Начало статьи

Главная

Предыдущая статья | Статьи | Следующая статья

Таким образом, повторим, по нашему глубокому убеждению, контроль и запись телефонных и иных пе­реговоров – ни есть следственное действие. Это – весьма эффективное оперативно-розыскное мероприятие. Его результаты могут и должны при необходимости вовлекаться в уголовный процесс в уже известном уголовно-процессуальному закону порядке. В тоже время отдельные связанные с этим оперативно-розыскным мероприятием моменты в силу его специфичности и значимости требуют, на наш взгляд, внесения ряда дополнений в уголовно-процессуальный закон.

Но прежде, чем предложить их формулировки, хотелось бы остановиться еще на одном положении. Мы полагаем возможным осуществление контроля и записи переговоров и после окончания расследования уголовного дела (рамками которого, напомним ст. 186 УПК ограничивает таковую возможность) в тех случаях, когда есть реальная угроза преступно­го воздействия на носителей доказательственной информации (потерпевших, свидетелей, подсудимых) с целью изменения ими в судебном заседании ранее данных показаний по данному делу. А то, что такое преступное воздействие весьма распространенно, увы, одна из негатив­ных реалий современного отечественного судопроизводства. Нам думается, что фонограммы и другие материальные источники, свидетельствующие о фактах такого воздействия на ука­занных выше лиц, полученные в результате контроля и записи переговоров после завершения расследования уголовного дела, должны предоставляться на рассмотрение суда прокурором, поддерживающим в нем госу­дарственное обвинение, а само это оперативное мероприятие должно осуществляться, естественно, по санкции суда, по инициативе органа дознания, располагающего достаточными фактическими данными о реальной угрозе такого воздействия. Совершенно очевидно, что данное оперативное мероприятие должно быть ограничено рамками судебного рассмотрения дела по существу и прекращаться незамедлительно после провозглашения по нему приговора.

С учетом изложенной выше аргументации мы предлагаем:

 а) исключить из действующего УПК 186 как несоответствующую сущности и системе предусмотренных им следственных действий и гарантиям прав личности в уголовном судопроизводстве;

б) – дополнить УПК нормой следующего содержания:

«Осуществление органами дознания контроля и записи телефонных и иных переговоров допускается на основании постановления начальника органа дознания с согласия надзираю­щего прокурора и по судебной на то санкции с целью предотвращения, пресечения, раскрытия и расследования тяжких и особо тяжких преступлений, а также преступного воздействия на отдельных лиц, совершаемого с целью изменения этими лицами своих показаний. Контроль и запись переговоров могут быть установлены на срок не более 6 месяцев, но не позднее окончания расследования по данному уголовному делу, а в случаях осуществления его в целях предотвращения преступного воздействия на отдельных лиц для изменения этими лицами своих показаний в суде подлежит прекращению в день постановления по данному делу приговора суда. Орган дознания, осуществляющий контроль и запись переговоров, обязан по письменному требований следователя, расследующего данное дело, или прокурора, поддерживающего по нему государственное обвинение в суде, незамедлительно представлять им фонограмму записанных переговоров для ее осмотра, прослушивания и приобщения при необходимости к уголовному делу в качестве вещественного доказательства»[1].

в) Соответственно этому ст. 176 УПК (Основания производства осмотра) мы предлагаем дополнить ч. 3 следующего содержания:

«Следователь имеет право в любое время в течение всего срока контроля и записи телефонных и иных переговоров, осуществляемого органами дознания по данному делу, истребовать у них для осмотра, прослушивания и при необходимости приобщения к делу в качестве вещественного доказательства фонограммы записанных переговоров».

 25. УПК разрешил дискуссию о проверке показаний на месте как самостоятельном следственном действии, посвятив его производству ст. 194 (от этого лично наше мнение, что таковое является лишь разновидностью следственного эксперимента, не изменилось. Но, как известно, закон есть закон). Но все же: почему оно может осуществляться лишь «в целях установления новых обстоятельств, имеющих значение для уголовного дела», как предписывает эта статья УПК? Будут ли с учетом этого иметь допустимый характер результаты его производства, при котором каких – либо новых обстоятельств на выявлено, а подтверждены обстоятельства уже ранее установленные по уголовному делу? А сторона защиты может вполне обоснованно поставить вопрос о признании протокола таковой проверки на месте недопустимым доказательством.

 26. Мы с удовлетворением отмечаем ряд позитивных новаций, внесенных в УПК относительно такого источника судебных доказательств, как экспертиза, в первую очередь, то, что предыдущее участие специалиста в производстве следственных действий, больше не препятствует возможности его привлечения к делу в качестве эксперта, не является основанием для его отвода (ч.2 ст. 70 УПК).

 27. В тоже время, к сожалению, пожелания большинства теоретиков и практиков о разрешении производства ряда экспертиз до возбуждения уголовного дела разработчиками УПК не приняты во внимание. Нет необходимости еще раз доказывать, что в ряде случаев только от результатов экспертизы зависит обоснованность возбуждения самого уголовного дела (например, о незаконном обороте наркотиков, тяжести телесных повреждений, полученных пострадавшим и т.д.), что ряд экспертных методов являются разрушающими, влекущими невозможность последующего исследования объектов после предварительного их подобного изучения, оформляемого справкой специалиста (например, для обоснованного возбуждения уголовного дела по факту незаконного хранения патронов и других боеприпасов их нужно на данной стадии отстрелять, для определения является ли изъятое вещество наркотическим, часть его необходимо уничтожить)[2].

 28. Не менее жаль, что законодатель также не воспринял содержавшиеся в Проекте УПК предложения об установлении достаточно определенных сроков, в которые следователь должен был бы знакомить подозреваемого, обвиняемого и других лиц с постановлением о назначении экспертизы и с полученным экспертным заключением.

Дело в том, что отсутствие четкой законодательной регламентации этих вопросов приводит, как показывает практика, к тому, что зачастую следователи знакомят обвиняемого с постановлением о назначении судебных экспертиз и заключениями экспертов перед самым окончанием расследования по делу, а иногда и непосредственно в день объявления этому лицу об окончании расследования (а последнее, что также показывает практика, происходит весьма часто за несколько дней до истечения срока расследования по делу). В связи с этим они лишают себя возможности удовлетворить даже обоснованные ходатайства стороны защиты, связанные с правами обвиняемого при назначении и производстве судебной экспертизы (ст.198 УПК), и (или) о назначении дополнительной либо повторной экспертизы.

Обоснованность этого нашего вывода подтверждается и анализом судебной практики, убедительно показывающим, что во многих случаях длительные сроки рассмотрения уголовных дел как раз и обусловливаются необходимостью назначения и проведения судебных экспертиз, ходатайства о чем ранее по изложенной причине органами следствия отклонялись.

Для устранения этих коллизий мы предлагаем:

а) более четко изложить первое положение ч. 3 ст. 195 УПК, а именно: До направления постановления о назначении судебной экспертизы для исполнения следователь знакомит с ним подозреваемого, обвиняемого, его защитника и разъясняет им права, предусмотренные статьей 198 настоящего Кодекса.

б) ч. 1 ст. 206 УПК изложить в следующей редакции: Заключение эксперта или его сообщение о невозможности дать заключение, а также протокол допроса эксперта предъявляются следователем подозреваемому, обвиняемому, его защитнику не позднее 10 дней до объявления обвиняемому об окончании предварительного расследования по уголовному делу в порядке статьи 215 настоящего Кодекса, которым разъясняется при этом право ходатайствовать о назначении дополнительной либо повторной судебной экспертизы[3].

в) соответственно этому ч. 2 ст. 206 УПК дополнить словами … не позднее срока, указанного в ч. 1 настоящей статьи.

 29. По УПК остался неразрешенным существенный вопрос о том, кто же дает, в конечном счете, заключение в случае производства комплексной судебной экспертизы, ибо в соответствии с ч. 2 ст. 201 « Каждый эксперт, участвовавший в производстве комплексной судебной экспертизы, подписывает ту часть заключения, которая содержит описание проведенных им исследований, и несет за нее ответственность». Комментируемая статья не упоминает о возможности составлении единого общего заключения по поставленным на разрешение комплексной судебной экспертизы вопросам. Заметим, что в соответствии со ст. 23 Федерального закона «О государственной судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации» общий вывод по итогам проведенных исследований вправе делать эксперты, компетентные в оценке полученных результатов и формулировании данного вывода. Правда, и этот закон не дает ответа на то, кто же определяет компетентность эксперта (экспертов) в формулировании общего вывода.

Статья 276 УПК предполагает, что оглашение показаний подсудимого, данных при производстве предварительного расследования, а также воспроизведение приложенных к протоколу допроса материалов фотографирования, аудио – и (или) видеозаписи, киносъемки его показаний могут иметь по ходатайству сторон при наличии существенных противоречий между показаниями, данными подсудимым в ходе предварительного расследования и в суде, за исключением случаев, предусмотренных п. 1 части второй статьи 75 УПК (напомним, что данная норма apriori признает в качестве недопустимых доказательств показания подозреваемого, обвиняемого, данные в ходе досудебного производства по уголовному делу в отсутствии защитника, и не подтвержденные этим лицом в суде).

Здесь возникает вопрос, к сожалению, на наш взгляд, оставшийся вне поля зрения законодателя. Могут ли быть оглашены показания подсудимого, данные при производстве предварительного расследования, если … подсудимый в суде воспользовался правом, предоставленным ему ст. 51 Конституции РФ, и в судебном заседании отдачи показаний отказался? Исходя из текста приведенной выше ч. 1 ст. 276 УПК, как представляется – нельзя: существенных противоречий между показаниями, данными на предварительном следствии и в суде нет, ибо последние в принципе отсутствуют. Однако, вряд ли такой, увы, полностью вытекающий из текста данной статьи УПК, по очевидным на то причинам отвечает целям оправления правосудия.

В этой связи мы считаем оптимальной изложить п. 1 ч. 1 ст. 276 в следующей редакции: при наличии существенных противоречий между показаниями, данными подсудимым в ходе предварительного расследования и в суде, а также при отказе подсудимого от дачи показаний в суде, за исключением случаев, предусмотренных пунктом 1 части второй статьи 75 настоящего Кодекса.

31. Нам не понятна логика законодателя, обусловившая редакцию ст. 281 УПК, в соответствии с которой «оглашение показаний потерпевшего и свидетеля, ранее данных при производстве предварительного расследования или судебного разбирательства … допускается с согласия сторон в случаях:

наличия существенных противоречий между ранее данными показаниями и показаниями, данными в суде;

неявки в судебное заседание свидетеля или потерпевшего».

Совершенно очевидно, что сторона, интересам которой противоречит оглашение таких показаний, этого согласия не даст.

 Предельно заострим ситуацию и представим себе следующее (что, увы, встречается в практике уголовной юстиции): потерпевший дал следователю показания об обстоятельствах совершенного на него посягательства и о личности нападавшего, после чего в результате полученных телесных повреждений (или по другим причинам) скончался. Неужели и в такой ситуации оглашение в суде показаний потерпевшего должно быть поставлено в зависимость от согласия на то и стороны обвинения, и стороны защиты?…[4].

 Очевидно, что далеко не всегда изложенная редакция комментируемой статьи будет способствовать цели осуществления правосудия по уголовным делам. Иное дело, что оглашение таких показаний (и с ними связанных фото, аудио – (или) видеозаписи, киносъемки) должно судом осуществляться не по собственной инициативе, а по ходатайству той или иной стороны – обвинения или защиты. Заметим, как отмечено выше, именно такой подход принят законодателем относительно возможности оглашения в суде показаний подсудимого, данных при производстве предварительного расследования (ч.1 ст. 276 УПК).

В этой связи мы предлагаем следующую редакцию ч. 1 ст. 281 УПК: Оглашение показаний потерпевшего и свидетеля, ранее данных при производстве предварительного расследования или судебного разбирательства, а также демонстрация фотографических негативов и снимком, диапозитивов, сделанных в ходе допросов, воспроизведение аудио – и (или) видеозаписи допросов допускаются по ходатайству представителей одной из сторон в случаях:… (далее по тексту действующей редакции ст. 281 УПК – авт.).

 32. Нельзя не обратить внимания на такую очень важную и принципиально новую новацию УПК: « Если в ходе судебного разбирательства государственный обвинитель[5] придет к убеждению, что представленные доказательства не подтверждают предъявленное подсудимому обвинение, то он отказывается от обвинения и излагает суду мотивы отказа. Полный или частичный отказ государственного обвинителя от обвинения в ходе судебного разбирательства влечет за собой прекращение уголовного дела или уголовного преследования полностью или в соответствующей его части…». Нам эта новелла представляется далеко не безупречной.

 На первый взгляд, изложенный в ней подход – демократичен и вполне логичен: государство в лице полномочного на то должностного лица отказывается от обвинения подсудимого, в связи с чем суд и прекращает соответствующее производство[6]. Но при этом возникают несколько вопросов:

 а) может ли быть такой судебный вердикт опротестован прокурором, не согласным с позицией участвовавшего в суде сотрудника прокуратуры – государственного обвинителя, в кассационном порядке?; Иными словами, насколько обоснованно в целом, а применительно к рассматриваемой проблеме, в особенности, положение ч. 4 ст. 354 УПК о том, что право на внесение представления о кассационном обжаловании судебного решения предоставлено лишь государственному обвинителю, но не прокурору как таковому?

 б) как может реализовать свои права потерпевший (лицо, к которому в связи со смертью потерпевшего перешли его права, его законный представитель и представитель, гражданский истец и его представитель), если он не согласен с вердиктом суда, обусловленным отказом государственного обвинителя от обвинения подсудимого, в частности на его обжалование в кассационном и (или) надзорном порядке?

Исходя из текста вышеприведенной статьи, на оба этих вопроса следует дать лишь отрицательный ответ: ни прокурор не может опротестовать данное решение суда, ни потерпевший его обжаловать.

 А, несомненно, рассматриваемая здесь позиция государственного обвинителя может обусловливаться как объективными результатами судебного разбирательства (с которой, тем не менее, потерпевший и другие перечисленные выше представители стороны обвинения не согласны), так и просто ошибочной или (будем реалистами) умышленной таковой оценкой им доказательств по тем или иным по субъективным личным причинам.

 В силу актуальности и повышенной значимости проблемы отказа государственного обвинителя от обвинения и путям ее разрешения ей посвящен п. 1.10 Приказа Генерального Прокурора РФ № 28 от 03.06. 2002г. « Об организации работы прокуроров в судебных стадиях уголовного судопроизводства». Мы считаем целесообразным его процитировать:

« Учитывая, что ответственность за обоснованность уголовного преследования, направления дела в суд возложена на прокурора, а пересмотр судебного решения в связи с отказом государственного обвинителя от обвинения допускается только при наличии новых или вновь открывшихся обстоятельств, при расхождении позиции государственного обвинителя с содержанием предъявленного обвинения безотлагательно принимать согласованные меры, обеспечивающие в соответствии с ч. 4 ст. 37 УПК РФ законность и обоснованность государственного обвинения.

В случае принципиального несогласия прокурора с позицией государственного обвинителя в соответствии со ст. 246 УПК РФ решать вопрос о замене государственного обвинителя либо поддерживать обвинение лично тому прокурору, который утвердил обвинительное заключение или обвинительный акт».

У нас отношение к этому положению из Приказа Генерального прокурора РФ далеко неоднозначное.

 С одной стороны, оно, действительно послужит определенной преградой против необоснованного отказа государственного обвинителя от обвинения (п. 1.11 его рассматривает таковое, как нарушение служебного долга; уже имеют место случаи наложения дисциплинарных взысканий на государственных обвинителей, отказавшихся от обвинения в суде без согласования своей позиции с прокурором).

С другой, не имеет ли это положение привкус сталинского приказа военных лет, известного как « Ни шагу назад!»? Не лишает ли оно государственного обвинителя его процессуальной самостоятельности? Не приведет ли оно к тому, что государственный обвинитель, вопреки сложившемуся у него внутреннему убеждению и совести (см. ст. 17 УПК), будет слепо следовать тексту и позиции утвержденного прокурором обвинительного заключения, несмотря на изменение доказательственной базы этой позиции в суде (либо, что греха таить, отсутствие или слабости таковой в самих материалах расследованного дела)?

По нашему убеждению, существующая редакция рассматриваемой статьи УПК не коим образом не обеспечивает защиту прав потерпевшего в уголовном судопроизводстве. Говоря об этом, на наш взгляд будет уместно обратить внимание, что даже особый порядок принятия решения при согласии обвиняемого с предъявленным им обвинением (без проведения судебного разбирательства) предполагает обязательное согласие на то не только государственного ил частного обвинителя, но и потерпевшего (ст. 314 УПК).

 Заметим также, что в ряде случаев и сторона защиты может быть не согласна с решением суда о прекращении уголовного дела или уголовного преследования, обусловленном отказом об обвинения государственного обвинителя. Например, защита может быть не согласна с основаниями такой позиции прокурора; скажем, он пришел к выводу, что в деянии подсудимого нет состава преступления, а защита настаивает на отсутствии события преступления. Или, напротив: защита полагает, что должно быть прекращено не уголовное дело как таковое, как то считает прокурор, а лишь уголовное преследование в отношении конкретного подсудимого, и т.д. Думаем, что таких ситуаций в практике будет не так много, но возможность таких коллизий должна быть предусмотрена уголовно – процессуальным законом.

 Данная проблема существеннейшим образом усугубляется положением о недопустимости поворота к худшему при пересмотре судебного решения в порядке надзора (ст.405). В принципе оно, по нашему убеждению, весьма позитивно и гуманно, но, опять же: как реализовать свои права потерпевшему, не согласному с прекращением судом уголовного дела, обусловленному отказом государственного обвинителя от обвинения подсудимого полностью или частично? Его по этому поводу жалобы в соответствии с приведенными нормами УПК будут «автоматически» со ссылками на эти статьи отклоняться и кассационной, и надзорной инстанциями. Очевидно, что эти новеллы должны быть в кратчайшее время скорректированы под углом обеспечения реализации прав не только обвиняемого (подсудимого), но и второго «стержня» уголовного процесса – потерпевшего, лица, конкретно которому (а не государству в целом) преступлением причинен физический, материальный и моральный ущерб и вред[7].

Подводя итог нашему анализу данных новаций УПК, мы предлагаем:

а) Вторую фразу ч. 7 ст. 246 УПК изложить в следующей редакции: Полный или частичный отказ государственного обвинителя от обвинения в ходе судебного разбирательства, при согласии с ним других участвующих в судебном разбирательстве представителей стороны обвинения (потерпевшего, его законного представителя и представителя, гражданского истца и его представителя), а также стороны защиты влечет за собой… (далее по тексту действующей редакции данной статьи – авт.).

б) дополнить ст. 354 УПК частью 6 следующего содержания: Прокурор имеет право на внесение представления, а потерпевший, осужденный и оправданный на принесение кассационной жалобы на постановления суда первой инстанции о прекращении уголовного дела или уголовного преследования, постановленные в порядке ч. 7 ст. 246 настоящего Кодекса.

в) завершить ст. 405 УПК следующим положением: … за исключением пересмотра в порядке надзора указанных судебных решений, осуществляемого по жалобе потерпевшего или лица, в отношении которого уголовное дело или уголовное преследование прекращено в порядке ч. 7 ст. 246 настоящего Кодекса.

33. Нам представляется, что в целом УПК, к сожалению, недостаточно последователен в обеспечении прав и законных интересов потерпевших, защита которых, как отмечалось, в первую очередь, признана его назначением. Несколько тому примеров и обусловленных связанными с ними законодательными коллизиями предложений:

а) Согласно ст. 42 УПК потерпевший вправе иметь по уголовному делу своего представителя. Но применительно к этой процессуальной фигуре закон обязательное участие его представителя ограничил случаями, когда потерпевший является несовершеннолетним или по своему физическому или психическому состоянию лишенным возможности самостоятельно защищать свои права и законные интересы (ст.45 УПК). При этом в данной статье указывается об обязательном участии для защиты прав и законных интересов таких потерпевших их законных представителей или представителей. И потому на практике к участию в судопроизводстве, как правило, для этого привлекается один из законных представителей такого лица (из числа родителей, усыновителей, опекунов, попечителей и т. д.; исчерпывающий перечень лиц, являющихся законными представителями, приведен в п. 12 ст. 5 УПК). И в большинстве случаев, как то также показывает практика, эти лица, не являясь профессиональными юристами – адвокатами, должным образом защитить права и законные интересы представляемых им потерпевших не в состоянии.

К примеру: может ли малограмотная женщина из глухого села, у которой убили ребенка, обосновать свою позицию по тому или иному заключению проведенной по делу экспертизы, об объективности расследования в целом, о верности квалификации следователем или судом преступления, совершенного лицом, привлеченным к уголовной ответственности и т. д.?; может ли сам потерпевший квалифицировано выступить в судебных прениях, также обоснованно принести жалобу на решение следователя или суда? Ответ – очевиден.

Как будто, на первый взгляд, это компенсируется тем, что интересы потерпевших в уголовном деле в принципе представляют лица, профессионально осуществляющие уголовное преследование, и вместе с ними, как уже отмечалось, составляющие сторону обвинения. Но это – только в принципе; отнюдь, далеко не всегда это так, о чем сказано чуть выше. Думается, что УПК должен содержать перечень случаев и ситуаций обязательного участия в уголовном судопроизводстве не только защитника подозреваемого и обвиняемого, но и представителя потерпевшего, в первую очередь, потерпевших от преступлений, относящихся в соответствии со ст. 15 УК РФ к категории особо тяжких.

 А потому предлагаем дополнить ч. 4 ст. 45 УПК следующим положением: Участие в уголовном деле представителя потерпевшего от преступления, отнесенного Уголовным законом к особо тяжким преступлениям, является обязательным.

б). Согласно ст. 86 УПК подозреваемый, обвиняемый, а также потерпевший и его представитель (как и гражданский истец, гражданский ответчик и их представители) имеют право собирать и представлять письменные документы и предметы для приобщения их к уголовному делу в качестве доказательств. В тоже время, в соответствии с этой же статьей защитник подозреваемого, обвиняемого вправе непосредственно собирать доказательства указанными в ней способами, включая и опрос лиц с их согласия. Эта новелла нам представляется вполне своевременной и по очевидным на то причинам вполне оправданной.

 Но логического объяснения тому, почему такого же права лишен адвокат – представитель потерпевшего, мы не видим. Заметим, что УПК оперирует не только понятием защитник подозреваемого и обвиняемого, но говорит и об адвокате, который может присутствовать при допросе свидетеля (ст.189) и при обыске, производимом в помещении его клиента (ст.182)[8].

 Поэтому мы полагаем рациональным изложить ч. 3 ст. 86 УПК, в следующей редакции: «Защитник, а также участвующий в деле адвокат вправе собирать доказательства путем:…(далее по тексту данной нормы УПК – авт.)».

3. Мы также не может найти логического объяснения тому, почему из шести прав, предоставленных подозреваемому и обвиняемому при назначении и производстве судебной экспертизы, потерпевшему предоставлена ровно половина таковых: он вправе знакомиться с заключением эксперта (если таковая производилась в его отношении), знакомиться с постановлением о назначении судебной экспертизы и заявлять отвод эксперту или ходатайствовать о производстве судебной экспертизы в другом экспертном учреждении (видимо, хотя в законе это не оговаривается, также в этом случае). Однако правом на заявление ходатайства о привлечении в качестве эксперта указанного им лица и, более того, о внесении в постановление о назначении судебной экспертизы дополнительных вопросов эксперту, он почему- то не наделен (ст.198). По нашему убеждению, права потерпевшего при назначении и производстве судебной экспертизы необходимо уровнять с правами, предоставленными в этом случае подозреваемому и обвиняемому.

В этой связи ч. 2 ст. 198 УПК, на наш взгляд, следует изложить примерно в такой редакции: Свидетель и потерпевший имеют права, предусмотренные ч. 1 настоящей статьи, относительно назначения и проведения судебной экспертизы в их отношении.

34. УПК, к сожалению, оставил без рассмотрения и соответствующего правового регулирования весьма актуальную, увы, в настоящее время проблему восстановления утраченных уголовных дел. Таковые могут быть полностью или частично уничтожены, как в результате умышленных действий заинтересованных в том лиц, так и различных форс – мажорных обстоятельств (пожар, наводнение, локальные боевые действия, в той же, например, Чечне, и т.д.) и на любой стадии уголовного судопроизводства – как при предварительном расследовании преступлений, так во время нахождения уголовного дела в суде[9].

Единственным, насколько нам известно, правовым документом, посвященным этому вопросу, до настоящего момента остается « Инструкция о порядке восстановления утерянных, уничтоженных или похищенных производств по судебных делам», утвержденная около восьмидесяти лет тому назад (!) Циркуляром Наркомата юстиции РСФСР (№ 9 от 6 января 1925г.)[10]. В силу практической ее неизвестности современными юристами приведем несколько положений из этого документа:

 «7. Судебные и следственные органы, а равно органы дознания должны использовать при восстановлении дела все доступные им меры к собиранию необходимых материалов, в частности, указания сторонам на необходимость предоставления ими тех или иных данных, облегчая им путем выдачи соответствующих удостоверений получение нужных документов, справок и т.д. из других учреждений.

9. В качестве материалов для восстановления дела должны быть использованы оставшиеся части производства (если дело было утрачено неполностью), копии документов и бумаг, имевшихся в деле, если даже они не заверены в установленном порядке, справки других учреждений и проч. В случае надобности могут быть допрошены в качестве свидетелей все лица, присутствовавшие при производстве судебных или следственных действий, а в крайних случаях даже лица, производившие по делу дознание, следствие, проверку доказательств по гражданским делам или входившие в состав суда по рассмотрению данного дела, с тем, чтобы означенные лица в дальнейшем не участвовали в продолжении этого дела.

11. В тех случаях, когда соответствующий судебный или следственный орган исчерпает все средства к восстановлению дела, а собранный материал будет недостаточен, он может прибегнуть к повторному производству уже производившихся судебных или следственных действий, поскольку это представляется необходимым для дальнейшего движения дела (дознание, следствие, проверка доказательств по гражданскому делу, допрос свидетелей, экспертиза, осмотр на месте, судебное рассмотрение дела).».

 Мы убеждены, что проблема восстановления утраченных уголовных дел столь важна и актуальна, что ей следует посвятить самостоятельную главу УПК, в которой бы достаточно подробно были регламентированы все связанные с ней вопросы (в частности, об органах, восстанавливающих утраченное дело, о доказательственном значении незаверенных копий протоколов следственных и судебных действий и иных документов, об исчисление процессуальных сроков, в том числе содержания под стражей обвиняемых по подобному делу, и т.д.)[11].

 

Несколько слов в заключение нашего исследования.

Как известно, dura lex scripta tamen – хотя и строг закон, но так он написан. И потому при всех имеющихся в Уголовно – процессуальном Кодексе Российской Федерации 2001 г. пробелах и коллизиях отдельных содержащихся в нем положений, он подлежит неукоснительному соблюдению и исполнению. Сошлемся на полушутливые слова одного ответственного работника правоохранительных органов: чем более точно мы будем исполнять этот УПК, тем скорее его изменят и дополнят.

Мы надеемся, что некоторые выводы и предложения нашего исследования в этой связи окажутся небесполезными, как при изучении УПК, так и в правоприменительной и правотворческой деятельности.

 Последнее: авторы не претендовали на исчерпывающий анализ всех новаций и новелл УПК: несомненно, многие связанные с ними проблемы нами упущены; отдельные – опущены сознательно, ибо мы в настоящее время не сформировали по ним своего мнения.

 

******

 

Сведения об авторах

 

Баев Олег Яковлевич – заслуженный деятель науки РФ, доктор юридических наук, профессор, заведующий кафедрой криминалистики Воронежского государственного университета.

Адрес: 394088 г. Воронеж, ул. Хользунова 96 кв. 332, тел. 136825, 789514.

Баев Максим Олегович – кандидат юридических наук, доцент кафедры организации судебной власти и правоохранительной деятельности Воронежского государственного университета.

Адрес: 394088 г. Воронеж, ул. Хользунова 96 кв. 332, тел. 136825, 789514.

Начало статьи

Главная

Предыдущая статья | Статьи | Следующая статья