Предыдущий | Оглавление | Следующий

Юридическое и классово-волевое содержание правовой нормы определяется теми реальными отношениями, которые вызывают ее к жизни. Установление юридических норм обусловливается потребностями господствующего класса в урегулировании в определенном направлении наличных общественных отношений. Поэтому вне учета сущности самих этих отношений не может быть понято и содержание нормы права.

Так, уже приводившиеся в качестве примера нормы о купле-продаже устанавливаются государством потому, что в обществе существуют меновые, стоимостные отношения, нуждающиеся в определенном правовом регулировании в соответствии с интересами господствующего класса. Однако стоимостные отношения капиталистического общества коренным образом отличаются от стоимостных отношений общества социалистического. Противоположны также связанные с этими отношениями интересы капиталистического государства, с одной стороны, и социалистического государства, с другой стороны. Первое стремится всячески развивать товарное производство в целях извлечения максимальной капиталистической прибыли. Второе подчиняет товарное производство закону планомерного развития хозяйства при социализме в целях максимального удовлетворения постоянно растущих материальных и культурных потребностей всего общества. Поэтому при более глубоком рассмотрении выясняется, что внешне сходные нормы о купле-продаже буржуазного и советского права в действительности различны не только по классово-волевому, ко и по их юридическому содержанию. В самом деле, и там, и здесь продавец обязуется передать вещь покупателю. Но вещи, которые свободно продаются и покупаются в капиталистическом обществе (например, предприятия и другие основные средства производства), нередко вообще не могут быть предметом купли-продажи в обществе социалистическом. И там, и здесь покупа-

138

тель обязуется уплатить продавцу покупную цену. Но если в условиях капитализма цена зависит от рыночной конъюнктуры, то в условиях социализма она складывается под прямым или косвенным воздействием плана.

Чтобы понять процесс образования данной нормы и в полной мере усвоить ее смысловое, юридическое содержание, необходимо продвигаться в глубь изучаемого явления и юридическое содержание раскрыть путем выявления классовой сущности нормы права, а последнюю обосновать теми материальными отношениями, которые отражаются в норме идеально, но в реальной жизни находятся за ее пределами. «...Правовые отношения, как и формы государства, — писал Маркс, — не могут быть поняты ни из самих себя, ни из так называемого всеобщего развития человеческого духа...»[1]. Изучение правовых явлений предполагает поэтому изучение тех реальных протекающих в обществе процессов, отражением которых они являются.

Анализ юридических норм в указанном плане еще более подтверждает и усиливает то общеизвестное положение, что социалистическое право противоположно праву буржуазному как по содержанию, так и по форме.

Что касается материальных отношений, обусловливающих, с одной стороны, социалистическое право, а с другой — буржуазное, а также их классово-волевого содержания, то здесь эта противоположность настолько очевидна, что она едва ли нуждается в особом доказывании: социалистическое право опирается на общественную социалистическую собственность и отношения товарищеского сотрудничества свободных от эксплуатации работников и потому выражает волю рабочего класса и всех трудящихся, тогда как буржуазное право опирается на частную собственность и эксплуатацию, выражая волю буржуазии, навязанную всему обществу.

В отношении юридического содержания все действующие в социалистических государствах правовые нормы могли бы быть разбиты на две группы.

Первую группу составляют нормы, которые вообще не имеют аналога в законодательстве буржуазных государств. Таковы, например, нормы земельного законодательства, основанные в СССР на факте национализации

139

земли и в странах народной демократии — на подчинении земли такому режиму, в силу которого она по существу исключается из гражданского оборота; нормы колхозного законодательства, появившиеся в результате утверждения колхозного строя; нормы о плановых основаниях возникновения договорных правоотношений и т.д. В этих случаях коренное отличие социалистического права от права буржуазного по их юридическому содержанию столь же очевидно, как и их отличие по характеру материальных отношений и по их классово-волевому содержанию.

Вторую группу составляют нормы, которые по своему словесному выражению напоминают соответствующие нормы буржуазного права. Таковы, в частности, некоторые нормы гражданского законодательства (например, о купле-продаже или о бытовом подряде), уголовного законодательства (например, нормы об уголовной ответственности за убийство или телесные повреждения) , административного законодательства (например, нормы об ответственности за нарушение общественного порядка) и др. Однако сходство в словесном выражении правовых норм само по себе не доказывает тождества их юридического содержания.

Необходимо иметь в виду, что смысл правовой нормы выявляется на основе не только ее текста, но и определения того места, которое данная норма занимает в общей системе законодательства. Поскольку соответствующая норма включена в систему социалистического законодательства, ее смысловое содержание не может совпадать с юридическим значением внешне аналогичной нормы буржуазного права. Например, диспозиции норм советских уголовных кодексов, устанавливающих ответственность за убийство или телесные повреждения, на первый взгляд кажутся ничем не отличающимися от аналогичных диспозиций норм уголовного законодательства капиталистических стран. Не следует, однако, забывать, что эти диспозиции подчинены правилам общей части советского уголовного законодательства, в том числе и тем его нормам, которые определяют материальное понимание преступления, цели наказания в социалистическом обществе и т.д., т.е. нормам, которых нет и не может быть в уголовном законодательстве капиталистических государств. В результате нормы, ка-

140

жущиеся сходными при их изолированном рассмотрении, выступают как существенно отличные, когда они исследуются,; как того и требует диалектический метод, в об» щей системе взаимодействия с другими юридическими нормами государства данного исторического типа.

Так обстоит дело с противоположностью между буржуазным и социалистическим правом по их содержанию. Рассмотрим теперь ту же противоположность в плане категории формы.

Норма представляет собою тот способ, который придает воле господствующего класса общеобязательную силу. В этом плане она и рассматривается как внутренняя форма права. Общеобязательность юридической нормы в любом государстве основывается на том, что, поскольку она исходит от государства, последнее обеспечивает ее соблюдение мерами принуждения. Общеобязательность юридической нормы в условиях социализма основывается в первую очередь на убежденности народа в ее правильности, поскольку она выражает волю рабочего класса и всех трудящихся, а меры государственного принуждения играют при этом вспомогательную роль. Это существенное своеобразие в факторах, обеспечивающих общеобязательность юридических норм социалистического государства, сказывается и на самом их характере.

Во-первых, норма социалистического права может выступать не только как правило, но и как государственный призыв к определенному поведению. Таковы, например, многочисленные поощрительные нормы советского законодательства, которые юридически не обязывают граждан, а лишь стимулируют их к достижению определенных результатов в соответствующих областях общественно полезной деятельности. Но это, конечно, правовые нормы, ибо при наступлении предусмотренных в них условий у компетентного органа Советского государства возникает право на применение поощрения, которое, как и всякое право вообще, обеспечивается силою государственной охраны.

Во-вторых, нормы социалистического права могут вообще, с юридической точки зрения, обладать не обязательной, а только рекомендательной силой, как это, например, имеет место при установлении правовых норм в области колхозного строительства. Из этого, однако,

141

не следует, что рекомендательная норма обладает «пониженной» юридической силой, ибо она проводится в жизнь так же на основе убежденности в ее правильности, как в подавляющем большинстве случаев реализуются и все другие нормы социалистического права. Юридическая сила рекомендательной нормы проявляется и в том, что когда, например, колхоз принимает в соответствии с нею определенное правило, последнее опирается на государственную охрану, стоящую за рекомендательной нормой[2].

В-третьих, устанавливая правовую норму, социалистическое государство нередко рассматривает применение мер убеждения к ее нарушителям как обязательное предварительное условие, подлежащее использованию прежде, чем определится и выявится потребность применения мер государственного принуждения. Так, например, члены добровольных народных дружин по охране общественного порядка обязаны прежде всего требовать от граждан, нарушающих общественный порядок, прекращения нарушения, и лишь в случаях, когда это не приводит к должному эффекту, возникает необходимость в применении принудительных мер.

Весьма своеобразны также и внешние формы социалистического права, т.е. те способы, при помощи которых формулируются юридические нормы в социалистическом обществе.

Прежде всего руководящая роль коммунистических и рабочих партий в системе социалистического государства, признанная и закрепленная законом (в нашей стране — ст. 126 Конституции СССР), служит основой для принятия совместных постановлений руководящим партийным органом и правительством по важнейшим вопросам политической, хозяйственной и культурной жизни. Издание таких совместных постановлений партийными и правительственными органами возможно потому, что социалистическое право — выражение сознательной воли трудящихся масс, возглавляемых и руководимых коммунистическими и рабочими партиями. Те же факторы приводят к тому, что директивы, содер-

142

жащиеся в решениях съездов и других руководящих органов партии, составляют основное ядро законов, принимаемых высшими органами власти социалистических государств.

Далее, советский законодатель отдает решающее предпочтение так называемому писаному праву, сводя до предельного минимума применение обычаев, поскольку именно писаное право обладает той четкостью и определенностью, которая необходима для последовательного осуществления принципа социалистической законности. По тем же причинам наше право не знает и такого источника, как судебный прецедент.

Затем, система нормативных актов, издаваемых в Советском государстве, основывается на принципе демократического централизма. Это означает, что каждый государственный орган, имеющий право принимать нормативные акты, полновластен в их издании в пределах своей компетенции, но он не вправе ни изменять, ни отменять акты, имеющие более высокую юридическую силу.

Наконец, существенное значение имеют нормативные акты различных объединений трудящихся, получающие правовую силу в результате либо последующего их санкционирования государством, либо предоставления соответствующим организациям в предварительном порядке полномочий по изданию нормативных актов определенного рода. Таковы, рапример, акты по вопросам труда, издаваемые ВЦСПС, типовые договоры, утверждаемые правлением Центросоюза, и т.д. Лишь особая природа социалистического права и место, которое объединения трудящихся занимают в социалистическом государстве, способны объяснить наличие таких специфических способов формулирования юридических норм, как нормативные акты, издаваемые указанными организациями.

И все же при всей противоположности социалистического права буржуазному как по содержанию, так и по форме К. Маркс в «Критике Готской программы» и В.И. Ленин в работе «Государство и революция», имея в виду принцип распределения по труду, обращали внимание на сохранение остатков «буржуазного права» при социализме. Нет ли здесь какого-либо противоречия?

Н. С. Хрущев, говоря на XXI съезде КПСС об остатках буржуазного права при социализме, тут же отме-

143

чает решающие направления, в которых выражается коренная противоположность между социалистическим и буржуазным правом. «Буржуазное право, — указывается в докладе Н. С. Хрущева, — признает средства производства частной собственностью отдельных лиц, а социализм делает их общественной собственностью и в этом отношении полностью порывает с буржуазным правом»[3]. Разрыв социализма с буржуазны» правом проявляется также и в том, что «в социалистическом обществе для всех трудоспособных членов общества действует правило — кто не работает, тот не ест»[4].

Что же касается принципа распределения по труду, то сам этот принцип тоже неизвестен капиталистическому обществу.

«При капитализме фактическое распределение происходит не по труду, а прежде всего по капиталу, регулируется законами стоимости, прибыли, земельной ренты»[5]. Поэтому в буржуазном праве подобный принцип не находит своего выражения. Только закон социалистического государства мог установить правило, гласящее: «В СССР осуществляется принцип социализма: «от каждого по его способности, каждому — по его труду». (ст. 12 Конституции СССР). Как по своему классово-волевому, так и по своему юридическому содержанию это правило характерно лишь для социалистического общества. Перед нами, следовательно, такая норма, которая не имеет даже словесного сходства с какими-либо нормами права капиталистического государства.

Но то, что при одном уровне абстракции выступает как существенно различное, при другом, более высоком уровне абстракции может обнаружить некоторые черты сходства. Так, социалистическое государство противоположно государству буржуазному, но оно тем не менее является государством и потому наряду со специфическими неизбежно обладает и такими признаками, которые свойственны любому государству вообще.

Норма социалистического права, закрепляющая принцип распределения по труду, с точки зрения самого

144

этого правила ничего общего с буржуазным правом не имеет. Нo она может быть подведена под более абстрактное понятие, охватывающее любые правила, которые предполагают применение равного правового мерила к различным людям, и тогда у нее появляются известные черты сходства с буржуазным правом. Однако (и это имеет решающее значение) буржуазное право подходит с равным мерилом к людям, различным по их классовому положению, тогда как равное мерило социалистического права применяется к людям, различным лишь по их способностям к труду, семейному положению и т.п. Сходство здесь, следовательно, чисто внешнее, поэтому, говоря об остатках «буржуазного права» в социалистическом обществе, В.И. Ленин и другие марксисты всегда берут эти слова в кавычки.

Мы рассмотрели вопрос о юридической норме с различных сторон, в том числе и в плане философских категорий формы и содержания. Однако не все пути исследования правовой нормы и тем более не все результаты этого исследования должны быть включены в определение понятия нормы права. Как уже отмечалось, норма есть решающая, органически связанная с правом форма выражения его сущности. Поэтому все, что говорилось о сущности права в целом, относится и к сущности юридической нормы. Но после того, как сущность права выявлена и предметом непосредственного исследования становится правовая норма, важно подчеркнуть то, что характерно для нее именно как для формы права, не повторяя заново всего того, что характеризует право вообще — и со стороны его формы, и со стороны его сущности. По этим соображениям мы и считали возможным в определении нормы права ограничиться лишь указанием на то, что она представляет собою установленную или санкционированную государством и охраняемую им норму общеобязательного поведения людей как участников повторяющихся общественных отношений.

Это определение не совпадает с другими определениями, широко распространенными в нашей литературе.

Так, М. П. Карева и А. М. Айзенберг пишут: «Правовые нормы — это правила поведения людей, установленные либо санкционированные государством, выра-

146

жающие волю класса (или классов), держащего в своих руках государственную власть, обусловленные в конечном счете материальными условиями жизни этого класса (а, следовательно, производственными отношениями данного общества), имеющие своей целью закрепление порядков, выгодных и угодных тому классу, волю которого эти нормы выражают, применение которых обеспечивается принудительной силой государства»[6].

Не говоря уже о громоздкости этого определения (и, заметим в скобках, его редакционных погрешностям), оно по существу ничем не отличается от определения права вообще, сформулированного и предложенного в 1938 году. Для полного тождества этих двух определений вполне достаточно в первом из них слова «правовые нормы» заменить словом «право». Это обстоятельство лишило авторов возможности выявить специфику юридической нормы в достаточно полном объеме. Из того, что относится собственно к норме, в приведенном определении существенно только указание на то, что норма права исходит от государства и что ее нарушение влечет за собой применение к соответствующим лицам мер государственного принуждения. Но так как перед авторами стояла задача установить особенности нормы права, а не права вообще, не менее важно было отметить и такие характерные для юридической нормы моменты, как то, что она представляет собою правило общеобязательного поведения и что ее общеобязательность распространяется на участников регулируемых нормой повторяющихся общественных отношений.

В той или иной мере указанные моменты нашли отражение в советской юридической литературе. Однако при этом не всегда с достаточной четкостью проводится грань между тем, что свойственно всякой норме вообще, и тем, что характеризует именно юридическую норму.

Например, С.Ф. Кечекьян пишет: «Норма права —это общее правило...»[7]. А.И. Денисов также отмечает, что

146

норма права есть правило, отличающееся более или менее общим характером[8]. Правильность подобных утверждений никаких сомнений не вызывает. Но дело в том, что всякая, а не только правовая, норма является общим правилом. Особый характер правовой нормы, в отличие от других социальных, да и не только социальных норм проявляется в том, что она является нормой общеобязательного поведения для любых лиц, становящихся участниками регулируемых ею общественных отношений. На этот момент и надлежало обратить внимание в первую очередь, поскольку речь идет не о нормах вообще, а конкретно о правовых нормах.

С гораздо более правильных позиций к решению той же проблемы подходил С. С. Студеникин, обращавший внимание на то, что в литературе без достаточных к тому оснований «не указывается на общий характер правил поведения и, следовательно, не подчеркивается роль юридических норм как средства регулирования определенных видов общественных отношений»[9]. Н.Г. Александров, который первоначально возражал против точки зрения С. С. Студеникина[10], впоследствии полностью воспринял ее. В частности, в работе «Сущность права» он указывает, что норма права рассчитана «на определенный вид обстоятельств (фактов) и соответственно определенный вид общественных отношений»[11].

В обоих приведенных высказываниях дело не ограничивается характеристикой нормы только как общего правила поведения. Центр тяжести переносится на то, что юридическая норма имеет общее значение для дачного вида общественных отношений. Авторы, однако, не сделали из этих правильных посылок необходимых конечных выводов и воздерживаются от того, чтобы признать норму права нормой общеобязательного

147

поведения. Вероятнее всего, этому препятствовало примененное ими понятие вида общественных отношений. Действительно, вид — это не все, а лишь какой-то определенный комплекс общественных отношений. Но если только с данным видом отношений имеет дело юридическая норма, то можно ли в таком случае говорить о ее общеобязательности?

При ближайшем рассмотрении поставленного вопроса выясняется, что на него следует ответить утвердительно, если понятие вида рассматривать не статически, а динамически, учитывая повторяемость тех общественных отношений, на урегулирование которых данная правовая норма направлена. Хотя юридическая норма и регулирует только определенный вид общественных отношений, но так как эти отношения обладают свойством повторяемости, то рассуждая абстрактно, любое лицо может стать их участником, а потому для всех лиц имеет обязательную силу правило, выраженное в правовой норме. По этим причинам и нужно говорить об общеобязательности нормы права для всех, кто уже является или может стать в будущем субъектом тех повторяющихся отношений, которые ею регулируются.

III

Обращаясь к характеристике состояния учения о норме в современном буржуазном правоведении, надлежит прежде всего отметить, что норма права не занимает в нем того видного и едва ли не центрального места, которое отводилось ей в буржуазных юридических концепциях XIX века. Раньше норме права посвящались многочисленные и весьма объемистые трактаты. Теперь же наиболее модные течения в буржуазной юриспруденции, и, в первую очередь, социологическое направление, устремляют все свои усилия на то, чтобы ниспровергнуть господство в правовой системе юридической нормы, заменив ее фактическими действиями судебных чиновников и иных должностных лиц государственного аппарата. Поэтому, если в юридической литературе подобного рода и появляются рассуждения о норме, норма выступает в них не в виде объекта исследования, а в качестве объекта критики.

148

Исключение в этом отношении составляют лишь нормативисты и те из современных юристов капиталистических стран, которые не пошли пока еще на полный разрыв с традициями классической буржуазной юриспруденции. Но и в их произведениях учение о норме права выражает совершенно иные тенденции, свойственные современному буржуазному правоведению вообще, независимо от того, о каком из его конкретных направлений идет речь в каждом отдельном случае.

При ознакомлении с современной западноевропейской и американской литературой по этому вопросу бросается в глаза то обстоятельство, что спор все еще ведется вокруг старой проблемы — проблемы логичекого содержания нормы, т.е. о том, является ли она императивом или гипотетическим суждением. Но этот спор фактически сводится теперь на нет ввиду предельного сближения двух отмеченных точек зрения. Так, например, Дабэн считает, что норма права есть императив, поддерживаемый как внутренней, так и внешней силой[12]. По мнению же Кельзена, напротив, она является гипотетическим, а вовсе не абсолютным, категорическим правилом[13]. Однако тут же Кельзен разъясняет, что норма права носит характер гипотетического суждения лишь постольку, поскольку она выражает волю государства относительно его собственного поведения. Что же касается поведения всех других лиц, то оно составляет не содержание нормы права, а условие, при наступлении которого государство совершает определенные волевые действия. Выходит, следовательно, что норма обязательна и в этом смысле императивна для всех так называемых третьих лиц, которые должны считаться с тем, что ее несоблюдение повлечет за собою совершение государством соответствующих принудительных актов, но она не императивна для самого государства и ограничивается только тем, что определяет условия его волевой деятельности. Иначе говоря, нормативисты, будучи сторонниками гипотетического характера юридической нормы, полностью смыкаются с императивистами в оценке ее действия по отношению к лицам, подчиненным государству, но для самого госу-

149

дарства они объявляют норму не более, чем гипотетическим суждением. Небезынтересно отметить, что все это делается под лозунгом «правового государства», опирающегося якобы на идею законности.

К тому же если в юриспруденции XIX столетия правовая норма рассматривалась чаще всего как абстрактное и неизменное правило, то теперь она объявляется подвижной, изменчивой, динамичной, непрерывно меняющей свое содержание. «Норма не есть указательное (индикативное) предложение, — заявляет, например, Гезер.—Она динамична; она меняется соответственно мотивам и движениям, которые ее порождают»[14]. Противопоставляя правовые нормы действию природных факторов, тот же автор пишет: «Если, таким образом, естественный закон совершенно статичен, то норма наполнена энергией. Она не есть простой план; она является настоятельным приглашением к действию»[15].

Итак, речь идет о двух качествах нормы — о ее динамичности и о содержащемся в ней призыве к действию. Но если при этом учесть, что, по мнению Гезера, норма обращается не только к лицам, подчиненным ее правилу, но и к деятельности органов власти, призванных обеспечить ее соблюдение, то подлинный смысл указанных «качеств» правовой нормы уже не будет оставлять никаких сомнений. Качество динамичности вносит полную неопределенность в объем тех требований, которые могут быть предъявлены органами государственной власти к лицам, им подчиняющимся. Действительно, раз норма динамична по своему содержанию, раз она изменяется соответственно различным «мотивам» и «движениям», любые требования органов государственной власти, опирающиеся на такую «изменчивую» норму, придется признать юридически обоснованными, поскольку они не могут быть парализованы возражениями, которые отсылают к «застывшему» и «неизменному» тексту законодательного акта. Второе качество нормы — содержащийся в ней «призыв к действию» — совершенно недвусмысленно ориентирует должностных лиц государства на то, что именно благодаря их дея-

150

тельности юридические нормы наполняются тем реальным содержанием, в котором заинтересовано установившее эти нормы государство. Недаром автор с предельной настойчивостью проводит ту мысль, что «норма не существует вне субъекта, который думает о ней...»[16].

Но от этого тезиса уже рукой подать до тех представителей социологического направления, которые, не рискуя начисто отвергнуть юридическую норму, таким образом истолковывают ее сущность, что от самой нормы по сути дела ничего не остается. Так, например, Эрлих утверждал, что закон создает право в той мере, в какой он применяется, и что поэтому норма может быть объектом позитивного изучения лишь в процессе ее фактического действия[17]. По первому впечатлению этот тезис как будто бы не должен вызывать каких-либо возражений: нормы права государство устанавливает для того, чтобы определенным образом урегулировать соответствующие общественные отношения, и потому, естественно, в отрыве от этих отношений, т.е. вне ее практического действия, не может быть изучена и самая правовая норма. Но Эрлих имеет в виду нечто совершенно иное. Говоря о практическом применении нормы, он ставит своей задачей отодвинуть ее на задний план и свести все дело к тому, что совершается фактически, независимо от правил, содержащихся в юридических нормах. Отправляясь от тех же исходных положений, американские социологи делают на их основании достаточно откровенные, законченные в своей циничной прямолинейности выводы: если норма права важна лишь в той мере, в какой она применяется и действует, то можно вообще обойтись без юридических норм, заменив их фактическим образом действий должностных лиц государства.

Таким образом, различные направления современной буржуазной юриспруденции обнаруживают двоякое отношение к юридической норме: для одних она является предметом изучения, для других — предметом критики. Но и те, кто, изучая норму права, по внешней видимости всячески возвеличивают ее, фактически делают все от них зависящее для того, чтобы, с одной стороны, объявить норму неприкосновенной и недосягаемой для тех, чью

151

волю буржуазное государство стремится себе подчинить, и, с другой стороны, максимально смягчить, а то и вовсе свести к нулю строгости нормативизма в случаях, когда они обращаются против самого буржуазного государства. В этом смысле проблема нормы права, как и многие другие юридические проблемы, может служить не более, чем одной из иллюстраций к тому, уже давно отмеченному марксизмом факту, что споры между различными идеологами буржуазии могут нередко приобретать весьма острый характер, но они всегда ограничиваются по преимуществу частностями, не затрагивая основных задач, которые господствующий класс перед этими идеологами выдвигает.

Предыдущий | Оглавление | Следующий