Оглавление | Следующий

Введение

Пророк, который ошибся на полвека

Уходит в прошлое XX столетие, в корне изменившее лицо цивилизации, менталитет жителей планеты, впервые остро поставившее вопрос о выживании человечества.

В процессе неизбежного в переходное время переосмысления накопленного опыта встает вопрос и о нашем отношении к Октябрьской революции. Старшее поколение свыклось с мыслью, что это главное событие XX века, закономерный итог развития российского общества. Действительно, Октябрь сделал то, что не смогла сделать ни одна из предшествующих революций; он пробудил гигантскую созидательную энергию миллионов униженных, эксплуатируемых, осознавших, что именно их труд, талант и терпение составляют основу мировой цивилизации. Благодаря этой революции в общепланетарном масштабе удалось преодолеть самое страшное проклятие эксплуататорского общества – отчуждение рядового труженика от политики, передовой культуры, достойной, обеспеченной жизни.

Но революция имела и побочное, разрушительное значение. Она расколола мир на две противоположные общественно-экономические системы, до предела обострила социальные антагонизмы во всех частях Земли.

Противники Октября и сейчас пытаются перечеркнуть его главное, созидательное содержание, ошельмовать опыт строительства нового общества, рожденного Октябрьской революцией. Без малого три четверти века просуществовало оно. С учетом исторического пути человечества это ничтожно маленький отрезок времени: полдня в жизни индивида. Но сделанное за три четверти века навсегда останется в памяти народов. Их судьбы неотделимы от истории Великого Октября.

Автор настоящей книги принадлежал к числу убежденных защитников Октябрьской революции, участие в которой считал важнейшим делом своей жизни. Он защищает революцию от ее явных и скрытых врагов, в том числе от тех, кто в послереволюционной России попытался столкнуть страну с избранного ею в 1917 году пути. Многие советские историки в свое время клеймили Троцкого за его критику в адрес Сталина и других

Троцкий Л. Д. История русской революции – М.: ТЕРРА; Республика, 1997. С. 5

руководителей ВКП(б), пришедших к власти после смерти Ленина. Но сейчас видно, что эта критика во многом была справедлива, ведь именно Сталин и его окружение заложили основу грядущего перерождения руководства правящей партии.

Троцкий с юных лет связал свою жизнь с революцией. На нее он смотрел как на дело миллионов людей, высшее проявление их социальной активности и самодеятельности. Он видел, как после Ленина обращаются с завоеваниями Октября в России, но никогда не призывал к отказу от них, к изменению политической системы, созданной в огне революции. До конца жизни он оставался сторонником Советской власти, идей пролетарского интернационализма, преклонялся перед именами Маркса, Энгельса, высоко ценил другие авторитеты марксизма и особенно Ленина после его смерти.

Мало кто из критиков Троцкого ставил под сомнение его революционную убежденность, веру в торжество идей социальной справедливости, признание им реальных успехов Советского Союза. Вместе с тем в этой литературе проанализированы политические установки и действия Троцкого, объективно способствовавшие дискредитации, ослаблению СССР, всего международного коммунистического движения. Разумеется, не во всем бесспорен и предлагаемый читателю труд. Его ценность в том, что написан он активным участником освещаемых событий, знающим их не только по документам. В этом смысле впервые выпускаемая в России книга займет заметное место в отечественной литературе об Октябре.

Но ценность книги велика еще и потому, что писал ее не только мемуарист и публицист (как, например, Д. Рид, А. Шляпников, Н. Суханов, А. Деникин и др.), но и исследователь, стремившийся дать научно объективную, как ему представлялось, картину величайшего события XX века на основе марксистской методологии. Он первым из видных участников революции создал (продиктовал в перерывах между переговорами в Брест-Литовске) исторический очерк об Октябрьской революции, и он же фактически завершил осмысление ее уроков, предпринятое активными участниками революционных событий 1917 года. Почти все они к этому времени либо повторяли официальные исторические концепции, либо молчали по разным причинам. Троцкий успел сказать, что хотел сказать. И ни один историк Октября уже не может писать его историю, не обращаясь к труду Троцкого.

Разумеется, выпускаемая книга не свободна от передержек, умолчаний, сделанных в угоду политической конъюнктуре: Троцкий ненавидел Сталина, не скрывал этой ненависти и больше всех, пожалуй, мечтал о низложении и дискредитации вождя ВКП(б). Однако на фоне того, что наговорено в мире после Троцкого по поводу Октябрьской революции, ее руководителей, книга может считаться вполне объективной. Но отголоски давних политических споров все же ощущаются в ней. Современ-

Троцкий Л. Д. История русской революции – М.: ТЕРРА; Республика, 1997. С. 6

ный читатель может и не заметить их. Поэтому позволим себе проанализировать саму историческую концепцию, положенную Троцким в основу своей работы.

По темпераменту Троцкий человек революционного действия. Революция для него – не только предмет изучения, но прежде всего арена политической борьбы. Он не может простить Сталину, что по его указке советские историки лишили картину Октябрьской революции многих дорогих Троцкому черт революционного радикализма. Для него благо любая революция, даже неподготовленная, несозревшая и потому обреченная на поражение. И размах, и темпы революции должны определяться не возможностями совершающих ее социальных сил, а умонастроением авангарда, его готовностью к решительным действиям, а в крайнем случае и к гибели. Упреки в отсутствии решительности, смелости у руководителей революции – лейтмотив яркого изложения событий прошлого, сделанного Троцким. Ставка на решительные действия, граничащие с экстремизмом, на забегание вперед была и остается характерной чертой троцкистского революционного романтизма. Некоторые называли его «демоном революции». Но правильнее бы признать Троцкого пророком революционного насилия, революционного разрушения. Если для Ленина знаменитая строчка А. Коца «Весь мир насилья мы разрушим» – всего лишь поэтическая метафора, то Троцкий считал необходимым разрушить все: и дооктябрьский строй, и дооктябрьскую культуру, и дооктябрьскую экономику, и в конечном счете саму историческую Россию.

Нельзя сказать, что он не любил Россию, но она рисовалась ему только такой, какой он ее видел. И почему она и партия предпочли ему, европейски образованному политику, «самую выдающуюся посредственность», т. е. Сталина, он так и не понял.

Субъективистский подход автора к оценке явлений реальной жизни, к сожалению, присутствует в ряде случаев и в настоящей книге. Он одним из первых увидел близость социалистической перспективы для России 1917 года. Но если Ленин исходил при этом из оценки состояния классовых сил в стране, из анализа места ее в системе международных отношений, то Троцкого к такому выводу подтолкнула «оригинальная», по выражению Ленина, теория «перманентной революции». Следуя этой теории, автор книги и трактует события 1917 года. Апрельский кризис для Ленина – важный этап борьбы за привлечение масс на сторону революционного авангарда. Для Троцкого же – это упущенная возможность захвата власти рабочими и крестьянами. То же, по его мнению, повторилось и в июне, и в июле. И лишь в октябре Ленин при поддержке Троцкого сломил сопротивление «штрейкбрехеров» и будто бы заставил партию «сделать» революцию. Таким же образом, путем подталкивания извне и изнутри, должна была свершиться, по мысли Троцкого, и всемирная революция.

Троцкий Л. Д. История русской революции – М.: ТЕРРА; Республика, 1997. С. 7

Сейчас, благодаря трудам Л.Н. Гумилева, в научный обиход вошло понятие «пассионарность». Каждая нация в своем развитии проходит через последовательные циклы подъема, упадка, нового возрождения. Вершина – это состояние пассионарности (от французского слова «страсть»), т. е. максимального раскрытия творческих сил народа. Для России этими высшими точками примерно столетних циклов были Куликовская битва, освобождение от ордынского ига, конец Смутного времени, Петровские реформы, война 1812 года и, наконец, Октябрьская революция, а вслед за ней Великая Отечественная война. Не станет ли пассионарным состояние России и в начале следующего века?

Российская пассионарность времен трех революций породила плеяду неординарных личностей, имена которых навсегда останутся в истории. Среди них и Троцкий – страстный поборник вселенского социального переустройства.

Еще недавно любой начинающий историк в СССР усваивал точку зрения, что этот деятель – непримиримый враг ленинизма, фактический союзник мирового империализма, фальсификатор истории КПСС. Причем о произведениях Троцкого, скрытых в спецхранах, судили, как правило, по контрпропагандистской литературе, издававшейся для разоблачения всех, чьи взгляды не укладывались в каноны официальной историографии. Сегодня, когда можно выпускать любые издания, книжный рынок по-прежнему испытывает недостаток фундаментальной литературы, в том числе и по октябрьской тематике. Нет на книжных прилавках и этого произведения Троцкого. Поэтому первое российское издание самого крупного труда Троцкого – событие, которое, несомненно, будет отмечено читающей публикой, особенно в год 80-летия Февральской и Октябрьской революций.

Теперь много расхожих, как правило поверхностных, суждений об этих исторических событиях, и прежде всего об Октябрьской революции, которая сначала проклиналась буржуазным миром, затем была признана явлением закономерным, хотя и в рамках одной России, а ныне снова преподносится в качестве отправной точки ее падения в конце XX века.

Однако, как ни переигрывай прошлое на современный лад, оно не станет ни «умнее», ни «глупее», а стало быть, понятнее. В отличие от настоящего и будущего прошлое уже состоялось. Историю его, конечно, можно в очередной раз переписать, не считаясь ни с чем. Но это будет не история, а ее политизированный в угоду новым веяниям суррогат. И не больше.

А ведь революция при всей идейно-политической борьбе вокруг нее вчера и сегодня была и останется неотъемлемой частью нашей истории, от которой нельзя отмахнуться, иначе не понять и самой истории.

Разумеется, с высоты современного научного знания многие положения работы Троцкого выглядят заведомо спорными. Но

Троцкий Л. Д. История русской революции – М.: ТЕРРА; Республика, 1997. С. 8

не может быть полноценной историографии без возвращения в нее забытых и полузабытых идей, принятых или отвергнутых, истинных или ложных, если они имели сторонников, если их обсуждали, если о них спорили.

Несомненно, что «История русской революции» содержит такие идеи. Многие из них оказались в центре внутрипартийной борьбы 20 – 30-х годов. Троцкий, потерпевший в ней поражение, хотел как бы вернуть прошлое назад, переиграть или доиграть то, что было уже сделано (или не сделано) в соответствующий период времени.

Острая душевная боль (мог, но не сделал!) не давала покоя Троцкому при работе над «Историей...», будоражила его воображение. Поэтому и возникает вопрос: насколько достоверно то, что написано Троцким? Известный на Западе автор трехтомной биографии Троцкого И. Дойчер считал, что в «Истории... « тот сознательно принизил свою роль в революции и выпятил в ней роль Ленина. По мнению Дойчера, Троцкий выглядел явно значительнее на страницах «Правды», в антибольшевистских газетах и в отчетах Совета рабочих и солдатских депутатов, самой РСДРП(б), чем на страницах написанной им книги[1].

С этим вряд ли можно согласиться. Троцкий пишет о Ленине так, как уже принято было в создававшейся при участии самого же Троцкого октябрьской лениниане. Но при этом он использует ленинский материал для обоснования тождественности своей позиции с ленинской в 1917 году.

Достаточно минимального знакомства с написанным Троцким о Ленине до «Истории...», чтобы прийти к однозначному выводу: работая над октябрьской темой, Троцкий попытался скорректировать свои дооктябрьские оценки и выводы, если так можно выразиться –– максимально «ленинизировать» их. Это делалось для того, чтобы «укрыться» в тени Ленина, приблизить ленинизм к троцкизму и вывести последний из-под огня критики.

Подобный прием, впервые использованный Троцким в начале 20-х годов, был замечен в ходе литературной дискуссии по его «Урокам Октября». В этой брошюре, а также в работах «О Ленине», «Новый курс» (1924) у Троцкого можно найти сколько угодно свидетельств того, как, произнося дифирамбы Ленину, он, по существу, так интерпретировал ленинские взгляды и действия, что Ленин начинал напоминать совсем другого человека... самого Троцкого. Например, в «Новом курсе», мельком упомянув о способности Ленина (действительно выдающейся) к теоретическим обобщениям политики крутых поворотов – любимое Троцким словоупотребление, – он дал следующее определение: «Ленинизм, как система революционного действия, предполагает воспитанное размышлением

Троцкий Л. Д. История русской революции – М.: ТЕРРА; Республика, 1997. С. 9

и опытом революционное чутье, которое в области общественной то же самое, что мышечное ощущение в физическом труде»[2].

В «Уроках Октября» Троцкий хотя и не употребил слово «чутье», но ясно дал понять, что в 1917 году именно благодаря этому чутью Ленин сумел перейти на позиции теории «перманентной революции», сделав единственно «верный» в тех чрезвычайно запутанных обстоятельствах шаг.

Разумеется, Ленин в 1917 году прислушивался к мнению Троцкого (как и других соратников), считался с ним. Но в принципиальных вопросах он был несгибаем, твердо и порой очень жестко отстаивал свою позицию, основанную на блестящем владении марксистским методом. Ленин был из породы политических «волкодавов». И в реальной ситуации 1917 года не Ленин учился у Троцкого, а Троцкий у него (правда, не всегда успешно). Без этого не было бы и того альянса, который в канун Октября сложился между двумя политиками, еще недавно с большим недоверием, а то и с неприязнью относившихся друг к другу.

Возражая Дойчеру, следовало бы отметить, что Троцкий использовал свои исторические труды не для того, чтобы умалить собственную роль, а, наоборот, чтобы ее выпятить, а то и преувеличить. Особенно это относится к периоду непосредственной подготовки восстания. В этом отношении он – прямая противоположность Ленину. У Владимира Ильича нет ни одной передержки в оценке своей роли в революции: везде на первом плане партия, ее ЦК, актив, массы. У Троцкого же наоборот: массы – это фон, партия – инструмент. Более того, актив часто ошибается, ЦК мешает, Ленин изолирован. И все-таки революция побеждает. Догадливый читатель должен был понять почему, а для недогадливого по всей книге разбросаны ремарки: Троцкий призвал, Троцкий предугадал, Троцкий опередил и пространные мемуарно-биографические свидетельства: где находился, с кем беседовал, какую должность занимал.

И еще одно предварительное соображение. За первые три года третьей эмиграции Троцким было написано два тома «Моей жизни», «Перманентная революция», три книги «Истории русской революции», выпушен десяток номеров «Бюллетеня оппозиции» каждый объемом в 6 – 8 печатных листов, 90 – 95 процентов которых заполнялись текстами самого Троцкого. Безусловно, многие темы и сюжеты в названных печатных изданиях перекликались, повторялись. Но все равно это громадный труд. Насколько по силам он одному человеку? Тем более что написанное им в это время в несколько раз превысило по объему все, что вышло из-под его пера за десять лет второй эмиграции. А ведь тогда Троцкий был

Троцкий Л. Д. История русской революции – М.: ТЕРРА; Республика, 1997. С. 10

куда моложе, практически не испытывал приступов эпилепсии, замучивших его в 30-е годы.

Допустим, что в этот период у Троцкого было больше литературного опыта и необходимое для творчества время. Над «Историей...» он работал, находясь на уединенной вилле, купленной за бесценок у одного из обедневших турецких пашей, в глухой деревушке Бийюк Ада на острове Принкипо, расположенном в полутора часах плавания по Мраморному морю от Константинополя. Здесь не было ни кинотеатров, ни других общественных заведений, способных занять время столь жадного на внешние впечатления Троцкого. Даже машинам было запрещено ездить по деревне. Но все же ответ, по всей вероятности, следует искать не в этом, а в окружении автора. Он среди советских руководителей оказался первым, кто стал использовать для подготовки речей и литературных произведений широкий штат сотрудников своего аппарата, а затем и добровольных помощников в лице молодых троцкистов из разных стран мира, которые впоследствии составили костяк троцкистского движения. Без их помощи, а зачастую и фактического соавторства Троцкому не удалось бы в послеоктябрьский период создать и десятой части им написанного.

Собственно, он и сам не скрывал участия многих людей в создании своих произведений, выражая в предисловиях к ним благодарность Н. Ленцнеру, М. Глазману, Я. Блюмкину, Н. Сермуксу и многим другим помощникам. Причем отнюдь не только за редакторскую или техническую работу. От них исходило немало идей, которые затем детально разрабатывались либо ими самими, либо, как правило, уже безымянным «вторым рядом» окружения Троцкого, материализовались в десятках докладов, статей, брошюр, книг, выходивших под его именем.

Уверен, что, когда в 1938 году Троцкий написал некролог по поводу смерти своего старшего сына Льва Седова, человека одаренного, образованного и работоспособного, он не просто воздал должное памяти родного человека, одного из лучших соратников по третьей эмиграции. Тут нечто гораздо большее. Недаром Троцкий писал, что без поставлявшихся ему сыном материалов, архивных и библиотечных изысканий, «невозможна была бы ни одна из написанных мною за последние десять лет работ, в частности «История русской революции»... Почти на всех моих книгах начиная с 1929 года надо было бы, по справедливости, рядом с моим именем написать и имя сына»[3].

По сути дела, Троцкий сумел организовать целый научный институт по производству своих новых произведений и переизданию уже публиковавшихся. Не случайно, скажем, когда с 1933 года он оказался во Франции, а затем в Норвегии и Мексике,

Троцкий Л. Д. История русской революции – М.: ТЕРРА; Республика, 1997. С. 11

лишенный помощи соратников, особенно из России, его творческий потенциал значительно уменьшился. Но, разумеется, главное в его трудах – это то, что выношено, продумано, сформулировано самим автором. И в этом смысле «История...» – личное и несомненно лучшее произведение Троцкого по исторической тематике.

Особого разбора заслуживает сумма идей, сформулированных в «Истории...». В первую очередь это касается теории «перманентной революции». Сегодня этот, казалось бы, ясный вопрос приобрел неожиданно запутанный характер. Ряд исследователей, в том числе такие крупные, как В. И. Старцев, В. В. Шелохаев и другие, прямо или косвенно занялись пересмотром устоявшейся в исторической литературе точки зрения о различии ленинской и троцкистской концепции революции. При этом они заимствуют аргументы из сохранившегося в архиве второго экземпляра (неподписанного) машинописного текста статьи Троцкого «Перманентная революция и линия Ленина».

Этот экземпляр был направлен Троцким в октябре 1928 года из Алма-Аты К. Радеку, находившемуся в ссылке на Урале. На полях текста имеются многочисленные и, как правило, неодобрительные пометки Радека. Спор между ними возник не случайно. Под воздействием событий вчерашние союзники Троцкого по объединенной «левой» оппозиции в массовом порядке начали писать покаянные письма. Некоторые из них предприняли попытку пересмотреть саму основу оппозиционного движения – теорию «перманентной революции». Е. Преображенский прямо заявил: «Мы, старые большевики в оппозиции, должны отмежеваться от Троцкого по вопросу о перманентной революции»[4].

Преображенского поддержал Радек. По мнению обоих китайская революция 1926- 1927 годов хотя и потерпела поражение, но подтвердила справедливость ленинской теории «стадий революции»: развития ее от буржуазно-демократической к социалистической, а не троцкистской теории «перманентной революции» с установкой на немедленное установление в Китае диктатуры пролетариата. Троцкий вынужден был втянуться в полемику с бывшими единомышленниками.

Как это могло отразиться на умонастроении оппозиционеров? На карту было поставлено главное, чем «левая» оппозиция неизменно гордилась, – - наиболее целостная, как им казалось, революционная идеология, следовательно, сама будущность оппозиционного движения. Но Троцкий понимал, что если оттолкнуть таких, как Преображенский и Радек, то с кем же тогда он останется?

Поэтому Троцкий избирает единственно оправданную в сложившихся обстоятельствах форму полемики. Он не критикует прямо ни одного из оппонентов, а стремится просто разъ-

Троцкий Л. Д. История русской революции – М.: ТЕРРА; Республика, 1997. С. 12

яенить собственную позицию. Причем сопоставляя ее с ленинской теорией перерастания буржуазно-демократической революции в социалистическую.

Один из главных аргументов Троцкого состоял в том, что недоразумение между ним и Лениным по поводу теории «перманентной революции» возникло единственно из-за того, что Ленин просто «забыл прочесть» его брошюру «Итоги и перспективы» (1905), где излагались исходные позиции троцкистской теории. Но если даже это и так, Ленин хорошо знал десятки других публикаций своего оппонента, так или иначе обосновывавших главное в троцкизме – теорию «перманентной революции».

Троцкий также выдвинул тезис о том, что его расхождения с Лениным по вопросам теории революции закончились к весне 1917 года. В приложении к первому тому «Истории...» Троцкий утверждает, что, находясь весной 1917 года в Нью-Йорке, в «американских статьях» обосновал «тот же взгляд на развитие революции, который нашел свое отражение в тезисах Ленина 4 апреля»[5]. Американские статьи Троцкого – «Революция в России», «Два лица (Внутренние силы русской революции)», «Нарастающий конфликт», «Война или мир?», «От кого и как защитить революцию?», «Кто изменники?» – были опубликованы с 16 по 22 марта в нью-йоркской газете «Новый мир». Позднее они были воспроизведены им в книге «Война и революция». Сюда можно отнести и его статью «1905 – 1917 (Ближайшие задачи нынешней революции)», появившуюся в апреле 1917 года в журнале «Цукунфт», издававшемся левыми кругами еврейского рабочего движения в том же Нью-Йорке.

По поводу этих статей в послесловии к «Урокам Октября» Троцкий писал: «Первый этап революции и ее перспектива освещены в статьях, написанных в Америке. Думаю, что во всем существенном они вполне согласуются с тем анализом революции, который дан Лениным в его «Письмах из далека»[6]. К сожалению, ни в «Уроках Октября», ни в «Истории...» Троцкий не конкретизировал, что с чем у него и Ленина вполне согласуется. Это сделал Ленцнер – редактор собрания сочинений Троцкого.

В примечаниях к первой части 3-го тома собрания сочинений Троцкого, увидевшего свет в 1924 году, Ленцнер писал: «Письма из далека», как и настоящие статьи (т. е. статьи Троцкого в «Новом мире». – Н. В.), видят в создании Временного Правительства лишь первый этап революции. Исходя из предпосылки о наличии трех политических сил: царской реакции, буржуазно-помещичьих элементов и Советов Рабочих и Солдатских Депутатов, «Письма» также рисуют перспективу грядущей гражданской войны, в результате которой власть перейдет к Правительству Советов. В «Письмах из далека» еще

Троцкий Л. Д. История русской революции – М.: ТЕРРА; Республика, 1997. С. 13

не ясно, а в тезисах т. Ленина «О задачах пролетариата в данной революции» более четко ставится вопрос уже не о парламентской республике и даже не о революционно-демократической диктатуре, а о Советской Республике, т. е. диктатуре пролетариата, вопрос о социалистической революции: «Кто говорит теперь только о «революционно-демократической диктатуре пролетариата и крестьянства», тот отстал от жизни, тот в силу этого перешел на деле к мелкой буржуазии против пролетарской классовой борьбы, того надо сдать в архив «большевистских» дореволюционных редкостей (можно назвать: архив «старых большевиков») (Собрание сочинений В. Ленина, том XIV часть I, стр. 29)»[7].

Ленцнер вслед за Троцким считал, что ответы Ленина и Троцкого на коренные вопросы революции были идентичными. «Статьи Л.Д. Троцкого, написанные в Америке, почти целиком предвосхитили политическую тактику революционной социал-демократии, – писал он в своих примечаниях. Основные выводы этих статей почти до деталей совпадают с теми политическими перспективами, которые были развиты Лениным в знаменитых «Письмах из далека».

Конечно, определенные основания для такого заявления у Ленцнера были. Действительно, и Ленин, и Троцкий считали, что Временное правительство не способно решить ни один из ключевых вопросов текущего момента: дать стране мир, трудящимся – хлеб, крестьянам – землю, народам и нациям окраин – право на самоопределение. Поэтому оба считали необходимым отказаться от поддержки Временного правительства.

И Ленин, и Троцкий добивались того, чтобы Совет рабочих и солдатских депутатов, будучи органом народовластия, взял в свои руки всю полноту государственной власти или, точнее, вернул то, что он добровольно, под влиянием меньшевиков и эсеров, отдал буржуазии.

И Ленин, и Троцкий видели в крестьянстве надежного союзника пролетариата. Оба предлагали в качестве ключевого требования конфискацию помещичьих земель и их передачу крестьянству. «Если они землю возьмут, – говорил Ленин о крестьянах, – будьте уверены, что они вам ее не отдадут, нас не спросят»[8]. Троцкий был того же мнения: «Если революция передаст русским крестьянам землю, принадлежащую царю и помещикам, то крестьяне будут всеми силами защищать свою собственность против монархической контрреволюции»[9]. Но, видя в крестьянстве союзника революционного пролетариата, он по-прежнему крайне скептически относился к перспективам такого союза, был склонен рассматривать его как сугубо временную меру, рожденную ожиданием социалистических революций в промышленно развитых странах. Поэтому он считал,

Троцкий Л. Д. История русской революции – М.: ТЕРРА; Республика, 1997. С. 14

что пролетариат не должен делать никаких уступок крестьянству. «Было бы преступлением, – писал он, – разрешить эту задачу (привлечения на сторону пролетариата крестьянских масс. – Н.В.) путем приспособления нашей политики к национально-патриотической ограниченности деревни...»[10]

Наконец, и Ленин, и Троцкий исходили из того, что революция в России даст толчок революции в Европе, поэтому они призывали крепить союз с пролетариатом других стран. «Если не решит революцию русский крестьянин, – писал Ленин, – ее решит немецкий рабочий»[11]. Еще более жестко детерминированной эту связь трактовал Троцкий, фактически ставя успех русской революции в прямую зависимость от ее поддержки пролетариатом других государств. «...Русский рабочий совершил бы самоубийство, оплачивая свою связь с крестьянином ценою разрыва своей связи с европейским пролетариатом»[12].

Бросается, однако, в глаза при сравнении этих подходов, что пути и методы реализации стоящих перед страной задач, сроки и очередность их воплощения в жизнь, наконец, те конкретные социальные и политические силы, которые были способны осуществить задуманное, Ленин и Троцкий представляли себе по-разному.

Ленин исходил из своеобразия текущего момента, заключавшегося в перерастании буржуазно-демократической революции в социалистическую, переходе от первого этапа революции ко второму, и потому его подход отличался реализмом, стремлением обеспечить максимум осуществимого в данных условиях при данной расстановке классовых сил. «Своеобразие текущего момента в России состоит в переходе от первого этапа революции, давшего власть буржуазии в силу недостаточной сознательности и организованности пролетариата, – писал Ленин, – ко второму ее этапу, который должен дать власть в руки пролетариата и беднейших слоев крестьянства»[13].

Троцкий же руководствовался схемой непрерывности, без-этапности революции. Он сравнивал Февральскую революцию с французской конца XVIII века. Во Франции главной движущей силой оказалась, по его мнению, мелкая буржуазия города, державшая под влиянием крестьянские массы. В России городская мелкая буржуазия играла незначительную роль, так как ее экономические позиции в обществе были крайне слабы. Русский капитализм, считал Троцкий, с самого начала приобрел высокую степень концентрации и централизации, и особенно это верно в отношении военной промышленности, принадлежавшей государству. Русский пролетариат противостоял русской буржуазии как класс классу еще на пороге первой русской революции

Троцкий Л. Д. История русской революции – М.: ТЕРРА; Республика, 1997. С. 15

в 1905 году. Отсюда им делался вывод, что начавшаяся в России революция по своему характеру должна быть сразу же революцией пролетарской, без всяких переходных форм и промежуточных ступеней.

Эту точку зрения Троцкий отстаивал фактически до конца жизни. Даже в «Истории русской революции», которая писалась им при значительной коррекции своих взглядов с учетом ленинских трудов, он, удивляясь, почему Петроградский Совет в лице Чхеидзе, Церетели и прочих соглашателей добровольно передал власть Временному правительству, характеризовал этот факт как парадокс Февраля. Парадокс действительно имел место. Но не в том смысле, в каком его понимал Троцкий: мол, не отдай Совет власть буржуазии, и была бы не буржуазная, а пролетарская революция. Эта добровольная сдача позиций Советом говорила о парадоксе другого толка – о глубокой пропасти между доктриной меньшевизма, смысл которой сводился к догматическому, одноцветному толкованию революционного процесса (раз революция буржуазная, значит, и руководить ею должна буржуазия), и реальностью, свидетельствовавшей о консерватизме российской буржуазии и выходе пролетариата на роль гегемона уже на буржуазно-демократическом этапе революции.

Правда, в упомянутой выше статье, ставшей предметом его полемики с Радеком, он писал: «Перманентная революция отнюдь не означала для меня в политической деятельности перепрыгивания через демократический этап революции, как и через более частные ее ступени... Задачи очередных этапов революции я формулировал однородно с Лениным...»[14] Но буквально через два года в книге «Перманентная революция» утверждал иное: «Между керенщиной и большевистской властью, между Гоминьданом и диктатурой пролетариата нет и не может быть ничего промежуточного, то есть никакой демократической диктатуры рабочих и крестьян»[15].

Годом раньше, в одном из первых программных документов «интернационалистской левой» оппозиции, «Борьба большевиков-ленинцев (оппозиции) в СССР. Против капитулянтства», Троцкий настаивал на том же: «Между режимом Керенского и Чан-Кайши, с одной стороны, и диктатурой пролетариата – с другой, нет и не может быть никакого среднего, промежуточного революционного режима, а кто выдвигает его голую формулу, тот постыдно обманывает рабочих Востока, подготовляя новые катастрофы»[16].

Осмысление истории Октября в контексте теории «перманентной революции» не позволило увидеть Троцкому то, что было ясно Ленину при оценке перспектив революции. Ленин считал ее социалистической, но постоянно выступал против

Троцкий Л. Д. История русской революции – М.: ТЕРРА; Республика, 1997. С. 16

немедленного введения социализма. Для этого в России не было ни объективных, ни субъективных предпосылок. В одной из своих последних статей («О нашей революции») он прямо поставил задачу создания этих предпосылок в условиях, когда пролетариат в союзе с крестьянством находится у власти. Для Троцкого же нахождение пролетариата у власти должно быть использовано прежде всего для «подталкивания» мировой революции. Если это не удастся сделать, считал Троцкий, значит, Россия начала слишком рано и гибель революции неизбежна.

Разве это похоже на чеканную ленинскую формулу из статьи «Грозящая катастрофа и как с ней бороться»: ...»либо погибнуть, либо догнать передовые страны и перегнать их также и экономически... Погибнуть или на всех парах устремиться вперед. Так поставлен вопрос историей»[17]. Фактически уже в этих словах заключена идея модернизации нового типа, которую предстояло осуществить в России после провала политики Витте и Столыпина и повести страну по традиционному для Европы пути индустриального развития.

Об особой позиции Троцкого после Февраля можно судить и по упорному нежеланию его вступить в большевистскую партию. На Петроградской конференции межрайонцев – социал-демократов, пытавшихся примирить большевиков и меньшевиков (май 1917 г.), в присутствии Ленина он заявил: «Большевики разболыпевичились – и я называться большевиком не могу... Признания большевизма требовать от нас нельзя»[18].

Но переход масс под знамена большевизма изменил и тактику Троцкого. На I Всероссийском съезде Советов Троцкий по ряду вопросов блокировался с большевиками, в частности в решительном осуждении готовившегося наступления русской армии на фронте. Им даже был написан текст заявления большевиков по этому вопросу, оглашенный на съезде. В Исполкоме Петросовета он поддержал предложение большевиков о проведении 10 июня демонстрации под лозунгом: «Долой десять министров-капиталистов!», «Вся власть Советам!» Его не остановило и то, что в знак протеста против таких действий Троцкого часть межрайонцев покинула заседание Исполкома[19]. Троцкий подготовил текст заявления фракции большевиков, зачитанный на заседании съезда Советов 12 июня, в котором разоблачались попытки меньшевиков и эсеров обвинить большевистский ЦК в «авантюризме» за призыв к демонстрации.

Особую активность Троцкий развил в июльские дни. Вслед за Лениным, Зиновьевым, Каменевым, Свердловым и другими лидерами РСДРП(б) он стремился предостеречь рабочие и солдатские массы от опрометчивых шагов, в частности от проведения антивоенной демонстрации 4 июля, которая могла вылиться в уличную борьбу за низвержение Временного правительства

Троцкий Л. Д. История русской революции – М.: ТЕРРА; Республика, 1997. С. 17

и повлечь за собой огромные жертвы 5 июля, по свидетельству Троцкого, между ним и Лениным состоялась встреча, на которой обсуждались планы действий на случай ухода в подполье. Такая встреча не зафиксирована в четвертом томе Биографической хроники В.И.Ленина. Но в нем есть сообщение о том, что вечером 4 июля в Таврическом дворце Ленин участвовал в объединенном заседании Центрального и Петербургского комитетов РСДРП(б), Военной организации при ЦК партии и Межрайонного комитета РСДРП, членом которого являлся Троцкий[20]. Не исключено, что встреча, о которой говорит Троцкий, могла иметь место днем раньше.

С конца июня в повестку дня вновь выдвинулся вопрос об объединении межрайонцев с большевиками. В № 5 органа меж-районцев «Вперед» (28 июня/II июля) появилась статья Троцкого «От слов – к делу (К вопросу об объединении интернационалистов)». В ней он подверг критике точку зрения, согласно которой объединению с РСДРЩб) следует предпочесть союз с меньшевиками-интернационалистами. Троцкий писал, что такая постановка вопроса в корне неправильна: «Вся наша работа в Петрограде ведется в форме «сепаратного» сотрудничества с большевиками. Задача состоит теперь в том, чтобы устранить организационные перегородки, тормозящие и дезорганизующие эту общую политическую работу»[21].

2(15) июля в «Правде» появилась заметка Троцкого «Нужно немедленно объединиться на деле. Ответ на запрос». В ней была сформулирована объединительная платформа из пяти пунктов. «Никаких принципиальных или тактических разногласий между «объединенной» и большевистской организацией, по моему мнению, не существует в настоящее время», – сообщалось в заметке. Отсюда следовал категорический вывод: «Объединение всей работы в Петрограде должно, на мой взгляд, осуществиться немедленно, не дожидаясь партийного съезда, который нам должен дать полное организационное слияние»[22].

Заметка была специально приурочена к открывшейся 2 июля второй петроградской конференции межрайонной организации. На ней присутствовало 70 делегатов. И, естественно, главным вопросом повестки дня был вопрос об объединении с большевиками. Подавляющим большинством он был решен положительно. Конференция выделила двух представителей «межрайонки» в оргбюро по проведению VI съезда РСДРП(б)[23].

Однако принять участие в работе съезда ему не удалось. 23 июля ночью на квартире М. Лурье (Ю. Ларина) Троцкий вместе с А. Луначарским был арестован. Поводом для ареста послужило письмо Троцкого Временному правительству от 10 июля,

Троцкий Л. Д. История русской революции – М.: ТЕРРА; Республика, 1997. С. 18

которое опубликовала «Новая жизнь» (13 июля, № 73). Оно явилось его ответом на вымыслы Временного правительства, а также буржуазной и близкой к ней прессы о разрыве Троцкого с Лениным, клеветнически обвиненным в шпионаже в пользу Германии. «Сообщение газет о том, будто я «отрекся» от своей причастности к большевикам, представляет такое же измышление, как и сообщение о том, будто я просил власти защитить меня от «самосуда толпы», как и сотни других утверждений той же печати». Далее Троцкий сообщал, что его неучастие в «Правде» и невхождение в большевистскую партию объяснялись не политическими расхождениями, а условиями «партийного прошлого, потерявшими ныне всякое значение». После чего следовал вывод: «...у вас не может быть никаких логических оснований в пользу изъятия меня из-под действия декрета, силою которого подлежат аресту тт. Ленин, Зиновьев и Каменев. Что же касается политической стороны дела, то у вас не может быть оснований сомневаться в том, что я являюсь столь же непримиримым противником общей политики Временного правительства, как и названные товарищи. Изъятие в мою пользу только ярче подчеркивает, таким образом, контрреволюционный произвол в отношении Ленина, Зиновьева и Каменева»[24].

Менялась и позиция Ленина в отношении Троцкого. В «Моей жизни» Троцкий вспоминал: «Отношение Ленина ко мне в течение 1917 г. проходило через несколько стадий. Ленин встретил меня (в мае. H.B.J сдержанно и выжидательно. Июльские дни нас сразу сблизили»[25].

Свидетельство Троцкого подтверждается оценкой, данной ему Лениным в тезисах для доклада на конференции 8 октября петербургской организации. В примечании к тезису «О списке кандидатов в Учредительное собрание» читаем: «Само собою понятно, что из числа межрайонцев... никто не оспорил бы такой, например, кандидатуры, как Троцкого, ибо, во-первых, Троцкий сразу по приезде занял позицию интернационалиста; во-вторых, боролся среди межрайонцев за слияние; в-третьих, в тяжелые июльские дни оказался на высоте задачи и преданным сторонником партии революционного пролетариата. Ясно, что нельзя этого сказать про множество внесенных в список вчерашних членов партии»[26].

Общественное мнение также все больше воспринимало Троцкого как соратника Ленина. В столице стойко держался слух о возможном приходе к власти триумвирата в лице Ленина, Троцкого и Луначарского. Насколько убедительной казалась такая версия, можно судить хотя бы по тому вниманию, с каким к ней отнесся Суханов, сам едва не поверивший в нее[27].

Троцкий Л. Д. История русской революции – М.: ТЕРРА; Республика, 1997. С. 19

Находясь в тюрьме, Троцкий продолжал активную публицистическую деятельность. Одна за другой появлялись его статьи и заметки. В тюрьме Троцким были написаны две брошюры «Что же дальше? (Итоги и перспективы)» и «Когда же конец проклятой бойне?», вышедшие в издательстве большевиков «Прибой».

Брошюры имели успех. Особенно первая. В ней Троцкий подвел итог событиям первой половины 17-го года, проанализировал расстановку классовых сил после ликвидации двоевластия, попытался наметить перспективу на ближайшие месяцы, недели, даже дни.

«После события 3 – 5 июля эсеры и меньшевики в Петербурге еще более ослабели, большевики еще более усилились, – писал Троцкий. – То же самое – в Москве. Это ярче всего обнаруживает, что в своей политике большевизм дает выражение действительным потребностям развивающейся революции, тогда как эсеро-меныпевистское «большинство» только закрепляет вчерашнюю беспомощность и отсталость масс. И сегодня уже этого одного закрепления недостаточно: на помощь ему идет самая разнузданная репрессия. Эти люди борются против внутренней логики революции, и именно поэтому они оказываются в одном лагере с ее классовыми врагами. Именно поэтому мы обязаны подрывать доверие к ним – во имя доверия к завтрашнему дню революции».

После освобождения из тюрьмы Троцкий, избранный заочно на VI съезде РСДРЩб) членом большевистского ЦК, активно включился в работу по подготовке Октябрьского переворота. Как председатель Петроградского Совета (этот пост он занял за месяц до вооруженного восстания), он оказался в центре решающих событий революции. Ленин высоко оценивал роль Троцкого в октябрьские дни, ставил его в пример как «лучшего большевика». Однако совместная дружная работа по становлению Советской власти продолжалась только до первого же крупного послеоктябрьского внутрипартийного кризиса в связи с брестскими переговорами.

В основе оппозиционной платформы Троцкого и его сторонников лежало вытекавшее из теории «перманентной революции» особое отношение к Октябрю, представление о курсе большевиков на построение социализма силами трудящихся Советской России как следствие их узконационального толкования марксизма, как проявление своего рода российского мессианизма.

Все силы молодого Советского государства Троцкий предлагал бросить на подготовку мировой революции. «Если восставшие народы Европы не раздавят империализм, мы будем раздавлены, – это несомненно», – говорил он на II съезде Советов сразу же после победы восстания. «Сколько бы мы ни мудрили, какую бы тактику ни избирали, спасти нас в полном смысле слова может только европейская революция», – повторял он ту же мысль в 1918 г. «Если капиталистический мир

Троцкий Л. Д. История русской революции – М.: ТЕРРА; Республика, 1997. С. 20

просуществует еще несколько десятилетий, то этим будет подписан смертный приговор социалистической России» (1922). Перечень подобных высказываний Троцкого можно продолжить, многие из них он воспроизводит в настоящей книге.

Когда суть этих установок была вскрыта в ходе внутрипартийных дискуссий, сторонники оппозиции стали заявлять, что они не против строительства социализма, его строить можно, а построить нельзя, пока не произойдет мировая революция. Сам Троцкий редко использовал подобную формулу (автором ее является Зиновьев, объявивший курс партии на построение социалистического общества строительством социализма «в одном уезде»).

Подобные умозрительные рассуждения, подкрепляемые лишь цитатами из соответствующих текстов (Маркса, Энгельса, Ленина и т. д.), не встречали сочувствия у людей груда, вступали в противоречие с реальной практикой их деятельности и преобразований в стране. Они расходились и с мыслями Ленина. В своих последних работах он выразил твердую уверенность в том, что в России есть все необходимое для построения социализма («О кооперации»).

Сейчас, когда социализм в нашей стране разрушается, возникает вопрос: а не был ли прав Троцкий, так последовательно боровшийся против идеи «социализма в одной стране»? То. что он предсказывал: и засилье бюрократии, и перерождение верхушки партии, и ликвидация Советской власти, и рост крупного капитала в уродливых формах, и поглощение страны западными монополиями, и социальная апатия масс, и многое другое, казалось бы, налицо. Но ведь Троцкий полагал, что все это (как и поражение СССР в новой мировой войне) случится уже в 30-е, в крайнем случае в 40-е годы. Однако картина гибели революции стала реальностью лишь через полвека. Да и распад советской модели обусловлен прежде всего внутренними факторами, а не тем, что не свершилась мировая революция. К тому же следует подчеркнуть, что с социализмом в России еще не покончено. Поэтому такого рода прогнозы действующего поли- • тика сродни предсказаниям Нострадамуса. Но все же Троцкий многое подметил верно, и тревога одного из руководителей революции за ее будущее имела серьезные основания. К сожалению, она не насторожила партию. И это стало одной из причин трагедии России.

Революционный потенциал Октября таков, что его хватило для того, чтобы коренным образом изменить лицо всего мира. Десятки революций, освободительных движений считают себя прямым продолжением дела, начатого в России в 1917 году. Да и сам народ России не отказался от свершенного в ней под влиянием Октябрьской революции. Униженный новоявленными хозяевами, он уверен в грядущем возрождении. И это возрождение в современных условиях возможно лишь на пути, проложенном героями Октября. Эпоха Великой революции не закончилась с поражением раннего социализма.

Троцкий Л. Д. История русской революции – М.: ТЕРРА; Республика, 1997. С. 21

Социалистическое переустройство мира неизбежно. И тогда человечество вновь с благодарностью обратится к памяти первопроходцев общества реального гуманизма.

Ленин заключил одно из своих послеоктябрьских выступлений крылатой фразой: «Из России нэповской будет Россия социалистическая!» Нет сомнения в том, что современная Россия выйдет из гибельной для нее катастрофы и, используя весь свой положительный опыт, корректируя и обогащая его, создаст (пусть и в одной стране!) общество социальной справедливости, подлинной свободы, равенства и братства. Именно о таком обществе мечтало поколение, совершившее Октябрьскую революцию. Именно к построению такого общества зовет и предлагаемая читателю книга Троцкого, которая навсегда останется одним из ярких литературных памятников XX века.

Н. Васецкий

* * *

Книга печатается по тексту издания: Троцкий Л.Д. История русской революции. Берлин: Изд-во «Гранит», 1931 1933. Даты, цифровой материал и цитаты даются по тексту берлинского издания. Исправлены опечатки, наиболее известные имена и фамилии приводятся в современной транскрипции. В необходимых случаях исправлены устаревшая орфография и пунктуация, унифицировано написание названий.

Оглавление | Следующий