Сегодня

Добавить в избранное

УНИВЕРСАЛЬНЫЙ УЧЕБНИК
 
Главная| Контакты | Заказать | Рефераты

Предыдущий | Оглавление | Следующий

 

СТАНОВЛЕНИЕ ЗАРУБЕЖНОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ПСИХОЛОГИИ.. 2

Современное состояние политической психологии. 2

Отечественная политическая психология. 3

Перспективы политической психологии. 4

Основные категории психолого-политического анализа. 5

 

Глава 1. ВВЕДЕНИЕ В ПРАКТИЧЕСКУЮ ПСИХОЛОГИЮ

 

1.1. Политическая психология: место в системе наук, предмет и задачи

Политическая психология признана как перспектив­ная область исследования в мировой политической науке достаточно давно. Да и в отечественной литературе, несмотря на идеологические табу, первые разработки появились еще в середине XX столетия, но только спустя десятки лет пришло к ней официальное признание.

Возникновение и развитие политической психологии имело свои особенности в разных политических систе­мах. Наиболее важные вехи этого процесса целесообраз­но проследить в соответствии с требованиями научного анализа. Поэтому важно выделить основные из них, ко­торые за рубежом и в стране оказали существенное влия­ние на становление и развитие современной политиче­ской психологии. Объективный подход к анализу проблемы становления и развития политической психологии указы­вает на то, что впервые она получила признание у зару­бежных теоретиков и практиков.

СТАНОВЛЕНИЕ ЗАРУБЕЖНОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ПСИХОЛОГИИ

Пока еще не написана подробная история поли­тической психологии от Платона до наших дней. Но, очевидно, что предыстория этой науки богата выдаю­щимися именами политических мыслителей. Наибо­лее значительные идеи о соотношении личности и власти, о природе человека в политике, о воспитании хорошего гражданина, о том, каким надлежит быть правителю, — все эти размышления Аристотеля, Се­неки, Макиавелли, Руссо, Гоббса, Смита, Гегеля и множества других великих мыслителей легли в осно­вание новой научной дисциплины.

Однако все эти мыслители работали в иных тео­ретических рамках, которые не нуждались в специ­альном психологическом подходе к политике. Впрочем, психологии как науки в современном смысле слова тоже не было во времена Руссо или Гоббса. Только во второй половине XIX века стали появляться концеп­ции, которые можно было бы назвать непосредствен­ными психологическими предшественниками совре­менной политической психологии.

Историки и философы, социологи и политологи обратили внимание на то, что в самой политике поя­вилось совершенно новое явление. Помимо вождей, королей, президентов и прочих представителей по­литической элиты в политике заметное место стали играть народные массы. Одним из первых уделил внимание этой теме француз Г. Лебон, написавший «Психологию народов и масс», «Психологию толпы» и «Психологию социализма». В этот же период поя­вились «Преступная толпа» итальянца С. Сигеле, «Социальная логика» француза Г. Тарда и ряд других работ.

Появление на политической авансцене массы как нового субъекта политики было связано с развитием промышленности, ростом городов и сопровождалось серьезными социальными и политическими потрясе­ниями, революциями, забастовками. По резко негатив­ной оценке первых проявлений массовой политической активности можно представить себе, как напуганы были современники этих событий. Г. Лебон увидел в массе угрозу индивидуальности, силу, нивелирующую личность. Среди различных видов массы он в первую очередь исследовал толпу— как наиболее спонтанное проявление неорганизованной активности. Вполне справедливы и сегодня те психологические харак­теристики, которые он обнаружил у толпы: агрес­сивность, истеричность, безответственность, анархич­ность [72].

Однако если в работах конца XIX — начала XX века была отмечена лишь негативная сторона массо­вого поведения, те опасности, которые оно несет с собой, то современные исследователи, напротив, уде­ляли внимание позитивным аспектам массовых форм политического участия в развитии демократии. Так, политические психологи второй половины XX столе­тия много внимания уделяют массовым движениям (от движения за права женщин до экологических движений).

Еще одним источником формирования современ­ной западной политической психологии стали идеи психоанализа. Знаменитая книга Г. Лассуэлла «Пси­хопатология и политика» открывается справедливым утверждением автора: «Политология без биографии подобна таксидермии — науке о набивании чучел». Действительно, описание политического процесса без его творцов — скучно да и неверно. Жанр политиче­ского портрета использовали авторы самых разных ориентации. Например, в России начала века большой популярностью пользовалась книга психиатра П.И. Ко­валевского «Психиатрические этюды из истории», где представлена целая галерея портретов политических деятелей — от царя Давида до Петра I, от Суворова до пророка Мохаммеда, от Жанны д'Арк до Наполеона. А.А. Бодалев в книге «Как становятся великими или выдающимися» раскрывает закономерности восхож­дения политиков и других выдающихся личностей современности к собственным вершинам в жизнедея­тельности.

Справедливо можно утверждать, что психоана­литическое движение, а также привлекательная и перспективная отрасль психологии — акмеология придали политическому портретированию научность и широкую известность. Одно из первых исследова­ний, принадлежащее перу 3. Фрейда и У. Буллита о Вудро Вильсоне. Большой вклад в создание таких портретов внес последователь Фрейда, чикагский политический психолог Г. Лассуэлл. В качестве мате­риала для анализа личностей американских полити­ков он использовал их медицинские карты. При этом он исходил не из того, что политики, как и другие люди, могут иметь те или иные отклонения, которые и представляют интерес для биографа. Г. Лассуэлл искал прежде всего скрытые бессознательные моти­вы поступков политических деятелей и находил их в особенностях детского развития, в тех конфликтах, которые оставили в душе будущего политика психо­логические травмы. Власть же является тем средст­вом, которое компенсирует указанные травмы, что и объясняет ее притягательность.

Современное состояние политической психологии

Фундаментальные и систематические теоретиче­ские разработки по психологии политики начались в 60-е годы в США под влиянием «поведенческого дви­жения». Тогда при Американской психиатрической ассоциации была создана группа для изучения про­блем международной политики, которая в 1970 году переросла в Институт психиатрии и внешней поли­тики. В 1968 году в Американской ассоциации поли­тических наук возник исследовательский комитет по политической психологии, а в 1979 году на его осно­ве было организовано Общество политических пси­хологов, уже получившее статус международного (ISPP). Это общество сразу начало издание своего журнала «Political Psychology». В настоящее время публикации по политико-психологической проблема­тике появляются во всех престижных изданиях по политологии и психологии. В ISPP сейчас более 1000 членов практически со всех континентов. Еже­годно оно проводит свои собрания, посвященные наиболее актуальным теоретическим проблемам. Так, годичное собрание 1994 года проводилось в Испании и рассматривало тему «Психологические аспекты политики изменения», а собрание 1995 года в Вашинг­тоне обсуждало тему «Национальное строительство и демократия в мультикультурных обществах».

Хотя политическая психология получила действи­тельно международное признание, однако большая часть исследователей живет и работает все же в США и Кана­де. Среди них такие крупные и признанные ученые, как Б. Глэд, Ф. Гринстайн, А. Джордж, Р. Кристи, Дж. Пост, С. Реншон, Р. Сигел, Д. Сире, Р. Такер, М. Херманн и десятки их коллег, активно работающих практически во всех североамериканских университетах.

В Европе существуют свои давние традиции ана­лиза политико-психологических явлений. Успешно работают в области политико-психологических иссле­дований в Германии — А. Ашкенази, Д. Клингеманн, Г. Ледерер, Х.-Г. Мозер, П. Шмидт и др., во Франции — А. Дорна, С. Московичи, А. Першерон, в Великобрита­нии — М. Биллиг, А. Сэмюэль, X. Хает, а также в Фин­ляндии, Голландии, Чехии, Испании, Польше и других странах. Хотя следует отметить, что традиционные политологи испытывают в Европе определенные опа­сения перед иррационалистическими концепциями психологов, прежде всего перед психоанализом, с которыми у них по преимуществу и ассоциируется политическая психология.

Следует отметить, что интерес к политической пси­хологии наблюдается и в таких регионах, где раньше и политическая наука, и психология не имели развитых традиций, либо традиционные школы находились в отрыве от современной методологии. Так, в последние десятилетия исследования в этой области проводятся в Латинской Америке, в Африке, в Азиатско-Тихоокеанском регионе, в частности, в таких странах, как Китай, Индия, Пакистан, не говоря уже об Австралии и Новой Зеландии, где ведется огромная исследовательская работа, издаются десятки монографий.

Хотя единичные книги и статьи появлялись и ра­нее, отсчет современного этапа развития политической психологии, очевидно, следует вести с издания в 1973 го­ду коллективной монографии под редакцией Джин Клутсон, в которой подведены итоги развития этой науки и выделены важнейшие направления для даль­нейшего исследования. Другой крупной вехой было появление монографии под редакцией М. Херманн в 1986 году. Эта книга дает представление о тех измене­ниях, которые произошли в политической психологии. М. Херманн выделила следующие позиции. Во-первых, большинство исследователей пришло к убеждению, что фокус изучения должен быть сосредоточен на взаимо­действии политических и психологических феноменов. Во-вторых, объектом исследования должны стать наи­более значимые политические проблемы, к которым привлечено внимание общественности. В-третьих, сле­дует уделять значительно большее внимание поли­тическому и социальному контексту анализируемых психологических явлений. В-четвертых, необходимо изучать не только результат тех или иных психологи­ческих воздействий на политику, но и пытаться понять процесс формирования тех или иных политических убеждений. И, наконец, в-пятых, современные полити­ческие психологи стали гораздо более терпимыми в отношении методов сбора данных и исследовательских процедур, полагая, что методологический плюрализм — неизбежное явление на нынешнем этапе развития теории.

О состоянии науки во многом можно судить по тому, как и кому она преподается. В качестве примера можно взять практику университетов США и Канады.

Так, в 90-е годы в 78 университетах читалось более 100 курсов политической психологии. Лекции и се­минары по политической психологии слушали более 2300 студентов только на младших курсах. Препода­вание ведется как для студентов-политологов, так и для психологов.

Другим параметром развития науки является ее прикладное использование. Так, политические психо­логи активно привлекаются для поиска решений в конфликтных ситуациях. Известна эффективная роль политических психологов во время Карибского кри­зиса, при заключении Кэмп-Дэвидской сделки между Израилем и Египтом, в войнах США против Ирака и пр. Специалисты по политической коммуникации в разных странах Европы и Америки внесли свой вклад в подготовку политических лидеров к парламентским и президентским выборам.

Ряд политических деятелей сами владеют пси­хологическими методами, используют их для выработки стратегии на будущее и для анализа прошлого. Так, один из соперников Дж. Буша по президентским вы­борам 2000 года, А. Гор активно работает в области политико-психологической теории. Такие известные политические деятели, как В. Путин, Б. Клинтон, Р. Ник­сон и Д. Локард, постоянно обращаются к психологи­ческому анализу своего прежнего политического опыта и реальных проблем. Интерес к работам по политиче­ской психологии проявляют политики всех ориента­ции. Они используют данные этой науки для налажи­вания отношений с общественностью, для мобилизации населения на выполнение реформ, для принятия ре­шений по важнейшим стратегическим направлениям политики.

Отечественная политическая психология

Современная российская политическая психоло­гия также имеет замечательных предшественников. Особенно богато наследие конца XIX — начала XX веков, когда интерес к личности, к психологическому компоненту социальных процессов был широко пред­ставлен и в политической мысли, и в философии, и в нарождавшейся социологии.

До сих пор представляют не только историческую ценность концепции целого ряда русских мыслителей того периода Так, в «Очерках по истории русской культуры» П. Милюков прослеживает развитие рос­сийской политической культуры, в частности, осо­бенности русского политического сознания в его «идео­логической» форме на протяжении всей русской истории. В свой русский период П. Сорокин размыш­лял над проблемой социального равенства, свободы и прав человека. Познав трагедию гражданской войны, он попытался ее осмыслить не только как социолог, но и как тонкий психолог. В начале века выходят пять маленьких томиков «Психиатрических эскизов из ис­тории» П.И. Ковалевского, представляющие собой вполне реальную альтернативу психоаналитическим подходам к биографии политиков. Позже, уже в 20-е годы, вышла книга Г. Чулкова о русских императорах, где даны блестящие психологические портреты рус­ских правителей.

Отдельная страница истории политической пси­хологии связана с психоанализом. Это направление стало необычайно быстро распространяться в Рос­сии особенно после революции 1917 года. О необы­чайной судьбе тех, кто увлекся ставшей модной теорией 3. Фрейда, можно прочесть в книге А. Эт-кинда «Эрос невозможного». Пожалуй, самое по­разительное в истории расцвета, запрета и вновь проявившегося интереса к психоанализу уже в наши дни — это именно его связь с реальной политикой. Можно без всякого преувеличения сказать, что не будь среди увлеченных идеями психоанализа таких политиков, как Л. Троцкий, С. Каменев, В. Радек, судьба этой психологической школы в России была бы иной.

Еще предстоит осмыслить влияние марксизма на политическую психологию. Но, очевидно, это можно будет сделать не раньше, чем осядет пыль после поли­тических и идеологических баталий новейшего вре­мени. Сейчас ясно лишь, что тот вариант марксизма, который развивался в Советском Союзе, не слишком способствовал проявлению интереса к этой пробле­матике. В нашем обществоведении преобладали тен­денции, которые подчеркивали определяющую роль масс в политическом процессе и, одновременно, не­дооценивали значение личностного фактора, деятель­ность отдельных политических групп. При этом трак­товка масс была весьма упрощенной. Они понимались как некая безликая сумма индивидов, приводимая в движение волей политического авангарда. Такие ме­тодологические посылки делали ненужным учет пси­хологического фактора. Добавим к этому, что реаль­ного знания о политическом сознании и поведении отдельных представителей этой массы не было в силу отсутствия обратной связи между правящей элитой и населением.

В этом отношении политическая психология нахо­дилась еще в худшем положении, чем социальная психология и социология. Последние дисциплины дважды за послевоенный период приступали к изуче­нию человеческих компонентов общества в целом и политики в частности. Оба раза эти попытки были связаны с реформой системы: в годы хрущевской оттепели и в годы перестройки. Первый этап возникно­вения серии работ, касающихся политико-психологи­ческой проблематики, относится к началу — середине 60-х годов. Работы Б.Ф. Поршнева, Ю.Н. Давыдова, В.Д. Парыгина, Ю.Ф. Замошкина и других социологов, историков и психологов ввели в научный оборот про­блематику политической деятельности в ее человече­ском измерении. В эти годы происходит первое зна­комство с трудами западных ученых и их критическое переосмысление в советском контексте.

В 70—80-е годы эта проблематика перемещается на периферию научных дискуссий и общественного интереса. В то же время, оставаясь невостребованной, она не перестает развиваться в рамках отдельных отраслей знания. Так, в рамках страноведения, под защитой рубрики «критика буржуазной» социологии, политологии и иных теорий, были опубликованы ре­зультаты отечественных исследований специалистов по развивающимся странам (Б. Ерасова, Б. Старости­на, М. Пешкова, Г. Мирского и др.), американистов (Ю. Замошкина, В. Гантмана, Э. Баталова), европеистов (А. Галкина, Г. Дилигенского, И. Бунина, В. Иерусалим­ского).

Политологи-страноведы обсуждали такие пробле­мы, как политическое сознание и поведение, полити­ческая культура, политическое участие и другие по­литико-психологические сюжеты, оставаясь в рамках зарубежного материла, так как проводить непосред­ственное исследование своей собственной политиче­ской жизни не рекомендовалось. Книги А. Галкина, Ф. Бурлацкого, А. Федосеева, А. Дмитриева, Э. Кузьми­на, Г. Шахназарова и других советских политологов заложили основу современной политологии в целом и политической психологии в частности. Создание Со­ветской ассоциации политических наук способствовало поискам отечественных политологов в указанном на­правлении, помогало их приобщению к зарубежному опыту исследований.

Второй период обостренного общественного ин­тереса к психологическим аспектам политики начался в середине 80-х с началом процесса демократизации и гласности, получившего название «перестройки». Первыми на запрос реальной политической практи­ки откликнулись те ученые, которые уже имели оп­ределенный исследовательский опыт и интерес к политико-психологической проблематике: А. Асмолов, Э Баталов, Л. Гозман, Г. Дилигенский, А. Донцов, Е Егорова-Гантман, И. Кон, Д. Ольшанский, А. Петров­ский, С. Рощин, Ю. Шерковин, Е. Шестопал и другие известные политологи, психологи, социологи. За ними последовали их ученики, исследователи более моло­дого поколения.

В 90-е годы сама политика дала новый мощный толчок к развитию политической психологии. Начал формироваться социальный заказ на исследования по электоральному поведению, восприятию образов вла­сти и политиков, лидерству, психологическим факто­рам становления многопартийности, политической социализации и многим другим.

Сейчас в стране работают десятки исследовате­лей, ведущих как фундаментальные, так и прикладные исследования, занимающихся одновременно аналити­ческой и консультативной работой. Особенно востре­бованы немногочисленные специалисты в этой облас­ти в период выборов, где они способны просчитать ситуацию не на глазок, а с использованием специаль­ного научного инструментария.

Созданы специальные научные подразделения в области политической психологии в Москве и Санкт-Петербурге. Курсы лекций читаются во многих оте­чественных университетах. Вышли первые учебные пособия по политической психологии. В 1993 году об­разовалась Российская ассоциация политических психологов, которая является коллективным членом ISPP. На современном этапе политическая психоло­гия может быть представлена как самостоятельная наука.

Рис. 1. Политическая психология в системе наук

Перспективы политической психологии

Еще совсем недавно как в области политической науки, так и в психологии высказывались сомнения относительно судьбы политической психологии как самостоятельной научной дисциплины. Политологи традиционной ориентации подвергали сомнению сам подход к политике, который, по их мнению, страдал редукционизмом, т. е. сводил собственно политические явления к психологическим. Так, американский поли­толог С. Хоффман возмущался исследователями, ко­торые идеологию сводят к иррациональным конструк­там, а национальную идентификацию трактуют как патологический призыв к базовым инстинктам аг­рессивного толка или примитивным защитным меха­низмам. Действительно, ряд ранних исследований в области политической психологии, особенно нахо­дящиеся под влиянием психоанализа, дали основания для подобных упреков. С. Хоффман был прав, когда утверждал, что «враги не всегда являются лишь прос­тыми проекциями негативного опыта личности. Ино­гда это вполне реальные существа».

В отечественном обществоведении ситуация ос­ложнялась к тому же еще и официальными идеологи­ческими табу. Псевдомарксистский экономический детерминизм выносил за скобки любые факторы воздей­ствия на политику, не вписывающиеся в традиционную схему анализа. Психология была в числе «нежелатель­ных» феноменов в анализе политики.

У психологов были свои сложности по поводу определения предмета новой дисциплины. Если запад­ные психологические школы, в основном позитивист­ской ориентации, рассматривали свой предмет на манер естественнонаучных дисциплин, то в любом ценностноокрашенном исследовании они видели от­ход от канонов подлинной научности. Понятно, что политика не может быть таким же предметом иссле­дования, как минерал или лягушка, т. е. предметом ценностно-нейтральным. Любой ученый привносит свое собственное видение политики и свои политические ориентации в политико-психологическое исследо­вание.

В дискуссиях по предмету политической психоло­гии можно выделить несколько существенных момен­тов. Во-первых, понимание того, что психологические компоненты являются неотъемлемой частью политического процесса, происходило постепенно и отяго­щалось методологическими крайностями ранних ис­следователей. Так, работа 3. Фрейда и У. Буллита об американском президенте Вудро Вильсоне, написан­ная еще в 30-х годах, не публиковалась до 1967 года в связи с тем, что были живы некоторые описанные в ней персонажи. Но, когда эта книга все же вышла, даже психологи, принадлежащие к психоаналитическому направлению, нашли содержащиеся в ней методы анализа личности этого политика чрезвычайно уп­рощенными, устаревшими.

Во-вторых, и работы современных психологов, избирающих своим предметом политическое поведе­ние, политическое мышление или политическую куль­туру, нередко методологически недостаточно обеспе­чены и включают в качестве научного инструментария политологические и психологические, статистические и социологические категории и подходы без их долж­ного перевода на язык своей науки.

В-третьих, политико-психологическая проблемати­ка развивается не только в рамках самой этой науки, но и в работах по этнографии, страноведению, эконо­мике, истории, социологии и др. В последние годы появилось немало интересных публикаций, имеющих междисциплинарный характер и раскрывающих за­кономерности формирования личности в политике, воздействие политической культуры на судьбы госу­дарства, влияние исторически сложившегося мента­литета на развитие нации и т. д. Все эти проблемы входят в круг исследования политической психологии. Однако они не получили пока в ней достаточного ос­вещения и зачастую не осознаются специалистами из смежных дисциплин в их политико-психологическом звучании.

Различны и точки зрения специалистов на объем изучаемых политико-психологических феноменов, включаемых в предмет. Так, Г.Г. Дилигенский, вслед за рядом американских политических психологов, полагает, что политическая психология не должна заниматься макрополитическими процессами. Ее предмет должен трактоваться как психология поли­тиков. Такая позиция не только сужает предметную область, но и предполагает пользование исключительно инструментарием индивидуальной психологии. Другой подход, которого придерживаются М. Херманн, Дж. Кнутсон, X. Юлау и другие не менее авторитетные политические психологи, напротив, видят задачу политической психологии более широко. В предмет исследования включаются не только поведенческие и когнитивные аспекты психологии субъектов поли­тики, но и закономерности, механизмы, условия и факторы всего многообразия процессов и явлений, происходящих в политике.

Основные категории психолого-политического анализа

Как и любая наука, политическая психология ис­пользует свой научный язык, свой категориальный аппарат. В силу междисциплинарного характера ис­следований в них соседствуют категории, используе­мые философами, антропологами, социологами, пси­хологами и политологами.

Так, политическая философия внесла свой вклад в становление политической психологии, снабдив ее наиболее общими теоретическими понятиями о соот­ношении личности и государства, о подчинении гра­жданина политике (Т. Гоббс) и интересе, который лучше любого насилия управляет политическим поведением личности (А. Смит). Такие философы и социологи, как А. Тойнби и П. Сорокин, Дж. Оруэлл обогатили пси­хоисторию как раздел политической психологии пред­ставлениями о психологических компонентах масштаб­ных политических процессов. Общетеоретические идеи Т. Парсонса и Р. Мертона принесли новое понимание политики как системы, в которой ее субъект является одним из ключевых элементов. Нередко эти метатео-ретические представления специально не обсуждают­ся. Но именно эти концепции подчиняют себе исследо­вательские процедуры.

Политология снабдила политическую психологию категориями политической системы, политического участия, конфликта и консенсуса, плюрализма, ге­гемонии, демократии и иными понятиями, описываю­щими политические феномены. В политической пси­хологии они работают в том же значении, что и в политологии, наполняясь при этом собственно психо­логическим содержанием.

Социология и социальная психология дали поли­тической психологии основные методические приемы, методологию исследования. Эти дисциплины, как и „ политическая психология, не претендуют на широкомасштабные обобщения, оставаясь в рамках теорий среднего уровня. Такие категории, как роли, нормы, ценности, интересы, лидерство, конформизм, социа­лизация, ресоциализация, политическая социализация, политические факторы социализации и многие дру­гие, описывающие внутригрупповое и межгрупповое поведение человека, имеют важное значение для по­литической психологии. Становление собственно по­литической психологии и ее категориального аппарата непосредственно связано с социальной средой, которая описывается этими и другими понятиями, во многом заимствованными из названных дисциплин. Например, политическая психология оперирует такими категория­ми, как социализация, ресоциализация, политическая социализация, политические факторы социализации и др. Рассмотрим основные понятия, характеризую­щие, например, политическую социализацию.

Социализация — процесс включения индивида в общество через усвоение им опыта предыдущих поко­лений, закрепленного в культуре.

Ресоциализация — процесс переучивания тому, что было прочно усвоено в детстве и юности, состав­лявших фундамент данной личности.

Политическая социализация — процесс усвоения законов, постепенное овладение необходимыми соци­альными навыками, осознание своих прав и способов их реализации, понимание сложных взаимоотношений между различными людьми и социальными институ­тами.

Политические факторы социализации систе­ма детерминант, определяющих характер и тип госу­дарственного устройства, политический режим, инсти­туты, партии и организации.

Для политической психологии полезны и другие научные данные, которыми располагает современное наукознание. В их числе чрезвычайно важны резуль­таты исследований, полученные непосредственно пси­хологической наукой. В частности, психология лично­сти, представленная самыми разными ориентациями, обогатила политическую психологию такими катего­риями, как поведение, мотивация, когнитивные струк­туры, стиль мышления, стиль принятия решений, стиль межличностных отношений и др. Те направления, которые базируются на психоаналитических подходах (например, психобиографическое), используют такие категории, как защитные механизмы, авторитарное подчинение, операциональный код. Исследователи, стоящие на позициях когнитивной парадигмы, пред­почитают говорить о менталитете, о когнитивных кар­тах личности политиков и их стиле политического мышления, о семантическом пространстве. Последо­ватели А. Маслоу и К. Роджерса в политической пси­хологии оперируют понятиями мотивов, потребностей, ценностей. Приверженцы бихевиоризма рассмат­ривают поведение человека в политике сквозь призму наказания, поощрения, цены, обмена, стимула и пр.

Все отмеченные положения позволяют не только синтезировать достижения современного наукозна-ния, но и достаточно определенно и обоснованно уточнить место и роль политической психологии. Выделение ее объекта и предмета дает возможность более четко выделить особенности положения этой дисциплины среди наук, исследующих субъективное измерение политических отношений. Необходимость этого обусловлена как генезисом психологии поли­тики, так и спецификой рассматриваемых ею фено­менов.

Поскольку объект политической психологии — взаи­моотношения субъектов политики, природа власти, механизмы и условия достижения политических целей является общим для ряда научных направлений, то неудивительно, что психологические аспекты полити­ческих процессов в той или иной мере затрагиваются в них. Прежде всего, это философия, в рамках которой в течение многих веков и формировалось политико-психологическое знание. Философия играет для поли­тической психологии важную методологическую роль. В ее рамках раскрываются структура политического сознания, его взаимоотношение с другими формами общественного сознания (религиозным, научным и т. д.) и реальными политическими феноменами. Весьма важ­ными для анализа политико-психологической пробле­матики является выявление связи и взаимовлияния политической идеологии и собственно политической психологии, гносеологический анализ особенностей отражения человеком политического бытия (политиче­ских процессов и явлений, мифы, утопии и т. п.).

Проблемы, смежные с политико-психологически­ми (типология личности политика, лидерство и т. п.) рассматриваются в такой, относительно новой для России, дисциплине, как политическая антропология. В центре ее внимания находится, как следует из названия, природа «человека политического», анализ политических отношений с точки зрения человеческого бытия. При этом преимущественным аспектом рас­смотрения проблемы остается философский, а психо­логический, несмотря на достаточно большое число соответствующих сюжетов, не носит самостоятельно­го характера.

Политическая психология активно взаимодействует с политической социологией. Последняя исследует социальные основы политики, особенности массового сознания, ценностной системы общества, влияние социально-экономических, демографических, социаль­но-профессиональных факторов на динамику устано­вок (данная категория является одной из центральных и для политической психологии) населения по отно­шению к политически значимым объектам.

В современных условиях стало общеупотребитель­ным положение о том, что политическая психология возникла «на пересечении» психологии и политиче­ской науки или, если воспользоваться формулировкой Б.Ф. Ломова, на стыке социальных и психологических наук [76]. Характеризуя взаимоотношение политиче­ской психологии и «базовых дисциплин», можно про­вести аналогию с историей формирования других пограничных научных направлений, прежде всего социальной психологии. Подобно ситуации в послед­ней, можно говорить о интердисциплинарном и интрадисциплинарном подходах к политической пси­хологии. Соответственно, возможно ее отнесение к психологическим (А.И. Юрьев) или политическим (Д.В. Ольшанский) наукам. С другой стороны, ряд уче­ных (Г.Г. Дилигенский, Ю.В. Ирхин) придерживаются мнения о промежуточном положении психологии по­литики, при котором вопрос о ее принадлежности к некоторому базовому направлению снимается. Так, по мнению Г.Г. Дилигенского, социально-политическая психология «представляет собой столь же психологи­ческую, сколь социологическую и политологическую дисциплину» [47].

Данная проблема носит не только теоретико-ме­тодологический, но и, в большой степени, практиче­ски важный характер. В зависимости оттого, к какому «берегу» будет отнесена рассматриваемая наука, ме­няется ее концептуальный аппарат, проблемы, иссле­довательские программы (что можно заметить на ра­ботах упомянутых выше ученых).

Рассматривая соотношение политической психо­логии и политологии, отметим, что под политологией в широком смысле (или политической наукой) пони­мают совокупность всех дисциплин, в той или иной мере исследующих политическую сферу общества. При этом политическая психология рассматривается рядом авторов, наряду с политической географией, политической этнологией, политической этикой в ка­честве составной части политологии. Вместе с тем, в соответствии с Постановлением ВАК Минобразования России 2000 года политическая психология как науч­ная дисциплина представлена в рамках социальной психологии. Следовательно, отнесение политической психологии к политическим или психологическим наукам может быть признано достаточно условным.

Более конструктивная точка зрения представляется авторами настоящего учебного пособия, которая вы­деляет политическую психологию в качестве интегративной, относительно самостоятельной научной, учеб­ной дисциплины и продуктивной практики.

При этом, признавая право на существование, не может быть безоговорочно принятой точка зрения Д.В. Ольшанского, который фактически отказывает политической психологии в праве на самостоятельное существование. Он считает допустимым говорить толь­ко о психологии политики как о методе исследования в политической науке или же субдисциплине в рам­ках политической науки [90].

Принципиальная позиция состоит в том, что пол­ноценный анализ политических процессов невозможен вне учета их собственно психологических сущностных характеристик, механизмов и условий. Эта задача не может решаться в рамках политологии (в узком смыс­ле), предметом которой являются функционирование политической системы, ее институционально-властные аспекты, а человек в политике рассматривается как пусть и обладающая психикой, но некоторая данность, а не специальный объект исследования.

Возможность избежать противопоставления двух подходов к политической психологии состоит не в противопоставлении, а в признании возможности су­ществования в ней двух ориентации. В каждой из них, при сохранении общего направления, меняются «про­порции» собственно политологического и психологи­ческого компонентов, угол рассмотрения проблемы. Ориентация, идущая от политологии, делает акцент на влиянии, оказываемом теми или иными психологи­ческими феноменами на политические отношения. Психологическая же ориентация обращает преимуще­ственное внимание на собственно психические про­цессы, лежащие в основе политических событий. В ка­честве представителей этих различных направлений можно назвать, соответственно, Г. Лассуэлла и 3. Фрей­да, работавших в рамках психоаналитического подхо­да к анализу социальных процессов. Исходя из выска­занного предположения, представляется возможным утверждать о политической психологии, как интегративной научно-практической дисциплине.

Специфика политико-психологического подхода может быть выявлена на примерах основных полити­ческих феноменов. Например, факт голосования про­тив кандидата от «партии власти» на губернаторских выборах в определенном регионе может быть по-раз­ному интерпретирован политологом, социологом или психологом. Политолог будет анализировать влияние, оказанное на это событие отношениями с «центром», позициями региональной элиты; политический социо­лог станет выявлять предпочтения различных слоев населения, профессиональных или возрастных групп, их детерминированность социально-экономическим положением. Но только главное — закономерности, механизмы, глубинные мотивы, детерминанты и личностно значимые условия выбора граждан, которые нельзя выявить без учета психологического фактора, — находятся в поле зрения политического психолога. Указанное электоральное поведение может иметь в психологическом плане многомерный континуум, ко­торый ограничен как минимум двумя причинами: не­довольством быстротой реформ и недовольством их медленным ходом. При этом не исключено, что изби­рателю просто могла не понравиться внешность, речь или какие-либо индивидуальные психологические осо­бенности кандидата. Здесь открывается предметное поле именно политической психологии.

Требует также уточнения, каковы отношения поли­тической психологии с другой «родительской» дисци­плиной — психологической наукой. Является ли политическая психология самостоятельным разделом психологии? К.К. Платоновым отмечены три критерия выделения отрасли психологической науки: социаль­ное значение полученных выводов (внешний критерий); специфичность особенностей и условий проявления изучаемых психологических явлений, методов их изу­чения; достаточный объем уже накопленного материа­ла — внутренние критерии [100]. В акмеологии кроме того выдвигаются критерии актуальности, фундамен­тальности, перспективности и системности [91]. Пред­ставляется, что политическая психология соответству­ет всем указанным требованиям, чтобы рассматривать ее как автономную сферу научного знания.

Немаловажно и то, что сам К. К. Платонов, рассмат­ривая данную науку как отрасль социальной психоло­гии, отмечал тенденцию к ее выделению в самостоя­тельную дисциплину. Вместе с тем, степень такой самостоятельности всегда относительна [100]. Так, вполне естественно, что рассмотрение собственно политико-психологических проблем требует предвари­тельного решения ряда более фундаментальных вопро­сов (таких, как выявление сущности психического, массового и индивидуального ознания, мышления, поведения, взаимоотношений и т. д.). Поэтому, по спра­ведливому замечанию А.И. Юрьева, «общепсихологи­ческая теория деятельности в той же мере является основой политической психологии, как и медицинской, социальной, инженерной и др.» [140]. С другой сторо­ны, анализ проблемы человека в политике невозмо­жен без использования понятийного аппарата психо­логии личности (категории «лидерство», «мотивация», «Я-концепция», «профессионализм политика» и др.).

Следует отметить, что, в силу «сквозного» харак­тера ряда исследуемых проблем, аспекты анализа различных отраслей пересекаются и единый предмет политической психологии может казаться «распреде­ленным» по отдельным отраслям психологического знания. Из других психологических дисциплин наи­более тесно политическая психология связана с пси­хологией социальной (что обусловлено изначально общественным характером политических отношений). Поэтому не случайно ВАК Минобразования России с 2000 года научная дисциплина «политическая психо­логия» рассматривается как область социальной пси­хологии.

Действительно, политико-психологическая состав­ляющая играет в социальной психологии весьма су­щественную роль. Среди явлений, изучаемых полити­ческой психологией, можно найти практически полный спектр социально-психологических проблем (общение, групповая динамика, социализация и др.). С другой стороны, именно политико-психологические по суще­ству вопросы (психология масс, лидерства и др.) ле­жали в основе формирования социальной психологии. Отсюда, одним, из возможных подходов к их взаимо­отношению является рассмотрение политической психологии как одного из разделов социальной пси­хологии. Тогда ее предмет может быть задан как социально-психологические аспекты политических процессов. В данном вопросе прав Д.В. Ольшанский, утверждая, что политическая психология является «способом реализации социально-психологического знания применительно к анализу политики как дея­тельности людей» [90, с. 26].

В современной отечественной психологии призна­ются и другие точки зрения. В частности, одним из авторов настоящего пособия, Н.А. Косолаповым, по­литическая психология понимается в «узком смысле», как область, непосредственно связанная с политиче­скими феноменами [64]. В то же время явления, опо­средованно относящиеся к политическим отношениям (хотя и важные для их функционирования, например, этнопсихологические особенности участников полити­ческой деятельности), не входят в предмет психоло­гии политики. Социально-психологический подход является, таким образом, более широким по предмету и служит (наряду с общей психологией) базой для ис­следования психологических аспектов политических отношений.

Оригинальным представляется и положение Н.А. Косолапова об относительно изменчивом объеме политической психологии [65]. Так, в условиях соци­альной стабильности можно достаточно четко отделить политическую проблематику от неполитической. В этом случае сфера политики входит в «компетенцию» поли­тической психологии. Однако в рамках социальной психологии можно рассматривать психологические аспекты явлений, носящих протополитический или латентно-политический характер. В иных ситуациях (например, при политическом кризисе) грань между политически значимым и незначимым размывается, вследствие чего становится необходимым прямой учет психологических аспектов явлений, казалось бы, весь­ма далеких от проблем власти и управления (напри­мер, тендерных стереотипов, этноса, религии и др.). Определяя широту политико-психологической проб­лематики, целесообразно подвергать психологическому анализу основные процессы и явления, происходя­щие в «коридорах власти», которые можно отнести к собственно политическим, а также традиционные со­циально-психологические проблемы (межличностные отношения, организация групп, социальное лидерство и др.). При этом они входят в предметное поле полити­ческой психологии только в случае приобретения дан­ными явлениями политической релевантности.

Вместе с тем, «растворять» политическую психо­логию в социальной психологии вряд ли уместно, так как хотя их проблематика в значительной мере пере­секается, но не идентична. Поскольку задачей соци­альной психологии не является исследование именно политических процессов. В данном случае, с одной стороны, речь должна идти о применении более об­щих закономерностей к политической сфере и уточ­нении специфики их проявления в ней. С другой сто­роны, политико-психологическая проблематика не исчерпывается социально-психологическими вопроса­ми, а включает индивидуально-психологические. Как образно отметил К.К. Платонов, «на древе психологи­ческой науки политическая психология находится на вершине, где стволы индивидуальной и социальной психологии срослись» [100, с. 138].

В поле внимания политической психологии при раскрытии ее предмета попадают также все полити­чески значимые стороны психологических явлений, которые сами по себе являются предметом исследо­вания других отраслей психологической науки. Так, анализ политического поведения лидера преклонного возраста невозможен без привлечения данных возрас­тной психологии и психологии развития. Психофи­зиология и психология стресса могут помочь при рассмотрении действий политиков в условиях кризис­ных ситуаций. Использование принципов психологии профессиональной деятельности и психологии труда требуется для определения условий и факторов про­дуктивной деятельности субъектов политики. Полити­ческая психология связана также и с другими отрас­лями психологии, исследующими особенности той или иной сферы деятельности. Так, для анализа политиче­ского поведения большое значение имеет уровень правосознания, внутреннее отношение к правовым нормам, их восприятие, изучаемые в предметном поле юридической психологии. Изучение многих современ­ных политических процессов требует учета национально-психологических особенностей участников полити­ческих действий, что предполагает взаимодействие с этнопсихологией. Особая область сопряжения поли­тической психологии открывается на стыке с новой отраслью психологии — акмеологией. Здесь раскры­ваются возможности для системного моделирования, алгоритмизации и технологизации политических про­цессов. Его субъекты предстают как творчески само­реализующиеся профессионалы, оптимально выпол­няющие политические функции. Подобных примеров можно привести множество. Однако при этом полити­ческая психология по своему предмету не сливается с этими отраслями психологии.

В целом широкая гамма разнообразных взглядов на объект и предмет, роль и место, функции и содер­жание политической психологии указывает на акту­альность научного определения всех этих вопросов. Прежде всего, важно выделить ее объектную область. В отличие от «устоявшихся» наук, дать однозначный ответ на этот круг вопросов не всегда просто. Такая ситуация во многом связана с междисциплинарным характером, особенностями формирования (скорее, проблемным, чем предметным) и существования по­литико-психологического знания. Самим наименова­нием «политическая психология» задается достаточно широкое поле, внутри которого возможно сосущест­вование различных подходов к тому, чем же должны заниматься ее представители. Так, членами Междуна­родного общества политической психологии являют­ся не только психологи, но и историки, политологи, психиатры, антропологи, представители многих дру­гих наук. Всех их объединяет интерес к различным аспектам взаимодействия человека и политики, но каждый из ученых вносит в новую отрасль специфи­ку своей «родной» дисциплины и, соответственно, видоизменяет трактовку объекта и предмета психоло­гии политики. Вместе с тем, можно сказать, что в результате продолжительных дискуссий в политико-психологическом научном сообществе сложился опре­деленный консенсус по поводу проблемного поля дан­ного научного направления.

Одним из наиболее «объемных» и распространен­ных на Западе является определение предмета поли­тической психологии как «психологических компонен­тов политического поведения человека». Согласно англо-американскому словарю политического анализа, задача политической психологии заключается в «исследовании психологических конструктов (установ­ки, убеждения, ожидания, восприятие) для объясне­ния политического поведения». Известный американ­ский ученый М. Дойч полагает, что «поле политической психологии заключается в изучении взаимодействия политических и психологических процессов» [142]. При этом большинство исследователей сходятся в том, что речь должна идти о двух аспектах такого взаимо­действия: влиянии психологических особенностей лич­ности и группы на политические отношения и воздей­ствии политики на формирование психологических качеств граждан. Последнее не менее важно как для объяснения политических событий, так и для проис­ходящего в других, порой весьма далеких от властных отношений сферах общества.

Западный подход к пониманию целей и задач политической психологии в целом достаточно эвристичен, позволяя включать в число рассматриваемых проблем весьма разнообразный круг вопросов. Одна­ко его определенный недостаток связан, по нашему мнению, с тем, что он не в полной мере дает воз­можность четко выделить специфику собственно по­литической психологии. Представляется, что данная проблема в большей степени разработана в трудах отечественных ученых.

Точки зрения отечественных исследователей во многом сходны с приведенными выше. Политическую психологию они рассматривают как науку, в центре внимания которой находятся психологические аспек­ты «политической жизни современного общества во всем ее многообразии» (С.К. Рощин), «политической активности социальных субъектов» (А.И. Донцов), «изу­чение, учет и предвидение субъективных психологи­ческих факторов политического развития» (Д.В. Оль­шанский). А.П. Назаретян определяет политическую психологию как «дисциплину, изучающую мотивацию политической активности».

Выделяя психологические аспекты политики, боль­шинство ученых не расшифровывают их основные характеристики. Вместе с тем, отдельные стороны уже получили научное толкование. Одним из тех исследо­вателей, которые начали последовательно проникать в сущность психологических характеристик полити­ки, является Н.А. Косолапов. В частности, он под пси­хологическими аспектами международных отношений и внешнеполитической деятельности понимает те из них, «которые как минимум могут иметь причины, лежащие в области психологии и общественной пси­хологии» [65, с. 39]. В определенной степени дополня­ет это положение А.И. Донцов, который относит к таким аспектам стороны, обусловленные внутренними харак­теристиками субъекта.

Если объектом всех психологических наук преж­де всего выступают индивидуальные и групповые социальные субъекты, их психические процессы, со­стояния, свойства и другие характеристики, то поли­тическая психология рассматривает этот объект в той мере, в какой он связан с его функционированием в системе политических отношений. Поэтому достаточ­но обоснованной представляется позиция А.И. Юрье­ва, согласно которой к объекту политической психо­логии относятся «люди, осуществляющие власть и повинующиеся власти, обнаруживающие при этом психологические качества, встречающиеся только в области политики» [140]. Можно отметить, что дан­ный объект — «человек в политике» — является общим не только для политической психологии, но и для ряда смежных дисциплин. Различия этих наук лежат в их предметах. Для политической психологии в предмет­ном поле прежде всего выделяются психологические закономерности и механизмы участия человека и социальных групп в политических процессах» [140].

Данный подход дает правильную ориентацию в широком спектре возможных политико-психологиче­ских явлений. Вместе с тем он не исчерпывает и не ограничивает исследовательский поиск. В его рамках в качестве изучаемых феноменов могут выступать реальные психофизиологические, психические и со­циально-психологические характеристики индивиду­альных и групповых субъектов политики, а также условия и факторы реализации ими политических функций, поведения и взаимоотношений. Немаловаж­но и то, что в предметной области политической пси­хологии следует выделять модели, алгоритмы и техно­логии развития политических явлений, а также их прогностические характеристики.

Для уточнения места политической психологии и ее предметной области, как справедливо отмечает Е.А. Яблокова, целесообразно говорить о политической психологии в узком и широком смыслах. В первом случае это наука, которая изучает психологические аспекты политической деятельности, поведения и от­ношений как специфической сферы социальной жиз­ни и особенности лиц, непосредственно участвующих в политическом процессе. Во втором случае наука рассматривает явления общественной и индивидуаль­ной психики, сопряженные с политикой во всех ее проявлениях.

Примечательно, что различия в подходе к понима­нию объекта и предмета политической психологии отразились и в дискуссиях по поводу названия дис­циплины. В частности ученые и практики нередко употребляют термины «политическая психология» и «психология политики» как синонимы. Действитель­но возможны различные сочетания данных терминов, имеющие право на существование. Принципиальная позиция авторов настоящего учебного пособия состо­ит в том, чтобы обеспечить конструктивную интегра­цию различных точек зрения, которые обогащают политическую психологию.

В частности, имеет место понимание «политиче­ской психологии» как области исследуемых явлений, а «психологии политики», в данном случае — как на­именования науки. Д.В. Ольшанский принципиально разводит эти два термина. Он считает, что поскольку не существует особой «политической психики», то использование понятия политическая психология ве­дет к психологизаторству. Следовательно, следует го­ворить о психологии политики. Если использовать подход, примененный к экологической психологии, тогда термин «политическая психология» следует употреблять для обозначения определенной отрасли психологической науки, а термин «психология поли­тики» — для раскрытия предмета данной отрасли.

Интересную точку выражает Е.А. Яблокова, утвер­ждая, что у политической психологии и психологии политики различаются предметы. Политическая пси­хология (это наука в широком смысле) исследует пси­хологические закономерности, механизмы, условия и факторы политической жизни в целом, а психология политики (которую можно назвать политической пси­хологией в узком смысле) анализирует индивидов и группы, непосредственно включенные в политическую сферу, т. е. «homo politicus'a» различного уровня.

Кроме терминов «политическая психология», «пси­хология политики» Г.Г. Дилигенский использует тер­мин «социально-политическая психология [47]. По его мнению, собственно политическая психология ориен­тирована на изучение преимущественно личности политиков и политической деятельности, в то время как социально-политическая психология («макросоци-альная психология») затрагивает психологические аспекты взаимоотношений человека и общества в кон­кретной исторической ситуации, то есть является бо­лее широкой.

В целом наличие различных суждений о роли и месте политической психологии, ее объекте и пред­мете указывает на то, что она привлекает внимание представителей различных отраслей наукознания и практиков. При этом принципиально обеспечить интеграцию конструктивных идей, моделей, реше­ний и подходов. Многим исследователям в дискус­сиях следовало бы обращать внимание не только на утверждение собственной позиции в научном мире, но и на конструктивное сотворчество в интересах интеграции продуктивных научных решений и по­литической практики.

Предыдущий | Оглавление | Следующий

[an error occurred while processing this directive]