Предыдущий | Оглавление | Следующий

2. ПРАВА И СВОБОДЫ ЛИЧНОСТИ

В демократическом обществе права и свободы граждан, их обязанности составляют социальный и политико-юридический институт, свидетельствующий об уровне развития того или иного общества, степени его зрелости. Благодаря этому институту личность получает доступ к материальным и духовным благам, механизмам власти, законным формам волеизъявления, реализации своих интересов. Именно поэтому высокоразвитые страны и народы, мировое сообщество рассматривают права человека и их защиту в качестве универсального идеала, основы прогрессивного развития и процветания, мира и справедливости.

Россия, следуя курсом реформ, также провозгласила указанные ценности как приоритетные и наиболее значимые, признала необходимость придерживаться в данной области общепринятых международных стандартов. Подтверждением тому служит принятая в ноябре 1991 г. Декларация прав и свобод человека и гражданина, ставшая органической частью проекта новой Конституции РФ, базой всего текущего законодательства, касающегося личности. Она закладывает глубокие гуманистические основы правового государства, гражданского общества.

Оба эти документа фиксируют широкий спектр .основополагающих идей, принципов, прав и свобод, а также обязанностей. Исходные их положения гласят, что права и свободы человека являются естественными и неотчуждаемыми, даны ему от рождения, признаются высшей ценностью и не носят исчерпывающего характера. Каждый имеет право на жизнь, личную безопасность и неприкосновенность, защиту чести, достоинства, доброго имени, свободу мысли и слова, выражение мнений и убеждений, выбор места жительства, каждый может приобретать, владеть, пользоваться

Право и личность233

и распоряжаться собственностью, заниматься предпринимательской деятельностью.

Закрепляется право граждан на митинги, уличные шествия, демонстрации и пикетирование по уведомительному принципу. Предусматриваются традиционные социально-экономические права — на труд, на отдых, на образование, охрану здоровья, медицинскую помощь, пенсионное обеспечение и др.

В политической сфере закрепляется право избирать и избираться в государственные органы, занимать официальные должности в соответствии со своей профессиональной подготовкой и без какой-либо дискриминации, искать, получать и распространять информацию, направлять властям личные и коллективные обращения (петиции), свободно определять свою национальность, объединяться в общественные организации.

Утверждается равенство всех перед законом и судом. Никто не обязан свидетельствовать против себя или своих близких родственников. Обвиняемый считается невиновным, пока его вина не будет доказана в установленном порядке (презумпция невиновности). Ограничение свободы, включая арест, допускается исключительно по судебному решению; лицо не может быть подвергнуто задержанию на срок более 48 часов.

Признаются не имеющими юридической силы доказательства, полученные с нарушением закона. Каждое заключенное под стражу лицо имеет право на квалифицированную помощь адвоката (защитника), возмещение вреда, причиненного ему незаконными действиями государственных органов или должностных лиц. Никто не должен дважды нести ответственность за одно и то же правонарушение.

Исключительную значимость, как представляется, имеют нормы, устанавливающие, что осуществление человеком своих прав не должно нарушать права и свободы других лиц, наносить ущерб общественному благу, морали, окружающей среде. Запрещается использование прав и свобод для насильственного устранения или изменения конституционного строя, разжигания расовой, национальной, классовой, религиозной ненависти, пропаганды насилия и войны.

Оговаривается, что временное ограничение прав и

Н. И. Матузов 234

 

свобод гражданина допускается лишь в случаях введения чрезвычайного положения на основаниях и в пределах, определяемых законом. Эти ограничения вполне согласуются с требованиями ст.ст. 19—21 Международного пакта о гражданских и политических правах, принятого ООН в 1966 г.

Многие из перечисленных выше прав являются новыми в нашем законодательстве, их не было раньше ни в бывшей союзной Конституции, ни в российской Конституции 1978 г.

Принятие Декларации прав и свобод человека и гражданина, ставшей основой новой российской Конституции, само по себе имеет огромное значение, так как этот, без преувеличения, исторический политико-нравственный и нравственно-гуманистический акт определяет принципиальную позицию России по вопросу, который на протяжении многих десятилетий был камнем преткновения во взаимоотношениях нашей страны со всем цивилизованным миром. Вокруг него кипели политические страсти, ломались идеологические копья, он нередко становился главным камнем преткновения в переговорных процессах. Путь к его решению был трудным. Теперь он наконец решен. В основе принятого документа лежат известные международные пакты о правах человека, идеи равенства и справедливости. Это действительно важнейшее общественно-политическое событие в жизни страны.

Известно, однако, что мало провозгласить права и свободы — важно и материализовать их, претворить в жизнь, причем второе — более сложная задача. В кризисных условиях сам этот институт подвергается серьезным испытаниям. С одной стороны, общество осознало безусловную ценность и важность естественных и неотъемлемых прав человека, присущих ему от рождения, с другой, оно пока не в состоянии обеспечить их полное и гарантированное осуществление. Оно просто не готово к этому — желания и возможности не совпадают.

Это трудноразрешимое противоречие становится все более острым и болезненным, выступает сильнейшим раздражителем общественного сознания, источником недовольства и протестов людей. Прекрасные идеи и

Право и личность235

суровые реалии расходятся. А значит, следует различать теорию и практику прав человека, новый политический курс в данной области и возможности его проведения в нынешней ситуации.

Конечно, важно было изменить саму концепцию (философию) прав личности, в частности, представления об их генезисе. Ведь десятилетиями в сознание людей внедрялась мысль о том, что права даруются, предоставляются государством, партией, правительством, а то и отдельным лицом (вождем). Теперь признан примат естественных и неотъемлемых прав человека, «пожалованных» ему самой природой. Разумеется, многие права «благоприобретаются» личностью в процессе ее социального общения, в том числе правового, либо устанавливаются властью на основе и в соответствии с естественными. Но в принципе они не должны всецело зависеть от простого желания государства («дам» или «отниму»).

Права человека не являются сугубо внутренним делом отдельных стран, которые могут произвольно, по своему усмотрению «перекраивать» их как угодно; они экстерриториальны. Важно и то, что учение о правах личности перестало быть частью монопольной марксистско-ленинской идеологии с ее «лобовым» классовым подходом, делением прав на «буржуазные» и «социалистические», обязательным противопоставлением, превосходством одних над другими и т. д. Но самым крупным прорывом в данной области является все же безоговорочное признание идей естественного права, которые раньше неизменно критиковались и отвергались.

Словом, с теоретической концепцией прав все более или менее ясно (хотя она и требует дальнейшей разработки). Проблемы возникают на пути реализации этой концепции, так как общество еще не создало для этого необходимых условий. Однако и в данной ситуации государство обязано последовательно и в полной мере играть свою роль гаранта, стража, защитника прав.

В настоящее время под угрозой оказались такие основополагающие права личности, как право на жизнь, здоровье и безопасность, без которых- все

236Н И Матузов

другие права лишаются смысла. Причины очевидны — кровь и гибель людей в межнациональных и этнических войнах, лавинообразный рост преступности и ее жертв, экологические зоны бедствия, вызывающие массовые заболевания населения, резкое падение жизненного уровня. В результате — смертность превысила рождаемость. Нарастает естественная убыль населения. Речь, таким образом, идет уже о физическом выживании личности.

Человек испытывает крайнее социальное беспокойство, неуверенность, страх. Государство, возникшее, по Гоббсу, из необходимости защиты всех друг от друга, не справляется с этой миссией. Несмотря на всю свою мощь, оно оказывается не в состоянии надежно и эффективно защитить интересы своих граждан. Между тем еще в Декларации прав человека и гражданина Французской революции 1789 г. говорилось: «Цель всякого политического союза — обеспечение естественных и неотъемлемых прав человека» (ст. 2). В Международном пакте о гражданских и политических правах (1966 г.) также указывается, что «каждое государство обязуется уважать и обеспечивать права всех находящихся на его территории лиц... предоставлять все средства защиты, предусмотренные его правовой системой» (ст. 2). Теперь эти положения закреплены и в проекте российской Конституции, в которой сказано, что соблюдение и защита прав человека — главная обязанность государственной власти.

Не могут быть полностью реализованы в нынешних условиях право на свободу передвижения и выбор места жительства (вынужденная миграция, беженцы, прописка), право на труд (растущая безработица, закрытие предприятий), право на социальную защиту — из-за слабости материальных гарантий. Все более недоступными для значительной части населения становятся высшее образование, медицинское обслуживание, жилье, санаторное лечение — в силу их постепенной коммерционализации.

Именно поэтому принятая Декларация прав и свобод и Конституция, несмотря на их огромное значение, воспринимаются многими как некий свод

Право и личность237

мало чем пока подкрепляемых общих принципов или своего рода торжественное заявление о намерениях и желаниях, а не как реальный документ.

Мешают осуществлению прав все те же неурядицы и катаклизмы, которые происходят в обществе. Иными словами, для нормального функционирования института прав и свобод граждан не создана пока надлежащая социальная среда. В экстремальных же условиях даже элементарные возможности, предоставленные субъектам законом, не могут быгь реализованы. Сплошь и рядом возникают ситуации, когда право есть, а блага нет, закон действует, а цели его не достигаются.

Если раньше права попирались тоталитарным режимом, то сейчас они страдают от анархии и неразберихи, издержек молодой посткоммунистической демократии, разрушительных конфронтационных процессов. Личность чувствует себя беззащитной перед лицом стихии и неуправляемости. При этом слабым утешением является тот факт, что ни в одной стране мира права личности не обеспечены на сто процентов, в каждой есть свои проблемы. Но у нас они стоят особенно остро, так как речь идет о коренных преобразованиях, ломке старых устоев. В целом же важнейшей задачей нашего времени является соблюдение и всесторонняя защита прав человека как непременные условия прогресса.

Осмысливая теоретические аспекты и юридические свойства прав личности, прежде всего следует выяснить, распространяется ли сложившееся в науке классическое учение о субъективных правах индивида на те права и свободы, которые содержатся в упомянутой выше Декларации и в проекте новой российской Конституции? Или же это особые феномены, не подпадающие под традиционные формальные каноны и, следовательно, требующие каких-то новых подходов и дефиниций?

Постановка вопроса связана с тем, что в последнее время вносятся предложения пересмотреть сущность и определение субъективного права как ключевого понятия юриспруденции. В 1989 г., например, прозвучало мнение украинского ученого В. Г. Сокуренко, согласно которому в нынешней новой ситуации определение

238__Н. И. Матузов

субъективного права как меры дозволенного поведения устарело, поскольку теперь все незапрещенное законом дозволено (см.: Сов. государство и право. 1989. № 9. С. 51). Характерно и более раннее замечание В. В. Лазарева: принцип «разрешено все, что не запрещено» может полностью лишить смысла институт прав и свобод граждан, в том числе основных: зачем их перечислять, если дозволено все, что не подпадает под запрет?» (Коммунист. 1988. № 2. С. 43).

В такой позиции есть определенный резон. Еще Б. А. Кистяковский считал, что, например, политические права и свободы можно рассматривать более широко — «не как классические субъективные права, скажем, имущественного типа, а как следствия общего правопорядка и прежде всего известного правового принципа: все, что не запрещено законом, дозволено»[1]. И все же в целом подобный подход теоретически некорректен.

Дело в том, что сфера дозволенного в правовой системе не исчерпывается субъективными правами, она гораздо шире. В частности, многие юридические возможности опосредуются законными интересами, праводееспособностью, другими правовыми категориями. «Все, на что лицо имеет право, дозволено, но не на все дозволенное оно имеет право»[2]. Когда речь идет о субъективном праве, то имеется в виду не вообще абстрактная дозволенность, а конкретные ее разновидности и границы, иначе говоря, зафиксированные в законе «дозы», «порции». Равно как и под юридической обязанностью разумеется не всякое должное поведение, а только такое, которое требуется в конкретных жизненных обстоятельствах и которое сопряжено с чьим-то правом.

Поэтому формула «не запрещенное дозволено» нисколько не умаляет ценности субъективных прав как официальных указателей (определителей) соответствующих действий субъектов и тем более не снимает самой необходимости этого института. Думается, прав

Право и личность239

здесь Ф. М. Рудинскин, отметивший, что «наши представления о субъективном праве как мере возможного поведения гражданина не устарели. Но запреты, очерчивающие пределы субъективного права, должны иметь гуманистическую природу» (Сов. государство и право. 1989. № 2. С. 43). Такая позиция представляется взвешенной и конструктивной, ибо совершенствование понятия субъективного права должно идти не за счет отрицания его сущности.

Под несколько иным углом зрения подвергли сомнению указанную категорию молодые ученые на конференции, специально посвященной обсуждению данного вопроса. Вывод категоричен: сложившееся в науке определение субъективного права «нас удовлетворить не может... ибо оно представляет собой не меру возможного поведения управомоченного, а определенную законом возможность удовлетворения субъективного интереса» (как будто одно исключает другое — Н. М.); «метафизическая интерпретация субъективного права содержит в себе антидемократическую тенденцию»[3].

Поиски новых решений можно только приветствовать, но, как нам представляется, они не обязательно должны быть связаны с отрицанием того, что надежно проверено и подтверждено длительным практическим опытом — отечественным и зарубежным.

Между тем общая направленность высказываний, содержащихся в названном сборнике, создает впечатление о существовании какого-то неопределенного («безразмерного») субъективного права, лишенного таких черт, как мера, объем, границы, вид. То есть некой нелимитированной и недозированной возможности. С этим трудно согласиться, ибо «субъективное право есть власть не только обеспеченная, но и ограниченная»[4].

За отведенные пределы субъект не может выходить, так как он рискует задеть чужие интересы, также

240__Н. И. Матузов

обеспеченные законом. Лишь в рамках, установленных правом, он может поступать как угодно.

Позитивным в позиции молодых ученых является то, что не следует всякое субъективное право выводить из юридической нормы, ибо во многих случаях право субъекта первично по отношению к закону как своему формальному источнику. Социальные первопричины субъективных прав, конечно, не в нормах, особенно когда речь идет об основных (конституционных) правах личности. Но субъективное право остается известной мерой поведения даже и в том случае, если оно не есть прямое установление государственной власти.

Внешние его рамки, пределы вполне уловимы, так как они обусловлены прежде всего правами других лиц. Так что мера определенного поведения — коренное свойство субъективного права в любой его интерпретации. Другое дело — характер этой меры. Возможность, заключенная в субъективном праве, не безгранична и в этом смысле не произвольна.

Не осталась вне критики и традиционная структура субъективного права. «Странные вещи происходят в современном учении о субъективном праве, — говорится в одной из работ. — Считается, что субъективное право имеет, как минимум, три обличья: право-поведение, право-требование и право-притязание... Выделив виды субъективного права и назвав их правомочиями, ученые включили их в структуру субъективного права. Это и есть алогизм. Яблоко имеет множество сортов, но обилие сортов не образует структуру каждого (??) яблока»[5]. В данном суждении несколько логических ошибок.

Известно, что общее понятие субъективного права — это научная абстракция. На самом деле такого права ни у кого реально нет. Равно как и человек держит в руках не яблоко вообще, а всегда яблоко определенного сорта, с его индивидуальными особенностями. Граждане обладают различными правами («сортами»), и общее понятие субъективного права, отвлекаясь от частностей, синтезирует в себе лишь наиболее типические их

Право и личность241

черты. В его структуре «выделены» не виды прав, а опять-таки наиболее характерные возможности (правомочия), входящие в те или иные права. «Обилие сортов» образует не структуру «каждого» (??) яблока, а яблока вообще (как собирательного понятия).

Иными словами, субъективное право представляет собой право-поведение, право-требование, право-притязание и право-пользование. Как видим, ничего «странного» здесь не происходит, кроме процессов синтезирования и абстрагирования. Кстати, недоумение автора, возможно, объясняется тем, что в его рассуждения вкралась одна неверная исходная посылка: «Здравый смысл подсказывает: всякое определение должно вобрать в себя все (??) проявления того предмета, который оно раскрывает»[6]. Во-первых, в науке здравый смысл нередко подводит, он — не критерий истины. Во-вторых, всякое определение «вбирает в себя» не все, а лишь наиболее существенные признаки отражаемого явления. В этом условность и ограниченность любой дефиниции. Все проявления предмета можно раскрыть только путем более подробного и всестороннего описания.

Конечно, определенное понятийное несовершенство во всей конструкции субъективного права есть. Ведь даже сам термин «субъективное право» издавна вызывал возражения как нечеткий и двусмысленный, особенно с философской точки зрения. То же самое относится и к эпитету «объективное» применительно к праву как совокупности норм.

Суть проблемы сейчас заключается в том, чтобы наполнить реальным содержанием провозглашенные российским законодательством гражданские, политические и личные права, создать надежные механизмы их реализации, соотнести с теми процессами, которые протекают в обществе, в том числе — рыночного характера. Общее учение о субъективном праве, несмотря на принципиальные изменения, не поколеблено. Более того, именно в новых условиях эта категория, основанная главным образом на обязательственных отношениях, должна заработать в полную

242__Н. И. Матузов

меру, как и многие другие юридические понятия и институты.

Важно здесь освободиться от голых, нежизненных схем, формальных построений, умозрительности, которыми в прошлом изрядно грешило наше правоведение. Необходимо ориентироваться не на принципы, а на ценности. Старые теоретические постулаты должны быть переосмыслены, должны принять современные органичные формы, соответствовать тем приоритетам, которые признаны новой Россией.

В этой связи представляется искусственным, например, деление прав (с точки зрения их юридических свойств) на субъективные и какие-то иные, несубъективные. Для характеристики места и роли личности в правовой системе важна оценка и квалификация всех гражданских прав именно как субъективных, т.е. личных, индивидуальных, принадлежащих не только всем, но и каждому, дающих их обладателям реальные возможности для соответствующих действий, притязаний, удовлетворения потребностей, интересов, пользования различными социальными благами.

В юридической литературе, к сожалению, еще не преодолено полностью мнение, что не все права граждан обладают указанным выше качеством, а только те, которые возникают из конкретных правоотношений. Что же касается прав, вытекающих непосредственно из закона, в частности, конституции, то они якобы не являются субъективными. Они выступают в виде так называемых «элементов правоспособности» и лишь затем, при наступлении соответствующих юридических фактов, превращаются в субъективные.

Получается, что это какие-то «ненастоящие» права, права «второго сорта» или просто общие безличные юридические нормы, не связанные с конкретным индивидом.

Такая позиция представляется нелогичной. Ведь «несубъективные» права можно истолковать и как не причастные к субъектам, что было бы абсурдным. Причем под категорию «несубъективных» подпадают как раз наиболее важные в социальном отношении права, главным образом основные, конституционные.

Право и личность_243

Этим в какой-то мере умаляется их значение, а следовательно, и роль личности как их носителя.

Думается, с широких теоретических и практических позиций все права российских граждан, как те, которые они приобретают, вступая в разнообразные правоотношения, так и те, что прямо закреплены за ними в законе или даны от природы, т.е. независимо от способа возникновения, форм осуществления, степени общности, социальной значимости, видов, категорий и иных особенностей, являются субъективными, а не какими-либо иными.

Субъективность, т.е. индивидуализированность, приуроченность, неотъемлемость прав от субъектов, представляет собой их общий родовой признак, поэтому можно как угодно классифицировать действующие в обществе права, но от этого они не перестанут быть субъективными, не утратят этого своего основного свойства. С этой точки зрения статус у всех прав один, в их основе лежит определенная правовая возможность.

Критерий субъективности заключается отнюдь не в способе возникновения тех или иных прав. Он в данном случае отражает принадлежность прав субъекту и известную зависимость их от него, особенно в смысле использования.

Сам этот термин был введен как раз для того, чтобы можно было в необходимых случаях отграничивать права личности как определенные юридические возможности от норм права, в которых они закреплены.

Как видим, вопрос о субъективности прав граждан — отнюдь не формальный, а имеет принципиальное теоретическое и практическое значение. То или иное его решение затрагивает многие другие проблемы, отражается на трактовке правового статуса личности и самой этой личности как субъекта права и активного участника общественных отношений.

Субъективное право выступает таковым не потому, что появляется или реализуется особым образом, а прежде всего потому, что принадлежит субъекту как его носителю и открывает перед ним определенную правовую возможность, использование которой зависит

244Я. И. Матузов

лично от него. Такое наименование понадобилось правовой науке не для обозначения какой-то специальной категории прав, а для отграничения всех видов прав личности от права в объективном смысле, т.е. юридических норм, не принадлежащих отдельным лицам и не зависящих от них.

Решающее значение здесь имеют, во-первых, принадлежность права субъекту и, во-вторых, зависимость права от субъекта.

Это не абстрактная (безличная) норма закона, не отвлеченная ценность, а реальное достояние личности, которым она вправе распорядиться по своему усмотрению. О субъективном праве можно говорить лишь постольку, поскольку имеется определенный субъект как его носитель.

Связь с личностью, относимость к субъекту, зависимость от индивида, а следовательно, отличимость от неперсонифицированной абстрактной нормы есть основные признаки всякого субъективного права. Субъективные права необходимо противополагать не каким-то иным «несубъективным» правам, а юридическим нормам — в соответствии с общим делением права на объективное и субъективное.

Права граждан отличаются большим разнообразием, спецификой, особенностями, отраслевой принадлежностью. Эти их различия могут служить основанием для отнесения прав к той или иной группе, виду, категории, но отнюдь не для переключения их в разряд «несубъективных».

В частности, довод, согласно которому конституционные права не являются субъективными, так как якобы находятся вне правоотношений, несостоятелен. Указанные права, как это теперь можно считать доказанным, также существуют в рамках правоотношений, только особых, общерегулятивных, возникающих из действия норм Конституции ч носящих первичный, базовый характер.

Суть, разумеется, не в названии, а в том, что из этого делаются разные и подчас далеко идущие выводы. За терминологией здесь скрывается именно существо вопроса, ибо с точки зрения юридической, да и общесоциальной, правам придается различное значе-

Право и личность245

ние в зависимости от того, относят или не относят их к категории субъективных.

Непонятно само упорство квалифицировать (в угоду созданной схеме) основные права не правами, а чем-то иным — «элементами» правоспособности, установлениями общего порядка, принципами, нормами и т.д. Права есть права, и конституция, законодатель, международные акты понимают и именуют их именно так, а не иначе. Зачем же придавать им какой-то иной смысл?

Русская прогрессивная правовая мысль настойчиво отстаивала в свое время именно эти идеи — идеи признания за публичными, как тогда было принято говорить, правами качества реальных субъективных прав личности.

Некоторые из опубликованных работ уже одним своим названием утверждали это стремление[7]. В обществе будущего, — писал Б. А. Кистяковский, — «будет значительно расширена сфера публичных субъективных прав. Это сильно изменит самое положение личности в государстве, так как сделает ее более равноправной». Он подчеркивал, что все эти права «объединятся в одном общем субъективном праве, а именно в праве на достойное человеческое существование»[8].

Одной из специфических разновидностей субъективных прав выступают политические свободы (слова, печати, собраний, митингов, демонстраций), а также личные права (неприкосновенность личности, жилища, тайна переписки, защита чести, достоинства и др.). По своему существу все они являются субъективными публичными правами; им присущи та индивидуализация, та связь с личностью, которые составляют основной признак всякого субъективного права.

Такой подход особенно важен в свете принятой Россией новой Конституции, аналогичных международ-

Н. И. Матузов 246

 

ных актов и соглашений. Задача заключается в том, чтобы право, законы по возможности своевременно и адекватно отражали объективные тенденции развития общества, новые потребности и запросы личности. И сегодня актуально звучат слова о том, что «еще громадное количество несомненных интересов, чрезвычайно важных для индивидуума, ждет своего формально-правового признания»[9].

Подытоживая сказанное, можно констатировать, что в целом все современные новации в данной проблеме вполне укладываются в традиционное учение о субъективных правах, ибо главное в этом учении — возможность притязать на определенный минимум социальных благ и определенное поведение соответствующих контрагентов (государства, должностных лиц, правообязанных граждан, организаций), обращаться в компетентные органы за защитой своих интересов, опираясь на прямое действие новых законов, в том числе на Декларацию прав и свобод человека и гражданина. Возросли лишь уровень и характер притязаний.

Поэтому в действующей ныне системе субъективных прав и свобод должна быть выражена та мера правовой возможности и та мера социальных требований, которые диктуются современными условиями. И, конечно, важнейшая задача — безоговорочно признать идеи естественного права, обеспечить, чтобы они не только заняли достойное место в теории, но и последовательно были воплощены на практике, восприняты законодательством.

Предыдущий | Оглавление | Следующий