|
Сегодня |
||
УНИВЕРСАЛЬНЫЙ УЧЕБНИК |
||
Едва ли верна точка зрения исследователей, считающих философско-политические взгляды Платона плодом досужих размышлений, а его самого оторванным от политической жизни анахоретом (…. — уходить в убежище, пустынничество). Платон не только политический философ, но и представитель старинного аристократического рода, исконно связанного с политикой. В «Хармиде», «Тимее», «Письмах» он вспоминает своего предка Солона, поэта и законодателя, политика, ставшего легендой. Участником ряда платоновских диалогов выступает дядя по материнской линии — Критий, сын Каллесхра. Софист и поэт, образованнейший и талантливый человек, приверженец аристократии, Критий возглавлял правительство «тридцати тиранов» в Афинах в 404—403 гг. до н. э. Главков, Архит, Хармид, Спевсипп — племянник философа, Адимант — его брат и другие друзья и близкие родственники упоминаются не только самим Платоном, но и Диогеном Лаэртием и Плутархом как деятельные персонажи тех или
50 ПРЕДИСЛОВИЕ
иных политических событий. Отчим Платона — после смерти отца Аристона мать Периктиона вышла замуж вторично — Периламп являлся соратником и личным советником Перикла, стратега и руководителя, обеспечившего золотой век афинской демократии.
Думается, перечисленного достаточно для вполне однозначного вывода о том, что философа ждали высокая государственная должность, политическая карьера и самое активное, по его собственным словам, «участие в общегосударственных делах».
Вопреки семейной традиции под влиянием Сократа (об этом спорят) Платон отказывается от активной политической деятельности, но не теряет (это бесспорно) интереса к политике. В этом убеждают направленность его научных поисков, тематика и содержание его произведений, поездки на Сицилию с политическими целями. Этот вывод подтверждает выработанное и теоретически обоснованное им понятие политики (…), сам термин, восходящий к Платону. Его практическая философия и этика по существу сформировали начала политической науки, ее преддверие.
Платону свойственно широкое понимание политики как «искусства, которое правит всеми прочими и печется как о законах, так и вообще обо всех делах государства, правильно сплетая все воедино». Политика у Платона впитывает в себя весь накопленный опыт практики государственного, правового, социально-культурного и нравственно-воспитательного воздействия на людей и межчеловеческие отношения. «Тысячи государств возникали в этот промежуток времени (со времени появления государства.— Т. Е.) одно за другим и соответственно не меньшее количество их погибало. К тому же они повсюду проходили через самые различные формы государственного устройства, то становясь большими из меньших, то меньшими из больших или худшими из лучших и лучшими из худших». В чем причина этих перемен? Что учреждено хорошо, а что нет? Какие изменения сделают государство счастливым? Такие риторические вопросы задает Платон — безымянный афинянин — своим собеседникам. Он сам подводит их к выводу о том, что политика есть проявление социальной культуры, знаний, практического опыта и умения применять их в управлении социальными процессами. В политической культуре он склонен усматривать средство, способное противостоять разрушительной стихии массового недовольства, преступности и насилия. Политическая, социальная культура у Платона материализуется в государстве и законе, в разумной организации государственной власти посредством закона. Она реализуется в политической деятельности как «высшее мастерство» правления, политическое искусство, отражающее диалектику государственного воздействия на общество и общества на государство.
Афинский мудрец считает необходимым сначала выяснить политическую необходимость власти, ее социальную ценность, реальные основания, на которых она возникает и осуществляется, а потом заняться выяснением того, что такое политическое искусство. В цитированных уже «Законах» философ так и ставит вопрос: «На каких основаниях одни должны править, а другие подчиняться в больших государствах и малых семьях?» И потом перечисляет эти основания: во-первых, отцовская и материнская власть, во-вторых, и далее, он использует
ПРЕДИСЛОВИЕ 51
деление на старших и младших, благородных и неблагородных, свободных и рабов, сильных и слабых, отдавая везде власть первым из перечисленных, поскольку это «необходимый вид власти, сообразный с природой всех живых существ». При этом Платон определяет свое главное требование к власти: «Чтобы несведущий следовал за руководством разумного и был под его властью». Последнее обстоятельство составляет важное условие обуздания той человеческой природы, в которой проявляется господство сильного над слабым, и перехода от «насильственной власти закона» к «добровольному его подчинению». Классификация оснований власти и ее видов завершается у Платона седьмым видом власти, который объявляется им самым «счастливым и угодным богам»,— это занятие того или иного властного поста «по жребию». Демократический и обезличенный способ формирования органов власти, по его мнению, исключает борьбу за нее и создает обстановку полного политического равноправия. В данном случае экономичность и эффективность власти резко возрастают, поскольку ничего не требуется, кроме того, чтобы «вынувший жребий» правил, а «не вынувший» отступил и подчинился. Здесь же исключаются разногласия. «Это величайшее невежество, хотя и кажется мудростью».
Размышляя о природе политической власти, Платон часто ставит собеседника перед парадоксом. Например, оказывается, «где всего менее стремятся к власти те, кому предстоит править, там государство управляется лучше всего и распри отсутствуют полностью; совсем иначе бывает в государстве, где правящие настроены противоположным образом». Есть ли необходимость подчеркивать еще раз, что глубокое проникновение в сущность политической власти, классификация и характеристика различных ее государственных форм, как совершенных и предпочтительных, так и отрицательных или дурных,— отнюдь не простые умозрительные конструкции «идеалиста» Платона? В основе этих теоретически выверенных положений лежат пристальные, скрупулезные исследования политических режимов многочисленных полисов Великой Эллады и сопредельных государств. Только выдающаяся политическая наблюдательность и немалая осведомленность, приобретенная во время пребывания в разных странах, прошедшие через горнило философского анализа, могли дать Платону возможность заинтересовать читателя своими «политическими» диалогами спустя сотни и тысячи лет.
Важной составляющей вопроса природы политической власти является такой ее аспект, как социальное назначение политики. Для чего и с какой целью существует политика? Зачем ею занимается Платон, казалось бы «снявший» все проблемы своей государственной и правовой теорией, обосновавший принципы государственного строительства, наметивший главные направления в развитии законодательства? Па все эти и подобные им вопросы ответ дает сам античный мыслитель.
Дело в том, что закон «самонадеянно» категоричен, он «никак не может со всей точностью и справедливостью охватить то, что является наилучшим для каждого, и это ему предписать». Поскольку существует «несходство... между людьми и между делами людей, а также и то, что ничто человеческое никогда не находится в покое», необходимо политическое правление, необходима политика. «Ведь если
52 ПРЕДИСЛОВИЕ
думают, что с изданием законов, как бы хороши они ни были, уже устроено государство, то это совсем неверно в том случае, если во главе государства не стоит влиятельный человек, заботящийся о нем и о его повседневном образе жизни...»
Платон подчеркивает диалектическую сложность взаимосвязи закона и политики. Мудрые законы, выражающие идею общего блага и справедливости, должны гарантировать разумность государственной политики, а политика должна «отличаться упорядоченностью», давать людям «жить мирно, занимаясь собственными делами и не вмешиваясь в чужие». Для этого ей следует соединить «по сродству вечносущую часть их душ божественной связью, а уж после того животную часть их душ — связью человеческой» и не следует править властно, тиранически, «с помощью силы».
«Политическое правление,— подчеркивает Платон,— есть мягкое попечительство», оно не допускает погрешностей, «умно и искусно уделяя всем в государстве самую справедливую долю, умеет оберечь всех граждан и по возможности сделать их из худших лучшими». Кроме того, политика — это искусство, искусство вполне конкретное в историческом и социальном смысле, а не единое для всех времен и народов, абсолютное и абстрактное. Платон выступает против «однозначного» понимания какого бы то ни было искусства «в отношении всех людей и на все времена», особенно политического искусства.
Вместе с тем гарантией против недоброкачественного правления и ошибок правителей может быть только закон, который «свойствен человеческой природе и способен выражать высшее человеческое благо — справедливость».
Соотношение «политика — закон» становится особенно важным в периоды политической нестабильности, когда в государствах происходит борьба за власть. В этом случае, по Платону, «спасение государства» состоит в том, чтобы политические и государственные деятели стали «служителями закона». Широко известно часто цитируемое положение философа на сей счет: «Я вижу близкую гибель того государства, где закон не имеет силы и находится под чьей-либо властью. Там же, где закон — владыка над правителями, там они — его рабы, я усматриваю спасение государства и все блага, какие только могут даровать государству боги». Но и здесь подход должен быть конкретно-историческим, творческим и неформальным. Когда дело касается охраны государства, а тем более его спасения, Платон не ограничивается одной законностью. В «Политике» он призывает к решительным политическим акциям, к властным действиям. «И пусть они,— настаивает ученый,— очищают государство, казня и изгоняя некоторых, во имя его блага», и до тех пор, «пока это делается на основе знания и справедливости, и государство по мере сил превращается из худшего в лучшее».
Как политически грамотно, разумно и законно принять справедливое решение? Как поступить в конкретной политической ситуации? Предвидя такие трудности, античный философ разрабатывает общие принципы политического поведения. Первым из них, обязательным и для тех, кто правит, и для тех, кем правят, он выдвигает принцип приоритета целого, общественно-государственного, перед частным и личным. Платон формулирует его довольно пространно: «Тот, кто
ПРЕДИСЛОВИЕ 53
заботится обо всем, устроил все, имея в виду спасение и добродетель целого, причем по возможности каждую часть, испытывает и совершает то, что ей надлежит. Над каждой из этих частей, вплоть до наименьших, поставлен правитель, ведающий мельчайшим проявлением всех состояний и действий: все это направлено к определенной конечной цели».
Аналогичным образом, не делая отличий между властвующими и подвластными, философ предписывает в качестве другого общеобязательного правила политического поведения всех принцип господства и подчинения. Оба этих качества должны сопутствовать каждому человеку независимо от его положения в обществе и государстве. «Каждый человек должен мыслить обо всех без исключения людях так: не может стать достойным похвалы господином тот, кто не был раньше подвластным; поэтому более, чем умением хорошо властвовать, должно хвалиться умением хорошо подчиняться»,— указывает мыслитель. И прежде всего следует располагать «умением подчиняться законам, что будет означать подчинение богам; затем — умением юношей подчиняться старшим, честно прожившим всю свою жизнь».
Разумеется, принципы политического поведения должны в первую голову занимать тех, кто правит. В наиболее общем виде эти требования формулируются следующим образом: во-первых, не имеет значения, «правят ли эти люди согласно нашей доброй воле или против нее, согласно установлениям или без них, богаты они или бедны, они правят в соответствии с неким искусством правления»; во-вторых, они должны быть «истинно знающими», в-третьих, быть в состоянии управлять добродетельно и со знанием дела, «справедливо и честно уделяя каждому свое», а не бесчестить, убивать и причинять зло любому, кому он вздумает.
Вообще Платон предъявляет самые высокие требования к политику— «царственному мужу», придирчиво присматриваясь к тем, кто занимает высокие места в государственной иерархии, и делая скептические выводы: нынешние «политики больше напоминают по своей природе, а также образованию и воспитанию подвластных, чем властителей». Политика, как ее представляет Платон, должна быть уделом не всех и даже не большинства людей. Политика по плечу только избранным, располагающим для этого необходимыми качествами от природы, умудренным опытом, философски образованным людям, которые понимают, что есть разумное, нравственное, что есть общее благо. Он высказывает серьезные опасения в связи с тем, что справедливость в деле управления государством может быть серьезно подорвана, если в него будут вмешиваться ремесленники всевозможных цехов, купцы, крупные собственники, а тем более необразованные простолюдины, беднота.
Любое занятие требует специальных знаний, соответствующей подготовки. Политическое управление выделяется из среды прочих занятий и ремесел тем, что является самым великим, «царственным» искусством. Для него требуются не только особые знания, специальное воспитание и подготовка, но и призвание, полученное от природы. «Ведь это одно из сложнейших и самых труднодостижимых умений».
Poetae nascuntur, oratores fiunt — «поэтами рождаются, ораторами становятся», так выскажется Цицерон, приезжавший в платоновскую Академию. Едва ли с ним согласился бы Учитель, поскольку для
54 ПРЕДИСЛОВИЕ
политика мало природных талантов. Для того чтобы превратиться в политика, «стать» им, необходимо особые, природные «царственные» качества приумножить, развить и отточить посредством всестороннего и глубокого философского образования, практического политического опыта и нравственного, духовного совершенствования.
Вероятность соединения всех этих качеств в одном человеке уникальна, если «вообще существует такое искусство и полное знание его, то это крайняя редкость»,— сознается Платон, Ни «множество богатых людей, ни весь народ в целом не в состоянии овладеть этим знанием». Искусством управлять можно овладеть сообща, можно подобрать и правителей, действующих в согласии. Но это уже зависит от государственного устройства, поскольку из государственных устройств то необходимо будет правильным, в котором можно будет обнаружить истинно знающих правителей, а не правителей, которые лишь кажутся таковыми, «кто делает вид, что они политики, и убеждает в этом многих, на самом же деле вовсе не таковы».
Кто же он такой, политик — «пастырь человеческого стада»? Читатель познакомится с ним в одноименном диалоге, где философ обстоятельно описывает идеальный тип политика-правителя. Платон начинает свою типологию с первого из возможных вариантов правителя, с пастуха, пасущего стадо. Но он отказывается признать его достойным на том основании, что дальше «скотокормления» такой правитель не уйдет. Далее политик уподобляется врачу. Правитель-лекарь ценен Платону за знания способов врачевания больного. Они полезны для отсечения всего вредного и заразного в общественном организме, для вырезания тех «сот с медом», на которых плодятся и кормятся «трутни с жалом» или «без жала».
Тип правителя-кормчего также имеет в глазах Платона известную привлекательность. «Подобно тому как кормчий постоянно блюдет пользу судна и моряков, подчиняясь не писаным установлениям, но искусству, которое для него закон, и так сохраняет жизнь товарищам по плаванию, точно таким же образом заботами умелых правителей соблюдается правильный государственный строй, потому что сила искусства ставится выше законов». Однако сомнения по поводу благородного кормчего и умелого лекаря остаются. В конце концов, «приняв в уплату деньги от родственников больного или от его врагов», врач «часто просто его убивает». Кормчие также, случается, делают то, что неприемлемо для политического деятеля. Потерпев крушение в море, они выбрасывают людей за борт и строят другие козни.
Пожалуй, в наибольшей степени вниманием Платона завладевает образ государственного деятеля — ткача. Тонкий политик, как и искусный ткач, соединяет между собой то, что в обычной жизни кажется несовместимым. Связь эта диалектическая, которая «целиком и полностью дело царского ткачества». Думается, что уподобление политика ткачу понимается Платоном минимум трояко. Во-первых, «царское искусство прямым сплетением соединяет нравы мужественных и благоразумных людей, объединяя их жизнь единомыслием и дружбой и создавая таким образом великолепнейшую и пышнейшую из тканей». Во-вторых, сам правитель должен «переплести» в своем характере мужество, рассудительность и многие другие необходимые для дела госу-
ПРЕДИСЛОВИЕ 55
дарственного управления, но часто несовместимые качества. В-третьих, в тех случаях, когда политическое руководство требует многих правителей, искусство шелкопрядения поможет «смешивать их между собой в равных количествах, ведь в высшей степени мягкому, справедливому и спасительному нраву благоразумных правителей недостает резкости, своего рода острой и действенной дерзновенности».
Кстати, именно в ходе поиска лучшего типа правителя у Платона и рождается само определение политического искусства: «Если обозначить одним именем способность того искусства, которое правит всеми прочими и печется как о законах, так и вообще обо всех делах государства, правильно сплетая все воедино, то мы по справедливости назовем его политическим».
Политическое искусство у Платона структурировано, иерархично, полифонично. Как высшее из всех искусств, известных на Земле, оно необходимо включает в себя все его виды. Ни одно из 'входящих в политическое искусство знаний, умений, навыков не может претендовать на первую роль в политическом управлении. И только последнему «ведомо начало и развитие важнейших дел в государстве, благоприятные и неблагоприятные для них времена». Философ увлекается. В полемическом преувеличении он заявляет, что искусство государственного управления, действительно являющееся царским, «не должно само действовать, но должно управлять теми искусствами, которые предназначены для действия».
И все же среди прочих есть сферы и направления деятельности, наиболее близкие государственному управлению. Это судебное, ораторское, военное искусства. Судебное искусство есть осуществление судейской власти, «хранительницы законов и служанки царской силы». Собственная ее добродетель в том, что судья не склоняется к нарушению распоряжений законодателя при разборе взаимных обвинений тяжущихся сторон.
Ораторское искусство Платон ценит весьма высоко — «с помощью слова и рассуждения гораздо лучше можно выписать любое изображение, чем с помощью живописи и какого бы то ни было другого ручного труда,— лишь бы уметь это делать. Другим же — тем, кто не умеет,— надо пользоваться работой рук». Отметим, что эти рассуждения античного грека встречали возражения впоследствии. Так, в эпоху Возрождения Леонардо да Винчи ставил именно изобразительное искусство, живопись на недосягаемую высоту, а искусство слова называл «слепой живописью». Поль Верлен, французский поэт-символист конца XIX в., считал, что «за музыкой только дело», остальное же — чистая литературщина.
Но Платон свою позицию не только объявляет, но и старается доказать, причем взвешивая аргументы «за» и «против». Искусство оратора помогает политику, ибо это «умение убеждать большинство». Но оно не всегда основано на науке, которая «указывает, надо ли применять убеждение или нет». Зачастую витии воздействуют на толпу не с помощью поучения, а «путем воздействия на воображение».
Военная наука, что «рождается из всего военачальнического и воинского опыта», при всей ее значимости не может «дать совет относительно того, надо ли воевать или лучше покончить дело миром». В реальной жизни поэтому предпочтительнее комбинация
56 ПРЕДИСЛОВИЕ
разных умений и навыков, часто противоположных. Например, мужество агрессивно и воинственно и способно навлечь на себя вражду многих могущественных людей. Рассудительность же отличается «чрезмерной любовью к покою и досугу и нередко оказывается слабой стороной». Таким образом, по Платону, в политике необходимо мужество, дерзновение в деле, которое должно уступать в свою очередь справедливости и мягкости, свойственной мудрости.
При всей идеалистичности в политике Платон обнаруживает солидную долю трезвости и реализма, в чем можно было убедиться выше. Он делает попытку проблемного подхода к политической сфере. Он не уходит от вопросов, например, о том, каковы шансы на успех у того государства, где не оказалось идеальных политиков, правителей, отвечающих всем необходимым требованиям политической науки, или что могут предпринять политики, стоящие у руля правления в государстве, оказавшемся в опасном круговороте событий, перед лицом внешней угрозы или внутренней катастрофы.
В этом случае политик-правитель должен обратиться с помощью музы истории Клио к реальной политической жизни Великой Греции. Единый эллинский мир — пестрая политическая амальгама многочисленных греческих государств, связанных культурными, торговыми, военными и хозяйственными отношениями, дружбой и враждой, общими опасностями и торжествами. Политика прежде всего должна была заинтересовать чрезвычайно богатая и бурная политическая жизнь полисов, критическое осмысление ее уроков, позитивных и негативных, калейдоскопическая, не всегда красивая, но быстрая и неожиданная смена форм правления, череда руководящих политических кланов, стихийных восстаний и их жестоких подавлений, блестящего политического лидерства государственных деятелей и их бесславного конца.
Платона основательно занимал феномен реальной политической жизни во многих древнегреческих полисах, но, разумеется, прежде всего в Афинах. Для местного политического режима, по его мнению, были свойственны безграничная демократия и излишняя свобода. «Крайняя свобода для народа такого государства состоит в том, что купленные рабы и рабыни ничуть не менее свободны, чем их покупатели». При таких порядках особенно пагубны последствия борьбы за власть и злоупотребления ею. Еще и еще раз возвращается философ к данной проблеме: «Чрезмерная свобода, по-видимому, и для отдельного человека, и для государства оборачивается не чем иным, как чрезвычайным рабством». Он указывает на правило: где нет порядка, не царит необходимость, жизнь лишь кажется «вольной и блаженной». Та же болезнь, что развивается в олигархии и губит ее, «подтачивает демократию и порабощает ее».
Рассматривая формы политического режима, Платон наибольшее внимание уделяет трем из них—демократии, тирании и олигархии.
Демократия — это власть народа, т. е. тех, кто «трудится своими руками, чужды делячества, да и имущества у них немного». Именно они «всего многочисленнее и при демократическом строе всего влиятельнее, особенно когда соберутся вместе», но, правда, у них нет желания делать это часто, особенно если «им не достается их доля меда». Тем не менее демократия возможна в том случае, если «бедняки, одержав победу,
ПРЕДИСЛОВИЕ 57
некоторых из своих противников уничтожат, иных изгонят, а остальных уравняют в гражданских правах и в замещении государственных должностей». Власть же при полном «демократическом строе» должна происходить «большей частью по жребию», т. е. в форме наиболее полного политического равенства, «уравнивающего равных и неравных».
Однако здесь вступает в дело диалектика, в соответствии с законами которой все чрезмерное обычно вызывает изменения в противоположную сторону. И наблюдается это не только в природных явлениях, но и в политических режимах. Демократия, по утверждению Платона, несет в себе зародыши поражения, поскольку в «демократических людях» остается весьма пагубное наследие от олигархического строя, в котором власть имущих порождает у бедных соблазн, отстранив их, самим стать имущими. Демократия — строй «приятный и разнообразный», но «не имеющий должного управления». Кроме того, к руководству может прийти политический лидер без должных на то оснований. Демократия нисколько не озабочена тем, «кто от каких занятий переходит к государственной деятельности. Человеку оказывается почет, лишь бы он обнаружил свое расположение к толпе». Но еще опаснее то, что из состояния «крайней свободы», «своеволия», «своеобразного равенства» демократия склонна перерождаться в куда более жесткие режимы, в частности в тиранию.
Платон убедительно доказывает, что «тирания возникает, конечно, не из какого иного строя, как из демократии; иначе говоря, из крайней свободы возникает величайшее и жесточайшее рабство». Цель, преследуемая тиранией,— захватить власть, удерживать ее, пользоваться ею. Тирания не нуждается в выдающихся политических фигурах. При всем том, что тирания апеллирует к бедным, она крайне расточительна. Стремясь удовлетворить потребностям правящей верхушки, она «в битве с бережливым началом... одержит верх» и с бесчестьем, как изгнанницу, вытолкнет вон стыдливость, обозвав ее глупостью, а рассудительность назовет недостатком мужества и выбросит ее, закидав грязью. Тиран, подчеркивает Платон, появляется вначале «как ставленник народа». Чуть достигнув власти, он требует, чтобы народ назначил ему телохранителей. Добившись же того, чтобы иметь в руках чрезвычайно послушную толпу, «разве он воздержится от крови своих соплеменников?». Он станет избавляться от тех, «кто мужествен, кто великодушен, кто разумен, кто богат», и, «как это обычно бывает, привлекать их к суду по несправедливым обвинениям и осквернит себя, отнимая у людей жизнь». Тиранический политический режим, по Платону, есть явление социальное, ибо он происходит из разных причин, среди которых философ перечисляет и многочисленность последователей, и безрассудство народа, и психологическую предрасположенность. Тиран тот, указывает Платон, «кто сам в себе, то есть в своей душе, носит самого великого и отъявленного тирана».
Власть делает тирана завистливым, вероломным, несправедливым, недружелюбным и нечестивым. Поддерживая и питая всяческое зло, «он будет чрезвычайно несчастен и такими же сделает своих близких». Коварно уничтожив своих врагов, он будет «постоянно вовлекать граждан в какие-то войны, чтобы народ испытывал нужду в предводителе». «На колеснице своего государства» он уже будет стоять
58 ПРЕДИСЛОВИЕ
не как «представитель народа, а как совершенный тиран». С учетом сказанного понятно, почему Платон тиранический политический режим расценивает как «крайнее заболевание государства».
Еще один вид извращенного государственного устройства — но олигархия, «преисполненная множества зол». Она держится «исключительно на военной силе» или же была прежде установлена «путем запугивания». Здесь царит имущественный ценз, у власти стоят богатые, а бедняки не участвуют в правлении. Очевидно, «раз в государстве почитают богатство и богачей, значит, там меньше ценятся добродетель и ее обладатели». Порочность такого политического режима для Платона совершенно ясна. Во-первых, развивается наклонность к стяжательству и наживе, богачами восхищаются, их назначают на государственные должности, а бедняки там не в почете; во-вторых, богатство не допускает способных, но бедных людей к управлению государством; в-третьих, это государство расколото на бедняков и богачей; в-четвертых, оборона такого государства затруднена, ибо надо «давать оружие в руки толпы», и т. д. Не случайно олигархия, находясь в состоянии неустойчивого равновесия, от малейшего толчка приходит в полное расстройство. Такое государство «заболевает и воюет само с собою по малейшему поводу». Оно прекращает свое существование и перерастает в другие политические формы, в частности в демократию.
Рассматривая самым подробным образом причины подобных катаклизмов и метаморфоз, Платон ставит в повестку дня inter alia в качестве первостепенного вопрос о манипулировании общественным сознанием и воздействии на политическую волю и поведение. Он как будто предвидит, что через тысячи лет, в конце XX в., это станет острейшей социально-политической проблемой. Конечно, бессмысленно искать на страницах платоновских произведений примелькавшиеся сегодня термины— у него свой словарь и свои категории, но суть от этого не меняется. Мыслитель со всей настойчивостью предупреждает об угрозе социальной лжи — «гибельного обычая, переворачивающего государство как корабль», служащего прикрытием хищнических устремлений тех, для кого политика есть лишь средство индивидуального или коллективного самоутверждения у власти.
Он пишет об особом роде «людей, праздных и расточительных, под предводительством отчаянных смельчаков, за которыми тянутся и не столь смелые». Их Платон уподобляет «трутням, имеющим жало». Они существуют при всех видах политического режима, но «при демократии», как считает философ, они получают наибольший простор в деле захвата власти. За редкими исключениями, они «чуть ли не стоят во главе: самые ядовитые из трутней произносят речи и действуют, а остальные усаживаются поближе к помосту, жужжат и не допускают, чтобы кто-нибудь говорил иначе».
Воздействие «трутней с жалом» на молодое поколение, не имеющее политического опыта и устоявшихся жизненных ориентиров, особенно разрушительно. «Опорожнив и очистив душу юноши, уже захваченную ими и посвященную в великие таинства, они затем низведут туда, с большим блеском, в сопровождении многочисленного хора, наглость, разнузданность, распутство и бесстыдство, увенчивая их венками и прославляя в смягченных выражениях: наглость они будут называть про-
ПРЕДИСЛОВИЕ 59
свещенностью, разнузданность — свободой, распутство — великолепием, бесстыдство — мужеством».
Еще и еще раз возвращается Платон к подрывной деятельности демагогов, выворачивающих наизнанку традиционные политические ценности, сеющих отравленные семена политического негативизма и правового нигилизма в неокрепших молодых душах. Охваченный неистовством жалить, трутень, «если он захватит в юноше какое-нибудь мнение или желание, притязающее на порядочность и не лишенное еще стыдливости... убивает их, выталкивает вон, пока тот совсем не очистится от рассудительности и не преисполнится нахлынувшим на него неистовством».
Софисты, интриганы, политические фальсификаторы, паразитирующие на здоровом социальном теле, ведут настоящую «битву с бережливым началом». «В убеждении, что умеренность и порядок в расходовании средств — это деревенское невежество и черта низменная, они (трутни.— Т. Е.) удалят их из своих пределов, опираясь на множество бесполезных прихотей».
Так политика превращается в политический фарс, в зрелище, «когда во главе государства, где демократический строй и жажда свободы, доведется встать дурным виночерпиям, государство это сверх должного опьяняется свободой в неразбавленном виде, а своих должностных лиц карает, если те недостаточно снисходительны и не предоставляют всем полной свободы, и обвиняет их в мерзком олигархическом уклоне».
Манипулирование общественным сознанием, политическая софистика и демагогия получают наибольший простор, как писал Платон, «при демократии». Но было бы ошибкой считать, что при других политических режимах они не имеют возможности установить свое господство. Они используют то, что должно с полным правом назвать «ложью, укоренившееся в душе невежество, свойственное человеку, введенному в заблуждение». Поскольку словесная ложь — это уже воспроизведение душевного состояния, а слово является важнейшим средством общения между людьми, то потеря доверия ко всякому слову порождает человеконенавистничество. Оно-то и приводит к тому, что неразумное пользование свободой превращается в своевольно используемую власть под видом свободы. «А кончат они...— говорит Платон,— тем, что перестанут считаться даже с законами — писаными или неписаными,— чтобы уже вообще ни у кого ни в чем не было над ними власти».
«При демократии» большой вес набирают «трутни с жалом», силой отстраняя людей от занимаемых должностей, «потому что ничем другим они не могут набить себе руку». Они могут кормиться тем медом, который отберут у других. Находясь у власти, они имеют «возможность отнять собственность у имущих и раздать ее народу, оставив, правда, большую часть себе».
Не меньше политических лицедеев-«трутней» и в олигархии. Именно они внушают низшим слоям мысль, что «люди богаты лишь благодаря малодушию бедняков», что «господа-то нагни — никчемные люди». В конце концов их действия обретают реальную политическую силу, когда они обещают передел земли и ликвидацию долговых обязательств, «дав оружие в руки толпы».
Тирания тоже в конечном случае — происки «трутней с жалом». Чтобы удержаться у захваченной власти, они неизбежно выдвигают
60 ПРЕДИСЛОВИЕ
и ставят во главе государства тирана. Но делают это хитро, чужими руками. На их уловки поддаются и неимущий народ, обманутый клеветниками, и по неведению имущие слои. Все становятся у них игрушкой, ибо «тот самый трутень ужалил их», породив зло.
Поставив столь сложную политическую проблему, Платон сам и предлагает ее решение, главным в котором является превентивная охрана государства от появления в нем всякого рода «трутней», особенно тех, у кого есть или может быть «жало». Правителю — «хорошему врачу» и «государственному законодателю» надо «заранее принимать против них меры не менее, чем опытному пчеловоду,— главным образом, чтобы не допустить зарождения трутней,— но, если уж они появятся, надо вырезать вместе с ними и соты». Политикам-правителям необходимо постоянно быть начеку и знать, что для «нарушения равновесия болезненного (государственного.— Т. Е.) тела достаточно малейшего толчка извне, чтобы ему расхвораться, а иной раз расстройство в нем бывает и без внешних причин... иной раз междоусобица возникает и без постороннего вмешательства». И он дает такое государственное устройство, которое может быть и идеальное оттого, что «идеально» спасает государство от грозящей перманентной угрозы. Его «коммунистический» проект исключает полное равенство — недостижимую химеру, исключает жребий — обезличку и произвол случая, зато предоставляет народу достаточную свободу по принципу «каждому свое — по природе и от каждого — необходимое по справедливости». Избранные, но отнюдь не избранники, мудрецы-философы, «охранители законов» и искусные воспитатели-наставники вершат политику на пользу людям.
Вместе с тем весь жизненный и научный опыт заставлял его трезво смотреть на вещи: идеальный homo politicus не рождается по воле случая и редко становится таковым, а искусство управления людьми — «одно из сложнейших и самых труднодостижимых умений». Поэтому сам политический режим, государственное устройство должны быть такими, при которых политические способности могли бы проявиться в полной мере, и те, кто действительно к тому способен, продвигались бы к вершине правления и занимали бы там подобающее место. Поэтому, перебрав самые различные формы правления и государственного устройства, политические режимы, он вполне резонно указывает на то, что лишь тот из них «необходимо будет правильным, в котором можно будет обнаружить истинно знающих правителей».
Таким образом, именно своим «Политиком» — считают, что «Законы» дописаны уже учениками,— Платон как бы завершает не хронологически, а предметно разработку государственно-правовой проблематики. Содержательную бездонность глубины он сочетает с диалектическим методологическим подходом, констатацию факта, увиденного непредвзято,— с научным прогнозом, освещенным его прозорливым гением. Внешняя, кажущаяся противоречивость при этом на поверку оказывается синтетичностью позиции.
В самом деле, Платон не допускает мысли о бесконтрольности власти, об отсутствии ответственности за действия политиков и правителей, такого положения, при котором «браздодержатели» стояли бы над законом и вне закона. Он предупреждает всех: «Не следует быть мудрее закона», не должно быть «своеволия» в управлении государ-
ПРЕДИСЛОВИЕ 61
ством, «когда исполнится год правления» любого правителя, надо поставить перед судом народа и потребовать у него отчета. Но одновременно он подчеркивает, что «законодательство — это часть царского искусства; однако прекраснее всего, когда сила не у законов, а в руках царственного мужа, обладающего разумом», поскольку «закон никак не может со всей точностью и справедливостью охватить то, что является наилучшим для каждого, и это ему предписать». Таким образом, в результате выполнения законов — «никто из граждан никогда не должен сметь поступать вопреки законам» — создается законность в государстве. Но правопорядок, по Платону, понятие более широкое и емкое. Оно идет от права, учитывает политическую волю правителя, политическую среду, другие политические условия и обстоятельства.
Казалось бы, противоречивая позиция проясняется с помощью диалектики, которая, «подобно карнизу, венчает все знание». Закон составляет условие появления политика и совершенного политического строя. Но при всей верности закону, который должен выражать божественную мудрость и справедливость, философ признает необходимость эффективной, инициативной политики. Он указывает на возможности наилучшего правления того, кто владеет высшим «царским искусством».
Политика у Платона есть диалектический синтез общечеловеческих интересов и ценностей с ценностями и интересами национальными. Он одним из первых обосновал необходимость выдвижения этических категорий на важнейшие позиции в шкале политических ценностей. Разрабатывая гуманистические основы политики, он ищет возможности торжества добра как общей идеи блага над злом, над ложью, здравого смысла над демагогией и заблуждениями, справедливости над произволом. В этом, очевидно, кроется объяснение того, что многие положения Платона обрели силу общечеловеческих ценностей, пустили прочные корни в сознании людей, где бы и когда бы они ни жили. Но одновременно у него слышны, и вполне явственно, патриотические мотивы, он желает мира и процветания родным Афинам, Великой Элладе, стоящей маяком цивилизации среди варварского моря. Он с болью пишет о тиране, который может поднять руку на родных отца и мать, так же поступить и со всей родиной... он покарает ее тем, что введет в нее своих подвижников; в рабстве у них будет держаться и воспитываться некогда милая родина-мать. Платон имеет в виду свою «малую родину», когда убеждает друзей в малых размерах совершенного государства. Его гражданам «присуща любовь к своему государству, испытанная в радости и в горе, и должно быть заметно, что от этого своего правила они не откажутся ни при каких трудностях, опасностях или иных превратностях. Кто здесь окажется слаб, того придется отвергнуть, но тот, кто чистым выйдет из этого испытания, словно золото из огня, того надо поставить правителем, оказывать ему особые почести и присуждать награды как при жизни, так и после кончины». Столь длинная цитата приведена, чтобы показать, что человек, написавший эти строки, исповедовал любовь к «милой родине» вполне искренне и серьезно.
Наконец, политика у Платона диалектически синтезирует его теорию идей и учение об общечеловеческой культуре. В теории идей находит свое выражение идеальная устремленность «нашей души ввысь», к непостижимой до конца божественной идее — здесь «идеал»
62 ПРЕДИСЛОВИЕ
Платона напоминает «логос» Гераклита,— которая будет означать и историческое приближение к достижению всеобщего блага и торжества справедливости на земле. В отношении Платона к культуре проявляется, как уже отмечалось, его уверенность в том, что активная познавательная и преобразующая природу деятельность людей продуктивна при условии целесообразного взаимодействия и взаимопомощи общества и государства, при условии развития всех государственно-правовых и политических процессов на прочном основании достигнутой человечеством культуры.
И наоборот, если утопизм Платона усматривать не в надуманной априорности государственного строительства и мелочной регламентации общественных отношений, а в высоких гуманистических идеалах и общечеловеческих ценностях, то они превращаются в затертые клише политического лексикона, теряя необходимую связь с реальной политической жизнью.
Последняя в этом случае все больше демонстрирует господство индивидуального, группового, партийного — в разных смыслах—эгоизма. Пробившиеся наверх частные интересы задают тон в политике, деформируя и девальвируя культурные, национальные и общечеловеческие основы государственного бытия. В этой связи становятся особо ценными советы «мудрейшего из греков», прямо указывавшего, что социальная политика государства только тогда может претендовать на звание «царского искусства» и соответствовать «божественной мудрости» законов, когда не допускает крайних противоречий между бедностью и богатством, расслоения общества на враждующие классы. Главное назначение государства, права, политического искусства, всей социальной культуры, по завещанию Платона,— противостоять как бездуховной апатии и стихийному вандализму масс, так и бездушию и ожесточению власти.
Профессор Е. И. Темнов