Предыдущий | Оглавление | Следующий

Часть III. Распад и воссоединение

Глава 10. ПОЛИТИКА. ТЕОРИЯ. АППАРАТ

а) Основы политики

Когда большевики пришли к власти, в огромной Российской империи происходил процесс распада – результат внутренних беспорядков и поражения в войне. Ближайшим следствием революции было ускорение этого процесса. В течение нескольких недель предписания из Петрограда едва ли распространялись за пределы крупных городов северной и центральной частей России. В первые два месяца Советская власть стала продвигаться к югу через Украину и к востоку через Сибирь. Но это начавшееся восстановление власти в стране было вскоре прервано. В результате Брест-Литовского договора, подписанного в марте 1918 г., от республики отошли не только те западные территории бывшей Российской империи, независимость которых Советское правительство добровольно признало, но и большая часть главным образом российской территории. Летом 1918 г. начались гражданская война и английская, французская, японская и американская интервенция, которые продолжались еще долгое время после крушения Германии, и страна была насильственно разделена между несколькими враждующими правительствами.

К концу 1918 г. Российская Социалистическая Федеративная Советская Республика располагалась примерно в тех же границах, что и средневековая Московия до завоеваний Ивана Грозного и немногие – пожалуй, даже среди самих большевиков немногие – верили, что режим уцелеет. Тем не менее всего четыре года спустя разные части бывшей царской империи, за небольшим исключением, были снова объединены в Союз Советских Социалистических Республик, и оказалось, что по силе сплоченности новый союз по крайней мере не уступает исчезнувшей царской империи. Это свершение, которого никто не мог предвидеть в мрачные дни 1918 или 1919 г., представляет собой выдающийся результат созидательной государственной деятельности Ленина.

Необъятным территориям в Европе и Азии, которые прежде составляли Российскую империю, предстояло, за исключением

209

незначительной их части, войти в Советский Союз. Их население было крайне разнообразным в языковом и этническом отношениях. В пределах этих территорий географы и филологи обнаружили около 200 более или менее отличающихся друг от друга народов и языков [1]. Во время переписи 1897 г. великороссы составляли только 43 % всего населения. После революции, с отделением нерусских западных губерний, процент великороссов среди оставшегося населения немного увеличился: они составляли 75 млн. человек, или 52 % всего населения, численность которого была около 140 млн.[2] В следующие наиболее крупные группы, очень близкие к великороссам в расовом отношении, по языку и складу характера, входили 30 млн. украинцев (или малороссов) и 4,5 млн. белорусов. Эти три славянские группы, между которыми подспудно существует естественная сплоченность, составляли 110 млн. из 140 млн. населения всей территории. У 30 млн. неславян отсутствовала какая-либо сплоченность на основе расового или языкового сходства или политических убеждений. В самую крупную среди них группу узбеков входило только 5 млн. человек, а примерно от 8 до 10 млн. неславян находились еще на первобытнообщинной стадии развития, жили племенами или кочевали.

Таким соединением народов управляла привилегированная военно-бюрократическая каста во главе с "царем всея Руси". В эту касту охотно допускались определенные нерусские элементы, особенно немецкие помещики из Латвии и Эстонии и польские помещики из Польши, Литвы, Белоруссии и с Украины, но чтобы попасть в эту касту, надо было говорить по-русски и усвоить русские традиции и взгляды. На низших административных должностях, которых становилось все больше с ростом бюрократической машины, использовались представители мелкой буржуазии, русские и – при условии той же ассимиляции – нерусские. А на другом уровне местные ханы, беки и муллы служили посредниками, через которых осуществлялось руководство более отсталыми мусульманскими народами в царских владениях. Таким образом, группы, которые могли бы руководить национальным движением покоренных народов, обычно поглощались бюрократическим аппаратом и пользовались более или менее привилегированным положением, что обеспечивалось им путем назначения на соответствующую должность.

Как показал опыт революции 1905 г., эти группы большей частью удерживал от активного национализма страх перед революционным насилием со стороны собственных рабочих и крестьян; царская власть была для них надежной защитой. К тому же российский рынок являлся основой их благосостояния. Поэтому до 1917 г. требования от имени подвластных царю народов редко выходили за рамки небольшой автономии. Лишь когда революция уничтожила и символы единства, и реальную общность интересов, рухнуло все сооружение. То, что произошло

210

в 1917 г., было вызвано не столько борьбой за отделение периферии, сколько расколом в центре – "не отпадение частей, а распад старой России" [3].

Стоявшая перед большевиками задача воссоединить разбросанные обломки царской империи вполне могла оказаться непреодолимой, если бы не один благоприятный естественный фактор. Языковое и расовое разнообразие, вначале благоприятствовавшее распаду, компенсировалось огромным перевесом великорусского элемента, который действовал на всю массу как магнит. Именно это обстоятельство позволило в конце концов остановить и повернуть вспять распад владений Романовых после 1917 г., тогда как распад империи Габсбургов оказался необратимым.

Ситуация, сложившаяся в России, в определенных отношениях скорее напоминала ту, которая сложилась в Северной Германии. Для украинцев и белорусов великороссы представляли ту же центростремительную силу, какой обладала Пруссия для немецких княжеств. Некоторых украинцев, как и баварцев, быть может, возмущало превосходство их более могучих и энергичных сородичей, но при своем сепаратизме они не имели достаточных сил и не были .достаточно объединены, чтобы успешно сопротивляться в течение долгого времени. Поэтому первым этапом в процессе воссоединения народов бывшей Российской империи было сплочение трех славянских народов, составлявших около четырех пятых всего населения. Когда они были объединены, сила их воздействия на некоординируемое скопление неславянских народов, гораздо менее развитых, оказалась непреодолимой. Это объединяющее воздействие усилилось и приобрело социальную и экономическую основу благодаря сосредоточению промышленной и торговой мощи в руках великороссов. Индустриальные центры, от которых зависела экономика всей страны, либо находились в пределах территории Великороссии, либо представляли собой ее аванпосты на "союзной" территории.

Вскоре начал действовать и другой фактор. Растущее признание необходимости воссоединения разделившихся территорий исчезнувшей империи совпало с возрождением русского патриотизма, который явился парадоксальным и неожиданным подкреплением для большевистской политики. Революционная анархия вызвала крайнее стремление к отделению, и вскоре стало ясно, что осуществить такое отделение можно лишь с помощью иностранного оружия и иностранных дене г. Таким образом, те, чья гордость восставала против зависимости от Петрограда или Москвы, оказались сателлитами и наемниками или Германии, или союзников, или соответственно и тех и других. Так было на Украине, в Закавказье и даже в Прибалтике.

Поскольку предполагалось, что Великобритании и Японии нужна Россия слабая, трудно стало опровергать, что буржуазный

211

национализм способствует расчленению России по приказу и в интересах иностранных держав. Даже "белых" генералов, стремившихся восстановить единство России, обвиняли в том, что они служат чужим интересам. Горечь поражения восстановила их также и против иностранных покровителей. Образцом в этом отношении явилось замечание, которое якобы высказал Колчак накануне своего падения, когда обсуждался вопрос о находившемся у него национальном золотом запасе: "Я... скорее оставлю золото большевикам, чем передам союзникам" [4]. В особенности после войны с Польшей в 1920 г. большевиков стали повсюду считать защитниками российского населения и творцами воссоединения России.

Однако эти стремления к централизации не смогли бы сами по себе привести процесс в движение. Славяне, и особенно великороссы, обеспечили необходимое твердое ядро, вокруг которого разрозненные территории могли снова объединиться. Но поразительным было то, что эти стремления так же сильно ощущались на периферии, как и в центре. В 1918 г. казалось, что у ранее подчиненных народов угасла былая преданность. Национализм был в разгаре. Но Ленин давно различил в национализме революционные факторы и предвидел, что единственный верный курс – приветствовать эту стихию и ее использовать. Гражданская война явилась блестящим подтверждением ленинской идеи. Безоговорочное признание права на отделение не только дало Советской власти несравнимую ни с чем прежним возможность обуздать разрушительный национализм, но и подняло ее престиж много выше престижа "белых" генералов. Генералы, воспитанные при царях в панроссийских традициях, отвергали какие-либо уступки угнетенным нациям; и в пограничных областях, где преобладали нерусские или невеликорусские элементы и где шли решающие бои гражданской войны, этот фактор сильно способствовал победе Советской власти.

"Не забывайте, – сказал Сталин с необычайной теплотой, – что если бы мы в тылу у Колчака, Деникина, Врангеля и Юденича не имели так называемых "инородцев", не имели ранее угнетенных народов, которые подрывали тыл этих генералов своим молчаливым сочувствием русским пролетариям, – товарищи, это особый фактор в нашем развитии: молчаливое сочувствие, его никто не видит и не слышит, но оно решает все, – и если бы не это сочувствие, мы бы не сковырнули ни одного из этих генералов. В то время, когда мы шли на них, в тылу у них начался развал. Почему? Потому, что эти генералы опирались на колонизаторский элемент из казаков, они рисовали перед угнетенными народами перспективу их дальнейшего угнетения, и угнетенные народы вынуждены были идти к нам в объятия, между тем как мы развертывали знамя освобождения этих угнетенных народов" [5].

Кроме того, конечное отождествление в большевистской программе национализма и социальной реформы, означавшее

212

для большей части прежней Российской империи перераспределение земли, было во всех отношениях важным достижением. Это заставило крестьян, чей национализм был в основном выражением социального и экономического недовольства, организовываться под руководством большевиков (даже если это означало – под руководством русских) против контрреволюционных попыток вернуть прежний социальный порядок. Какие бы национальные или языковые различия их ни разделяли, крестьяне повсюду в подавляющем большинстве противодействовали контрреволюции, которая вернула бы землю ее прежним хозяевам. И пока не исчез страх перед контрреволюцией, общность интересов русских рабочих и крестьянских масс угнетенных народов, на которой настаивала большевистская пропаганда, имела достаточно прочную основу. Те же силы действовали и в немногих индустриальных центрах, где развитие капитализма привело к возникновению нерусского пролетариата – в Риге, Ревеле, Баку. Признание официального права нации на самоопределение в сочетании с признанием реальной необходимости единства, с тем чтобы добиваться общих социальных и экономических целей, что было сутью большевистской теории самоопределения наций, значительно способствовало победе Советской власти в гражданской войне.

На XII съезде партии, состоявшемся в 1923 г., когда рассматривался весь процесс, уже к этому времени завершившийся, были выделены три последовательные стадии в развитии советской национальной политики. На первой стадии "цепи национального угнетения" были разорваны Октябрьской революцией, которая "завоевала русскому пролетариату доверие его инонациональных братьев не только в России, но и в Европе и Азии". Второй стадией был период интервенции и гражданской войны, когда народы России объединяла необходимость защитить себя и "сотрудничество приняло форму военного союза". Третья, и последняя, стадия, которая наступила после победоносного окончания гражданской войны, отличается сотрудничеством, "принявшим на этот раз характер военно-хозяйственного и политического объединения народов" [6]. Эти стадии носили скорее логический, чем хронологический характер.

Местные условия и перипетии гражданской войны способствовали тому, что вторая стадия уже охватила некоторые западные народы, в то время как на Востоке едва началась первая стадия, а подход к последней стадии, упорядоченный и неторопливый в одних районах, был резким и насильственным в других. Однако классификация имеет свойство четко выявлять и регулярность процесса, и запутанную, противоречивую природу способствующих ему явлений. В более поздних материалах отразилось стремление описывать непрерывный процесс развития, в котором первоначальные мотивы отделения и разъединения выступали в качестве заранее обдуманной искусной прелюдии заключительного акта воссоединения. Это была ошибочная

213

оценка, преувеличивавшая предусмотрительность большевистских руководителей и скрывавшая двойственный характер процесса.

Отчасти, без сомнения, проводившаяся политика была проявлением верности принципу самоопределения наций. Его осуществление, как и многих других политических решений той поры, обеспечивалось влиянием воли Ленина на его колеблющихся сторонников. Ленин понимал, что необходимо признать и превзойти буржуазный принцип самоопределения, применяя его ко всем без исключения нациям Российской империи. Он понимал, что этот смелый план дает лучшую и, в сущности, единственную возможность в конце концов воссоздать прежнее единство не насилием, "а исключительно добровольным соглашением" [7].

Но необходимо также помнить, что в первые три-четыре месяца после Октября 1917 г. предписания Советского правительства не всегда распространялись за пределами крупных центров и что с лета 1918 г. до начала 1920 г. оно постоянно вело борьбу, находясь в критическом состоянии. В тот период, когда Российская империя распалась и никакая сила не могла ее воссоединить, полное признание права на самоопределение оказалось отличным способом извлечь из необходимости пользу. Когда гражданская война бушевала в отдаленных районах российской территории, в основном населенных нерусскими народами, это давало возможность сделать местное население своим союзником против тех, кто стремился воссоздать Российскую империю. Наконец, когда была завоевана победа в гражданской войне и настало время восстановить порядок, который бы пришел на смену хаосу, советская национальная политика была достаточно гибкой и дала Москве возможность поддержать в среде нерусских народов своих друзей и союзников и вновь объединить разрозненные территории в добровольный союз. Однако объяснять весь процесс ловким расчетом руководителей или умышленной подтасовкой теории в интересах политики – это значит неверно понять природу действия основных сил.

Предыдущий | Оглавление | Следующий