оглавление | Следующий

Димитрий, как составитель Четьи-Миней, пользовался уже некоторой известностью, когда он в 1700 году был вызван из Малороссии и сделан митрополитом тобольским. Он, однако, не мог свыкнуться с мыслью об отправлении в Сибирь, заболел с горя, и Петр позволил ему остаться в Москве, а в 1702 году он получил место ростовского митрополита. Здесь он до гроба трудился на пользу духового просвещения, завел училище при своем архиерейском доме для лиц, готовившихся к духовному званию, сам исполнял учительские обязанности, в то же время продолжая свои научные занятия и поддерживая светскую власть в деле преобразования. Рассказывают о Димитрии следующий случай. Однажды в 1705 году, когда после обеда он шел из собора домой, к нему подошли два человека, не старые, но с бородами, и сказали ему: «Владыка святый, как ты велишь? Велят нам по указу государеву бороды брить, а мы готовы головы наши за бороды положить: лучше нам пусть отсекутся наши головы, чем бороды обреются?» Изумленный митрополит не нашел, что вдруг отвечать им от писани,я и спросил: «Что отрастет — голова ли отсеченная или борода обритая?» Те, помолчавши, отвечали: «Борода отрастет, а голова нет». «Так вам лучше не пощадить бороды, которая, десять раз обритая, отрастет, чем потерять голову, которая, аз отсеченная, уже не отрастет никогда, разве в общее воскресение», — сказал митрополит и пошел в свою келию. Но за ним пришло много лучших горожан, и был у них длинный разговор о брадобритии. Тут митрополит узнал, что многие, обрившиеся по указу, сомневаются о спасении, думают, что потеряют образ и подобие Божие. Митрополит должен был увещевать их, что образ Божий и подобие состоят не в видимом лице человеческом, но в невидимой душе, притом бреются бороды не по своей воле, по указу государеву, а надобно повиноваться властям в делах, не противных Богу и не вредящих спасению. После этого разговора Димитрий счел своею обязанностью написать рассуждение «Об образе Божием и подобии в человеце», которое несколько раз печаталось по приказанию Петра. Кроме того, он писал духовные драматические сочинения, или мистерии, «Ро-

Брикнер А. Г. История Петра Великого: В 2 т. Т. 2. — М.: ТЕРРА, 1996. C.233

зыск о раскольничьей Брынской вере» и проч. Димитрий скончался в 1709 году; в гробе под голову и под все тело по его завещанию постланы были его черновые бумаги. Кроме книг, у него ничего не осталось [1].

Стефан Яворский пользовался славой необыкновенно искусного церковного оратора. В качестве «Блюстителя патриаршего престола» он имел лишь ограниченное влияние. С другой стороны, он отличался религиозной нетерпимостью, с другой — угождал царю, льстил ему. Несколько раз он выражал желание возвратиться в Малороссию, но Петр не соглашался на увольнение его как рязанского митрополита. Можно считать вероятным, что Яворский надеялся на восстановление патриаршего сана и на предоставление ему этой должности, однако эти надежды оказались тщетными. Подчас обнаруживалось в Яворском некоторое отвращение к реформам Петра, и встречались в его проповедях некоторые полемические намеки против брадобрития, против фискалов и проч. Косвенно он довольно резко порицал шумные попойки царя. Однако вообще он был осторожным, уступчивым в отношении светской власти. Яворский принадлежал к завзятым противникам протестантизма. В одной из своих проповедей он сильно нападает на Лютера, называя его: «Червь, ядом адским наполненный, треокаянный еретик, мерзкий ересиархо, богомерзкий блюзнерцо, глухий аспиде» и проч. [2] Вообще он любил ратовать против ереси иностранцев; в преследовании раскольников он поступал резко и жестоко и этим даже, при большой терпимости Петра и Феофана Прокоповича, подвергся разным неприятностям. Полемическое сочинение Яворского «Камень веры» было напечатано после его кончины. При учреждении Синода он был назначен председателем этой коллегии, но и тут не имел сильного влияния [3].

Брикнер А. Г. История Петра Великого: В 2 т. Т. 2. — М.: ТЕРРА, 1996. C.234

В противоположность Яворскому, Феофан Прокопович был настоящим единомышленником царя. Он особенно благосклонно и терпимо относился к протестантам. Своим образованием он был отчасти обязан богословской науке протестантов, подвинувших вперед библейскую филологию, критику, церковную историю. Ему не нравились ни иезуитская школа в схоластическом богословии, ни католическая обрядность в церковном богослужении и церковной практике. Сделавшись профессором богословия, он выбрал себе образцами протестантских ученых, как, например, Гергарда, Квенштета и других, и проложил новую тропу русскому богословию. В юношестве, слышав в Риме из уст папы Иннокентия XII публичные проклятия на лютеран, кальвинистов и прочих схизматиков, он тайно смеялся над этими проклятиями, как над пустым громом. Он любил сочинения Буддея, Декарта, Бекона и других ученых Западной Европы. Его не раз обвиняли в склонности к протестантизму. В первый раз он своим красноречием обратил на себя внимание царя во время пребывания последнего в Киеве в 1706 году; затем он произнес замечательную проповедь после Полтавской битвы. Он был при Петре во время Прутского похода. В 1715 году он по желанию Петра переселился в Петербург, где, несмотря на козни многочисленных противников, сделался полезным сотрудником Петра.

Тотчас же после приезда в Петербург Феофан в одной проповеди намекнул на недоброжелателей Петра, на противников нововведений: «Помыслит бо кто — и многие мыслят, но не все весьма люди сим долженством обязаны суть, но некий выключаются, именно же священство и монашество. Се терн, или, паче рещи, жало, но жало се змеино есть, папежский се дух» и проч. [4] Феофан не мог надивиться фарисейству, страсти к внешней обрядности, к богословским прениям в народе, и сильно ратовал против нетерпимости. Не раз он сталкивался и с Яворским, обвинявшим его в склонности к ереси. Петр оставался в близких сношениях с Феофаном, бывал его частым гостем и любил беседовать с ним о вопросах духовной администрации.

Брикнер А. Г. История Петра Великого: В 2 т. Т. 2. — М.: ТЕРРА, 1996. C.235

Вместе с Феофаном Петр трудился над составлением «Духовного Регламента».

Царь объявил, что «для лучшего управления мнится быть удобно Духовной Коллегии». Яворский не разделял этого мнения государя; Феофан же разделял его и потому должен был принять на себя составление регламента для новой коллегии.

В «Духовном Регламенте» особенное внимание обращается на необходимость образования и просвещения в духовенстве. Недаром иностранцы, бывавшие в России, в своих записках в один голос осуждали грубость нравов и невежество духовенства. Недаром и русские патриоты, как, например, Иван Посошков, постоянно требовали мер для поднятия уровня духовного просвещения. Замечательные представители, как, например, Феодосии, митрополит новгородский, Феофан Прокопович, заботились об учреждении школ, семинарий для духовных лиц и проч. Из множества узаконений и предписаний правительства, из переписки царя с Курбатовым, Питиримом и проч. мы узнаем, что лучшие люди того времени думали о реформах в быте духовенства. Заведовавший Монастырским Приказом Мусин-Пушкин постоянно заботился об открытии школ. Почти столь же резко, как в сочинениях Маржерета, Олеария, Коллинса, Перри и проч., хотя и в других выражениях, в «Духовном Регламенте» говорилось о невежестве духовенства, о необходимости улучшения быта священников и монахов, об упадке просвещения, об обязанности архиереев заботиться об истреблении всех существующих суеверий. Далее подробно говорилось об учебных предметах в духовных школах, об обязанностях учеников, о методе учения, о строгих мерах поощрения к прилежному и успешному учению. Для учреждения большой духовной семинарии был назначен дом и определены значительные денежные средства. Кончина Петра прервала работу приготовления этого полезного предприятия. После него дом несколько лет сряду стоял впусте, а затем в 1743 году был отдан в распоряжение канцелярии полицмейстера [5].

Брикнер А. Г. История Петра Великого: В 2 т. Т. 2. — М.: ТЕРРА, 1996. C.236

В первое время существования Синода возникали разные спорные вопросы о круге деятельности, о размерах компетентности нового учреждения. Царь часто должен был по собственному усмотрению решать такие вопросы. Бывали случаи столкновений между Сенатом и Синодом. Вообще же деятельность обоих высших учреждений свидетельствовала о том, что сановники, которым было вверено управление делами, были в состоянии руководствоваться соображениями царя, следовать его указаниям, трудиться в его духе. После кончины его и в Сенате, и в Синоде было заметно отсутствие инициативы царя-преобразователя, эксперта-дельца, сильного волей и одаренного проницательным умом администратора.

Образ действий Петра в отношении к раскольникам, с одной стороны, обнаруживает его религиозную терпимость, с другой — свидетельствует о желании государя во всех отношениях руководствоваться интересами светской политики. Высказанное Петром относительно иностранцев правило, что правительство «охотно предоставляет каждому христианину на его ответственность пещись о блаженстве души своей», по мнению Петра, могло относиться и к раскольникам; Петр в области религии держался либеральных начал. При свидании с польским королем в Биржах в 1701 году Петр был в церкви и внимательно приглядывался к католическому богослужению, расспрашивая, что значит то или другое действие. Один из польских сенаторов заметил ему, что в его власти соединить церковь греческую с латинской. Царь отвечал: «Господь действительно дал царям власть над народами, но над совестью людей властен один Христос, и соединение церквей может совершиться только с Божией воли» [6].

В следующем году царю случилось ехать из Архангельска к Финскому заливу через Выг, где жило много раскольников. Когда разнеслась страшная весть о приближении Петра, одни из братьев и сестер начали готовиться к смерти, приготовили

Брикнер А. Г. История Петра Великого: В 2 т. Т. 2. — М.: ТЕРРА, 1996. C.237

смолу и солому в часовне, другие сбирались бежать; но гроза прошла; когда государю доложили, что по Выгу живут раскольники, то он сказал: «Пускай живут», и проехал далее. Другой раз он спросил: «Каковы купцы из раскольников, честны ли и прилежны ли?» Когда ему отвечали, что честны и прилежны, то он сказал: «Если они подлинно таковы, то по мне веруют чему хотят, и когда уже нельзя обратить от суеверия рассудком, то, конечно, не пособит ни огонь, ни меч; а мучениками за глупость быть — ни они той чести недостойны, ни государство пользы иметь не будет». За то Петр требовал, чтобы раскольники работали усиленно на железных заводах близ Выговской пустыни, объявляя при этом, что «за то царское величество дал им свободу жить в той Выговской пустыни и по старопечатным книгам службы свои к Богу отправлять». Когда раскольники жаловались на некоторые притеснения, Меншиков в 1711 году издал указ, «чтобы никто общежителям Андрею Денисову с товарищи и посланным от них обид и утеснения и в вере помешательства отнюдь не чинили под опасением жестокого истязания». В 1714 году брат Андрея Денисова, Семен, был схвачен в Новгороде духовной властью. Раскольники, поддерживаемые в этом деле начальником олонецких заводов Генни-ном, обратились к Петру с просьбой о помощи; Петр велел привести к себе Семена Денисова и, как сказано в современном рассказе об этих событиях, «испытав из тиха на словах и поговоря мало, ни его отпустити, ни испытати жестоко не повеле, такожде митрополиту не повеле, оставил его тако». Семен Денисов просидел четыре года в монастыре, наконец ему удалось уйти из Новгорода. Из переписки Геннина с царем видно, что духовенство относилось к раскольникам гораздо строже, чем царь. Когда был арестован раскольник Данила Викулич, Геннин опять заступился за раскольников, и царь велел выпустить Викулича. Основной взгляд Петра на дело заключался в проповедуемом им правиле: «С противниками церкви с кротостью и разумом поступал по апостолу... и не так, как ныне, жестокими словами и отчуждением» [7]. За то Петр требовал от раскольников

Брикнер А. Г. История Петра Великого: В 2 т. Т. 2. — М.: ТЕРРА, 1996. C.238

двойной подати и этим перенес, так сказать, вопрос о расколе из области церкви на почву государственного хозяйства. Раскольники сделались достойными внимания с точки зрения финансов, бюджета.

Но в то же время правительство не переставало действовать путем обучения, просвещения, причем некоторая строгость была соединена с кротостью. Для этой цели Петр желал воспользоваться игуменом Переяславского монастыря Питиримом, бывшим прежде раскольником и потому хорошо знавшим своих прежних собратий, для обращения раскольников увещательными средствами.

В 1722 году вышел синодский указ, или «Пастырское увещание к обращению раскольников в недра православной церкви». В заключение этого указа Синод объявлял: «Да всяк, кто б ни был, ежели в книгах покажется кому некоторое сомнительство, приходил бы с объявлением оного сомнительства в Святейший Правительствующий Синод, безо всякого подозрения и опасения, и таковому в оном Синоде то сомнительство изъяснено будет от Святого Писания и оный сомнитель по тому рассуждению сомнительства своего удовольствуется решением». В другом указе Синод уверял, что не намерен никаким образом раскольников «удерживать и озлоблять», а только «с усердием требует свободного с ними о противности разглагольствия», прося расколоучи-телей «показаться нескрытно, безо всякой боязни, и в разглагольствии наблюдать надлежащую токмо учтивость и не употреблять невежеских поступков», так что каждый «имел бы в объяснению мнения своего голос свободный». Прибавлено даже следующее: «Которые являются к обращению к святой церкви непреклонны и останутся при прежнем своем мнении, тем дана будет неудержанная свобода» и проч. Срок для таких объяснений или «разглагольствия» был определен от 1 марта 1722 до 1 марта 1723 года. Кто не явится и станет продолжать распространять раскол, будет строго наказан «безо всякой пощады и помилования» [8].

Едва ли много раскольников откликнулось на приглашение

Брикнер А. Г. История Петра Великого: В 2 т. Т. 2. — М.: ТЕРРА, 1996. C.239

Синода. По всей вероятности, раскольники опасались входить в столь близкие отношения к власти, отважиться на «разглагольствие», которое могло повести чрезвычайно далеко и вовлечь раскольников в беду.

Склонность правительства к кротким мерам не была, впрочем, общим правилом. До 1744 года и после много было принято мер довольно строгих в отношении к раскольникам. Петр отличался терпимостью только к догматическим вопросам; но он хорошо знал, что раскольники были самыми отчаянными противниками преобразований, самыми ревностными распространителями учения о новых временах, как временах антихриста, знал, что эти люди толпами бегают и кроются в лесах и пустынях, лишая государство рабочих сил, отбывая от службы. Светская власть из-за своих государственных интересов не могла смотреть спокойно и равнодушно на раскольников. Нужно было наблюдать за расколом, усиливать контроль относительно числа раскольников, привлекать их к участию в государственных повинностях. В 1716 году было объявлено Сенатом: «Чтоб все люди у отцов своих духовных исповедывались повсегодно». На тех, кто не исполнял этого требования, «класть штрафы против дохода с него втрое, а потом им ту исповедь исполнить же [9]. Переписать всех раскольников было дело чрезвычайно трудное. Раскольники считали, не без основания, опасным делом объявить себя раскольниками; это значило отдаться в руки правительству, которое, если и не будет преследовать, то будет наблюдать, причем нельзя будет тайком распространять свое учение: новоприбылые будут явны. Раскольники стали подкупать священников, которые должны были показать, кто у них в приходах исповедуется и кто нет. Тут начались доносы на укрывающихся раскольников и на неисполняющих свой долг священников. Питирим писал Петру о десятках тысяч раскольников, которые «государственному благополучию не радуются, но паче несчастию радуются, и всегда стремятся возвысить свой злой рог к обладанию на церковь и на гражданство». Требуя весьма строгих мер, Питирим доносил, что «попы едва

Брикнер А. Г. История Петра Великого: В 2 т. Т. 2. — М.: ТЕРРА, 1996. C.240

не все укрыли расколыциков, то писали исповедующимся, то никак не писали», так что не уплачиваются штрафы от неисповедующихся, ни двойной оклад от раскольников [10].

В 1721 году 17 мая Синод приказал отбирать «у кого явились харатейныя и старопечатные книги»; далее были приняты разные меры для поимки лжеучителей; в 1722 году возобновляется указ о присылке ведомостей о не бывших на исповеди и о раскольниках; о некоторой строгости свидетельствуют разные предписания, как, например, об отдаче конфискованного у раскольников имения в Синод, о православном крещении детей записных раскольников, о запрещении браков «обоих раскол держащих лиц», об отправлении тайных раскольников на каторгу, о запрещении писать иконы «по раскольническому мудрованию» и проч.

Число наказанных раскольников было весьма значительно, как видно из указа, данного Петром Сенату 15 октября 1722 года. В нем сказано между прочим: «Расколыциков отнюдь в Сибирь посылать не велите, ибо там и без них расколыциков много; а велите их посылать в Рогервик, где делают новый гавань»[11] . В январе 1723 года Синод издал указ о крепком содержании посылаемых в монастыри раскольнических монахов и монахинь. Незадолго до кончины Петра еще были приняты некоторые меры, стеснявшие права и свободу раскольников; в разных местах поставлены были заставы для поимки беглых раскольников и проч.

Мы видели выше, что уже в девяностых годах XVII века ходил слух о некоторой склонности Петра к католицизму. Мы знаем, однако, что этот слух был лишен основания. Царь соблюдал некоторый нейтралитет между исповеданиями. Из лиц, его окружавших, Гордон был католиком, Лефорт — кальвинистом, Перри — приверженцем англиканской церкви и проч., зато в

Брикнер А. Г. История Петра Великого: В 2 т. Т. 2. — М.: ТЕРРА, 1996. C.241

России строжайше было запрещено действовать в пользу распространения какого-либо исповедания [12].

Дипломатические отношения между Россией и папой при Петре бывали редким исключением. В 1707 году Куракин находился в Риме, имея поручение требовать, чтобы папа не признавал на польском престоле короля Станислава Лещинского. Когда папа при этом случае требовал, чтобы царь дал грамоту о свободном отправлении римского богослужения и построения римских церквей в России, Куракин уклонился от решительного ответа [13].

Несколько раз был поднят иностранцами-католиками вопрос о соединении церквей. По случаю отправления Куракина в Рим в Вене считали вероятным, что ему было поручено действовать именно в пользу соединения церквей [14]. Однако такие слухи были лишены основания. Подобное же предложение, сделанное парижской Сорбонной в 1717 году, не имело никакого успеха [15].

В том же духе со стороны англиканской церкви была сделана попытка сближения с православной церковью. Двое епископов обратились к Петру с письмом; старались подействовать и на Головкина; но все это осталось без последствий [16].

Мы помним, что Василий Васильевич Голицын был покровителем иезуитов. Петр, напротив, не раз выражался довольно резко о иезуитском ордене. В 1719 году 18 апреля майор Румянцев получил собственноручный царский указ: «Ехать в езувитский монастырь в полночь, осмотреть там и взять все их письма, а как рассветет, объявить им указ, и потом, дав им убраться, послать с Москвы за рубеж с добрым провожатым; однако велеть их задержать в Можайске, а тем временем письма их чрез учителей наших школ пересмотреть и буде какия письма явятся подозрительными, то оныя перевесть и привезти с собою, а их не отпускать. Понеже слышим, что оные учеников многих в свой за-

Брикнер А. Г. История Петра Великого: В 2 т. Т. 2. — М.: ТЕРРА, 1996. C.242

кон привели, а наипаче из мещанского, того також освидетельствовать, а кои приличатся в сем или ином, арестовать» [17]. В конце 1723 года издан был любопытный указ, чтоб католики, живущие в Петербуге, требовали пасторов только из французов: предпочтение, оказанное галликанской церкви, как более свободно относящейся к папе, понятно: кроме того, побуждением могли служить и дружественные отношения к Франции [18].

История иностранцев в России в эпоху Петра свидетельствует о мере терпимости его в отношении к разным исповеданиям. Феофан Прокопович разделял воззрения государя. Иностранцы, как, например, Плейер и Гвариент, замечали, что Петр обращал гораздо меньше внимание на внешние обряды, на религиозные церемонии, чем прежние государи [19]. Однако было бы несправедливо обвинять Петра в религиозном индифферентизме. Многие случаи свидетельствуют об истинном благочестии царя. Его попытки преобразований в области церкви в духе прогресса не имели успеха. Достойно внимания, что Фокеродт, вполне одобрявший деятельность Петра в этом направлении, выражает сомнение, можно ли считать особенно «политичным» стремление царя распространить просвещение в духовном сословии [20]. «Разумные люди, — замечает Фокеродт, — полагают, что Петр не успел бы провести свои реформы, если бы имел дело с более опытным духовенством [21], которое пользовалось бы в народе большим уважением и умело бы располагать общим мнением в свою пользу» [22].

Предыдущий | Оглавление | Следующий