Предыдущий | Оглавление | Следующий

3. Другие страны Европы и Америки

Во вступительной лекции 1876/1877 учебного года Редкий подвергает критике, наряду с антииндивидуализмом телевской философии права, гегелевскую концепцию войны и всемирно-исторического права

242       Глава 2. Отношение к философии права Гегеля во второй половине XIX в.

ведущей в данную эпоху нации. Гегелю и его последователям Редкий приписывает сведение права к силе. «Такая Гегелева теория войны, – резюмирует он свою оценку, – комбинируется теперь с известной теорией Дарвина о борьбе в природе за существование, так что право силы возвысилось теперь на степень всеобщего закона природы, равно как и истории человечества»[1].

Хотя ряд гегельянских интерпретаций (особенно в Германии) во второй половине XIX в. давал повод для подобных оценок, однако в целом отождествление Редкиным тех или иных интерпретаций с собственно гегелевскими идеями методологически несостоятельно. Так, по поводу тезиса «сила и есть право» Редкий замечает: «Это совершенно гармонирует с тою общею мыслью Гегеля, что все действительное разумно, как и все разумное действительно. Но таким образом оправдываются всякое неправо, всякая неправда и несправедливость»[2]. Столь прямолинейный подход, кстати, весьма типичный для тогдашних и последующих либеральных критиков Гегеля, весьма упрощает существо гегелевской философии права и сводит ее к философии силы. Тем самым – вольно или невольно – игнорируются многие принципиально важные аспекты гегелевского учения, не укладывающиеся в подобные схемы.

Идеи гегелевской философии права оказали определенное влияние и на взгляды известного русского исследователя государственного права А.Д. Градовского[3]. Он не был гегельянцем, но его теоретические представления о месте и роли государства в обеспечении исторического прогресса, о государственно-организованной форме выступления различных народов на арене всемирной истории, его стремление дополнить историческое освещение проблем государства, права, политики, нравственности, свободы и т.п. философским постижением лежащих в их основе идей и понятий, критическое отношение к революционным теориям, ко всякого рода абстракциям, социально-политическим и государственно-правовым утопиям, попытки «разумного» примирения преобразовательных и охранительных начал общественной и политической жизни – эти и схожие положения Градовского в известной мере питались из гегелевского источника. Показательно в этом плане, в частности, то обстоятельство, что в докторской диссертации Градовский. обосновывая методологию своего анализа и подчеркивая недостаточ-

2. Россия             243

ность простого исторического освещения государственно-правовых институтов, прямо ссылается на Гегеля и его методологическое положение об идее как единстве понятия и действительности[4].

Изложению гегелевской философии права посвящена приуроченная к 100-летию со дня рождения философа большая статья Градовского «Политическая философия Гегеля»[5]. Написанная с целью дать русскому читателю возможно полное представление о системе политико-правового учения Гегеля (Градовский намеревался в том же духе осветить взгляды Канта, Фихте, Конта и других мыслителей) и лишенная прямых оценок излагаемых взглядов, статья Градовского вместе с тем выгодно отличается большой научной культурой и компетентностью автора.

Не солидаризируясь прямо с положениями гегелевской философии права и предоставляя самому читателю делать выводы, Градовский, однако, весьма последовательно раскрывает существо расхождения гегелевской философии права и государства как со взглядами Платона, так и с концепциями нового времени – с доктринами рационально-индивидуалистической философии и исторической школы права.

Профессор Московского университета, крупный русский теоретик государства и права, историк и философ, один из основоположников так называемой юридической (государственной) школы в русской историографии, Б.Н. Чичерин – одна из наиболее значительных фигур русского гегельянства. Широкую известность получили его многотомный труд «История политических учений» (1869–1902) и «Философия права» (1900).

Будучи в значительной мере близок гегельянским позициям, Чичерин предпринял попытку совершенствования философии объективного идеализма и свою концепцию называл универсализмом (рационализм и реализм у него соединяются в универсализм).

В отличие от Гегеля Чичерин подчеркивает самостоятельный по отношению к нравственности характер права. Рядом с позитивным правом, по Чичерину, в качестве общих норм разума существует и естественное право.

Основными ступенями человеческого общежития являются, по Чичерину, семья, церковь и гражданское общество, государство. Своего высшего единства элементы человеческого общежития достигают в государстве, однако они самостоятельны и не «снимаются» в гегелевском

244       Глава 2. Отношение к философии права Гегеля во второй половине XIX в.

смысле. Цель государства – общее благо. Каждая область человеческой жизни и деятельности (религия, искусство, хозяйство, политика и т.д.) представляет собой самостоятельное начало. Идеалом является их гармония, а не подавление. Основным началом всякого человеческого союза является индивидуализм. История, по мнению Чичерина, развивается в направлении расширения свободы и прав человека. Гегельянски решается им и вопрос о войне.

Во многом с гегельянских позиций Чичерин критиковал позитивизм, эмпиризм, дарвинизм и утилитаризм. Его в принципе не устраивает ни один из послегегелевских теоретических подходов к праву и государству, и он подвергает критике взгляды Иеринга, Конта, Спенсера, Петражицкого, Кареева. Особенно остро он выступает против положения Иеринга о том, что право – акциденция силы, политика силы[6].

Критика Чичериным трактовки силы в качестве источника права и нравственности выгодно отличает его от тех гегельянцев и гегельянски настроенных авторов того времени, которые превозносили силу и склонялись к авторитарной интерпретации гегелевской философии права. Кроме того, Чичерин, исходя из принципа индивидуализма, выступает против подавления личности государством, против безусловного подчинения отдельного человека общественному и коллективному началу.

Не лица существуют для учреждений, подчеркивал Чичерин, а учреждения для лиц. «Правительства, которые хотят заставить подданных быть нравственными, – отмечал он, – тем самым подают пример безнравственности, ибо они извращают нравственный закон, делая его принудительным»[7].

Высоко оценивая учения Канта и Гегеля о праве и государстве, Чичерин призывает юристов-философов к внимательному изучению наследия этих мыслителей. Одним из первых Чичерин определенно формулирует необходимость возвращения к идеям гегелевской философии права[8]. Упадок влияния гегелевской философии права, по Чичерину, роковым образом отразился на умах современников и привел к «полному затмению» высших начал и основ общественной жизни. Свою «Философию права» он расценивает как попытку восстановить забытое учение Гегеля.

Проблематика гегелевской философии права обстоятельно освещалась также известным русским юристом П.И. Новгородцевым[9]. Егo

2. Россия             245

политико-правовые взгляды находились под заметным влиянием концепций естественного права и кантианства. Вместе с тем он воспринял ряд отправных общефилософских и методологических принципов и конкретных положений гегелевской философии права, хотя и не в их ортодоксальной версии, а с индивидуалистически-либеральными поправками и оговорками с позиций кантианства и теории естественного права.

В целом весь подход Новгородцева к гегелевской философии права пронизан стремлением примирить личность и нравственное целое, что, впрочем, ему плохо удается. С одной стороны, Новгородцев с одобрением отмечает гегелевское (в отличие от Канта) выделение объективной стороны нравственности и восполнение индивидуализма кантовской морали реальным нравственным организмом. Но, с другой стороны, в гегелевском подходе, по Новгородцеву, упускается из виду безграничность нравственных перспектив, затушевывается или вовсе игнорируется такое ценное достижение Канта, как принцип нормативного рассмотрения, всецело основанный на противоположении идеала действительности. «Гегель, – пишет Новгородцев, – не оценил надлежащим образом ни возвышенной стороны кантовской морали, ни тех гносеологических оснований, на которых она утвердилась»[10].

В качестве бесспорной заслуги Гегеля Новгородцев признает переход от субъективной этики к объективной. По смыслу гегелевской концепции этот переход означает снятие предыдущих абстрактных моментов (абстрактного права личности, субъективной морали и т.п.) в нравственной целостности и конкретности государства. Но, одобряя подобный гегелевский переход, Новгородцев не согласен с гегелевским смыслом соотношения личности и нравственного целого и возражает против того, что у Гегеля твердые основы общественной организации ставятся выше личного сознания. Исходя из превосходства личного сознания над нравственным целым, Новгородцев пишет: «Нравственный закон в своей приспособляемости не может служить для личности безусловной нравственной опорой»[11].

Для Б. Н. Чичерина и П. И. Новгородцева в целом характерна интерпретация гегелевской философии права в либерально-индивидуалистическом духе. Отсюда – ряд аспектов их критического расхождения с Гегелем при общей высокой оценке его учения. Их подход не свободен от противоречий. В целом, однако, их обращение к гегелевской философии права и их работы по данной проблематике представляли заметное явление в русской дореволюционной философской и юридической литературе.

246       Глава 2. Отношение к философии права Гегеля во второй половине XIX в.

3. Другие страны Европы и Америки

Интерес к учению Гегеля, ознакомление с ним и появление ряда работ, освещающих гегелевскую философию и политико-правовую теорию, во второй половине XIX в. наблюдаются также во Франции, Италии, Англии, в других странах Европы и Америки. Идеи гегелевской философии получают, таким образом, мировую известность и распространение, хотя и с различной степенью действенности и значимости.

Первое ознакомление французов с учением Гегеля произошло благодаря В. Кузену, лично знакомому с Гегелем, хотя и не ставшему последователем его идей. Знакомству французской публики с Гегелем содействовали также изданные в Париже работы Г. Гейне 30–40-х гг. по истории немецкой философии и вышедший в 1844 г. в Париже под редакцией К. Маркса и А. Руге «Немецко-французский ежегодник».

Распространение гегелевских идей во Франции было ускорено переводами некоторых гегелевских работ и комментариями к ним итальянца А. Вера. Некоторое влияние гегелевские философские идеи получили у И. Тэна, Рено, особенно у Вашеро, «истинного представителя гегелевского идеализма»[12].

Проблематика гегелевской философии права затрагивалась и освещалась в 60–80-е гг. М. Маррастом, Е. Боссиром, Л. Леви-Брюлем.

Интерес к Гегелю усилился в связи с его 100-летним юбилеем и приуроченной к этой дате работой Е. Боссира «100-летие Гегеля в 1870»[13].

Более глубоким, чем во Франции, было влияние философии Гегеля в Италии, где интерес к Гегелю оформился даже в самостоятельное течение – так называемое неаполитанское гегельянство, оказавшее определенное воздействие на итальянскую духовную жизнь в XIX– XX вв.

Хотя гегелевская «Философия права» была переведена на итальянский язык сравнительно рано, в 1848 г., однако непосредственно политико-правовой проблематике неаполитанское гегельянство не уделяло специального внимания. Собственно проблем гегелевской философии права касались в это время лишь некоторые авторы (А. Розмини, Л. Миралья и др.).

В Англии знакомство с Гегелем начинается лишь с 50-х гг. прошлою века. В это же время появляются переводы некоторых гегелевских работ, в частности, в 1855 г. – краткий перевод «Философии права».

3. Другие страны Европы и Америки  247

Влияние гегелевских идей усиливается после выхода в свет в 1865 г. книги Д. Стерлинга «Секрет Гегеля»[14].

Имеющиеся во взглядах Стерлинга кантианские черты характерны в той или иной степени и для других представителей англогегельянства. Подчеркивая это обстоятельство, исследователь истории гегельянства в Англии Д. Смит писал, что для англогегельянцев «Кант – истинная основа Гегеля, Гегель – истинный интерпретатор Канта»[15].

Гегелевскую философию права интерпретировали главным образом такие англогегельянцы, как Т. Грин, Ф. Брэдли, Б. Бозанкет. Восприняв гегелевскую идею государства как нравственной целостности, возвышающейся над отдельными индивидами, они в целом развивали универсально-абсолютистскую, надиндивидуалистическую концепцию государства.

Государство, по Грину, основывается на собственном идеальном принципе, и общее благо, воплощаемое и охраняемое государством, не может быть результатом свободной игры индивидуальных интересов. Нет никаких индивидуальных прав, сепаратных от представленного в государстве универсального права[16]. Основной принцип поведения граждан формулируется им как безусловное выполнение налагаемых государством политических обязанностей. Государство же характеризуется как начало гармонии в социальных и общественных отношениях[17]. Лишь в государстве и благодаря соблюдению права государства обеспечиваются индивидуальные права и свободы.

Значительную иррационализацию претерпевает гегелевская философия права в трактовке Ф. Брэдли, который дает следующую мистическую схему связи индивида и государства: объективный разум государства обнаруживает и познает себя, неосознанно проявляясь в индивидах[18]. Все элементы реальности, в том числе и в сфере социально-политической, он, используя гегелевские идеи, рассматривал как моменты конкретной тотальности.

Гегелевские идеи о том, что все действительное разумно, об истинном как целостном и тотальном в своей «Философской теории государства» развивал Б. Бозанкет[19]. Индивид в его интерпретации предстает

248       Глава 2. Отношение к философии права Гегеля во второй половине XIX в.

как продукт универсального государственного начала. Центр притяжения индивида, по Бозанкету, находится вне его. Государство выступает по отношению к индивиду в качестве высшего «императива», и «свобода индивида может быть реализована только при полном послушании этому императиву»[20]. Государство определяется им как «целое, выражающее справедливое осуществление руководства над своими членами посредством абсолютной физической силы», как «целое, полноправно осуществляющее насилие»[21]. С этих позиций он отвергает ограничение абсолютной силы государства.

Англогегельянцы, особенно Брэдли и Бозанкет, оказали серьезное влияние на формирование неогегельянских представлений о государстве, и их творчество, продолжавшееся и в начале XX в., непосредственно примыкает к неогегельянству.

Гегелевские идеи приобретают известность в XIX в. не только в европейских странах, но также и в Америке. В США, как показывают исследования Л. Истона, уже в 50–60-х гг. XIX в. складывается группа так называемых гегельянцев Огайо, включавшая в себя П. Кауфманна, М. Конвея, А. Виллиха и др. В противоположность распространенным представлениям об антилиберализме гегелевской доктрины эти гегельянцы акцентировали внимание на ее либеральных аспектах, подчеркивая субстанциальный характер свободы индивида в учении Гегеля[22].

Влияние гегелевских идей в конце XIX в. наблюдается и в духовной и политической жизни Кубы (Э. Барри, Р. Монторо-и-Вальдес и др.)[23].

Заметным распространением и известностью пользовались гегелевские идеи в таких странах Европы, как Норвегия, Дания, Швеция и Голландия. Наиболее значимыми для истории гегельянства фигурами в этих странах были датчанин С. Кьеркегор и голландец Г. Болланд. Первый из них, испытав влияние ряда идей гегелевской диалектики, в своем экзистенциальном творчестве подверг резкой критике с позиций индивидуализма гегелевский объективизм и системосозидание. «Анти-Гегель» – одна из ведущих идей этого, как нередко его называют, «антигегельянского гегельянца». Непосредственно политико-правовой проблематикой Кьеркегор не занимался и прямо к критике гегелевской философии права не обращался. Однако широкое распространение экзистенциализма в XX в., окружившее имя Кьеркегора славой, от кото-

1. Неогегельянские интерпретации     249

рой он был очень далек при жизни, породило и весьма актуализировало тематику «Гегель – Кьеркегор», «Гегель – Маркс – Кьеркегор» и т.д. Г. Болланд, став гегельянцем в 90-х гг. прошлого века, оказал большое влияние не только на распространение гегельянства в Голландии, но и на оживление и укрепление всего европейского гегельянства, сыграв видную роль в становлении неогегельянства. «Болландовское общество» много внимания уделяло изучению, распространению и обновлению гегельянства. Г. Болланд, имея в виду, очевидно, свою главную работу «Чистый разум и его действительность» (1904), с явным преувеличением писал: «В 1900–1910 гг. чистый разум говорил по-голландски»[24]. Сам Болланд не дожил (он умер в 1922 г.) до открывшегося в Гааге в апреле 1930 г. первого конгресса неогегельянцев, однако многие выступавшие (Р. Кронер, Г. Киндерманн, Г. Глокнер, Б. Телдерс) отмечали его роль в распространении неогегельянства. Уже в 1906 г. он выступил с призывом: «Обращение к Гегелю». О роли Болланда говорит и тот факт, что первоначально организация неогегельянцев, предложенная голландскими гегельянцами (Б. Вигерсма и др.), мыслилась в виде «Общества Болланда и Гегеля».

Предыдущий | Оглавление | Следующий