Предыдущий | Оглавление | Следующий

Глава IV. О ПРАВЕ УБИЙСТВА ВРАГОВ В ТОРЖЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ И О ДРУГОМ НАСИЛИИ НАД ЛИЧНОСТЬЮ

I. Общее изложение последствий торжественной войны.

II. Слово «дозволено» употребляется в разных смыслах: в смысле безнаказанности, хотя и не без вины, а также в смысле свободы от вины, хотя действие совершается и не ради какой-либо добродетели; приводятся примеры.

III. Последствия торжественной войны, рассматриваемой в ее всеобщности, относятся к тому, что дозволено совершать безнаказанно.

IV. Почему введены такого рода последствия.

V. Свидетельства таких последствий.

VI. Из этого права возникает возможность убивать и оскорблять всех, кто окажется на территории неприятеля.

VII. Что если иностранцы приезжают в страну до начала войны?

VIII. Подданные неприятеля всюду терпят обиды, если закон чужой страны не препятствует этому.

IX. Это право обижать распространяется даже на детей и женщин.

X. Даже на пленных и в любое время.

XI. Даже на тех, кто готов сдаться, но если их сдачу не принимают.

XII. Даже на сдавшихся безусловно.

XIII. Неправильно распространять это право на иные случаи, как на случаи возмездия или упорного сопротивления.

XIV. Распространение его и на заложников.

XV. Правом народов воспрещено умерщвлять кого-либо при помощи яда.

XVI. Нельзя отравлять ни оружие, ни воду.

XVII. Не запрещено портить воду каким-нибудь иным способом.

XVIII. Исследование вопроса о том, противно ли праву народов прибегать к содействию наемных убийц.

XIX. Противно ли изнасилование праву народов?

Общее изложение последствий торжественной войны

I. В комментарии на стих Виргилия:

Тут дозволено драться свирепо и грабить достатки,

Сервий Гонорат, проследив развитие права фециалов от Анка Марция и позднее от эквов, говорит так: «Если когда-нибудь у римского народа каким-нибудь племенем были похищены люди или окот, то во главе фециалов, то есть жрецов, первенствующих при заключении договоров, выступал старший фециал; он, став у самой границы, провозглашал громким голосом причину объявления войны и бросал копье в сторону тех, кто отказывался возвратить захваченное имущество или выдать виновников правонарушения. Это было началом сражения, и тогда дозволялось по обычаю войны грабить неприятельское имущество».

Глава IV 617

Предварительно Сервием было сказано: «Древние называли похищение вещей «обидой», хотя бы оно и не составляло никакого преступления; подобным же образом они называли возвращение вещей «удовлетворением».

Из процитированных мест мы узнаем о некоторых последствиях, свойственных войне, объявленной между двумя народами и их главами [1], последствиях, не вытекающих непосредственно из самой адрироды войны; что наилучшим образом согласуется с приведенными только что мнениями римских юристов.

Слово «дозволено» употребляется в разных смыслах, в смысле безнаказанности, хотя и не без вины, а также в смысле свободы от вины, хотя действие совершается и не ради какой-либо добродетели; приводятся примеры

II. 1. Но посмотрим, к чему относится сказанное у Виргилия «дозволено». Иногда ведь под словом «дозволено» разумеется то, что справедливо и во всех отношениях благочестиво, хотя, между прочим, что-нибудь иное может заслуживать большего одобрения. На это указывает, например, изречение апостола Павла (посл. I к коринфянам, VI, 17): «Все (то есть из того, о чем начал речь и намеревался продолжить) дозволено мне, но не все годится делать».

Так, дозволено вступать в брак, но еще похвальнее безбрачное девство ради благочестивой цели [2], как рассуждает Августин в послании к Полленцию (кн. I, гл. 18), основываясь на словах того же апостола. Дозволено также повторно вступать в брак, но похвальнее довольствоваться одним брачным союзом, как правильно изъясняет этот вопрос Климент Александрийский [3]. Супругу-христианину дозволено оставить супругу-язычницу, как полагает Августин [4] (здесь не место обсуждать, в каких обстоятельствах это верно), но он может и не расходиться с ней («К Полленцию», кн. I, гл. 15). В связи с этим Августин добавляет: «То и другое равным образом дозволено по справедливости перед господом, и оттого ничего из этого не воспрещает господь, но и то и другое годится не в одинаковой мере». Ульпиан о продавце, которому дозволено вылить вино по истечении предусмотренного заранее срока, говорит: «Если, одна-коже, он не выльет его, несмотря на то, что он может так поступить, то это заслуживает большего одобрения» (L. I, § licet. D. de perlc. et com. rel vend.).

2. Но в других случаях что-либо считается дозволенным не потому, что можно поступать так, не нарушая правил чести и нравственного долга, но потому, что среди людей подобный образ действий не влечет наказания [5]. Так, у многих народов не воспрещено общение с блудницами; у лакедемонян и египтян не воспрещалось даже воровать. У Квинтилиана встречается такое место (кн. III, гл. 8): «Некоторые вещи не похвальны по природе, но допускаются правом, как, например, в Законе XII таблиц было дозволено разделить тело должника между кредиторами».

Тут, однако, слово «дозволено» применяется в несобственном смысле, как верно замечает Цицерон в «Туокуланских беседах» (кн. V), говоря о Цинне: «Мне же он, напротив, кажется несчастным не только потому, что совершил это, но также и потому, что поступил так, как это дозволено. Хотя никому не дозволено грешить, тем не менее мы совершаем ошибку речи, называя дозволенным то, что лишь никому не воспрещается».

Подобное значение слова «дозволено» все же видно из обращения того же Цицерона к судьям в речи «В защиту Рабирия Постумак «Вы должны соблюдать то, что приличествует,

618             Книга третья

а не то, что дозволено; ибо ведь если вы руководствуетесь тем, что дозволено, то вы имеете возможность удалить из государства кого угодно». Принято также говорить, что царям все дозволено, яотому что они «изъяты из человеческих наказаний», как мы указали в другом месте. Но Клавдиан правильно говорит, наставляя царя или императора:

Вовсе не то, что возможно, но то, что достойно

Делать тебе надлежит.

И Музоний порицает «царей, которые имеют привычку говорить: «Это мне дозволено», а не: «Это достойно моего сана» («Речи», кн. кн. III и V).

3. В этом смысле мы часто бываем свидетелями противоположения того, что лишь «дозволено», и того, как «должно поступать». Такое противоположение неоднократно встречается в «Спорных вопросах» у Сенеки-отца [6]. Аммиам Марцеллин заявляет (кн. XXX): «Некоторые вещи не следует делать, хотя даже они и не воспрещены». Плиний в «Письмах» (кн. V) пишет: «Должно избегать бесчестных поступков не потому, что они как бы недозволены, но потому, что они как бы постыдны». И опять-таки Цицерон в речи «В защиту Бальба» говорит: «Бывает нечто такое, чего не следует делать, хотя оно и дозволено». Он же в речи «В защиту Милона» утверждает, что правда вытекает из природы, дозволение — из закона. И в речи Квинтилиана-отца сказано, что одно дело — соблюдение писаного права, иное — справедливости («Речи», CCLI).

Последствия торжественной войны, рассматриваемой в ее всеобщности, относятся к тому, что дозволено совершать безнаказанно

III. С этих позиций дозволяется причинять вред врагам государства «ак лично, так и их имуществу, то есть не только дозволено причинять вред для того, кто ведет войну по справедливой причине и кто наносит ущерб в тех пределах, которые, как мы сказали в начале настоящей книги, определены природой, но дозволено его причинять для обеих сторон и неограниченно. Так что на этом основании нельзя наказывать захваченного случайно на чужой территории как убийцу или вора; нельзя и третьему лицу начинать против него войну за это. В таком смысле сказано у Саллюстия: «... кому все дозволено в час победы по закону войны».

Почему введены такого рода последствия

IV. Причина, в силу которой так стало угодно народам, заключалась в том, что вмешиваться в опор между двумя народами по вопросу о законности войны было бы небезопасно прочим народам, каковые тем самым вовлекались бы в чужую войну: граждане Массилии в связи со столкновением между Цезарем и Помпеем говорили, что не их суждением и не с их силами можно разрешить вопрос, которая из сторон имеет более справедливое основание для начала войны; сверх того, даже в войне справедливой почти невозможно распознать по внешним признакам, что составляет справедливые границы самозащиты, возвращения своего имущества или же наложения наказания. Поэтому и оказалось предпочтительнее предоставить это усмотрению воюющих сторон, чем взывать к посредничеству третьих лиц. Ахеяне в речи, обращенной к сенату, приведенной у Ливия (кн. XXXIX), восклицали: «Каким же способом можно рассудить то, что произошло в силу права войны?».

Кроме такого следствия дозволенности, то есть безнаказанности, есть еще и другое, касающееся собственности, о чем мы побеседуем в дальнейшем.

Глава IV 619

 

Свидетельства таких последствий

V. 1. Свобода причинять вред, о которой мы начали толковать, в первую очередь распространяется на лиц, чему имеется много примеров у достойных доверия авторов. В одной трагедии Еврипида [7] приведена греческая пословица:

Чиста рука убийцы неприятеля.

По древнему обычаю воспрещалось мыться, пить, тем более совершать священные обряды вместе с совершившим убийство не на войне; с совершившими же убийство на войне делать все это было дозволено. И в разных местах убийство называется «правом войны». Так, Марцелл у Ливия (кн. XXVI) говорит: «Что бы ни совершил я на войне, меня защитит право войны». У него же Алькон обращается к сагунтянам со следующими словами: «Но я полагаю, что лучше терпеть это, чем допустить умерщвлять ваши тела; захватить и волочить на ваших глазах жен и детей в качестве жертв права войны» (кн. XXI). А в другом месте, сообщив об убийстве жителей Астапы, Ливии (кн. XXVIII) добавляет, что это было совершено по праву войны. Цицерон в речи «В защиту Дейотара» говорит: «Почему же он был вашим врагом, если он помнил, что хотя он и мог бы быть убит по праву войны, но был вами возведен на царство вместе со своими сыновьями?». И в речи «В защиту М. Марцелла» сказано: «Хотя мы все по праву победы могли бы быть вами перебиты, тем не менее по решению вашего милосердия мы остались в живых». Цезарь заявляет эдуям, «что им сохранили жизнь по его милости, хотя он и мог по праву войны предать их избиению» (коммент., кн. VII). Иосиф Флавий в «Иудейской войне» пишет: «Прекрасно пасть на войне, но именно согласно праву войны, когда победитель отнимает жизнь». Папиний говорит:

Мы не жалеем убитых- то право войны [8] и превратность Счастья оружия.

2. Под правом войны, о котором говорят цитируемые авторы, следует понимать, как выясняется из других отрывков, право, не освобождающее от всякой вины, но создающее безнаказанность, о каковой сказано выше. Тацит пишет: «В мирное время ценятся дела и заслуги каждого, там же, где разгорается война, невинные и виновные погибают бок о бок» («Летопись», кн. I). Он же в другом месте замечает: «Им ни человеческое право не дозволяло оправдать такое избиение, ни право войны — покарать» («История», кн. III). Не иначе следует понимать право войны, когда Тит Ливии сообщает о том, как ахеяне воздержались от убийства Энея и Антенера, так как последние всегда были сторонниками мира. Сенека в трагедии «Троянки» говорит:

Что хочет, может делать — победитель он

И тот же автор в «Письмах» (XCVI) указывает: «Дела, за тайное совершение которых платят головой, мы превозносим, коль скоро они совершены в военных доспехах» [9]. Киприан пишет («Письма», II): «Когда убийство допускают отдельные лица, то это — преступление. Добродетелью зовется то же, когда совершается публичной властью. Преступление становится безнаказанным не в силу невиновности совершившего, но по причине особливой жестокости». И далее: «Законы заодно с преступлением, и стало дозволенным разрешенное государственной властью». Сходным образом Лактанций говорит, что рим-

620             Книга третья

ляне сообщали законность правонарушениям («Божественные наставления», кн. IV, гл. 9). В том же духе высказывается Лу-кан: «И преступлению сообщена правомерность» («Фарсалия», I).

Из этого права возникает возможность убивать и оскорблять всех, кто окажется ча территории неприятеля

VI. Кроме того, такое право делать дозволенное открывает широкие возможности, так как распространяется не только на тех, кто на самом деле вооружен и участвует в военных действиях или кто состоит подданным воюющих, но и на всех, находящихся на неприятельской территории. Это ясно из формулы, приводимой у Тита Ливия: «Да будет он врагом, равно как и все те, кто находится в подвластных ему пределах» (Ливии, кн. XXXVII и многие другие места). Причиной является то, что и с их стороны тоже можно опасаться причинения вреда; этого достаточно во время непрерывной и всеобщей войны для того, чтобы действовало право, о котором мы толкуем.

Положение здесь иное, чем при применении репрессалий, которые, как мы сказали, введены по примеру повинностей, налагаемых в целях побуждения к уплате государственных долгов. Оттого не следует удивляться тому, что, как замечает Бальд, в войне гораздо более свободы действия, нежели при осуществлении репрессалий (Ad. 1. V D. de iustitia).

Оказанное, без сомнения, распространяется также на иностранцев, которые, зная о начавшейся войне, вступают на территорию неприятеля.

Что если иностранцы приезжают в страну до начала войны?

VII. Но те, кто до начала войны оказался там, по праву народов, по-видимому, должны считаться врагами по истечении некоторого краткого срока [10], в течение которого они могли удалиться. Так, коркиряне, намереваясь осадить войска Эпи-дама, сначала предоставили чужеземцам возможность выхода, объявив им, что иначе они будут считаться врагами (Фукидид, кн I)

Подданные неприятеля всюду терпят обиды, если закон чужой страны не препятствует этому

VIII. 1. Действительным же подданным неприятеля, то есть лицам, являющимся таковыми в силу постоянной зависимости, по праву народов дозволяется вредить повсеместно. Ибо когда война объявляется, она объявляется вместе с тем отдельным представителям всего народа, так мы показали выше, приведя формулы объявления войны. Это видно также из предложения для голосования: «Не соизволят ли, не прикажут ли объявить войну царю Филиппу и македонянам, состоящим под его властью?» (Ливии, кн. XXXI). На неприятеля возможно нападать всюду, согласно праву народов. Еврипид пишет:

Повсюду на врага возможно нападать

Юрист Марциан говорит: «Перебежчиков дозволено убивать как врагов, где бы их ни нашли» (L. HI, in fine. D ad 1 Corn, de sicariis).

2. Таким образом, их можно убивать безнаказанно на их собственной земле, на территории какого-либо врага, на ничьей земле и на море. На нейтральной же территории не дозволено ни убивать их, ни нападать на них: это право, однако-же, проистекает не из их личного состояния, но из права того, кому там принадлежит верховная власть [11]. Ибо государства могут постановить, чтобы против тех, кто находится на чужой территории, не предпринимать никакого насилия иначе, как в

Глава IV 621

судебном порядке. По этому поводу мы уже приводили из Еврипида стихи:

Коль заподозрил ты гостей моих, —

                                                                                                                Добейся прав своих, но не насилием!

Там, где имеют силу суды, принимаются во внимание личные заслуги и прекращается право вредить без разбора, существующее, как мы сказали, между врагами. По рассказу Тита Ливия [12] (кн XXVIII), семь пунийских военных кораблей находились в порту, состоявшем под верховной властью Си-факса, который в то время был в мире и с карфагенянами, и с римлянами; туда же с тремя военными кораблями прибыл Сципион и мог быть уничтожен пунийцами, пока не вошел в порт; но гонимый сильным ветром он вошел туда до того, как пунийцы подняли якоря, тогда пунийцы не отважились ни на что в порту царя.

Это право обижать распространяется даже на детей и женщин

IX. 1. Но возвратимся к нашему вопросу. Как далеко может простираться возможность чинить обиды, видно из того, что даже избиения женщин и детей происходят безнаказанно и охватываются правом войны.

Я не стану напоминать здесь о том, как евреи перебили женщин и детей эбонитов (Второзаконие, II, 34) и как то же самое было приказано по отношению к хананеям и тем, кто был заодно с хананеями [13] (Второзаконие, XX, 16); это были дела бога, чье право над людьми превышает права людей над животными, что мы разъяснили в другом месте. Ближе к делу здесь, как явствует из общего обычая народов, то, о чем говорится в Псалмах (CXXXVI), а именно — что блажен будет тот. кто разобьет вавилонских младенцев о камень. С этим можно сравнить следующие стихи Гомера [14]

На земле распростерты

Малолетних тела, пока все война сотрясает

2. Некогда фракийцы после взятия Микалессо перебили женщин, а также детей, по рассказу Фукидида (кн. I). То же рассказывает Арриан о македонянах после взятия ими Фив. Римляне, захватив Илургаю [15], город в Испании, «предали избиению без разбора женщин и детей», по словам Аппиана. По сообщению Тацита, Цезарь Германик огнем и мечом опустошил селенья марсов (германского племени), причем «ни пол. ни возраст не снискали пощады» («Летопись», кн. I). Тит тоже повелел отдать иудейских детей и женщин на растерзание зверям на арене цирка. И тем не менее оба они считаются людьми наименее жестокого нрава, поскольку такого рода жестокость вошла в обычай. Не столь удивительно, если умерщвлялись и старики, как, например, Приам — Пирром («Энеида», II)

Даже на пленных и в любое время

X. 1. Даже пленные не изъяты от такой участи [16]. Пирр у Сенеки («Трояшки»), согласно общепринятому обычаю, говорит:

Неумолим и беспощаден к пленникам закон

В Виргилиевой «Морской птице» закон войны распространяется и на пленных женщин; там Сцилла заявляет:

Пленницу только убил по закону войны беспощадной

622             Книга третья

Что касается места из Сенеки, то тут идет речь об убийстве женщины, а именно — Поликсены. Обычаи побудили Горация сказать:

Если можешь продать пленника, не убивай

Он исходит из дозволенности убийства пленных.

Донат объясняет, что рабами называются те, кому сохранена жизнь, «тогда как их должно было умертвить по праву войны» (коммент. на комедию «Братья», акт II, сцена I); здесь слово «должно» употреблено в несобственном смысле, оно, по-видимому, поставлено вместо «дозволено». Так, пленники из Эпидамна были перебиты «оркирянами, по свидетельству Фукидида (кн. I). Пять тысяч пленных было убито Ганнибалом (Аппиан, «Война с Ганнибалом»). У Гирция в «Африканской войне» центурион Цезаря обращается к Сципиону со следующими словами: «Я приношу тебе благодарность за то, что мне, взятому в плен по праву войны, ты обещал жизнь и неприкосновенность» (Дион Кассий, кн. XVII).

2. Власть убивать таких рабов, то есть власть над военнопленными, не ограничена никаким сроком, поскольку это касается права народов, хотя по законам отдельных государств здесь вводятся — иногда более, иногда менее существенные — ограничения.

Даже на тех, кто готов сдаться, но если их сдачу не принимают

XI. Мало того, встречается даже немало примеров убийств ищущих убежища, в частности, Ахиллом у Гомера, в случае Магона и Турна у Виргилия. Мы видим, что факты эти там, где о них сообщается, находят оправдание в том, что мы назвали правом войны. И Августин, восхваляя готов, пощадивших молящих о защите и укрывшихся в храмах, говорит: «То, что могло быть совершено ими в силу права войны, они сочли недозволенным для себя» («О граде божием», кн. I, гл. II).

С другой стороны, и сдача тех, кто прибегал к ней, не всегда принималась. Такой случай имел место в сражении при Гранине в отношении греков, сражавшихся на стороне персов. У Тацита жители Успей молили о пощаде для свободных. «Это отвергли, — по его словам, — победители, предпочитая, чтобы те пали по праву войны» («Летопись», кн. XII). Обратите внимание на то, что здесь тоже встречается выражение «право войны».

Даже на сдавшихся безусловно

XII. Мало того, можно прочесть также об убийстве сдавшихся на милость победителя безо всяких условий [17]. Так, например, были перебиты римлянами знатные граждане Поме-ции, Суллой — самнитяне, Цезарем — нумидийцы и сам Верцин-геториг (Ливии, кн. II; Дион Кассий, кн. XLV). Словом, таков был почти неизменный обычай римлян по отношению к неприятельским вождям, пленным или сдавшимся, которых убивали в день триумфа [18], как об этом.сообщает Цицерон в пятой речи «Против Верреса», Ливии в книге XVIII и в иных местах, Тацит в книге XII «Летописи» и многие другие. У того же Тацита упоминается о том, что Гальба приказал избивать каждого десятого из числа прибегнувших к его защите и принятых им под свое покровительство («История», кн. I); и Цэцина, приняв сдачу Авентина, среди главарей племени покарал Юлия Альпина как зачинщика войны, прочих же предоставил милосердию или жестокости Вителлия.

Глава IV   623

 

Неправильно распространять это право на иные случаи, как наслу чаи возмездия или упорного сопротивления

XIII. 1. Историки иногда сводят причину избиения врагов, в частности пленных или просящих защиту, к применению начала возмездия или к расправе за упорное сопротивление [19]. Но такого рода причины, как мы установили в другом месте, скорее имеют побудительный, чем оправдательный характер. Ибо возмездие по справедливости и в собственном смысле может быть направлено против того лица, которое совершило преступление, как можно заключить из сказанного выше о применении наказания. Напротив, то, что в большинстве случаев называется возмездием на войне, представляет собой некоторый избыток зла в отношении тех, обвинение против которых не обнаруживает с их стороны никакой вины. Это так выражает Диодор Сицилийский: «Ведь изучившим предмет должно быть известно, что поскольку воюющие имеют разные надежды на успех, та из обеих сторон, которая не достигла успеха, должна ожидать участи, какую она сама готовила побежденным». У того же автора Филомел, вождь фокейцев, «наложением равных наказаний [20] принудил врагов воздержаться от дерзкого и безрассудного мучительства».

2. Не найдется фактически никого, кто признал бы заслуживающей смертной казни упорную приверженность к своей стороне; в этом смысле ответили неаполитанцы Вели-сарию у Пронопия («Готский поход», I). Подобное положение тем более справедливо, когда сторона предопределена самой природой или же избрана в силу достойной причины.

Мало того, по совершенно иным основаниям преступлением признается, если кто-нибудь покинет свой пост. В особенности же так считалось по древнему римскому военному праву, которое не допускало никакого извинения ссылкой На страх или опасность (Полибий, кн. кн. I и VI). «Покинуть свой пост у римлян считается тяжяим уголовным преступлением», — говорит Ливии (кн. XXIV).

Таким образом, каждый по соображениям собственной пользы прибегает здесь к крайней строгости по усмотрению в случае необходимости; оправдывается же такая строгость у людей тем самым правом народов, о котором мы рассуждаем.

Распространи ние его и на заложников

XIV. Правом причинения вреда пользуются также по отношению к заложникам — и по отношению не только к тем, кто обязался как бы в силу соглашения, но и к тем, кто передан другими. Фессалийцами некогда были умерщвлены двести пятьдесят заложников (Плутарх, «О добродетели женщин»), римлянами — до трехсот человек вольсков аурунциев (Дионисий, кн. XVI).

Необходимо, между прочим, отметить, что в заложники имели обыкновение давать мальчиков; как мы читаем, так поступали парфяне (Тацит, «Лэтопись», кн XII) и Симон, один из маккавеев (кн. I Маккавейская, XIII, 17). Представляли в качестве заложников и женщин, например, римляне во времена Порсены и германцы, о которых рассказывает Тацит («История», кн. IV).

Правой наро дав воспрещено умерщвлять кого-ли бо при помощи яда

XV. 1. Но подобно тому как право народов разрешает посредством выясненной нами формы дозволения многое из того, что воспрещено правом природы, так, с другой стороны, оно воспрещает некоторые действия из тех, что дозволены естественным правом. Если кого дозволено умертвить, то не представляет никакой разницы с точки зрения естественного

624             Книга третья

права, будет он умерщвлен мечом или ядом. Я говорю именно о естественном праве, ибо, конечно, великодушнее такой способ умерщвления, когда тому, кого убивают, оставляются достаточные средства для самозащиты. Но нет такой обязанности великодушия по отношению к тому, кто заслужил смерть. Как бы то ни было, по праву народов, хотя и не всех, но наиболее образованных, уже издавна признано, что не годится умерщвлять врага ядом. Подобный обычай возник из соблюдения всеобщей пользы, чтобы не усугублять слишком опасности во время войн, которые стали учащаться. И, вероятно, это исходит от царей, жизнь которых прежде других защищена против оружия, но менее, чем жизнь прочих, обеспечена от яда, если не охраняется как бы благоговейным соблюдением права и страхом бесчестия [21].

2. Тит Ливии, говоря о Персее, называет отравление ядом тайным злодеянием (кн. XLII). Клавдиан, сообщая о кознях против Пирра, отвергнутых Фабрицием, характеризует это как безбожное деяние («Война с Гильдом»), а Цицерон, касаясь того же факта, именует это зверством («Об обязанностях», кн. III). Важно в виде примера для всех, чтобы не было дозволено что-либо подобное, как сказано римскими консулами в послании к Пирру, которое Геллий цитирует из Кл. Квадригария (кн. III, гл. 8). У Валерия Максима есть изречение: «Войну должно вести оружием, а не ядом» (кн. V, гл. 5). И Тацит сообщает, что когда князь каттов предложил умертвить Арминия посредством отравления, то Тиберий это отверг, равняясь здесь славой с древними полководцами («Летопись», кн. III).

Оттого те, кто считает дозволенным умерщвлять врага с помощью яда [22], как, например, Бальд («Заключения», II, 188), следуя в этом Вегецию, сообразуются только с естественным правом, но упускают из виду то, что ведет свое происхождение от воли нагюлов.

Нельзя отрав лять ни оружие, ни воду

XVI. 1. От такого отравления в некоторой степени отлично и более приближается к открытому насилию отравление наконечников копий и стрел, чем усиливается их действие как средств истребления. Овидий указывает на использование этого у гетов [23], Лукав — у парфян, Силий — у некоторых африканских народов, Клавдиан — у эфиопов, в частности. Однако это противоречит праву народов [24], не всеобщему, но праву европейских народов и тех, которые примыкают к более высокому уровню европейской образованности. Указанное обстоятельство было правильно отмечено Иоанном Солсберийским (кн. VIII, гл. 20), которому принадлежат следующие слова: «Я не читал нигде, чтобы употребление яда, хотя им, как мне известно, пользуются неверные, разрешалось законом». И Силий сказал: «Опозорить железо ядом».

2. И отравление колодцев, что не может долго храниться в тайне, по словам Флора (II), также не только противоречит нравам предков, но и божественным заповедям; как нами в другом месте было указано, установление права народов обычно приписывается богам.

И не должно казаться странным, что существуют некоторые молчаливые соглашения об уменьшении опасностей между воюющими; так, некогда между халкидонянами и эритреянами во время войны было принято соглашение о том, «чтобы не прибегать к метательным орудиям» (Страбон, кн. X).

Глава IV   625

 

Не запрещено портить воду каким-нибудь иным способом

XVII. Впрочем, иначе следует решать вопрос относительно порчи воды без помощи яда, но так, чтобы вода не годилась для питья [25]. Это, как можно прочесть, Солон и амфик-тионы считали законным в отношении варваров (Павсаний, книга последняя; Фронтин, кн. III; Эсхин, «О неудачном посольстве»). Ошшан в книге четвертой «О рыбной ловле» упоминает об этом как обычном явлении в его время. Затем вошло в обыкновение даже отводить реку или преграждать питание колодцев [26], что дозволено природой и соглашением.

Исследование вопроса о том. противно ли праву народов прибегать к содействию наемных убийц

XVIII. 1. Часто спрашивается, дозволено ли по праву народов умерщвлять врага с помощью подосланного убийцы.

Всюду должно проводиться различие между такими убийцами, которые нарушают явно выраженные или молчаливо подразумеваемые обязательства, как, например, подданные по отношению к государю, вассалы — к сеньору, солдаты по отношению к тому, за кого они сражаются, получившие убежище, пришельцы или перебежчики — к своим покровителям, и такими, которые не связаны никакими узами верности. Так рассказывают, что Пншш, отец Карла Великого [27], умертвил своего врага в спальне с помощью одного члена своей свиты, переплывшего для этой цели реку Рейн; о сходном покушении этолийца Теодота на Птоломея, царя Египта, сообщает Поли-бий, который называет это «мужественным деянием дерзости». Таково же было покушение Кв. Муцин Сцеволы [28], столь прославленное историками, которое сам он оправдывал так: «Я как враг хотел убить врата». И Порсена о этом поступке не признал ничего иного, кроме доблести (Ливии, кн. II). Валерий Максии называет такое намерение благочестивым и мужественным (кн. III, гл. 3); восхваляет его и Цицерон в речи «В защиту П. Секстия».

2. Не подлежит сомнению, что врага дозволено убивать,где угодно, не только согласно естественному праву, но и поправу народов, как мы уже сказали выше. Не имеет при этомзначения то обстоятельство, сколько лиц участвует в этом деянии или кто является потерпевшим, шестьсот лакедемонянвместе с Леонидом, ворвавшись в неприятельский лагерь, напали на царскую палатку. То же самое разрешается сделатьеще меньшему числу [29] (Юстин, И). Несколько человек убилииз засады консула Марцелла, обманув его коварно (Тит Ливии,кн. XXVII); а Петилия Цериалиса едва не умертвили в постели(Тацит, «История», кн. V). Амвросий восхваляет Елеазара [30] за то, что он напал на гигантского слона, полагая, что нанем восседал царь персидский («Об обязанностях», кн. I,гл. 40).

Но и те, кто не совершил чего-либо подобного, но был вдохновителем чужих действий, по праву народов признаются свободными от ответственности. Виновниками покушения Сце-волы были безупречные до того времени в войнах древние римские сенаторы (Тит Ливии, кн. II).

3. Не должно также никого удивлять то, что схваченные такого рода убийцы обычно подвергаются утонченным мучениям; ибо это происходит не потому, что они нарушили право народов, но потому, что по праву же народов по отношению к неприятелю дозволено все, что угодно; а более или менее суровое возмездие каждый избирает в соответствии со своей выгодой.

626             Книга третья

И лазутчики, посылать которых, без сомнения, дозволено правом народов, — их посылал Моисей, в числе лазутчиков был и сам Иисус Навин, — пойманные на месте, обычно подвергаются наихудшей участи (L. III. § ult. ad 1. Corn, de Sicarils). По словам Аппиана («Пунические войны»), <существует обычай убивать лазутчиков». Это справедливо со стороны преследующих явно справедливые цели войны; но и от прочих исходит тот произвол, который разрешается правом войны. Если и встречаются такие, кто не намерен пользоваться услугами лазутчиков [31], то подобный образ действий нужно отнести к возвышенности духа и уверенности в силе открытых действий, но не к мнениям о справедливом и несправедливом.

4. Однако, о тех убийцах, поступки коих отличаются вероломством, следует полагать иначе. Не только они сами нарушают право народов, но его нарушают и те, кто пользуется их услугами. В иного рода делах считается, что те, кто прибегает к услугам злодеев против неприятеля, погрешают перед богом, но не перед людьми, то есть не против права народов, потому что в таком случае:

Нравы приводят законы в подчиненье себе;

и «обман», по словам Плиния, «согласно нравам времени именуется предусмотрительностью» («Письма», VIII, «К Руфину»). Однако такой обычай не простирается на право умерщвления; ибо признается, что тот, кто здесь пользуется чужим вероломством, нарушает не только естественное право, но и право народов. Это высказано в словах Александра к Дарию: «Вы предпринимаете неправедную войну; и, имея оружие, вы устанавливаете награду за головы ваших противников» (Курций, кн. IV). И далее: «Вы не соблюдаете даже права войны в отношении меня». В другом месте: «Его должно преследовать во что бы то ни стало не как честного противника, но как убийцу-отравителя» (кн. XIV). Сходное передается о Персее: «Он готовился не к справедливой войне, приличествующей царственной душе, но прибегал ко всяческим тайным злодействам разбойников и отравителей» (Тит Ливии, кн. XLII). Марций Филипп, сообщая о тех же деяниях Персея, говорил: «События покажут ему, насколько его злодеяния ненавистны самим богам» (Тит Ливии, кн. XLIV). Сюда относится следующее место из Валерия Максима: «Убийство Вириата [32] вызвало обвинение в двойном вероломстве: против его друзей, так как он был умерщвлен их руками; против консула Кв. Сервилия Цэпиона, который был виновником этого злодеяния, обещав безнаказанность, причем победу не одержал, но, так сказать, купил» (кн. IX, гл. 7).

5. Причина того, почему здесь принято иное соглашение, чем по другим вопросам, — та, которую мы привели выше по поводу отравления ядом, а именно — боязнь, чтобы не возросла опасность для жизни преимущественно тех, кто занимает высокое положение в государстве. Эвмен не соглашался допустить, «чтобы кто-нибудь из вождей надеялся победить таким позорным способом, пример чего мог бы быть обращен против него самого» (Юстин, кн. XIV).

У Юстнна (кн. XII) сказано, что когда Бесс занес руку на Дария, то тем самым это стало примером и общим делом .для всех царей. А Эдип, намереваясь отомстить за убийство паря Лая, так говорит у Софокла:

Отмщая за него, я защищаю сам себя.

Глава IV   627

И у Сенеки в трагедии на тот же сюжет указывается: Царя охрана — есть забота всех царей

В письме римских консулов к Пирру, царю македонскому, написано: «Нам казалось, что желать твоей безопасности есть то же, что действовать путем общего примера и в интересах взаимного доверия».

6. Таким образом, в войне торжественной или между теми, кто имеет право объявлять торжественную войну, этого делать не дозволено; в прочих же случаях это считается как бы дозволенным согласно тому же праву народов. Так, Тацит заявляет, что соответствующие козни [33] против изменника Ган-наска не были позорны («Летопись», кн. XI). Курций полагает, что измена Спитамена могла бы казаться менее злостной, потому что никому не представлялось что-либо предосудительным по отношению к Бессу, убийце его царя (кн. VII). Так же точно и вероломство, направленное против морских и прочих разбойников, хотя и не свободно от порока, но, среди народов пользуется безнаказанностью ввиду ненависти к тем, против кого оно направлено.

Противно ли изнасилование праву на родов?

XIX. 1. О насилиях над женщинами во время войны можно прочесть то как о чем-то дозволенном, то как о недозволенном. Те, кто считает подобное насилие дозволенным, видят в этом причинение обиды другому лицу, полагая, что право войны влечет неизбежно подчинение проявлениям любого рода враждебных действий. Лучше рассуждают другие, видя в насилии над женщинами не только причинение личного оскорбления, но проявление грубой страсти; поскольку оно не служит ни целям личной безопасности, ни наказанием, то поэтому не должно оставаться безнаказанным ни на войне, ни в мирное время. И таково положение позднейшего права народов, не всех, но наилучших из них. О Марцелле, например, можно прочесть, что перед взятием Сиракуз он позаботился об охране целомудрия [34], даже по отношению к неприятелю (Августин, «О граде божием», кн. II). Сципион у Ливия сказал, что как ему, так и римскому народу «важно не нарушать чего-либо, что где-либо соблюдается свято» (кн. XXVI). Где-либо — это, то есть, у наиболее образованных народов. Диодор Сицилийский сообщает о воинах Агафокла: «Их преступное неистовство не щадило даже женщин» [35]. Элиан, повествуя о победе сикионцев, предавших насилию стыдливость пелленейских жен и девиц, восклицает: «Жестокость, клянусь богами Греции, насколько не изменяет мне память, не одобренная даже у самих варваров!».

2. Это должно соблюдаться среди христиан [36] не только как часть военной дисциплины, но и как часть права народов; то есть необходимо, чтобы тот, «то посягнет на целомудрие хотя бы и на войне, был всюду подвергнут наказанию. Ибо и по еврейскому закону никто не мог причинять насилия безнаказанно, как можно понять из того места, где предписано жениться на пленнице [37] и запрещено ее немедленно продать (Второзаконие, XXI, 10). К этому месту имеется толкование Бекхая, еврейского учителя: «Бог пожелал, чтобы лагери израильтян были священными местами, не преданными блуду и прочим мерзостям, как лагери язычников». В повествовании об охватившей Александра любви к Роксане Арриан говорит: «Он не

628 Книга третья

пожелал воспользоваться ею как пленницей для удовлетворения своей страсти, но предпочел почтить ее бракосочетанием», и заканчивает повествование восхвалением этого деяния Плутарх о том же поступке пишет: «Он не воспользовался ею во зло ради страсти, но сочетался браком с ней, как достойно философа». Плутарх сообщает также о некоем Торквате, опозорившем неприятельскую девственницу, который по римскому декрету был за это сослан на Корсику [38] (Плутарх) «Сравнительные жизниеописания»).

Предыдущий | Оглавление | Следующий