Сегодня |
||
УНИВЕРСАЛЬНЫЙ УЧЕБНИК |
Предыдущий | Оглавление | Следующий
В заключение мы хотели бы остановиться на вопросе, который
тесно связан со всем предыдущим изложением. В каком соотношении находятся
теоретические построения Цицерона с его практическими политическими позициями?
Существует ли подобная связь вообще и в чем она выражается?
Цицерон. Диалоги. О государстве.
О законах. – М., Наука. 1966. – С. 172
Так как для Цицерона его совершенное государство – и это мы
установили выше – отнюдь не отвлеченная идеальная норма, но вполне реальный и
исторический факт, то и смешанное устройство было, по его мнению, воплощено в
жизнь в истории Рима. Конечно, воплощение это относится к прошлому (опять-таки locus communis почти всех
аналогичных построений древних), ко времени предков (maiores). Подкрепляя это свое мнение
ссылкой на авторитет Панэтия и Полибия, Цицерон говорит, что наилучшим состоянием
государства было то, какое римлянам оставили их предки («О государстве», I, 21, 34). В конце I
книги трактата «О государстве», именно там, где Сципион считает нужным перейти
к изложению конкретно-исторического материала, снова подчеркивается, что
смешанное устройство для определенного периода истории Рима было вполне реальным
фактом («О государстве», I,
46, 70).
Что же это за период? Обычно в построениях подобного рода период,
наивысшего расцвета, «золотой век», относят к древнейшим временам У Цицерона
это не так. Наоборот, у него можно встретить определенны» указания на то, что в
эпоху царей или ранней республики положение государства было недостаточно
устойчивым («О государстве», I,
32, 49). Правда, эта точка зрения высказывается как бы сторонниками демократии;
Цицерон может ее не разделять, но следует обратить внимание на тот момент,
который зато неоднократно подчеркивается самим Цицероном; смешанное
государственное устройство в Риме устанавливается постепенно, на протяжении
веков и жизни многих поколений («О государстве», II, 1, 2; ср. II, 21,37).
Трактат «О государстве», как уже говорилось, полностью не сохранился,
и одна из больших лакун приходится именно на те разделы, в которых, по-видимому,
было развернуто описание эпохи расцвета. Но нет оснований; сомневаться в том,
что Цицерон имел в виду римское государство, строй, созданный предками (maiores) и просуществовавший
до времени Гракхов, до того, как «смерть Тиберия Гракха и еще раньше все его
стремления как трибуна разделили единый народ на две части» («О государстве», I, 19, 31). Если говорить о
хронологических рамках этого периода процветания, то, очевидно, следует иметь в
виду отрезок римской истории от окончания борьбы между патрициями и плебеями и
до движения Гракхов.
Если мы локализовали во времени эпоху осуществления или воплощения
смешанного устройства в истории Рима, то теперь попытаемся определить наиболее
характерную черту этого устройства, т. е. тот практический результат, то общественное,
государственное «благо» в его конкретном и практическом преломлении, во имя которого
смешанный строй и должен быть установлен. Касаясь этого вопроса, мы вплотную подходим
к определению основных политических лозунгов, политических позиций самого Цицерона.
Ибо его политическим кредо, верность которому он сохранял на протяже-
Цицерон. Диалоги. О государстве.
О законах. – М., Наука. 1966. – С. 173
нии всей своей жизни и политической деятельности (но не с самого
ее начала!), был лозунг «согласия сословий» (concordia ordinum или consensus omnium). Недаром во II книге диалога «О государстве»
дается чрезвычайно поэтичное, даже вдохновенное сравнение гармонии в области
музыки и пения с гармонией сословий: «...так и государство, с чувством меры
составленное путем сочетания высших, низших и средних сословий..., стройно
звучит благодаря согласованию [самых несходных начал]» («О государстве», II, 42, 69).
Какой реальный смысл вкладывал сам Цицерон в этот свой излюбленный
лозунг и на каких основаниях могло, с его точки зрения, существовать и
укрепляться согласие всех сословий?
Как только что было отмечено выше, лозунг concordia ordinum появился лишь в
определенный момент политической деятельности Цицерона. В своих первых речах он
выступает в роли разоблачителя нобилитета. И только впервые в 66 г., в его речи
в защиту Клуеиция, появляется идея блока между сенаторами и римскими всадниками
(Цицерон, «Речь в защиту Клуенлия», 55, 152). В дальнейшем этот лозунг становится
лейтмотивом почтя всех политических выступлений Цицерона. Особенно горячо он
пропагандирует его в годы своего консульства, в период борьбы с Катилиной. Уже
в его первой речи против Катилины говорится о необходимости единения сенаторов,
всадников и всех «честных людей» с целью борьбы против общего врага («I речь против Катилины», 13,
32), а в четвертой речи против Катилины дается совершенно апологетическое описание
той concordia ordinum,
какой охвачены все слои населения, начиная от возродившегося союза между
сенаторами и римскими всадниками и кончая отношением к заговору со стороны
вольноотпущенников и даже рабов («IV речь против Катилины», 7, 14–8, 16).
Лозунг concordia ordinum
– в том или ином аспекте – звучит в речах Цицерона после его возвращения из изгнания
(«Речь в сенате по возвращении из изгнания», 1, 2; 2, 27; «Речь о доме», 35,
94), в годы «анархии» и после смерти Цезаря («Речь в защиту Сестия», 12, 27,
14, 36; 50, 106; «Речь в защиту Милона», 22, 87) и, наконец, в «филиппиках»,
где он призывает всех «честных людей», все сословия объединиться против нового
тиранна – против Антония («I
филиппика», 30, 37; «III
филиппика», 13; «V
филиппика», 30, 36; «IX
филиппика», 8; «XIII
филиппика», 34).
Каков же, в действительности, реальный смысл этого лозунга, который
Цицерон считал возможным провозглашать и отстаивать в самых различных политических
ситуациях, в самой изменчивой политической обстановке?
Мы не будем пытаться при ответе на этот вопрос выяснить
такой интригующий, но мало уловимый момент, как внутренняя убежденность Цицерона
в правоте этого лозунга, т. е. искренность его веры в возможность единения всех
сословий. Это, в конце концов, момент второстепенный, хотя
Цицерон. Диалоги. О государстве.
О законах. – М., Наука. 1966. – С. 174
вся практическая сторона деятельности Цицерона, а также и некоторые
откровенные высказывания в его частных письмах едва ли могут оставить сомнения
на этот счет («Письма к Аттику», I, 14, 3–4). Важнее другое.
Объективный смысл и политическая сила лозунга состояли в том, что он в условиях
современной Цицерону римской действительности, в условиях напряженной борьбы
политических группировок и их главарей, наконец, в условиях гражданской войны
мог звучать как лозунг «надпартийный», поднимающий над «частными» интересами и
распрями, во имя интересов «отечества» в целом. Конечно,– и это достаточно известно,–
понятие отечества для Цицерона отождествлялось с понятием сенатской республики,
и когда он скорбит о «гибели отечества», он имеет в виду гибель традиционного
сенатского режима, но это отнюдь не снижало политической привлекательности
этого лозунга в глазах современников Цицерона. Недаром в толпе, заполнившей
улицы Рима после убийства Цезаря, раздавались призывы к свободе и часто
называлось имя Цицерона. Он не принадлежал к заговорщикам и ничего не сделал
для свержения «тиранна», но имя его в такой момент приобрело особое обаяние:
оно было символом республики, а не той или иной «партии»; оно напоминало о благе
и интересах «отечества» в целом.
Кроме того, когда мы говорим, что Цицерон был сторонником
«сенатской республики» или «сенатского режима», то это не следует понимать в
том смысле, что он был выразителем интересов выродившейся сенатской олигархии,
которая занимала наиболее консервативные, реакционные позиции. В его понимании
«сенатская республика» – это тот строй, существовавший в «эпоху процветания»,
(когда с руководящей ролью сената (и магистратов) разумно сочетались элементы
«демократии» (т. е. было осуществлено смешанное государственное устройство).
Недаром Цицерон все-же считает нужным возразить своему брату Квинту, когда тот
в диалоге «О законах» обрушивается на власть плебейских трибунов, как на наиболее
типичный и, вместе с тем, наиболее пагубный элемент «демократического»-строя
(«О законах», III, 8,
18–10, 24).
Таким образом, Цицерон выступает перед нами как сторонник
умеренно-сконсервативных и «интеллигентных» кругов римского господствующего
класса. Его пропагандистские лозунги concordia ordinum и consensus bono-rum omnium имели достаточно четко
выраженные политический смысл и направление. Учение же о наилучшем
государственном устройстве (в той era части, где речь идет о смешении некоторых элементов «простых
форм»), как и учение об естественном праве (в той его части, где подчеркивается
идея социальной общности и естественного стремления людей друг к другу) – эти
принципиальные положения служили теоретическим обоснованием пропагандистских
лозунгов, которые применялись Цицероном в его» политической практике.
С. Утченко