Предыдущий | Оглавление | Следующий

Различие того, что случайно связано с преступлением, ч того, что вытекает из самого преступления

XI. 1. Кроме того, необходимо отметить еще, что иногда кому-нибудь причиняется то или иное зло или у кого-нибудь отнимается какое-либо благо, правда, вследствие чужого преступления, но не в том смысле, что это преступление есть ближайшая причина действия, поскольку дело касается лишь самого права действовать таким образом. Так, например, лицо, обещавшее что-нибудь по случаю чужого долга, терпит ущерб, по старинной пословице: «Обещай за другого — ущерб тут как тут». Но ближайшая причина такого обязательства есть самое обещание. Ибо подобно тому как тот, кто клятвенно поручится за покупателя, ответствен собственно не по сделке купли-продажи, но в силу своего формального поручительства, так и тот, кто поручится за преступника, ответствен не за преступление, но за свое поручительство. А отсюда следует, что испытываемый им ущерб соразмеряется не с преступлением другого лица, а с возможностями, которыми он обладал для выполнения того, за что поручился.

2. В связи с этим, согласно наиболее верному, на наш взгляд, мнению, никто не может быть умерщвлен вследствие поручительства за другого, потому что мы установили, что никто не обладает таким правом на жизнь, чтобы лишить сам себя жизни или обязаться к лишению ее перед кем-либо. Однако древние римляне и греки полагали иначе о том же предмете; и потому они считали, что поручители подлежат смертной казни [1], о чем сообщается в стихах Авзония и что явствует из известнейшей повести о Дамоне и Пифии. Заложники также часто подвергались смертной «азии, как мы упоминали в другом месте [2].

Глава XXI 517

Сказанное нами о лишении жизни должно распространить и на членовредительство, ибо человеку дано право на его члены не иначе, как ради сохранения тела в целости.

3. Если при формальном обещании нредусмотрено изгнание или же денежное взыскание, или иное последствие совершения преступления, то ущерб несет поручитель, хотя, выражаясь точно, он не подлежит никакому наказанию.

Нечто подобное имеет место в том праве, которое принадлежит кому-либо в зависимости от воли другого, каковы, например, временное право владения [прекариум], зависящее от усмотрения собственника вещи; и права частного владения, зависящие от верховного права собственности, принадлежащего государству в видах общественной пользы. Если у кого-нибудь отнимается что-либо такое в силу преступления другого лица, то это является для них не наказанием, но осуществлением ранее возникшего права, принадлежавшего тому, кто производит отнятие данного права. Так, поскольку наказание, собственно, не падает на животных, то в случае умерщвления животного, как, например, по заиону Моисееву [3], вследствие сожительства с человеком, это не будет наказанием в точном смысле слова, но осуществлением права собственности человека над животным.

Собственно говоря, никто не наказывается по закону за чужое преступление, и почему

XII. Проведя указанные различия, мы можем сказать, что никто, раз он сам свободен от преступления, не может быть наказан за чужое преступление. Основанием для такого наказания не может служить то, что приводит юрист Павел, а именно — что наказания устанавливаются в целях исправления людей; ибо, казалось бы, можно подавать пример и помимо лица, совершившего преступление, однако его можно подавать в лице того, кого преступление касается, как мы установим вскоре. Но главное — в том, что обязательство подвергнуться наказанию возникает в силу вины, а виновность может быть только личной, имея свой источник в воле, поскольку ничто не присуще нам в большей мере, чем воля, отчего она и называется «свободным произволом».

Сыновья не наказываются за преступления родителей

XIII. 1. «Ни добродетели, ни пороки родителей, — по словам Иеронима, — не вменяются детям» (посл. III, «О смерти Непоциана»). Августин говорит, что бог сам был бы несправедлив, если бы осудил невинного (посл. CV).

Дион Хризостом, сообщив, что по законам Солона с последующего одобрения афинян потомство преступников посвящалось богам, добавляет следующее о законе божием: «Этот закон, не в пример тому, не наказывает детей и потомство преступников; но каждый является причиной собственного несчастия». И сюда же относится такая пословица: «Вина следует за личностью». «Мы подтверждаем, — говорят христианские императоры, — что наказание — там же, где и вина» (L. Sanclmus, С. de poenis); и далее: «Итак, в преступлениях ответственны их виновники; мера наказания не должна превышать меры установленного преступления».

2. Справедливо говорит Филон [4], что наказания достаются тем, кто совершит преступление («Об особых законах», кн. II), порицая обычай некоторых народов, которые наказывали смертью невинных детей тиранов или изменников. Это же порицает Дионисий Галикарнасский, доказывая несправед-

518             Книга вторая

ливость выдвигаемого довода о том, что дети преступников, по-видимому, станут похожими на родителей; так как последнее недостоверно, то неосновательно опасение и не должно служить достаточным основанием для осуждения кого-либо на смерть. Не знаю, кто решился внушить христианскому императору Аркадию, что дети должны погибать той же смертью, что и их родители, чтобы служить устрашающим примером за преступления отцов (L. Quisquis. С. ad L. lul. Maiest). Аммиан Марцел-лин (кн. XXVIII) рассказывает о захваченных малолетних детях, обреченных на смерть из страха, «чтобы не последовали примеру отцов» (Витториа, «О праве войны», № 38).

Страх не более справедливая причина, чем отмщение, хотя отсюда и повелась греческая пословица:

Тот безумец, кто губит отца, оставляя потомство

3. Сенека («О гневе», кн. II, гл. 4) говорит: «Нет большей несправедливости, чем стать кому-нибудь наследником ненависти к родителям». Детей Аттагина, бывшего виновником перехода фивян на сторону мидян, ничем не огорчил греческий полководец Павсаний, сказав, что они не причастны вине сторонников мидян (Геродот, «Каллиопа»). Марк Аврелий Антонин в послании к сенату пишет: «Поэтому вы окажете милость сыновьям Авидия Кассия [5] (который составил против него заговор), его зятю и супруге. И что я говорю — милость, — когда они ни в чем не повинны?».

Сыновей преступников постигает божественная кара

XIV. 1. А бог в законе, данном евреям, на самом деле угрожает выместить нечестие отца на потомках; но ведь сам он имеет неограниченное право собственности как над имуществом нашим, так и над нашей жизнью, так что может, когда ему угодно, безо всякой причины и в любое время отнять то и другое как свое достояние. Таким образом он похитил преждевременной и насильственной смертью детей Акана, Саула, Иеровоама, Ахава, распространяя на них свое право собственности [6], а не право наказания, но тем самым он тяжко наказал родителей (II Самуил, XXI; I кн. Царств, XIV; II кн. Царств, VIII, 9, 10). Ведь закон специально предусмотрел, чтобы последние пережили это несчастие, и оттого он не простер своих угроз далее правнуков [7] (Исход, XXV), ибо человеческий век может продолжиться до их лицезрения. Несомненно, что таким зрелищем караются родители; им это наказание тяжелее того, которое они сами переносят. Правильно Златоуст — с чем согласен и Плутарх — говорит: «Нет горшего мучения, чем зрелище несчастий своих детей по собственной вине родителей». Если же родители не доживут до наказания детей, тем не менее страх перед этим, который они испытывают до самой смерти, есть сам по себе великое мучение. «Упорство народа, — отмечает Тертуллиан, — вынудило к таким мерам воздействия, чтобы заставить повиноваться хотя бы ради заботы о своем потомстве» [8].

2. Но тут же следует заметить, что к этому столь тяжкому наказанию бог прибегает не иначе, как против злодеяний, совершаемых собственно в поношение его самого, каковы ложное богопочитание, клятвопреступление, святотатство. Так полагали и греки; ибо те преступления, которые, как они считали, распространялись на потомство, и которые называли «оскверняющими» [9], были в таком же роде. Об этом предмете

Глава XXI 519

пространно рассуждает Плутарх в книге «Об отсрочке божественного возмездия». У Элиана приводится следующее прорицание дельфийского оракула [10]:

Право богов карает источник самих преступлений;

Неотвратимо оно, хотя бы для рода Зевеса.

И угрожает оно жизни от них порожденных, —

В доме вслед за одним приходит иное несчастье.

В рассматриваемом случае речь идет о святотатстве [11]; такой взгляд подтверждает также история «тулузского золота» у Страбона и Геллия. Выше мы привели сходные изречения по поводу клятвопреступлений. Однакоже хотя бог и грозит таким наказанием, тем не менее далеко не всегда он пользуется этим правом, в особенности если в детях обнаруживается какая-нибудь выдающаяся доблесть [12], как видно из Иезекииля (гл. XVIII), а также подтверждается некоторыми примерами, приведенными Плутархом в упомянутом месте.

3. А так как в новом завете более явно, чем ранее, сказано о мучениях, ожидающих нечестивых после смерти, то поэтому там не приводятся никакие угрозы против кого-либо, кроме самих преступников [13]. В частности, хотя и менее явно, что обычно свойственно прорицаниям, на это также указывается в уже упомянутой речи Иезекииля.

Но такому образу действий божества человеку подражать не следует; ибо для этого нет достаточных оснований, потому что, как мы уже сказали, бог и без наличия особой вины имеет право на жизнь человека, люди же имеют подобное право не иначе, как в силу тяжкой вины, причем отчетливо индивидуальной.

4. В связи с этим тот же самый закон божий воспрещает карать смертной казнью как родителей за преступления детей, так и детей за деяния родителей. Можно прочесть, что этому закону следовали благочестивые цари « даже при измене (Второзаконие, XXIV, 16); его весьма восхваляют Иосиф Флавий (кн. II) и Филон («Об особых законах», II), подобно тому как сходный египетский закон хвалит Исократ («Бусирис»), а римский закон — Дионисий Галикарнасский (кн. VIII) [14]. Платону принадлежит изречение: «Позор и кары отцов отнюдь не распространяются на детей».

Это в латинском переводе так выражает юрист Калли-страт: «Ни преступление, ни наказание отца не может наложить никакого пятна на сына» (L. Crimen. D. de poenis). Он приводит следующую причину: «•»... потому, что каждый в отдельности подвергается своей участи за свои же преступления и не становится виновником чужого преступления».

«Допустит ли, — говорит Цицерон («О природе богов», кн. IV), — какое-нибудь государство издание такого закона, которым бы осуждался сын или внук за преступления отца или деда?». Отсюда порядок, принятый в законах египетских, греческих и римских [15], согласно которому считалось грехом предавать смертной казни беременную женщину [16].

Еще менее ответственны прочие кровные родственники

XV. Если несправедливы человеческие законы, предающие смерти детей за преступления родителей (Даниил, VII, 22; Юстин, кн. X), то еще несправедливее, конечно, законы персидский и македонский, обрекавшие на смерть также ближайших родственников [17]. По этим законам печально оканчивали

520             Книга вторая

жизнь преступники, посягавшие на жизнь царя, по словам Курция. Суровость этих законов превосходит все законы, как пишет Аммиан Марцеллин (кн. XXIII) [18].

Тем не менее возможно в чем-нибудь отказывать детям и кровным родственникам преступников, на что в противном случае они могли притязать; с примерами

XVI. Однако нужно еще отметить, что если дети преступников имеют что-либо или же могут ожидать чего-либо, на что право собственности принадлежит не им самим, а народу или царю, то это может быть у них отнято по некоторому праву собственности, применение которого принимает размеры наказания преступников. Сюда отнесем рассказ Плутарха о детях Антифона, которым за измену отца было воспрещено занимать почетные должности [19], как и в Риме детям граждан, изгнанных Суллой. И в упомянутом законе Аркадия имелось разумное постановление о детях: «Они не допускаются ни к каким почетным должностям, ни к каким священнодействиям».

А в какой мере и каким образом рабство переходит на детей без вины с их стороны, это нами выяснено в другом месте.

Подданные не могут, собственно, нести наказания за преступление царя

XVII. 1. Сказанное о распространении наказаний на детей за преступления отцов можно перенести также на покоренный народ (ибо кто не состоит в подданстве, тот может понести наказание по своей вине, то есть по неосмотрительности, как мы сказали), коль скоро возникнет вопрос, можно ли покарать народ за злодеяния его царя или иных правителей. Ведь мы не спрашиваем, привходит ли согласие самого народа [20] или же иное деяние, заслуживающее само по себе наказания, но мы ведем речь о том договоре, который возникает из природы целого, главой которого является царь, а членами — прочие люди.

2. Бог наказал чумой народ за прегрешения Давида, хотя, как полагает Давид, народ не был виноват, но бог имеет неограниченное право над жизнью людей. Между тем это наказание относилось не к народу, но к Давиду; ибо, как говорит христианский писатель, «всего горше, когда наказание за преступления царей постигает народ» («Вопросы к православным», 138). Такое бывает, по словам того же автора, так, как если бы тот, кто согрешил рукой, получил удар в спину. В сходном случае Плутарх говорит, что это следует понимать не иначе, как если бы врач для излечения бедра стал бы прижигать седалище. Почему же это не годится людям, мы сказали уже раньше.

Подданные не могут, собственно, нести наказания за преступление царя

Также отдельные граждане, не давшие своего согласия на преступление всего общества

XVIII. То же следует сказать о причинении ущерба частным лицам за преступление всего общества, на которое они не дали согласия.

Наследники не подлежат наказанию как таковому; причины, этого

XIX. Наследник ответствен по прочим долгам наследодателя, но не несет наказания [21]; как написано у юриста Павла: «Если на кого-либо налагается наказание, то согласно положительному праву принято, что оно не переходит на наследника (L. Si poena. D. de poenis). Истинная причина этого в том, что хотя наследник и является преемником покойного, однакоже не в тех винах, которые имеют чисто личный характер, а в его имуществе [22], с которым связаны долговые обязательства, вытекающие из самого имущественного неравенства, возникшего

Глава XXI 521

одновременно с учреждением частной собственности. Дион Прусийский, обращаясь к родосцам, говорил: «Долги предков в неменьшей мере переходят на их потомков, причем нельзя ссылаться на отказ от наследства».

Однакоже они ответственны, поскольку наказание переходит в иного рода долг

XX. А отсюда ясно, что если сверх наказания за преступление возникнет какое-нибудь новое основание для обязательства, тогда то, что составляло предмет наказания, может отныне обратиться в долг, хотя и не станет наказанием в собственном смысле. Так, в одних местах по постановлении решения, в других после засвидетельствования судебного спора, в силу чего договор приобретает формальную силу, денежное взыскание переходит на наследника, как и долг, вытекающий из соглашения. Ибо отныне возникло новое основание долгового обязательства.

Предыдущий | Оглавление | Следующий